Дарующий звезды о чем книга
Дарующий звезды
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Как освободиться от сковывающих пут безрадостной семейной жизни, если ты – молодая англичанка, на дворе – тридцатые годы XX века, а положение женщин в обществе еще далеко от совершенства? Выйти замуж? Сбежать в другую страну? Элис Райт удается и то, и другое! Однако, соединив судьбу с красивым и состоятельным американцем Беннетом Ван Кливом и переехав в Кентукки, женщина вскоре разочаровывается в своем поспешном решении. Мужа она не любит, а его отец – владелец местной угольной шахты – оказывается настоящим тираном…
Чтобы как-то скрасить последствия неудачного выбора, она присоединяется к женской группе добровольцев, работающих в передвижной библиотеке. Элис предстоит узнать, что такое настоящая дружба и преданность общему делу, а также насколько упрямыми, жестокими и, к сожалению, влиятельными могут быть мужчины, когда речь идет о женской свободе, независимости и равных правах для людей с любым цветом кожи.
Чем же для Элис и ее новоприобретенных подруг закончится эта удивительная история, основанная на реальных событиях? Чтобы узнать, читайте книгу Джоджо Мойес «Дарующий звезды» онлайн или скачайте в подходящем формате на ЛитРес.
США. 1937 год. Элис выходит замуж за красивого американца Беннета Ван Клива в надежде избежать душной атмосферы родительского дома в Англии, но довольно скоро понимает, что сменила одну тюрьму на другую. Именно поэтому она с радостью соглашается на работу в весьма необычной библиотеке по программе Элеоноры Рузвельт.
Марджери, возглавившая эту библиотеку, – самодостаточная женщина, хорошо знающая жителей и обычаи гор, – привыкла сама решать, что ей делать и как поступать, не спрашивая мнения мужчин, а потому нередко попадает в трудные ситуации. Они с Элис быстро находят общий язык и становятся близкими подругами…
Захватывающий, основанный на реальных событиях рассказ о пяти необыкновенных женщинах-библиотекарях, доставлявших книги в самые отдаленные уголки горных районов Кентукки, от автора «До встречи с тобой»!
anchiktigra
anchiktigraСЧАСТЬЕ ЕСТЬ! Философия. Мудрость. Книги.
Автор: Аня Скляр, кандидат философских наук, психолог.
Книга понравилась. Где-то с середины повествования держит в сильном напряжении. В процессе прочтения начинаешь вместе с героинями переживать горестное ощущение несправедливого и снисходительного отношения к себе, чувствовать тяжесть карабкания в горы и невозможности преодолеть очередное препятствие, ощущать ужас замерзания в ледяной реке во время наводнения и безысходность погружения в болото глупости серой массы людей.
У Мойес есть потрясающий момент, когда друг главной героини, в период ее состояния отчаяния, показывает ей летящих по небу светлячков, и начинает говорить о ценности настоящего момента. В этом эпизоде я увидела метафору знания и света, который дают нам книги. Несмотря на сложности повседневности, книги, словно эти маленькие светлячки, всегда наполнят тебя мгновениями радости, мудрости, осознанности. Кстати, идею конной библиотеки вполне пора заново воплощать в жизнь 🙂 anchiktigra
«Нет ничего опаснее женщины, вооруженной знаниями.»
«Из любой ситуации можно найти выход. Быть может, ужасно неприятный. Быть может, тебе покажется, что земля начинает уходить из-под ног. Но, Элис, ты вовсе не в ловушке. Всегда можно найти выход.»
«Любая девочка заслуживает хотя бы раз в жизни получить нечто шикарное.»
«– Беннетт и я… – начала Элис, стараясь перекрыть шум музыки и крики двух ссорящихся в углу мужиков. – Собственно, между нами нет ничего общего. Мы не понимаем друг друга. Мы не разговариваем друг с другом. Мы не смешим друг друга, не хотим друг друга, не считаем часы, проведенные не вместе…
– На мой взгляд, весьма точное определение брака, – заметила Марджери.»
«Они переглянулись. И в этом взгляде отразилась целая гамма чувств. Подтверждение тайных догадок, заставляющее сердце трепетать от радости, и при этом осознание несбыточности мечты о любви, способное разбить это самое сердце.»
«Программа Конных библиотек УОР осуществлялась с 1935 по 1943 год. В рамках этой программы книги были доставлены более чем ста тысячам сельских жителей. С тех пор ни одной подобной программы реализовано не было.
Восточная часть штата Кентукки остается одним из самых бедных районов Соединенных Штатов, но при этом самым красивым.»
По мнению автора, «книга посвящена конным библиотекаршам, работавшим в депрессивных горных районах Америки». Фото реальных библиотекарей и их читателей:
Дарующий звезды
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Посвящается Барбаре Напьер, которая в нужный момент дарила мне звезды
THE GIVER OF STARS
Copyright © Jojo’s Mojo Ltd., 2019
© О. Э. Александрова, перевод, 2019
© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2019
Пролог
20 декабря 1937 года
Послушай, как все было. Стоит углубиться на три мили в лес у подножия Арнотт-Риджа, и тебя обволакивает плотная, вязкая тишина. Щебета птиц на рассвете здесь не слышно даже в середине лета, а тем более сейчас, когда холодный воздух настолько пропитался влагой, что даже листья, отважно свисающие с ветвей, словно окаменели. Среди дубов и орешника все замерло в неподвижности: дикие животные ушли глубоко под землю, мягкие шкурки переплелись в узких кавернах дуплистых дубов. Снег был таким глубоким, что мул проваливался по колено, а потому то и дело покачивался и, подозрительно фыркая, пытался нащупать в этой бесконечной белизне шаткие камни и коварные ямы. И лишь прозрачные воды узкого ручейка уверенно направлялись, журча и булькая, по каменистому ложу в невидимый постороннему глазу конечный пункт.
Марджери О’Хара пробует пошевелить онемевшими пальцами ног в сапогах и невольно морщится, представив, как будет больно, когда ноги согреются. В такую погоду, даже надев три пары шерстяных чулок, ты все равно чувствуешь себя так, будто идешь босиком. Руками в толстых мужских перчатках Марджери стряхивает кристаллики льда с густой шерсти мула.
– Сегодня получишь дополнительную порцию еды, малыш Чарли, – говорит Марджери, глядя, как мул прядает большими ушами; чуть переместившись в седле, Марджери поправляет переметные сумки, чтобы сбалансировать груз, перед тем как спускаться к ручью. – Будет тебе на ужин горячая патока. А может, я и сама ее отведаю.
Еще четыре мили, думает Марджери, жалея, что плохо позавтракала. Мимо Индейского утеса, вверх по тропе между соснами, а там останется два раза крикнуть – и ей навстречу выйдет старушка Нэнси, распевая, как всегда, церковные гимны и размахивая руками, точно ребенок. Ее чистый сильный голос эхом разнесется по лесу.
– Незачем топать пешком целых пять миль, чтобы меня встречать, – каждые две недели повторяет ей Марджери. – Ведь это наша работа. Вот почему мы и едем верхом на лошади.
– Ой, вы, девочки, и так очень много для нас делаете.
Но Марджери прекрасно знает настоящую причину. Так же как и ее сестра, прикованная к постели в крохотной бревенчатой хижине в Ред-Лике, Нэнси не могла позволить себе прозевать очередной транш новых историй. Эта шестидесятичетырехлетняя женщина, с тремя уцелевшими зубами во рту, была большой поклонницей красивых ковбоев.
– От этого Мака Макгуайра мое сердце трепещет, как выстиранная простыня на веревке. – Нэнси хлопает в ладоши и возводит глаза к небесам. – Арчер его так описывает, что кажется, будто он вот-вот сойдет со страниц книги и закинет меня к себе на седло. – Нэнси заговорщицки наклоняется к Марджери. – А может, мне просто хочется поездить верхом. Мой муж говаривал, в молодости посадка у меня была что надо!
– Не сомневаюсь, Нэнси, – каждый раз отвечает Марджери, и Нэнси разражается смехом и хлопает себя по ляжкам так, словно говорит это впервые.
Неожиданно раздается треск сухой ветки, отчего Чарли навострил уши. Уши такие большие, что мул наверняка способен услышать шум даже на дороге в Луисвилл.
– Сюда, мальчик. – Марджери отводит мула подальше от каменистого уступа. – Через минуту мы услышим ее голос.
Марджери резко поворачивает голову.
– Ну что, Марджери, может, теперь посмотришь на меня, а?
У Марджери путаются мысли, но она говорит твердым голосом:
– Я вижу тебя, Клем Маккалоу.
– Я вижу тебя, Клем Маккалоу, – передразнивает он Марджери, выплевывая слова, точно задиристый ребенок на школьном дворе. Волосы у Маккалоу сбились набок. Похоже, он еще не проспался. – Ты дальше своего носа вообще ничего не видишь. Да и смотришь на меня как на грязь под ногами. Будто ты какая-то особенная.
Она поспешно перебрала в голове всех, кого могла обидеть – Господь свидетель, раз, два и обчелся, – но Маккалоу? И ей пришло на ум только одно.
– Если мой отец чем-то и обидел твою семью, то все это быльем поросло и похоронено вместе с ним. Осталась только я, а кровная вражда меня не интересует.
Теперь Маккалоу стоит прямо у нее на пути, снег служит опорой для ног, палец по-прежнему на спусковом крючке. Кожа в сине-фиолетовых пятнах, типичных для того, кто так сильно надрался, что уже не чувствует холода. Возможно, тот, кто так сильно надрался, не попадет в цель, но Марджери не хотелось проверять это на себе.
Она поправляет груз, натягивает вожжи, ее взгляд скользит в сторону. Берега ручья слишком крутые, слишком заросшие, чтобы можно было проехать низом. Придется или уговорить Маккалоу посторониться, или направить мула прямо на него. Искушение сделать последнее слишком велико.
Мул прижимает уши. Внезапно становится так тихо, что Марджери слышит, как колотится сердце, как стучит кровь в ушах. Марджери рассеянно думает, что ее сердце еще ни разу не билось так громко.
– Мистер Маккалоу, я просто делаю свою работу. И я была бы вам крайне признательна, если бы вы позволили мне проехать.
– Свою работу… Думаешь, ты такая важная птица? Знаешь, что тебе нужно? – Он шумно сплевывает в ожидании ответа. – Девчонка, я спросил, ты знаешь, что тебе нужно?
– У меня имеется сильное подозрение, что мой вариант ответа диаметрально противоположен вашему.
– Ой, я гляжу, ты за словом в карман не лезешь. У тебя на все есть ответы. Думаешь, мы не понимаем, чем вы все тут занимаетесь? Думаешь, мы не знаем, что́ вы распространяете среди богобоязненных женщин? Мы знаем, что у тебя на уме, Марджери О’Хара, и есть только один способ изгнать дьявола из девицы вроде тебя.
– Ну, я бы рада остановиться и это выяснить, но мне нужно закончить объезд. Быть может, мы продолжим наш разговор…
Она поспешно захлопывает рот.
Он делает два шага вперед, широко расставляя увязшие в снегу ноги:
– А ну-ка слезай с мула!
Марджери сейчас одна-одинешенька, и он это знает.
Он угрожающе понижает голос:
– Я сказал, слезай с мула. Живо!
Он делает еще два шага вперед, снег скрипит под его ногами.
А затем она слышит это: звучный голос Нэнси вдалеке.
О, какой мир мы часто теряем!
О, какую ненужную боль мы несем…
И вот она уже мчится вдоль русла ручья, дыхание застревает в горле, сердце колотится. Ей остается только надеяться, что мул не поскользнется в ледяной воде. У Марджери не хватает духу оглянуться назад, чтобы проверить, не преследует ли ее Маккалоу.
Глава 1
Тремя месяцами раньше
Обмахиваясь руками от жары у дверей магазинов или стараясь держаться в тени эвкалиптов, жители в один голос признавали, что сентябрь выдался не по сезону теплым. В зале собраний Бейливилла стоял густой запах хозяйственного мыла, застарелых духов и тел, втиснутых в выходные поплиновые платья и летние костюмы. Тепло проникло даже в обшитые досками стены: дерево протестующе скрипело и вздыхало. Плотно прижатая к Беннетту, который пробирался вдоль занятых мест, извиняясь перед каждым, кто пропускал их с едва сдерживаемым недовольным вздохом, Элис чувствовала, как в нее проникает тепло всех тел, откидывающихся назад, чтобы их пропустить.
Наконец Беннетт нашел два свободных места, и Элис, с пылающими от смущения щеками, села, не обращая внимания на косые взгляды окружающих. Беннетт посмотрел на лацкан пиджака, сдул несуществующую пылинку, затем уставился на юбку Элис.
– Ты что, не переоделась? – прошептал он.
– Ты же сам сказал, мы опаздываем.
– Я не говорил, чтобы ты появлялась на людях в домашней одежде.
Элис пыталась приготовить картофельную запеканку с мясом, чтобы стимулировать Энни подавать к столу не только блюда южной кухни. Однако картошка позеленела, а кинув мясо на сковороду, Элис вся забрызгалась жиром. Когда Беннетт зашел за ней на кухню (Элис, конечно, забыла о времени), то не мог взять в толк, почему, ради всего святого, перед таким важным мероприятием нельзя было предоставить решение кулинарных вопросов экономке.
Элис прикрыла ладонью самое большое жирное пятно на юбке, исполненная решимости не убирать руку по крайней мере ближайший час. Потому что все наверняка затянется на час. А может, и на два. Или – да поможет ей Господь! – на три часа.
Церковь и собрания. Собрания и церковь. Временами Элис Ван Клив казалось, будто она меняла одно нудное времяпрепровождение на другое. И этим самым утром в церкви пастор Макинтош битых два часа клеймил позором грешников, очевидно лелеявших коварные замыслы верховодить в их маленьком городе, и теперь, обмахнувшись руками, похоже, готов был продолжить разглагольствования.
– Сейчас же надень туфли! – прошептал Беннетт. – Тебя могут увидеть.
– Это все жара, – сказала Элис. – Я же англичанка и не привыкла к таким температурам.
Элис не увидела, а скорее почувствовала неодобрение мужа. Но ей было слишком жарко, и она слишком устала, чтобы обращать внимание, а голос пастора оказывал нарколептическое действие, и Элис улавливала лишь каждое третье слово или вроде того: прорастание… стручки… мякина… бумажные мешки – и поняла, что все остальное ее мало волнует.
Замужество, говорили ей, – это увлекательное приключение. Путешествие в другую страну! Ведь как-никак Элис вышла замуж за американца. Новая еда! Новая культура! Новые впечатления! Элис представляла себя в Нью-Йорке, в аккуратном костюме, в шумных ресторанах или на запруженных народом улицах. Она бы писала домой письма, в которых хвасталась бы новыми впечатлениями. О, Элис Райт? Это не она, случайно, вышла замуж за того шикарного американца? Да, я получила от нее открытку – она была в «Метрополитен-опере» или в Карнеги-Холле… Но никто не предупреждал Элис, что ее ждут бесконечные светские разговоры с престарелыми тетушками за чашечкой чая, бесконечная куча бессмысленного шитья и штопки, а что еще хуже – бесконечные смертельно скучные церковные проповеди. Бесконечные, длиннющие церковные службы и собрания. И боже, эти мужчины просто упивались звуком собственного голоса! Элис казалось, будто ее непрерывно отчитывают четыре раза в неделю.
По пути домой Ван Кливы успели остановиться в тринадцати церквях, не меньше, и единственная служба, которая понравилась Элис, была в церкви в Чарльстоне, где священник настолько утомил свою паству, что прихожане, потеряв терпение, дружно решили «его перепеть», а когда совсем заглушили его песнопениями, он наконец уловил сигнал и, разгневанный, прикрыл на день свою религиозную лавочку. Тщетные попытки священника перекричать все громче и громче распевающих прихожан были такими смешными, что Элис не выдержала и захихикала. А вот паства в Бейливилле, штат Кентукки, как еще час назад обнаружила Элис, оказалась до ужаса восторженной.
– Элис, просто надень туфли. Пожалуйста.
Элис поймала на себе взгляд миссис Шмидт, в чьей гостиной она пила чай две недели назад, и поспешно устремила глаза вперед, стараясь не выглядеть слишком приветливой на случай, если миссис Шмидт пригласит ее к себе еще раз.
– Что ж, благодарим тебя, Хэнк, за совет, как хранить семена. Уверен, ты дал нам богатую пищу для размышлений.
Элис только было собралась сунуть ноги в туфли, как вдруг пастор добавил:
– О нет, не вставайте, дамы и господа. Миссис Брейди просит уделить ей минутку вашего времени.
Элис, умудренная горьким опытом, снова сняла туфли. Вперед вышла низенькая, средних лет женщина – из тех, что отец Элис называл корпулентными, – крепко сбитая, с прочными формами, при виде которых невольно возникали ассоциации с высококачественным диваном.
– Я насчет передвижной библиотеки. – Миссис Брейди обмахнулась белым веером и поправила шляпку. – У нас уже есть кое-какие успехи, с которыми я хотела бы вас ознакомить. Мы все в курсе того, какое… хм… разрушительное влияние Депрессия оказала на нашу великую страну. Мы уделяли столько внимания выживанию, что очень многие аспекты нашей жизни отошли на задний план. Возможно, некоторые из вас в курсе титанических усилий, которые предпринимают наш президент и миссис Рузвельт с целью привлечь внимание к проблемам грамотности и обучения. Итак, на этой неделе я имела честь присутствовать на чаепитии с миссис Леной Нофсьер, председателем Библиотечной службы родительского комитета штата Кентукки, и она сообщила нам, что Управление общественных работ учредило систему передвижных библиотек в нескольких штатах, причем пару таких здесь, в Кентукки. Некоторые из вас наверняка слышали о библиотеке, организованной здесь, в округе Харлан. Да? Ну, этот проект оказался невероятно успешным. Под эгидой самой миссис Рузвельт и УОР…
– Но ведь она принадлежит к Епископальной церкви.
– Миссис Рузвельт. Она принадлежит к Епископальной церкви.
У миссис Брейди дернулась щека.
– Что ж, не станем вменять ей это в вину. Она наша первая леди, и она заботится о том, чтобы сделать нашу страну снова великой.
– Лучше бы заботилась о том, чтобы знать свое место и не лезть куда ни попадя. – Дородный мужчина в светлом льняном костюме потряс двойным подбородком и оглядел собравшихся в поисках поддержки.
Элис рассеянно оглянулась, и Пегги Форман, наклонившаяся вперед, чтобы одернуть юбку, приняла этот взгляд на свой счет. Она нахмурилась и, задрав крошечный носик, что-то пробормотала сидевшей рядом девице, которая в свою очередь смерила Элис недружелюбным взглядом. Элис сразу выпрямилась, прикладывая отчаянные усилия, чтобы не покраснеть.
«Элис, ты не впишешься в здешнее общество, пока не заведешь друзей», – не уставал твердить ей Беннетт, как будто Элис могла стереть кислое выражение с лиц Пегги Форман и компании.
– Твоя подружка снова пытается наложить на меня проклятие, – прошептала Элис.
– Она вовсе не моя подружка.
– Ну, она полагает, что некогда была ею.
– Я ведь тебе уже говорил. Мы были просто детьми. А потом я встретил тебя… Ну и теперь это все в прошлом.
– Мне бы хотелось, чтобы ты так и сказал ей.
Беннетт наклонился к жене:
– Элис, ты всегда чудовищно отчужденная. Люди считают тебя… немного спесивой…
– Беннетт, я ведь англичанка. Открытость… нам несвойственна.
– Я только считаю, что чем скорее ты адаптируешься, тем лучше будет для нас обоих. Папа тоже так думает.
Миссис Брейди недовольно покосилась в их сторону:
– Как я уже говорила, благодаря успеху подобных начинаний в соседних штатах УОР выделило фонды с целью создать нашу собственную передвижную библиотеку здесь, в округе Ли.
Элис с трудом подавила зевок.
Дома на комоде стояла фотография Беннетта в бейсбольной форме. Он только что отбил хоум-ран, и его лицо было одновременно напряженным и ликующим, словно в этот момент он испытывал нечто трансцендентальное. Элис хотелось, чтобы Беннетт хоть разок вот так посмотрел на нее.
Но когда Элис Ван Клив позволяла себе об этом думать, то понимала, что ее замужество стало кульминацией случайных событий. Разбитая фарфоровая собачка, когда они с Дженни Фицджеральд играли дома в бадминтон, так как на улице шел дождь, и что еще им оставалось делать? Потеря из-за систематических опозданий места в школе секретарей. Явно непристойная выходка, направленная против босса ее отца во время рождественских коктейлей. «Но ведь он положил мне руку на задницу, когда я разносила волованы!» – запротестовала Элис, на что ее мать, вздрогнув, заявила: «Элис, нельзя быть такой вульгарной!» Эти три события, а еще инцидент с участием друзей Гидеона, брата Элис: слишком много ромового пунша и испорченный ковер. Она не знала, что в пунше есть алкоголь! Ей никто не сказал! В результате родители решили предоставить ей, по их словам, «время для размышления», то есть запереть в четырех стенах. Элис собственными ушами слышала, как родители разговаривали на кухне.
«Она всегда была такой. Она точь-в-точь твоя тетка Харриет», – безапелляционно заявил отец, после чего мама целых два дня с ним не разговаривала, словно сама мысль о том, что Элис пошла в родственников по материнской линии, была крайне оскорбительной.
И вот после долгой зимы, в течение которой Гидеон посещал бесконечные балы и коктейли, по уик-эндам пропадал в домах своих друзей или тусовался в Лондоне, Элис мало-помалу выпала из всех списков приглашенных и в основном сидела дома, занимаясь без особого энтузиазма неряшливым вышиванием. Ее единственными выходами в свет были визиты в компании матери к престарелым родственникам или посещение собраний Женского института, где обсуждались такие животрепещущие темы, как выпечка тортов, составление букетов и «Жития святых». Короче, все будто сговорились свести Элис смертельной тоской в могилу. Элис перестала расспрашивать Гидеона о подробностях светских вечеринок, поскольку от этого ей становилось только хуже. В результате она угрюмо играла в канасту, с небрежным видом жульничала во время игры в «Монополию» или сидела, положив голову на руки, за кухонным столом и слушала радио, где обещали большой мир за пределами душного мирка ее проблем.
Итак, два месяца спустя, одним прекрасным воскресным днем на церковном весеннем фестивале совершенно неожиданно появился Беннетт Ван Клив, с его американским акцентом, квадратной челюстью и белокурыми волосами, который принес с собой запахи другого мира, расположенного за миллионы миль от Суррея. Он мог бы быть даже Горбуном из собора Парижской Богоматери, и тогда Элис наверняка согласилась бы, что перебраться на колокольню – действительно отличная идея, спасибо большое.
Все мужчины, как обычно, смотрели на Элис, и Беннетт был сражен наповал элегантной молодой англичанкой с огромными глазами, со стильно подстриженными волнистыми светлыми волосами, с таким чистым звонким голосом, какого ему еще не доводилось слышать у себя в Лексингтоне. И, как заметил его отец, судя по изысканным манерам и умению изящно поднимать чашечку чая, она вполне могла бы быть британской принцессой. А когда мать Элис призналась, что благодаря брачным связям два поколения назад у них в роду была даже герцогиня, старший Ван Клив едва не испустил дух от радости:
– Герцогиня? Королевских кровей? О, Беннетт, разве это не польстило бы твоей дорогой матушке?
Отец и сын совершали поездку по Европе с миссией программы помощи по линии Объединенной церкви Христа Восточного Кентукки, чтобы проверить, как почитается вера за пределами Америки. Мистер Ван Клив спонсировал также нескольких участников миссии в память о своей покойной жене Долорес, как он имел обыкновение говорить, когда в разговоре наступало временное затишье. Возможно, он и был бизнесменом, но это ничего не значило, абсолютно ничего, если работа не делалась под Божественным покровительством. Элис показалось, что его несколько обескуражили скромные и не слишком бурные проявления религиозного рвения у прихожан церкви Святой Марии, а прихожане в свою очередь были поражены страстной речью пастора Макинтоша о сере и адском пламени. Бедную миссис Арбатнот даже пришлось вывести через боковую дверь на свежий воздух. Но если британцам и не хватало набожности, то, как заметил мистер Ван Клив, они с лихвой компенсировали это своими церквями, своими кафедральными соборами и всей своей историей. А разве это само по себе не являлось духовным опытом?
Тем временем Элис и Беннетт были целиком поглощены собственным, ничуть не менее духовным опытом. Они прощались, держась за руки и обмениваясь пылкими заверениями в нежных чувствах, несколько экзальтированными в свете неотвратимой разлуки. А еще они обменивались письмами, пользуясь его остановками в Реймсе, Барселоне и Мадриде. Обмен этот достиг почти лихорадочного напряжения во время приезда Беннетта в Рим, и, когда на обратном пути он сделал Элис предложение, это стало сюрпризом лишь для самых неосведомленных домочадцев, а Элис с проворством птички, увидевшей, что дверца клетки внезапно распахнулась, колебалась не дольше полсекунды, прежде чем сказать «да» своему сгорающему от любви – и уже восхитительно загоревшему – американцу. Ну и какая девушка не сказала бы «да» красивому мужчине с квадратной челюстью, который смотрел на нее как на хрупкую статуэтку? Тем более что все последние месяцы остальные смотрели на нее как на зачумленную.
– Ты само совершенство. – Они сидели, с поднятыми от ветра воротниками, на качелях в саду родителей Элис, Беннетт сжимал ее узкое запястье, а отцы молодых людей благосклонно следили за ними из окна библиотеки, причем оба чувствовали облегчение, хотя и по разным причинам. – Ты такая нежная и утонченная. Совсем как чистокровная лошадь.
– А ты до неприличия красив. Совсем как кинозвезда.
– Маме ты бы очень понравилась. – Он провел пальцем по щеке Элис. – Ты похожа на фарфоровую куклу.
Шесть месяцев спустя он уже не считал ее фарфоровой куклой. Элис была в этом абсолютна уверена.
Они молниеносно поженились, объяснив подобную спешку тем, что мистера Ван Клива ждут дела. У Элис возникло такое ощущение, будто весь ее мир полетел вверх тормашками; она чувствовала себя пьяной от счастья, особенно после того угнетенного состояния, в котором пребывала в течение этой долгой зимы. Мать Элис упаковала ее дорожный сундук с тем же слегка неприличным удовольствием, с каким рассказывала каждому из своего круга о чудесном американском муже Элис и о его богатом промышленнике-отце. Возможно, было бы неплохо, если бы мать Элис выглядела чуть более печальной при мысли о том, что ее единственная дочь переезжает в ту часть Америки, где никто из знакомых никогда не бывал. Однако и Элис точно так же не скрывала своего желания уехать. И только ее брат неприкрыто грустил, хотя Элис не сомневалась, что проведенный в гостях ближайший уик-энд сразу излечит его от тоски. «Я непременно приеду тебя навестить», – сказал Гидеон, но оба знали, что не приедет.
Медовый месяц Беннетта и Элис включал пятидневное плавание по морю в Соединенные Штаты Америки, а затем – поездку по суше из Нью-Йорка в Кентукки. Элис нашла Кентукки в энциклопедии и сразу заинтересовалась скачками. Казалось, там круглый год проходит День скачек. Элис все приводило в щенячий восторг: их внушительный автомобиль, огромный океанский лайнер, бриллиантовый кулон, который Беннетт купил ей в Берлингтонском пассаже в Лондоне. Элис не возражала против того, что мистер Ван Клив составлял им компанию в течение всей поездки. Ведь как-никак не могли же они бросить пожилого человека в одиночестве, а Элис была настолько воодушевлена перспективой покинуть Суррей, с его притихшими по воскресеньям гостиными и вечной атмосферой молчаливого неодобрения, что не стала возражать.
Если Элис и испытывала смутное неудовольствие тем, что мистер Ван Клив прилип к ним точно банный лист, она быстро смирилась, стараясь казаться именно той восхитительной версией самой Элис, которую оба мужчины предпочитали видеть. На борту океанского лайнера Элис с Беннеттом могли хотя бы прогуливаться после ужина вдвоем по палубе, пока отец Беннетта занимался деловыми бумагами или беседовал с немолодыми пассажирами за капитанским столом. Беннетт обнимал Элис своей сильной рукой, а она поднимала вверх левую ладонь с новеньким сияющим золотым кольцом на пальце, в очередной раз удивляясь тому факту, что она, Элис, стала замужней женщиной. Ну а когда они прибудут в Кентукки, говорила себе Элис, она уже фактически станет замужней женщиной, поскольку им троим не придется делить одну каюту, отгородившись от отца занавеской.
– Это, конечно, не совсем то нижнее белье, которое положено носить невесте, – шепнула Элис, надевая сорочку и пижамные штаны.
После того как мистер Ван Клив во сне перепутал занавеску двуспальной койки молодоженов с дверью в ванную комнату, ни в чем другом Элис не могла чувствовать себя комфортно.
Беннетт поцеловал жену в лоб.
– В любом случае прямо сейчас, когда папа совсем рядом, слишком откровенное проявление чувств было бы неправильным, – прошептал он в ответ и, положив между ними длинный валик, добавил: – А иначе я могу потерять над собой контроль.
И они лежали рядышком, целомудренно держась за руки и шумно дыша, когда под ними вибрировал огромный корабль.
Оглядываясь назад, Элис понимала, что длинное путешествие было наполнено подавленным желанием, тайными поцелуями на палубе за спасательными лодками и полетом воображения, когда волны под ними ритмично взмывали вверх и падали вниз.
– Ты такая прелестная! Когда мы приедем домой, все будет по-другому, – жарко шептал ей на ухо Беннетт, и Элис любовалась красиво вылепленными чертами мужа и зарывалась лицом в его душистую шею, гадая про себя, как долго она сможет терпеть эту крестную муку.
И потом, после бесконечного путешествия на автомобиле, с бесконечными остановками по дороге из Нью-Йорка в Кентукки у этого священника и у того пастора, Беннетт сообщил, что вопреки ожиданиям Элис они будут жить не в Лексингтоне, а в маленьком городке дальше к югу. Итак, проехав Лексингтон, они продолжили путь по узким пыльным дорогам мимо беспорядочно расположенных и сгруппированных в произвольном порядке домов, над которыми нависали покрытые лесами бесконечные горы. Все отлично, заверила мужа Элис, пытаясь скрыть свое разочарование при виде главной улицы Бейливилла, с парой кирпичных зданий и ведущими в никуда узкими дорогами. Она обожает сельскую местность. И они могут ездить в город подобно тому, как ее мама ездила в лондонский ресторан «Симпсон на Стрэнде». Ведь так? Элис усиленно пыталась сохранять оптимизм, даже узнав, что первый год им придется жить с мистером Ван Кливом. «Я не могу оставить отца одного, пока он горюет по маме. По крайней мере, не сейчас. Любимая, не надо делать такое испуганное лицо, ведь это второй по величине дом в городе. И у нас будет своя комната». А когда наконец они оказались наедине в этой комнате, все, конечно, пошло вкривь и вкось, причем настолько, что у Элис просто не хватило слов это описать.
С привычным зубовным скрежетом, с которым она пережила пансион и «Пони клуб», Элис попыталась приноровиться к жизни в маленьком провинциальном городишке в штате Кентукки. Что было самым настоящим культурным шоком. Она могла обнаружить, сильно постаравшись, некую грубую красоту окружающей природы, с ее бескрайним небом, пустыми дорогами и меняющимся светом, с горами, где между деревьями бродили настоящие дикие медведи, и с парившими над вершинами орлами. Элис приводили в священный ужас масштабы всего, что ее окружало, и огромные расстояния, к которым, казалось, она должна приспосабливать собственные виды на будущее. Но, по правде говоря, писала Элис в еженедельных письмах к Гидеону, все остальное было в высшей степени невыносимо.
Она буквально задыхалась в этом большом белом доме, хотя Энни, практически бессловесная экономка, избавила ее от всех домашних обязанностей. Дом, и впрямь один из самых больших в городе, оказался забит тяжелой старинной мебелью, а все свободные поверхности были заставлены фотографиями покойной миссис Ван Клив, или безделушками, или немигающими фарфоровыми куклами, причем при любой попытке Элис хотя бы на дюйм сдвинуть одну из них либо отец, либо сын говорили: «Это мамина любимая». Суровый и благочестивый дух миссис Ван Клив по-прежнему витал в доме, плотным саваном накрывая все кругом.
Маме не понравилось бы, чтобы валики лежали вот так. Разве нет, Беннетт?
Конечно не понравилось бы. У мамы были весьма строгие взгляды на мягкую мебель.
Мама действительно любила вышивать тексты псалмов. А разве пастор Макинтош не говорил, что во всем Кентукки нет такой женщины, у которой стежки на одеяле были бы тоньше?
Элис угнетало постоянное присутствие мистера Ван Клива рядом с ними: он решал, что им делать, что есть, как проводить день. Что бы ни происходило в доме, мистер Ван Клив не мог оставаться в стороне, и даже если Элис с Беннеттом просто заводили в своей комнате граммофон, он врывался к ним без стука и говорил: