Даниэль и синявский диссиденты что сделали
3. Дальнейшая судьба Даниэдя и Синявского
. Много позднее, уже вернувшись из лагеря, уже покинув страну, Синявский начал свою статью «Литературный процесс в России» словами из «Четвертой прозы» О. Мандельштама: «Все произведения литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые это мразь, вторые – ворованный воздух».
«Ворованным воздухом» дышать было трудно, опасно, тяжко. Именно запрет на свободу порождал диссидентство, позднее – эмиграцию. Искореняя свободу, общество выталкивало из себя лучших своих сынов.
Судебный процесс, а потом и лагерь не сломили ни Синявского, ни Даниэля. Отбыв полностью свой срок, Даниэль сначала работал в Калуге, потом в Москве. Писал. Переводил. В печати появлялись переводы Ю. Петрова – теперь Даниэлю псевдоним был спущен свыше. Печатали почти анонимно: чтобы не вспомнили, чтобы сама память истерлась о забвение. (Канула в небытие и детгизовская книжка «Бегство», тираж которой был уничтожен).
Судьба Синявского сложилась иначе. После выхода Даниэля из лагеря ему скостили срок. Помыкавшись, поняв, что перед ним стена тупого противодействия, он выбрал эмиграцию. Его не выдворяли, не выталкивали, ему не предлагали уехать: его просто не печатали.
В лагере он написал книги «Прогулки с Пушкиным» (1966-1968), «Голос из хора» (1966-1971), «В тени Гоголя» (1970-1973); изданы соответственно в 1975, 1973 и 1975-м.
В эмиграции – «Опавшие листья» В.В. Розанова» (1982), роман «Спокойной ночи» (1984), где вспомнил и рассказал о процессе, и множество прекрасных статей.
Прав оказался Вяч. Вс. Иванов, заявивший в ответ на запрос юристов еще в 1966 году: «Перерыв в литературной деятельности А.Д. Синявского не может не сказаться отрицательно на поступательном движении нашей литературы». Так оно и вышло.
Когда сегодня мы читаем произведения В. Пьецуха, С. Каледина, Л. Петрушевской – авторов, которые вплотную приближаются к жизни людей, затерянных в лабиринтах коммунальных квартир, научных учреждений, многомиллионного города, когда мы видим нашу жизнь в зеркале фантастического реализма, когда, наконец, мы узнаем, что многие из современных повестей и рассказов вызрели в атмосфере 60-х годов, а всплыли на поверхность лишь сейчас, мы не можем не пожалеть, что не знакомы с прозой Синявского, зародившейся тогда же и впитавшей в себя традиции Гофмана, Гоголя и Достоевского.
В «Письме старому другу», написанном вскоре после процесса, В. Шаламов писал: «Синявский и Даниэль первыми принимают бой после чуть ли не пятидесятилетнего молчания. Их пример велик, их героизм бесспорен. Синявский и Даниэль нарушили омерзительную традицию «раскаяния» и «признаний».
Если бы на этом процессе дали выступить общественному защитнику, тот защитил бы Синявского и Даниэля именем писателей, замученных, убитых, расстрелянных, погибших от голода и холода в сталинских лагерях уничтожения».
В этом же письме В. Шаламов утверждал не без гордости: «В мужестве Синявского и Даниэля, в их благородстве, в их победе есть и капля нашей с тобой крови, наших страданий, нашей борьбы против унижений, лжи, против убийц и предателей всех мастей».
Сегодняшние поколения живут открыто. Порою они оглядываются назад: время колебаний, время страха ещё осталось в крови. Будем надеяться, что сегодняшние исторические перемены действительно необратимы.
Но если придется нам стать лицом к лицу с теми, кто Цель ставит выше Средства и готов принести человеческие жизни в жертву новым абстракциям, пусть поможет нам высокий, выстраданный опыт наших старших товарищей — преданных анафеме родным народом, переживших отступничество учителей, отсидевших свои лагерные сроки, но не потерявших человеческого лица.
«Содействовали зарубежным центрам пропаганды. «
В СССР произведения Синявского и Даниэля не издавались, поэтому они передавали их за рубеж. Как установило следствие, это делалось при помощи дочери военно-морского атташе Франции Элен Пелетье-Замойской. Компетентным органам удалось установить, что под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак скрываются именно Синявский с Даниэлем.
Андрей Синявский родился в 1925 году, отец происходил из дворян. Во время войны семья эвакуировалась в Сызрань, откуда Синявский был призван в армию. После поступил на дневное отделение филфака МГУ, защитил кандидатскую диссертацию, его критические статьи печатались в ведущем советском литературном журнале «Новый мир», главным редактором которого был Александр Твардовский.
За рубежом было опубликовано несколько книг Терца (Синявского) и Аржака (Даниэля). Наиболее известны «Суд идет» и «Говорит Москва». После того, как писатели были раскрыты, они отрицали, что эти произведения имеют антисоветскую направленность. Но так получилось, что их названия стали пророческими: судебная машина была запущена, а про Синявского и Даниэля говорила вся Москва.
В поддержку Синявского и Даниэля выступали многие поэты, искусствоведы, литературоведы.
Государственный обвинитель Темушкин, выступая на суде 12 февраля 1966 года, называл Синявского и Даниэля людьми «с двойным дном» и «внутренними эмигрантами».
Против Синявского и Даниэля выступали тяжеловесы, В частности, главный редактор журнала «Октябрь», в прошлом военкор Всеволод Кочетов сравнил Синявского, который высмеивал советскую литературу, с нацистскими преступниками. А нобелевский лауреат, автор великого романа «Тихий Дон», в годы войны также военкор Михаил Шолохов, сожалел, что на дворе не прежние времена: «Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные двадцатые годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а «руководствуясь революционным правосознанием», ох, не ту меру наказания получили бы эти оборотни!»
. В 1991-м стало известно о пересмотре ряда дел, в том числе, «дела Синявского и Даниэля»: за отсутствием состава преступления они были реабилитированы. Даниэля, который после освобождения жил в Калуге, а потом в Москве, к тому времени три года как не было в живых. Синявский умер в 1997-м в Париже, в предместье которого и похоронен.
Судили двух товарищей
29.11.2017
Редактировать статью
Венцом его славы стал судебный процесс, положивший начало диссидентскому движению в СССР. И сегодня все знают о деле Даниэля и Синявского, но мало представляют жизнь и творчество этих двух друзей-писателей. Как Юлий Даниэль преподавал в провинциальных школах, зачем придумал День открытых убийств и почему стал затворником после пяти лет лагерей.
Приближение знаковой даты, намеченной на 10 августа 1960 года, ждали все граждане Советского Союза без исключения. Одни с опаской, другие спокойно, кто-то и вовсе нетерпеливо потирал руки в ожидании намеченных на этот день планов. За несколько недель до указанной даты голос диктора из репродукторов по всей стране оповестил граждан об учреждении Указом Верховного Совета Дня открытых убийств: «В этот день всем гражданам Советского Союза, достигшим 16-летнего возраста, предоставляется право свободного умерщвления любых других граждан, за исключением лиц, упомянутых в пункте первом примечаний к настоящему Указу. Действие Указа вступает в силу 10 августа 1960 года в 6 часов 00 минут по московскому времени и прекращается в 24 часа 00 минут. Примечания. Пункт первый. Запрещается убийство: а) детей до 16 лет, б) одетых в форму военнослужащих и работников милиции и в) работников транспорта при исполнении служебных обязанностей. Пункт второй. Убийство, совершённое до или после указанного срока, равно как и убийство, совершённое с целью грабежа или являющееся результатом насилия над женщиной, будет рассматриваться как уголовное преступление и караться в соответствии с существующими законами».
Развитие дальнейших событий отображено в антиутопической повести Юлия Даниэля «Говорит Москва», вышедшей в 1958 году. Советскому читателю она была доступна лишь в самиздатовских перепечатках, автор там значился под псевдонимом Николай Аржак. Под этим же псевдонимом выходили и другие произведения Юлия Даниэля за рубежом, пока он не был рассекречен и арестован в 1965 году вместе со своим другом Андреем Синявским. Последовавший судебный процесс, известный как дело Синявского-Даниэля и освещавшийся как на Западе, так и в Союзе, стал событием историческим. Считается, что именно этот процесс положил начало дальнейшему противостоянию общества и власти, известному как «диссидентское движение».
Широкий общественный резонанс и многочисленные протесты против осуждения за «антисоветскую деятельность и пропаганду», конечно же, сделали писателей героями. Но «популярность» эта привела и к тому, что их имена все чаще вспоминают только в связи с этим процессом, а не с их творчеством. А ведь как признавался один из героев повестей Даниэля, «я всё-таки надеюсь, что у меня будут читатели – не сейчас, конечно, а через много-много лет, когда меня уже в живых не будет. В общем – “когда-нибудь монах трудолюбивый прочтет мой труд усердный, безымянный…” И думать об этом приятно». Герои Даниэля, как правило, были автобиографичные: «Мне тридцать пять лет. Я работаю в этом дурацком промышленном издательстве. Так же, как и раньше, я люблю стихи, люблю выпить, люблю баб. И они меня, в общем, любят. Я в свое время был на войне. Убивал. Меня самого чуть не убили. Когда женщины вдруг притрагиваются к шраму на моем бедре, они отдергивают руку и вскрикивают шёпотом: “Ой, что это у тебя?” “Это ранение, – говорю я, – рубец от разрывной”».
Юлий Даниэль родился в Москве 15 ноября 1925 года в семье еврейского прозаика и драматурга Марка Менделевича Меировича, писавшего на идише. Многие из его пьес входили в постоянный репертуар советских еврейских театров, а песня, сочиненная к одной из них, так и вовсе приобрела всесоюзную популярность. Это песня «Орлёнок», измененный вариант которой написан поэтом Яковом Шведовым. Но первый вариант текста принадлежал Мееровичу и был написан на идише к его пьесе «Зямка Копач», повествующей о 15-летнем красноармейце, который попал со своими однополчанами в тюрьму после пленения белополяками. В тюрьме Зямка и сочиняет песню, часть перевода которой звучала так:
Орленок, орленок – могучая птица,
Лети ты в далекий мой край,
Там мама-старушка по сыну томится,
Родимой привет передай!
Заново песня была переписана в 1936 году при постановке пьесы Марка Менделевича на сцене Театра Моссовета. Тогда переведенная на русский язык песня стала называться «Хлопчик», и имя автора исходного текста песни не упоминалось. Все свои произведения Марк Менделевич подписывал псевдонимом «Марк Даниель». Неизвестно, при каких обстоятельствах, но псевдоним отца стал фамилией сына, с которой он уже значился в школьном журнале среди первоклассников. Ну а имя Юлиус мальчик получил в честь друга юности отца – Юлиса Шимелевича, руководителя подпольной комсомольской организации в Вильно во время Гражданской войны. Этому другу Марк Даниэль также посвятил одну из своих повестей.
Вслед за отцом Юлиус с детства проявлял интерес к литературе, много читал, посещал литературные кружки и даже пытался переводить Гейне. С началом войны семья была эвакуирована под Саратов, откуда в начале 1943 года Юлиуса призвали в армию. Первоначально юношу направили на командирские курсы в училище, но вскоре отчислили, и он оказался на фронте. Позже он напишет: «Я думаю, что за всю свою службу я все-таки совершил поступки, достойные похвалы: заставил выгнать себя из Саратовского училища и отказался учиться в Могилевском. У меня хватило ума и совести понять, что я не имею права командовать взводом, что это было бы подлостью – распоряжаться жизнью и смертью 40 человек, не умея читать карту, собрать пулемет, решить примитивную тактическую задачу… Там, на фронте, моим бойцам мало помогло бы, что я мог пробежать километр в противогазе или четко выполнить команду “Ряды вздвой!”. Я стал солдатом и, как сотни тысяч других, старался опровергать дешевый афоризм кадровых вояк: “Плох тот солдат, который не хочет стать генералом”». Воспоминаниями о войне он особо не делился, и лишь через отрывистые фразы героев его прозы становится понятно, что воевал он на Украине, в Бессарабии и Румынии, в Литве и Восточной Пруссии. В августе 1944-го он был ранен и после госпиталя демобилизован.
В 1946 году он поступил на филологический факультет Харьковского университета, позже перевелся в Москву на заочное отделение филфака пединститута. Перед тем как устроиться преподавателем в московскую школу, вместе с женой с 1951 по 1955 годы они работали в школах Калужской области. Ну, а по возвращении в столицу Даниэль начал совмещать преподавание с литературным творчеством: переводил стихи с языков народов СССР. Через год, уйдя из школы, он стал профессиональным литератором: начал работу над исторической повестью «Бегство». В 1965-м она была выпущена «Детгизом», но тут же последовавший арест привел к тому, что весь тираж был уничтожен.
Что касается их дружбы с Синявским, то о степени взаимоуважения и доверия друг другу говорит тот факт, что Синявский, уже печатавшийся под псевдонимом, открыто рассказал все Даниэлю, а тот никогда не жалел о том, что пошел по стопам друга. В период с 1957 по 1961 годы в самиздате и за рубежом под псевдонимом Николай Аржак поочередно опубликованы его рассказы «Руки» и «Человек из МИНАПа, повести «Говорит Москва» и «Искупление». В 1963 году в США вышел его первый сборник. Его арестовали в сентябре 1965 года во Внуковском аэропорту сразу после его прилета из Новосибирска, где он пытался наладить отношения с женой, но был вызван по предписанию КГБ, уже арестовавшего Синявского.
Версий о том, как удалось выйти на след писателей, существует много. Среди них «помощь» агентов ЦРУ своим советским коллегам и размен сведений о личности авторов на чертежи подлодки. Достоверно известно лишь, что утечка информации произошла именно с западной стороны: основным вещдоком следствия была фотокопия машинописного экземпляра повести «Искупление», в которой Юлий Даниэль опознал правку, внесенную им в один-единственный экземпляр – тот, который был передан им за границу.
Следующие пять лет после процесса Даниэль провел в лагерях Мордовии и во Владимирской тюрьме. Он начал писать стихи, и некоторые из них позже легли в основу «авторских» песен. Многие ждали, что после освобождения он примкнет к диссидентскому движению, станет активным общественным деятелем, но Юлий Даниэль вежливо отклонял все поступавшие предложения. Более того, ни прозы, ни стихов он больше не писал, занимаясь лишь переводами под псевдонимом Ю. Петров, навязанным ему госбезопасностью в качестве условия публикации его работ.
Юлий Маркович Даниэль скончался 30 декабря 1988 года. Месяцем ранее впервые в стране на страницах журнала «Юность» была опубликована его повесть «Искупление». Впрочем, мало кто уверен, что сам Даниэль знал об этом: тяжелейший инсульт лишил его речи и движения, сделав последние месяцы его жизни мучительным временем ожидания смерти.
Идейные преступники
И в литературе того времени, и в современных комментариях нет-нет да и мелькнет утверждение: Синявский и Даниэль были ни в чем не виноваты, судить их было не за что.
Разумеется, тогда, в шестьдесят шестом, только заведомо бесчестный публицист, лакей, в крайнем случае злорадный завистник мог бы в открытую сказать, что Синявский и Даниэль действительно писали антисоветские книги; но сегодня-то, чего уж, можно заявить вслух, что именно проза Абрама Терца и Николая Аржака, под каковыми псевдонимами их узнал западный мир, обладала взрывной силой и была для СССР опаснее, чем любая социальная критика.
Советская действительность упоминается у Синявского и Даниэля лишь постольку, поскольку они почти не видели другой; она материал, а не повод к речи. С их прозой случилось нечто вроде ошибки, описанной у Синявского в гениальном рассказе «Ты и я»: там за человеком следит Бог, а ему кажется, бедному, что это он под колпаком у органов. Так и тут: авторы замахнулись на мироустройство, а специалистам из министерства любви показалось, что они недостаточно любят советскую власть.
Мало кому приходило в голову, что они недостаточно любят всякую власть; что они недовольны самой человеческой природой, в которой неискоренима страсть к травле; что они защищают право быть отдельным, чужим, ни на кого не похожим и ни с кем не сливающимся, как маленький инопланетянин Пхенц у того же Синявского.
Так что их судили совершенно правильно, вот что я хочу сказать. Они преступили. А кто не преступил, о том вряд ли стоило бы помнить 45 лет спустя.
55 лет назад КГБ арестовал писателей Синявского и Даниэля
Юлий Даниэль и Андрей Синявский во время судебного заседания, февраль 1966 года
13 сентября 1965 года сотрудники КГБ арестовали в Москве писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Операции предшествовало их разоблачение. Было установлено, что Синявский и Даниэль под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак нелегально переправляли свои сочинения на Запад. В этом им помогала дочь военно-морского атташе Франции Элен Пелетье-Замойская. Статьи и произведения советских авторов печатались в Польше, США и других странах, имея определенный успех. Повесть Синявского «Суд идет» была переведена на 24 языка. В белоэмигрантской среде этого писателя окрестили «духовным наследником Достоевского». С позиции СССР труды авторов несли в себе клевету, «осмеивающую советский строй и положения марксизма-ленинизма». Уже после ареста Синявский отрицал антисоветскую направленность своих произведений.
Компетентные органы не могли разоблачить Терца и Аржака в течение многих лет.
Доподлинно неизвестно, что именно привело к раскрытию писателей. На этот счет существует несколько версий. Согласно одной из них, авторов выдал друг Синявского. По другому предположению, СССР договорился с ЦРУ – и оттуда предоставили необходимые КГБ сведения. Как бы то ни было, чекистам удалось достать пересланные на Запад рукописи. Среди наиболее известных творений Даниэля – «Говорит Москва», «Руки», «Искупление», «Человек из Минапа». Он также отрицал антисоветскую направленность своих произведений.
Дело писателей получило широкий резонанс. Против преследования Синявского и Даниэля необычно активно протестовала советская интеллигенция. Митинг гласности на Пушкинской площади в день советской Конституции 5 декабря 1965 года стал первой политической демонстрацией в СССР. В нем приняли участие такие известные впоследствии диссиденты, как Владимир Буковский, Юрий Галансков, Александр Есенин-Вольпин (сын Сергея Есенина). Считается, что процесс Синявского и Даниэля послужил началом широкого диссидентского движения в Советском Союзе. Неравнодушные к судьбе писателей составляли многочисленные открытые письма, противоречащие обвинению. Выражались опасения в повторении сталинских репрессий. Впервые в советской истории отчетливо прозвучали слова «нельзя сажать за книги». В защиту литераторов выступили западные коммунисты.
Обвинительное заключение было составлено 27 января 1966 года.
Синявского и Даниэля привлекли к ответственности по первой части статьи 70 УК РСФСР. Она гласила: «Агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления советской власти, либо совершения отдельных особо опасных государственных преступлений, распространение в тех же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно распространение либо изготовление или хранение в тех же целях литературы такого же содержания – наказывается лишением свободы на срок от шести месяцев до семи лет и с ссылкой на срок от двух до пяти лет, или без ссылки, или ссылкой на срок от двух до пяти лет».
Процесс над писателями начался в помещении Московского областного суда 10 февраля 1966 года. Внутрь пускали по пригласительным именным билетам: на каждое заседание они были разного цвета. В обвинительном заключении было сказано: «В США, Франции, Англии и других капиталистических странах широкое распространение получили произведения так называемого «советского литературного подполья». Империалистическая реакция ищет подрывных методов в области идеологии, чтобы компрометировать советский народ, наше государство, Коммунистическую партию СССР и ее политику. В этих целях используются антисоветские клеветнические произведения подпольных литераторов, которые выдаются враждебной пропагандой за рассказывающие правду о Советском Союзе». Следствие установило, что
Синявский и Даниэль, «занимая по ряду вопросов позицию, враждебную Советскому государству», в 1956 года занялись переправкой за границу своих произведений.
«Государственный пиар вызвал не совсем те результаты, на которые рассчитывала власть: не только за рубежом, но и в СССР начались общественные выступления в защиту арестованных писателей, — указывает исследователь диссидентского движения и самиздата Геннадий Кузовкин. — Дело Синявского и Даниэля (как и за два года до этого дело Иосифа Бродского) поначалу вызвало резонанс в литературных кругах, но вскоре вышло за их пределы. В официальные советские инстанции были направлены десятки индивидуальных и коллективных обращений против преследований по политическим мотивам. И совершенно необычным для советских граждан стал митинг гласности на Пушкинской площади. Одним из ключевых его лозунгов стало требование соблюдать процессуальные нормы: предстоящий процесс над Синявским и Даниэлем не должен быть тайной и безгласной расправой».
Подсудимые не признали вину. Общественные обвинители между тем клеймили писателей позором. Синявского и Даниэля называли «людьми с двойным дном, внутренними эмигрантами», а их произведения – «безвкусицей, пошлятиной и порнографией». Некоторые коллеги «от имени всех писателей» обвиняли их в тягчайшем преступлении и просили суд о суровом наказании. Письмо с ходатайством об освобождении подсудимых подписали 62 деятеля культуры и искусства, среди них – Андрей Тарковский, Илья Эренбург, Корней Чуковский, Булат Окуджава, Вениамин Каверин, Варлам Шаламов, Владимир Войнович и другие. Против Синявского и Даниэля высказывались Сергей Михалков, Константин Симонов, Константин Федин.
Синявского приговорили к семи годам лишения свободы, Даниэля – к пяти.
Леонид Брежнев в своей речи на XXIII съезде КПСС заявил, что осужденные избрали своей специальностью «очернение нашего строя, клевету на наш героический народ».
«Синявский и Даниэль в ореоле мученичества были угнаны в лагеря, но там, хвала Господу, уцелели, выжили. Может, уже не совсем те были лагеря, что в 30-40-е годы, а может, помогало им отсутствие чувства вины – все же не враги они были своему народу, а просто писатели: писатель пишет и должен печататься, а органы тут не при чем», — отмечал писатель Борис Носик.
22 апреля 1966 года «предательскую антисоветскую сущность» Синявского и Даниэля разоблачил с трибуны съезда Компартии писатель Михаил Шолохов. Нобелевский лауреат признался, что ему «стыдно за тех, кто оболгал Родину и облил грязью все самое светлое для нас». По его мнению, если бы «молодчики с черной совестью» попались в 1920-е годы, то приговор получился бы еще более суровым. Применительно к Синявскому и Даниэлю Шолохов также использовал слово «оборотни».
Путем открытых писем, получивших широкое распространение в самиздате, ему ответили Галансков и Лидия Чуковская. Журналист Александр Гинзбург составил из протоколов судебных заседаний и протестных писем сборник «Белая книга». За это его самого арестовали в 1967 году и осудили на пять лет по той же 70-й статье.
В 1971 году Синявского освободили досрочно по инициативе Юрия Андропова. Через два года он уехал во Францию. Даниэль отбыл свой срок полностью и остался в СССР, где печатался анонимно. Он умер в 1988 году.
В 1991-м писателей реабилитировали за отсутствием в их действиях состава преступления.
Синявский скончался в 1997-м и был похоронен под Парижем.
«Процесс Синявского и Даниэля привел к консолидации отдельных протодиссидентских компаний и кружков, протестная риторика стала вбирать в себя идеи права, прав и свобод человека. Именно поэтому историки связывают возникновение в СССР общественного движения в защиту прав человека с событиями вокруг дела двух писателей, которые решились рискнуть личной свободой ради свободы творчества», — резюмирует историк Кузовкин.