Дали джазу что значит
Значение слова «джаз»
1. Род увеселительной, преимущественно танцевальной, музыки.
2. Оркестр или ансамбль, в состав которого входят преимущественно духовые и ударные инструменты и певцы-солисты. На маленькой эстраде визжал, гремел и барабанил с наигранной беззаботностью джаз. Паустовский, Дым отечества.
Источник (печатная версия): Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999; (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
ДЖАЗ, а, и ДЖАЗ-БА’НД, джаз-ба́нда, м. [англ. jazz-band] (нов.). Оркестр, составленный из особого подбора инструментов, преимущ. ударных и шумовых (первоначально негритянского происхождения).
Источник: «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940); (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
1. вид музыкального искусства и музыкальный стиль, сложившиеся в США в конце XIX — начале XX в. на основе сочетания черт европейской и африканской культуры и затем получившего международное распространение ◆ Дальнейшее развитие джаза происходило за счёт освоения джазовыми музыкантами и композиторами новых ритмических и гармонических моделей. «Джаз», 2014 г. (цитата из Википедии)
2. музыкальное произведение (музыкальные произведения), написанные и исполняемые в таком стиле ◆ В невозможные сроки африканцы возвели в отдалении церковь, в которой по вечерам пели джаз, прихлопывая в такт в ладоши и стремясь таким манером развеселить Бога. Дмитрий Липскеров, «Сорок лет Чанчжоэ», 1996 г. (цитата из НКРЯ)
3. оркестр или ансамбль, состоящие из духовых, ударных инструментов и перкуссии, исполняющие произведения такого стиля ◆ Надо нанять джаз, пригласить артистов, а не эту тамбовскую капеллу, как она там… Ильф, Петров, «Широкий размах», 1935 г. (цитата из НКРЯ) ◆ Это была знакомая толпа местных полупижонов, которая обычно толпится у касс кинотеатров в дни появления ковбойских фильмов или часами торчит в вестибюле гостиницы, когда приезжает модный джаз или столичная футбольная команда. Фазиль Искандер, «Сандро из Чегема», 1989 г. (цитата из НКРЯ)
Пианист Даниил Крамер: «Считать джаз элитарным искусством — великое заблуждение»
Пианист Даниил Крамер называет себя человеком из разных миров: он одинаково вдохновенно играет классику, а также джаз, рок, фанк и блюз. Артист совмещает активную гастрольную деятельность с педагогикой, а также много лет занимается популяризацией джаза в нашей стране. На своих уроках он готов видеть не только музыкантов. В интервью ФАН маэстро пригласил на мастер-классы и чиновников от культуры.
— Вы регулярно играете в джаз-клубах, в частности 18 и 23 декабря у вас выступления на культовых московских площадках — в джаз-клубе «Союз композиторов» и «Академ Джаз Клубе» на Арбате соответственно. А сколько всего в Москве и Петербурге сейчас настоящих джаз-клубов?
— Такая картина только у нас?
— Нет, проблема востребованности джазовых музыкантов существует и в Европе, и даже в США. Американским джазменам также приходится работать на стороне. Представления о том, что в США джаз — это культура, которая доминирует и поднята на ура, ошибочны и не отражают реального положения вещей. Американцы относятся к джазу более утилитарно, правда, не все.
— Что вы думаете по поводу расхожего мнения, что джаз — это не массовое, а элитарное искусство, ведь в джаз-клубах не более сотни посадочных мест?
— Я бы не сравнивал выступления в джаз-клубах и концертных залах. Это разные вещи. Нужно и то, и другое, а также фестивали джазовой музыки, конкурсы. Что касается элитарности джаза, то это банальный, примитивный подход к пониманию этого жанра, его неправильное позиционирование в обществе. Так что считать джаз элитарным искусством — великое заблуждение. Искусство джаза не элитарно, если правильно его представлять публике. Конечно, существует музыка, требующая большего интеллектуального развития от тех, кто ее слушает. Но в той же классике есть сложные произведения для слухового восприятия, а есть — простые. Такая классификация применима даже к творчеству одного композитора. Например, у Шостаковича есть Одиннадцатая симфония, но и вальсы, которые все любят. У Бетховена наряду с Девятой симфонией есть также багатели — небольшие легкие пьесы для фортепиано. Моцарт написал «Реквием», а также хитовый «Турецкий марш». У Чайковского — Шестая симфония и фортепианный цикл «Времена года». Список бесконечный. Поэтому вопрос об элитарности актуален для конкретных произведений, а не в целом для академической или джазовой музыки. Правильно говорить об элитарности отдельно взятого исполнителя: как он владеет инструментом, искусством импровизации, в которой заключена вся сущность джаза.
— В 2012 году Петербург на один год был объявлен мировой столицей джаза. Чего в этом решении больше — искусства лоббизма или, собственно, самого джаза?
— Петербург — очень джазовый город. В нем много прекрасных джазовых музыкантов. По качеству исполнения, по пристрастиям Петербург и Москва очень разные. Северная столица более традиционна, на мой взгляд, а Москва, в свою очередь, склонна к экспериментальности. Это моя личная позиция. То, что Петербург десять лет назад был объявлен мировой столицей джаза, вполне логично. Но, опять же, по моему мнению, Москва — тоже достойный кандидат на это звание, что, несомненно, даст толчок к росту популярности этого жанра в городе, где происходит огромное количество культурных мероприятий разного содержания и качества. На сегодняшний день джаз занимает треть мировой культуры. На первом и втором, соответственно, — классика и фольклор, а шоу-бизнес я не считаю искусством. Но к России этот рейтинг не имеет отношения. Поэтому я в свое время и придумал проект «Джаз в академических залах», чтобы исправлять ситуацию.
— Тем, кто играет в большой теннис, запрещают заниматься настольным теннисом, так как техника использования кистей рук взаимоисключающая. Вам пришлось жить по сценарию «Крамер против Крамера», когда из академического пианиста переучивались на джазмена?
— Переход от классики к джазу у меня происходил непросто, вначале не все получалось. Потребовалось лет шесть, чтобы научиться прилично играть джаз. Меня стали тогда называть джазовым музыкантом, но я себя в тот период таковым не считал. Такой кульбит дается не всем. В классике и джазе есть моменты не то чтобы взаимоисключающие, но противоположные друг другу. Задача в том, чтобы владеть ими одновременно. Простой пример: ритмический рисунок классики — кстати, равно как и в поп-музыке — опирается на сильные доли, джаз считает все наоборот. Преодолеть эту разницу очень сложно, поэтому я считаю великой глупостью существование такого понятия, как эстрадно-джазовое искусство. Я, пользуясь случаем, приглашаю на свои мастер-классы чиновников от культуры, чтобы им объяснить, чем джаз отличается от эстрады и почему нелепо называть отделения в училищах и вузах эстрадно-джазовыми. Я стараюсь делать так, чтобы джаз не был лишь развлекательным искусством, а становился глубже. И мне не нужны методички, спущенные дилетантами.
— У вас тем не менее много единомышленников, с которыми вы каждый год даете концерт «День рождения в кругу друзей». Когда зародилась эта традиция?
— Первый такой концерт состоялся лет десять назад в Доме музыки в Москве. Раз сделали концерт в день моего рождения, два, а в третий раз я спросил, не свободна ли следующая дата 21 марта и могу ли я организовывать такие выступления на постоянной основе. Так проект «День рождения в кругу друзей» и попал в программу абонементов Дома музыки. Также сложилась традиция играть концерт каждый год в Большом зале Московской консерватории (БЗК) 14 апреля в день рождения величайшего пианиста Николая Арнольдовича Петрова. И в БЗК оставляют этот день за мной.
— А 30 апреля — Международный день джаза — вы еще нигде не «застолбили» за собой?
— В этот день регулярно дает концерты живая легенда отечественного джаза Анатолий Кролл, а также представляет свои проекты Игорь Бутман. А я предпочитаю делать то, что другие не делают.
Досье
Даниил Крамер — российский джазовый пианист, педагог, композитор и продюсер. Родился 21 марта 1960 года в Харькове. Народный артист РФ (2012), действительный член Российской академии искусств (2014). Известен самостоятельно разработанной схемой гастрольных абонементов джазовой музыки в филармонических залах России.
Учился в Академии имени Гнесиных как пианист академического направления, параллельно Крамер начал серьезно заниматься джазом и в 1982 году получил первую премию на конкурсе фортепианных джазовых импровизаторов в Вильнюсе.
Участвовал во всех отечественных джазовых фестивалях, гастролировал по европейским странам, среди которых Австрия, Венгрия, Германия, Италия, Испания, Польша, Чехословакия, Финляндия, Франция, США и Швеция, а также по странам Центральной и Южной Америки, Африки, побывал в Австралии и в Китае.
Откуда взялось слово «джазист»
Очевидно, мне на роду было написано всю жизнь заниматься джазом. Об этом свидетельствуют многие факты. Во-первых, уже в детстве я постоянно слышал от родителей обвинения в свой адрес в эгоизме. И действительно, я рос типичным индивидуалистом. Это выражалось в том, что мне не хотелось быть похожим на всех. Впервые я остро ощутил в себе это качество уже в пионерском лагере, где, отправляясь строем в столовую или в поход, все пели пионерские песни.
Всю свою сознательную жизнь я ловлю себя на том, что постоянно притоптываю ногой в такт со звучащей в мозгу ритмичной мелодией. А если нога почему-либо зафиксирована, тихо покачиваю головой или даже незаметно двигаю пальцами. Причем это никогда не отвлекало меня, не мешало заниматься чем угодно – сидеть на лекции, беседовать с друзьями, читать книгу, есть и т.д. Нередко посторонние люди, замечая это, даже пытались делать мне замечания. Я же обращал внимание на это лишь когда в моей активности наступала пауза. Тогда выяснялось, что в моей голове звучит что-то ритмичное. Возможно, некоторые сочтут это отклонением от нормы, а всех “гиперкинезов” – мягко говоря, слегка странноватыми. Я склонен думать как раз наоборот, и считаю это качество даром Природы. А всех джазменов – людьми, наделенными особым талантом воспринимать время не как нечто аморфное, а как поделенное на равные доли, соответствующие тому или иному музыкальному темпу.
Поэтому, когда я открыл для себя в 1945-м году музыку, услышанную в американском фильме “Серенада Солнечной долины”, что-то в моей душе определилось, встало на свое место. Восторг, испытанный мною тогда, не передать словами. Я осознал, что вот это и есть мое, что этого у меня уже не отнять. А уже через год после окончания войны, когда началась новая, “холодная” война, все пытались сделать это, уверяя меня, что джаз – это музыка плохая, уродливая, вредная и вражеская. Но меня уже невозможно было убедить в этом, поскольку я понял, что все они врут. Произошло то, что повернуло всю мою дальнейшую судьбу в непростое русло.
Я, десятилетний мальчик, сталинский пионер, перестал верить взрослым людям – школьным учителям и пионервожатым, собственным родителям, всему, о чем писалось в газетах и говорилось по радио. Я понял, что обнаруживать это неверие не стоит, что это опасно. Тогда я замкнулся, стал “себе на уме” и, практически, превратился в диссидента, еще не зная об этом. Кстати, меня это состояние устраивало, ведь оно вполне соответствовало моим индивидуалистическим наклонностям, а также придавало всему существованию некий романтический оттенок. У меня образовалась некая тайна ото всех, кроме немногих близких друзей, разделявших со мной любовь к американскому джазу. До поры-до времени эта тайна была невинной и казалась безопасной. Позднее начались серьезные проблемы, о которых я уже рассказывал.
В предвоенный период, начиная с 1935-го года, у нас вполне официально существовал «советский джаз” в лице Госджазоркестров под руководством Леонида Утесова, Александра Цфасмана и многих других. Но, с началом антиамериканской пропаганды, все советское общество было сориентировано на негативное отношение к джазу, как к типично американскому явлению. Ни о каком “советском” джазе уже никто не мог и заикнуться. Многие музыканты, игравшие в больших джаз-оркестрах, были вынуждены сесть в рестораны, где продолжали исполнять нечто, напоминавшее прежний довоенный джаз, развлекая танцующую и жующую публику. В те времена ходить по ресторанам было делом недешевым, считалось модным и поэтому носило некий элитарный оттенок.
Позже, начав играть джаз, я влился в узкий круг музыкантов, приверженцев бибопа. Это была своеобразная каста, относившаяся с легким пренебрежением к кабацким лабухам. Именно эти молодые люди и начали называть друг друга в соответствии с американскими традициями. Так я стал “джазменом”. А все остальные, включая многих моих друзей, людей вполне интеллигентных, но далеких от джаза, так и считают меня до сих пор “джазистом”. Поэтому, говоря научным языком, “джазмен” – это эзотерический термин, а “джазист” – экзотерический.
Краткий путеводитель по истории джаза
На вопрос, что такое джаз, легендарный музыкант Луи Армстронг как-то ответил: «Если вы спрашиваете, то никогда не поймете, что это». И был бесконечно прав. Джаз – это прежде всего состояние души. А еще – отражение времени. В Международный день джаза РИА Новости предлагает вспомнить об истоках музыки, которую сложно описать словами и невозможно не любить.
Весь этот jasm
Колыбелью джаза считается Новый Орлеан: здесь играли первые оркестры, постепенно распространившие свое влияние на Мемфис, Сент-Луис, Канзас-Сити, Нью-Йорк и Чикаго, здесь были записаны первые джазовые пластинки. У этой музыки когда-то было много имен – и chas, и jasm, и gism, и jas, и jaz, а слово jazz, по одной из версий, впервые появилось на страницах сан-францисской газеты в 1913-м году – ровно сто лет назад.
А еще в конце позапрошлого века у публики появилось новое развлечение – дансинги на спешивших по Миссисипи и Миссури пароходах, где пассажиры веселились под музыку оркестров. В 1920-е на таком корабле с ривербот-ансамблем плавал и молодой Луи Армстронг. Кузницей кадров для джазовых легенд, в самом деле, были отнюдь не музыкальные академии: его ритмы рождались в дешевых барах, полупрофессиональных ансамблях, на улицах бедных эмигрантских кварталов вроде Сторивилла, известного весьма свободными нравами.
Новоорлеанский джаз – это, как правило, групповые импровизации небольших оркестров, где есть труба, кларнет, тромбон, банджо, туба или контрабас, ударные и фортепиано.
И это тоже про джаз В 1918-1919-м годах Новый Орлеан держал в страхе «убийца с топором», или «дровосек», который пробирался по ночам в дома мирно спавших жителей, не щадил ни детей, ни женщин и писал в местные газеты издевательские письма про то, что он «демон из ада». В одном из таких писем маньяк указал дату следующего преступления – 19 марта, спустя 15 минут после полуночи, и пообещал, что не тронет того, кто в это время будет слушать джаз. Джаз в ту ночь слушали всем городом: в увеселительных заведениях не было свободных мест, а на улицы вышли музыкальные ансамбли. Все, и правда, остались живы. А вот кем был «дровосек», мы, видимо, уже никогда не узнаем.
Нигде, как в Чикаго
В 1920-е саксофон звучит не только над Америкой: под сводящие с ума ритмы веселится Париж, Берлин, Лондон, Москва и Одесса. А пальму первенства забирает Чикаго: это сюда, в новый промышленный центр, в потоке мигрантов с Юга тянутся оркестры Джо Кинга Оливера, Тома Брауна, Джелли Ролл Мортона.
Новые места – новые ритмы: музыка новоорлеанских ансамблей теперь – еще более взвинченная, дерзкая. Да и Чикаго двадцатых – не Сен-Тропе, а «город гангстеров», где орудуют десятки мафиозных кланов, а в баре «Зеленая мельница», наслаждаясь джазом, сиживает Аль Капоне со своими дружками. Говорят, в заведении и сегодня есть потайные ходы, по которым преступники в случае чего могли скрыться от нагрянувшей полиции.
Эпоха джаза – смелые девушки-флэпперы, которые будоражат общество легкомысленными платьями и короткими стрижками, курят и веселятся наравне с мужчинами, это танцы до утра и спиртное в кофейных чашках (сухой закон не сильно омрачает настроение тем, кто действительно любит веселье). Как в фильме «В джазе только девушки», прекрасно передающим атмосферу двадцатых в Чикаго:
— Простите, у нас только кофе.
— Шотландский кофе, канадский, ячменный кофе.
— Шотландский. Полчашечки и еще содовую.
И это тоже про джаз Мода на радикальное мини заходит так далеко, что органам правопорядка приходится отлавливать на пляже особенно смелых девушек в купальниках, чтобы замерить длину их костюмов и в случае чего оштрафовать. В Берлине полицейские тоже ходят с линейками, чтобы оградить граждан от девичьих голых коленок.
О художественных достоинствах фильма особенно много не скажешь, а вот на Джолсоне стоит остановиться поподробнее: это его Фрэнк Синатра, Бинг Кросби и Луи Армстронг, которые начнут скоро начнут царить на сцене, считали одним из основоположников американской эстрадной песни.
А к разговору о немых фильмах стоит добавить, что немало музыкантов обязаны мастерством импровизации тем, что работали таперами на кинопоказах, по ходу подбирая действию подходящую музыкальную иллюстрацию. Так что уходя, великий немой оставил богатое наследие. Яркий пример исполнителя, чьими университетами стала такая работа – органист, пианист, артист Фэтс Уоллер, один из первопроходцев надвигавшейся эры свинга… А свинг – это новая страница в истории джаза.
Свинг, свинг, свинг
С началом Великой депрессии «эпоха джаза» канула в прошлое, а вместе с ней – немало прекрасных коллективов, чья работа напрямую зависела от благосостояния публики.
Дадим слово звездам той эпохи, например, знаменитому барабанщику Джину Крупе, который определил свинг так:
«Полная и вдохновенная свобода ритмической интерпретации».
… или кларнетисту и дирижеру Бенни Гудмену:
Гимном эпохи свинга считается песня Sing Sing Sing – джазовый стандарт, созданный в 1936-м Луи Примой, а именно запись оркестра Бенни Гудмена, в которой принимал участие тот же Крупа, вскоре, к слову сказать, расставшийся с коллективом из-за того, что, по меннию дирижера, устраивал из выступлений шоу.
«Послушал и будто помолился»: как научиться любить джаз?
Джаз – это уникальная форма музыкального искусства, которая своим неповторимым, ярким звучанием объединяет расы и национальности, стирает границы между людьми и странами. Но многие признаются: джаз для них – слишком сложная музыка. Так ли это на самом деле? «МИР 24» узнал у музыкального критика, журналиста Александра Беляева, как правильно слушать джаз, как выходцы с плантаций придумали блюз и за что великие русские композиторы Стравинский и Шостакович обожали регтайм.
Смотрите советскую комедию «Мы из джаза» о молодых энтузиастах, создавших в 1920-х один из первых в Советском Союзе джаз-банд, в пятницу, 11 декабря, в 17:00 на телеканале «МИР».
– Александр, однажды вы признались, что в последние годы основательно «подсели» на джаз. Хочется понять, что должно произойти с человеком, чтобы он вот так взял и начал слушать джаз со всеми его сложными импровизациями и необычными размерами. Нужна ли для этого какая-то специальная подготовка? И лично для вас джаз – это все-таки сложная музыка?
– Для меня – абсолютно нет, совершенно не сложная. Более того, она для меня – самая эмоционально внятная. Допустим, у тебя в жизни тяжелая ситуация. И вот ты включаешь «My favourite things» Джона Колтрейна, и ты как будто помолился. Я не воцерковленный человек, ничего в этом не понимаю, не ходил никогда к батюшкам, но по жанру молитва для меня – это джаз.
«My favourite things» – это сложная джазовая композиция, Колтрейн ее все время играл по-разному, это на тот момент был прогрессивный модальный джаз. Это очень старая запись, она была сделана за 15 лет до моего рождения, но я всегда ставлю ее, когда мне плохо, да и когда хорошо – тоже. И я чувствую себя так, как будто я помолился, словно произошло что-то такое хорошее, что можно жить. Как в этой ситуации разговаривать про сложность? Безусловно, это все присутствует, но это совершенно не важно! Ты включаешь какую-то хорошую запись – Кита Джарретта, Билла Эванса – и тебе просто хорошо!
– Вы ведь очень долгое время слушали в основном рок, можно сказать, выросли на нем, как и многие ваши сверстники. Как пришли к джазу?
– Пришел совершенно случайно. Во-первых, я меломан, всем интересуюсь и люблю «залезать» в разные жанры. Но в моей юности джаз был абсолютно никому не нужен, это была просто мертвая музыка. Были рок, альтернатива, электроника, американский гангста-рэп – все это было круто и интересно, какой там джаз?! Очень-очень редко по телевизору показывали какие-то лучшие образцы, но это почти никто не смотрел. А я в какой-то момент пошел учиться играть на бас-гитаре. Преподаватель мне сказал: надо слушать серьезных басистов – Маркуса Миллера, Стэнли Кларка, Джона Патитуччи, Джако Пасториус и других. Мне очень нравился бас, это клево, когда музыка строится на ритме, на груве, так я втянулся. А потом джаз как-то сбоку, через сэмплы, через фанк «пролез» в культуру 90-х, и в 2000-х мы уже увидели, что это довольно большая часть музыкального ландшафта. Посмотрите, сколько есть околоджазовых попсовых проектов, певиц, которые записывают на рок и поп-песни джазовые и боссанововские каверы.
Когда я начинал «копать» эту тему, я, естественно, столкнулся с такой проблемой: если ты действительно хочешь что-то в джазе понять, чтобы тебя это сразу не отпугнуло, не испортило восприятие, вкус и так далее, ты должен слушать правильные вещи – классические. Но какие это вещи, где их взять? Тогда, в моей юности, не было никакого справочника, никакого сайта (тогда и интернета еще не было).
Поэтому я пришел к такому выводу: джаз – это в определенном смысле «подлый жанр». Чтобы его слушать с удовольствием, надо, конечно, разбираться. Но чтобы разобраться, надо слушать и при этом знать, что именно слушать. А знать, что слушать, ты можешь только когда ты разбираешься!
– То есть это замкнутый круг…
– Да! И его надо разорвать!
– Когда я уже работал журналистом, стали появляться публикации типа «Десять лучших альбомов…». И я поставил себе задачу разобраться в этой музыке, стал искать в интернете, пытался понять, что к чему, что с чем как соотносится. И таким образом за определенное время ты можешь прийти к так называемому «набору первой джазовой помощи». Я действительно написал очень много материалов на эту тему, делал подборки джазовых альбомов. И, кстати, жизнь показала, что если ты подобрал действительно важные альбомы, оставившие след в истории и повлиявшие на других музыкантов, то ты поймешь, что они, в общем-то, нравятся всем!
– Но ведь есть люди, которые просто не воспринимают джаз ни в каком виде, он их в принципе не привлекает. Мне кажется, тут объясняй, не объясняй…
– Ну вот смотрите, я приведу пример. Теоретически, Стэн Гетц являлся одним из лучших саксофонистов всей джазовой истории, кул-джаза уж точно, один из отцов-основателей босса-новы – про этого человека можно несколько диссертаций написать. То, что делал Стэн Гетц – это сложно? Сложно. Есть альбом, который называется «Getz/Gilberto», на котором есть песня «The Girl from Ipanema». И эту мелодию знают абсолютно все! Понимаете, какая это обманка? С одной стороны, джаз сложный и об этом можно долго говорить, а с другой стороны, есть вот эта песня. И она такая не одна, их даже не десяток – есть очень много прекрасных композиций, которые заходят вообще любому! И там весь альбом шедевральный. Есть другой пример из того же кул-джаза – Дейв Брубек и его композиция «Take Five», кто ее не знает? И, скорее всего, если человеку поставить весь альбом «Time Out», многие мелодии ему тоже понравятся. А ведь этот альбом изначально был экспериментальным! Музыкантам из «Квартета Дейва Брубека» пришла в голову идея – проверить, может ли джаз свинговать в несимметричных размерах. До них были еще какие-то джазовые пьесы на три четверти, но никто эту тему серьезно не разрабатывал. А Дейв Брубек поставил себе цель – придумать такую музыку, которая будет свинговать в нестандартных размерах – пять четвертых, семь восьмых и т.д.
– Я заметила, что к джазу часто относятся как к чему-то легкому и фоновому: люди разговаривают о чем-то у себя на кухне или ужинают в ресторане, а на фоне играет джаз. И, собственно, никому до самой музыки нет никакого дела – просто что-то ненавязчивое фоном звучит, и хорошо. Как вы к такому относитесь?
– Честно говоря, я не понимаю, что такое фоновая музыка. У меня нет такого восприятия. Для меня фоновая музыка – это тишина. Я слушаю что-то либо по работе, либо для удовольствия. А фоновая музыка меня лично раздражает: я начинаю прислушиваться, отвлекаться. Я не понимаю, какой смысл ставить джаз как фоновую музыку – это все равно что забивать гвозди микроскопом.
– А можно провести какую-то четкую грань между джазом и, скажем, свингом, блюзом, бибопом? Все это стили джаза или все-таки самостоятельные направления? Я думаю, что профану в этом деле сложно будет их различить.
– Джаз – это жанр. Есть какие-то виды музыки, которые по своему происхождению, развитию и географии определяются как рок, классика, фольклор и т.д. Но, опять-таки, что такое «классика»? Это общее собирательное название. Можно, например, сказать, что это европейские композиторы, чьи произведения написаны с помощью нот. Классическая музыка – это гигантское жанровое определение. А внутри, конечно, есть множество стилей, подстилей – барокко, классицизм, романтизм, модернизм и т.д.
И с джазом та же самая история. Этот жанр очень сложно идентифицировать. Считается, что он родился из блюза: сначала на плантациях придумали блюзовый лад, блюзовую гармонию. Потом в Новом Орлеане придумали, как эту музыку можно исполнять с оркестром, маршировать под нее; все играли без нот, много импровизировали, устраивали дуэли, на ходу придумывая партии. Плюс, очевидно, были африканские влияния, но в основе, несомненно, лежал блюз.
– У джаза можно определить хотя бы примерную дату рождения?
– Я считаю, что джаз родился в марте 1917 года, когда вышла пластинка «Livery Stable Blues», записанная американским джазовым оркестром Original Dixieland Jazz Band. Это была первая в мире изданная джазовая запись, и с этого момента принято отсчитывать начало истории джаза. По этой же причине считается, что в 2017 году мир отмечал 100-летие джаза. Но джаз – это не котенок, он не в одну минуту рождается. Музыковеды считают, что этот процесс начался еще в XIX веке, а если подумать об африканских рабах, которые привезли в Новый Свет свой национальный фольклор, то вообще получится, что корни джаза уходят на тысячелетия.
– Как вы думаете, почему рок-н-ролл стал мейнстримом, а джаз нет?
– Джаз был мейнстримом! Просто это происходило в «век джаза» (термин был введен американским писателем Фрэнсисом Фицджеральдом – прим. ред.). Этот период еще называют «ревущие двадцатые». Тогда джаз был востребован как развлекательная музыка, как сопровождение к различным шоу, мюзиклам. Он был попсой своего времени, причем попсой панковской! Вплоть до начала Второй мировой войны джаз был, скорее, музыкой молодежной. И, кстати, первый подростковой фанатизм от музыкантов – это как раз фанатизм от джазменов. А, скажем, в нацистской Германии слушать джаз вообще считалось настоящей фрондой – люди делали это тайно. В Европе джаз воспринимали неоднозначно: с одной стороны, все понимали, что это новая музыка, что это интересно, а с другой стороны, имидж у нее был как у какой-то фигни, которая возбуждает в молодежи желание похулиганить – кстати, так же, как сейчас рэп!
– В Советском Союзе ведь джаз сначала тоже не приветствовали?
– Советская власть сначала «тянула» джаз в свою сторону в том смысле, что это было настоящее пролетарское искусство, потому что его играли бывшие освобожденные рабы. А потом как-то очень быстро советская власть решила, что это не то, что нам нужно (вы же помните эпоху стиляг), и джазовым музыкантам у нас в какой-то момент просто перекрыли кислород. Но, несмотря на это, джаз продолжал оставаться актуальным и очень сильно повлиял на многих известных композиторов, которые, в свою очередь, были поклонниками великих джазменов – это Игорь Стравинский, Дмитрий Шостакович. Они, конечно, не были закоренелыми джазфэнами, но, как минимум, интересовались регтаймом. Регтайм – это одна из важных составляющих джаза, и это сложная нотная композиторская музыка.
– О корифеях джаза так или иначе слышали все, а вот сегодня кто олицетворяет собой этот жанр? Можете назвать каких-то ярких современных джазменов, которые вам кажутся достойными продолжателями традиций этого жанра? И в целом интересно узнать: в каком виде джаз существует на современной сцене? Порой кажется, что он как-то робко стушевался и осторожно влился в другие течения – поп, рок и прочие более популярные стили. Или все не так печально?
– И так, и так. Разумеется, язык джаза обогащается другими влияниями. Очевидно, например, что с 90-х началось использование ломаных ритмов в электронике, и, мне кажется, это круто, это интересно. Из таких музыкантов, на мой взгляд, абсолютно выдающийся человек – французский джазовый трубач Эрик Трюффаз. Или, например, американский джазовый пианист Брэд Мелдау – гений нашего времени. Стоит отметить джазовое трио The Bad Plus, еще очень интересен скандинавский джаз, например, то что делает норвежский трубач Нильс Петтер Молвер. Ничто не умирает, а даже наоборот! Просто если одни люди будут говорить: «Я это слушать не буду!», а другие будут жаловаться: «Ой, ну это не джаз!», то получится какая-то ерунда. Да, музыка современных джазменов может быть не похожа на Дюка Эллингтона, но что с того? Джазмены уже давно перестали гнаться за вкусами консервативной публики.