Деревянный орел чему учит
«Деревянный орел» читательский дневник: краткое содержание, главные герои, главная мысль.
Русская народная сказка – устное народное творчество, фольклорная проза. В них всегда присутствуют приключения, наставления, житейская мудрость, описание древнего быта, порядков и обычаев. Самые ранние упоминания о русских сказках отнесены к двенадцатому веку.
Одной из известных сказок является «Деревянный орел».
Краткое содержание
Главные герои
1) Ювелир – толковый мастер, создает красоту из золота.
2) Столяр – отличный мастер, создал деревянного орла.
3) Царевич – храбрый, отважный, любит приключения.
Главная мысль
Столярные мастера могут создавать такие чудесные вещи без волшебства, которые помчат на встречу приключениями.
Чему учит?
Сказка учит быть мастером своего дела, быть отважным, сообразительным, смекалистым.
Пословицы
1) Кто смел, тот на коня сел.
2) Смелость силе воевода.
3) Всякая работа мастера хвалит.
Отзыв
Сказка «Деревянный орел» очень интересная и захватывающая. Она рассказывает, какие чудеса могут творить настоящие мастера своего дела. О смелом и отважном царевиче, который не только не побоялся лететь на деревянном орле, но и с его помощью спас себе жизнь и освободил принцессу.
Читайте по теме: Полный список для читательского дневника (в т.ч. краткое содержание, главные герои, главная мысль и т.п.) для 3 класса.
Немного о сказке
Об истории сказки почти ничего не известно: ее сюжет был популярен во многих русских городах и передавался из поколения в поколение, пока не был включен в сборники народных сказок в известном ныне варианте.
Сюжет сказки
Действие сказки «Деревянный орел» разворачивается, конечно же, в некотором царстве. Заспорили однажды ювелир и столяр, чье мастерство не знает равных. Услышал царь их спор, посмеялся и сказал, что лучшим мастером будет назван тот, кто сделает невиданную диковину и удивит всю царскую семью. А сроку на работу дал одну ночь.
На следующее утро собрался весь двор посмотреть на чудесные поделки. Ювелир показал золотую уточку, которая была как живая, умела и плавать, и головой вертеть в разные стороны, и крыльями махать. Остался царь доволен.
Столяр же принес деревянного орла, которого трудно было отличить от настоящего. Был у орла винтик, который управлял его полетом. Пока все удивлялись и восхваляли орла, молодой царевич сел на него верхом, повернул винтик – и был таков, улетел ввысь. Разгневался царь на столяра, сказал, что если через две недели царевич не вернется, не сносить мастеру головы.
Прилетел царевич в неизвестный городок, попросился переночевать к старушке. Рассказала она ему о высокой башне, в которой томится прекрасная королевна, чья красота не знает равных. Наутро сел царевич на орла и влетел в окно той башни, стал беседовать с красавицей, а орла положил в мешок.
Королю донесли о появлении молодца в башне, велел он его схватить и казнить. Царевич озвучил последнюю просьбу: чтобы принесли ему его мешок перед смертью. Достал он орла, сел на него верхом, посадил с собой королевну и полетел обратно в свое царство, только его и видели.
Прилетел царевич с красавицей-невестой домой, на радость своим родителям и всему царству. Закатили по этому случаю пир на весь мир. Столяра отпустили на свободу, и с той поры стали на Руси уважать труд и мастерство всех столяров.
Сказка «Деревянный орел» в современности
И до наших дней дошла в сборниках эта замечательная народная сказка, которая учит побеждать трудности и верить в лучшее. Пусть она менее известна, чем другие, но наверняка будет интересна детям своим замысловатым, ярким сюжетом и при этом лаконичностью повествования. Детям обязательно запомнится сказка «Деревянный орел»,читать ее теперь можно в красочных сборниках русских народных сказок на нашем сайте.
Сказка Деревянный орел. Русская народная сказка
Сказка Деревянный орел о том, что судьбу перехитрить невозможно. С удовольствием ее прочитают онлайн и дети, и родители.
Скачать сказку Деревянный орел: (word) — (pdf)
Сказка Деревянный орел читать
Краткое содержание сказки
Анализ сказки Деревянный орел
В сказке несколько тематических линий. В начале сказки показано мастерство умельцев-самоучек и их диковинки. Дальше развивается тема человека и его судьбы. В сказке показано, что каждому суждено пройти определенные жизненные испытания. Чему учит сказка Деревянный орел? Она учит не принимать скоропалительных решений.
Мораль сказки Деревянный орел
От судьбы не уйдешь – вот такова мораль сказки Деревянный орел. По крайней мере, три эпизода сказки подтверждают эту истину. Талантливый мастер получил за чудесного деревянного орла признание царя, но тут же угодил в темницу. С детства красавицу-царевну царь прячет за семью замками в высокой башне, чтобы не выдавать дочь замуж в далекую страну, но чужестранец, посадив ее на деревянного орла, похищает и женится на ней. Царь приказал казнить молодца, но с помощью деревянного орла он спасает свою жизнь.
Пословицы, поговорки и выражения сказки
Читать сказки онлайн – увлекательное и полезное занятие!
Деревянный орел — русская народная сказка
Сказка о тот, как однажды столяр заспорил с золотых дел мастером, что и из дерева можно сделать настоящее чудо, чтобы все люди ахнули. Изготовили они чудесные вещицы по приказу царя: уточку из золота и деревянного орла. Пока все любовались игрушками, царский сын сел на деревянного орла и улетел…
Деревянный орел читать
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь.
И было у царя множество слуг. Да не простых прислужников, а разных мастеров: и столяров, и гончаров, и портных. Любил царь, чтобы и платье у него лучше, чем у других, было сшито, и посуда хитрее расписана, и дворец резьбою украшен.
Мастеров в царском дворце видимо-невидимо было. Все они по утрам собирались к царскому выходу и ждали, кому какое дело царь на сегодня назначит.
И вот случилось раз, что столкнулись у царского порога золотых дел мастер и столяр. Столкнулись и заспорили — кто из них свое ремесло лучше знает и чья работа труднее.
Золотых дел мастер и говорит:
— Твое мастерство невелико, ты над деревом сидишь, деревянные вещи режешь. То ли дело моя работа: я все из чистого золота делаю — любо-дорого поглядеть.
А столяр и отвечает:
— Не хитро дорогую вещь сделать, коли золото само в цене. Ты вот из простого дерева сделай такую штучку, чтобы все кругом диву дались. Вот тогда я поверю, что ты мастер.
Спорили они, спорили, чуть до драки не дошло, да в это время царь входит. Услыхал он этот разговор, усмехнулся и приказал:
— Сделайте вы мне оба по диковинке: один — из золота, другой — из дерева. Погляжу на них и решу, кто из вас лучший мастер.
С царем не поспоришь, коли жизнь дорога. Пошли мастера из дворца каждый к себе, оба крепкую думу думают, как бы друг друга перегнать в мастерстве.
Дал им царь неделю сроку.
Через неделю приходят оба мастера во дворец, становятся в ряд с другими, ждут царского выхода. И у каждого по свертку в руках.
Вышел царь и говорит:
— Ну, молодцы, показывайте ваше искусство, — а сам в бороду усмехается.
Приказал он позвать в палату и царицу, и молодого сына-царевича.
— Пусть и они на вашу работу поглядят.
Сели царь с царицей на лавку, а царевич рядом встал. Вышел вперед золотых дел мастер:
— Прикажи, царь-батюшка, большой чан воды принести.
Принесли большой чан, воды налили.
Развязал мастер свой узелок, вынул оттуда золотую утку и пустил ее на воду. Поплыла утка, словно живая: головой вертит, крякает, носиком перышки обчищает.
Открыл царь рот от удивления, а царица кричит:
— Да это живая утка, а не золотая! Он, видно, живую утку золотом покрыл!
— Какая же она живая? Прикажите мне ее разобрать по частям и опять на винтики собрать.
Вынул он утку из чана, сначала ей крылышки отвинтил, потом голову, а после и всю на кусочки разобрал. Разложил на столе, да и давай снова свинчивать.
Свинтил, пустил на воду. И поплыла утка лучше прежнего.
Захлопали все придворные в ладоши:
— Ну и мастер! Ну и чудо сделал! Век такого не видывали!
Обернулся царь к столяру:
— Теперь ты свое искусство показывай.
— Прикажи, ваше царское величество, окошко в этой горнице отворить.
Отворили окошко. Развернул столяр свой сверток, вынимает из него орла деревянного.
Да так этот орел хорошо сделан был, что от живого не отличить. А столяр и говорит:
— Утка-то золотая только по воде плавает, а мой орел в облака подымается.
Сел столяр на орла и повернул винтик. Поднял его орел и мигом вылетел по воздуху из царской палаты. Кинулись все к окнам, смотрят, рты разинули, а столяр над царским двором в воздухе разные круги делает. Влево повернет винтик — орел книзу летит, вправо повернет — подымается. У царя от удивления корона на затылок съехала, глядит он в окошко, оторваться не может. А все кругом словно замерли. Такого мастерства никто не видывал.
Покружил столяр по воздуху и обратно в палату влетел. Поставил орла в сторонку и к царю подходит:
— Ну как, царь-батюшка, доволен ли ты моим искусством?
— Слов не нахожу, так доволен, — царь отвечает. — Да как же ты этак умудрился? Да как же ты ему этот винтик пристроил?
Начал столяр царю объяснять, а в это время царица как ахнет, как закричит:
— Куда ты? Куда? Ах, ловите, остановите!
Обернулись все на ее голос — и видят: пока царь столяра расспрашивал, царевич молодой вскочил на орла, повернул винтик — и вылетел из окна на двор.
— Вернись скорей! Куда ты? Убьешься! — кричат ему царь с царицей.
А царевич махнул рукой, да и полетел через забор серебряный, которым дворец огорожен был. Повернул он винтик вправо — поднялся орел за облака и скрылся из глаз.
Царица без памяти лежит, а царь на столяра гневается.
Схватили стражники столяра и кинули в темное подземелье.
А царевич на деревянном орле все дальше и дальше летит.
Любо царевичу. Просторно, вольно кругом. В ушах ветер свистит, кудри развеваются, под ногами облака проносятся, и сам царевич — словно птица крылатая. Куда хочет, туда в небе и поворачивает.
К вечеру прилетел он в неведомое царство, опустился на край города. Видит — стоит избушка маленькая.
Постучал царевич в дверь. Выглянула старушка.
— Пусти, бабушка, переночевать. Я тут чужой человек, никого не знаю, остановиться не у кого.
— Отчего не пустить, сынок. Входи, места много. Я одна живу.
Развинтил царевич орла, связал в сверток, входит к старушке в избушку.
Стала старушка его ужином кормить, а царевич расспрашивает: что за город, да кто в нем живет, да какие в городе диковинки.
Вот и говорит старушка:
— Есть у нас, сынок, одно чудо в государстве. Стоит посреди города царский дворец, а подле дворца — высокая башня. Заперта та башня тридцатью замками, и охраняют ее ворота тридцать сторожей. Никого в ту башню не пускают. А живет там царская дочь. Как родилась она, так ее с нянькой в той башне и заперли, чтобы никто не видел. Боятся царь с царицей, что полюбит царевна кого-нибудь и придется ее замуж на чужую сторону отдавать. А им с ней расставаться жалко: она у них единственная. Вот и живет девушка в башне, словно в темнице.
— А что, и верно хороша царевна? — спрашивает царевич.
— Не знаю, сынок, сама не видала, а люди сказывали — такой красоты во всем свете не сыщется.
Захотелось царевичу в запретную башню пробраться. Лег он спать, а сам все раздумывает, как бы ему царевну увидеть.
На другой день, как стемнело, сел он на своего деревянного орла, взвился в облака и полетел к башне с той стороны, где окошко в тереме было.
Подлетел и стучит в стекло.
Удивилась царевна. Видит — молодец красоты неописанной.
— Кто ты, добрый молодец? — спрашивает.
— Отвори окно. Сейчас все тебе расскажу.
Открыла девушка окно, влетел деревянный орел в комнату. Слез с него царевич, поздоровался, рассказал девушке, кто он таков и как попал сюда.
Сидят они, друг на друга глядят — наглядеться не могут.
Спрашивает царевич, согласна ли она его женой стать.
— Я-то согласна, — говорит царевна, — да боюсь, батюшка с матушкой не отпустят.
А злая нянька, которая царевну сторожила, все выследила. Побежала она во дворец и донесла, что так, мол, и так, к царевне кто-то прилетал, а теперь этот молодец в доме старушки скрывается.
Прибежала тут стража, схватила царевича и потащила во дворец. А там царь на троне сидит, гневается, дубинкой о пол стучит.
— Как ты, такой-сякой, разбойник, осмелился мой царский запрет нарушить? Завтра казнить тебя прикажу!
Повели царевича в темницу, бросили одного и крепкими замками заперли.
Наутро весь народ на площадь согнали. Объявлено было, что казнить станут дерзкого молодца, который в башню к царевне проник.
Вот уж и палач пришел, и виселицу поставили, и сам царь с царицей на казнь глядеть приехали.
Вывели царевича на площадь. А он обернулся к царю и говорит:
— Ваше величество, разрешите мне последнюю просьбу высказать.
Нахмурился царь, а отказать нельзя.
— Прикажите гонцу сбегать в дом, к старушке, где я жил, сверток мой принести.
Не мог отказать царь, послал гонца. Принесли сверток.
А царевича в это время уже к виселице подвели, на лесенку поставили. Подал ему гонец сверток.
Развернул его царевич, вскочил на деревянного орла — да и был таков. Взвился он над виселицей, над царем, над всей толпой.
— Лови его! Держи! Улетит!
А царевич направил орла к башне, полетел к знакомому окошку, царевну подхватил и перед собой на орла посадил.
— Ну, — говорит, — теперь нам с тобой никакая погоня не страшна.
И помчал их орел в государство царевича. А там бедный столяр в подземелье сидит, глаз с неба не сводит — не летит ли царевич обратно? Завтра две недели кончаются, висеть столяру на веревке, коли царский сын не воротится.
И вдруг видит — летит по небу орел деревянный, а на нем царевич, да не один, а с девушкой-красавицей.
Опустился орел посреди царского двора. Снял царевич с него невесту, к отцу с матерью повел. Рассказал им, где он пропадал две недели. Те от радости тревогу свою ему простили, а столяра из подземелья выпустили.
Великий пир царь устроил. Три месяца свадьбу праздновали.
Сказка о деревянном орле
Есть один, давно известный, интересный афоризм, что мы родом все из детства, как бы ни сложилась жизнь. От страны, в какой родился, где ты сделал первый шаг, сколь старательно учился, кто тебе урок внушал, от того, какие книжки в детстве с мамой ты прочел, многое в судьбе сложилось: и успех твой, и просчет.
Книгой доброй, справедливой должно юный ум питать, чтоб в душе своей могли вы те же свойства воспитать.
Выделю особо – сказки. Мудрость высшую веков. Показал народ там в красках, видеть мир хотел каков. Бабушка мне в свое время сказку русскую прочла про одно изобретенье – деревянного орла. Я смысл сказки этой в детстве понял неуверенно: был тогда Союз Советский трудовой империей. Но когда канула в Лету детства моего страна, перестала сказка эта быть неясна и странна. Я читал уже дочурке про народную мечту и своим будущим внукам обязательно прочту: хоть давно уже летает даже в космос человек, сказка не устаревает и живет из века в век. Ведь мечта в ней – не о чуде, чтоб по воздуху летать, а о том, что надо людям всех умельцев уважать. Чтоб в России возносили молодцов мастеровых больше, чем шутов красивых и торговцев деловых. Потеряет эта сказка актуальность лишь тогда, когда снова станет власти ценен человек труда, заживет когда умелец и в богатстве, и в чести.
А пока, сказать осмелюсь, улыбнись и погрусти, мой читатель, над забавой, что тебе здесь предложу, от себя чуток добавлю, кой-чего переложу, но – не изменяя смысла. Не могу сказать тебе, век который тут описан иль столица эта где: ведь история родная вся непредсказуема, да и память уж плохая – путаться могу и я. Но для сказки то не важно. Важно чувствами не лгать в жизненной странице каждой!
Ваш покорнейший слуга.
Не на дальней на сторонке, где-то в нашенских краях, где играли свадьбы – звонко, хоронили – втихаря, жил народ трудолюбивый и покладистый вполне, сердобольный, справедливый, хоть себе и на уме. Дымом пыхали заводы, колосилися поля, а народ, собою гордый, славил своего царя.
Царь Егор – отец народа. Правил он страной своей скромно, чинно, благородно – редкость промежду царей! А еще – ценил таланты верных подданных своих. Будь портной или музыкант ты – он всегда отыщет их, об уменьи их расскажет, всем поставит их в пример, наградит порою даже (каждого на свой манер). Отличиться – всем возможность; в той стране ценней всего не богатство и не должность, а народа мастерство.
Мастера вовсю старались. И вставали тут и там избы, что дворцам равнялись, иль красы великой храм. И видал любой приезжий с чужеземной стороны вычурный узор одежды и посудин расписных. А когда в нечастый праздник царь концерты созывал, то артистам громогласно сам порою подпевал.
Он по должности весомой за границей тоже был, но никто его персону там ничем не удивил. Но вот раз, вернувшись быстро из каких-то дальних мест, он собрал своих министров на внезапный срочный съезд.
Порасселися вельможи, на царя кидая взгляд, и решили, что, похоже, с ними встрече он не рад. И не ведая, не зная, отчего старик смурной, прегрешенья вспоминали за соседом и собой. Царь уселся, возглавляя их квадратный «круглый стол» и, не долго размышляя, прямо к делу перешел.
— Я собрал вас, мудрых дядек, чтоб задать вопрос простой: кто мне скажет, прямо глядя, что в делах у нас – застой? Что пока там вся Европа дружно топает вперед, наше государство что-то от Европы отстает. И когда по всему миру наблюдается прогресс, вот у нас к тому прогрессу слабоватый интерес. Мы тут вроде пашем-сеем, поднимаем на-гора, но вот только к той ли цели движут наши мастера?
Тот, кто с головою дружен, так не мог царю сказать, но ответ держать-то нужно – то ли против, то ли за. Переглядывались хмуро, но не проявляли пыл… Молодой Министр культуры браво встал, заговорил (он по поводу любому мог часами речь держать, никому не дав другому дополнять и возражать):
— Царь-государь, мысли ваши примем мы все без труда. Лучшему – то знает каждый, нету границ никогда. В вашем правлении вехой (что же греха здесь таить!) стали большие успехи, что мы сумеем развить! По всем вопросам готовы, их обсудив, дать совет. Ведь получилось в балете нам обогнать целый свет! Двигаясь в русле прогресса рады к большой цели плыть, только б конкретно и веско цель эту определить.
— Сядьте со своим балетом! Пусть нам отвечает тот, кто за технику в ответе и промышленность ведет. Что сидите потихоньку, будто глупость я сказал? А чего так, я не понял, дружно выдохнул весь зал? Раз сейчас о производстве столь серьезный разговор, вы, начальство, думать бросьте: не мое, и я пошел. Тут пора за дело браться всем народом, всей страной. Тут для дела пригодятся и убогий, и больной. А пока вы все здоровы – голос бодр и взор лучист – все впрягаемся в подводу, впереди – Премьер-министр.
Царь тут встал, пошел неспешно. Эхо вторило шагам. За окошком – полдень вешний. Доносился птичий гам, где-то лошади заржали, слышны девок голоса. Но министры только вжали в кресла свои телеса и внимали безответно, что Егор им говорил:
— Надо нам к началу лета приложить немало сил, чтоб решить одну задачу. Обязательно решить. Про Европу-то я начал не напрасно говорить. Будет за границей скоро «интернэшнэл эксибишн». Это англицкое слово, значит «ярмарка», то бишь. И на эту эксибишэн с нескольких соседних стран (кто подальше, кто поближе) понаедут мастера. Привезут они новинки их технических умов: механизмы да машинки от подводы до часов. Вот и нам, ребята, нужно предоставить там свой лот. Чтоб страна родная дружно смело двинулась вперед, чтоб не только лес да жито нам соседям предлагать, а все что умом нажито мы могли бы продавать. А коль нас не будет круче, все поймут – мы полны сил, нам заказов будет куча – мы заводы разрастим. Экспорт наш наукоемкий сразу станет, не простой. И не скажут нам потомки, что при нас, мол, был застой.
Царь присел. Министры важно зачесали в бородах. Встал Премьер-министр отважно (муж в заслуженных годах).
— Милостивый государь-самодержец! Мы разумеем твой новый наказ. И оправдать твоих мыслей надежды мы будем рады уже хоть сейчас. Есть от столицы твоей недалеко из эмигрантов один коллектив. Он уж Бог знает с какого нам сроку шлет разработки своей техники. Пусть сразу после сего совещанья нарочный вестник поскачет туда. Первостепенное ваше заданье тот разработчик исполнит тогда.
Неожиданно и быстро, моложав, могуч, речист, следом за Премьер-министром встал Технический министр. Великан широкоплечий, мил лицом, кровь горяча. Славой плута был увенчан, хоть всегда рубил с плеча.
— Разработчик день ко дню шлет нам всякую ***ню. С ней работать невозможно, как министр говорю. Чертежи он нам на раз продавать всегда горазд. Да его всю писанину правим месяц мы подчас. Нет, уж коли захотим, их идейки воплотим. Да окажется на деле – с ними мы не победим. Что кормить нам чужаков? Аль у нас кто не таков? Каждый – золотые руки, и давно нет дураков. И давайте порешим – наших к делу подтащим. Помните в запрошлом годе конкурс имени Левши?
Вставил тут Премьер сомненье (он давно уж хмурил бровь: не любил он возражений, кто б ему не прекословь):
— Это когда два мужицких отродья в самом финале затеяли спор? Их Алексашками кликают, вроде? Так и не слышно о них с этих пор.
— Зря грешите на меня. Я их в должности поднял, и на лучшем на заводе трудятся день ото дня.
— Надо, конечно, подтягивать выше, тех, кто трудом поражает наш ум. Но я откуда-то вроде бы слышал, что был один из них – родный твой кум?
— Не пойму твоей вражды. Мы народу не чужды. Али в крестном – златы руки моей дочке нет нужды? Поразил тогда он нас, поразит весь мир сейчас. И для ярмарки построит превеликий тарантас!
Выслушав такие речи, усмехнулся царь Егор и, чтоб склоки все пресечь их, вновь включился в разговор.
— Ты, Витюша, брось кипеть-то, взвился мартовским котом! А то отстегаю плетью – будешь шелковый потом. Тарантас нам твой не годен! Это все запрошлый век! А в Европе нынче в моде всякий маленький объект. Там теперь все экономят, да ресурсы берегут. И кто меньше стружку гонит – тот и самый «вери гуд». К веку нанотехнологий приобщаться надо нам. А «левша» как раз пригоден к мелким вот таким делам. И найди того второго (кум тебе он, иль не кум), и поставь задачу строго сразу им обоим двум. Пусть такие слепят штуки, чтоб весь мир разинул рот. И с заказом в наши руки так Европа и попрет. Пусть работают раздельно, чтоб друг другу – конкурент. Поглядим, кто больше дельный на текущий сей момент. Вот где конкурс так уж конкурс. Здесь – надежда всей страны. Тут – особенная гордость. Тут регалии не важны. Коль представят чудо света мастера нашей земли – просят пусть тогда за это хоть медали, хоть рубли.
Вдруг на этой славной ноте голос подал казначей. По ответственной работе не стерпел таких речей. Хоть с царем накладно спорить, как против ветру плевать, но, чтоб планы не расстроить, он решился все сказать.
— Мы тому, конечно, рады, мол, прогресс и все дела, но казна такие траты как осилить бы смогла? В позапрошлом, значит, годе – конкурс имени Левши, апосля при всем народе веселились от души. В прошлом – деньги выделяли под засохший урожай. Там стреляли, там гуляли, ну а мне – соображай, где еще добыть копейки – не копейки, а рубли! – а еще давно хотели, чтоб дороги провели!
Царь насупился легонько. Казначей: молчу, молчу! Подошел к нему Егорий и похлопал по плечу:
— Не жидобься ты, Алешка, застращал нас прямо уж. Да, потратимся немножко, но какой сорвем мы куш! В крайнем случае, ты выйди – на подворья посмотри, если все хреново выйдет – можем на годочка три приподнять чуток налоги. Наш народ не запищит. Все же ты еще немного нам деньжонок разыщи: править на отраду людям мы давали всем обет. Больше обсуждать не будем! Есть вопросы? Вижу – нет! Что ж, поставлены задачи, цели определены. И теперь должны мы, значит, раздобыть из-под земли всех умельцев наших лучших, им условия создать. Что попросят, то получат, чтобы сделать все на ять! Я Премьеру поручаю отобрать пять-шесть работ, лучшие из тех, что чает предоставить наш народ. Коли больше светлых мыслей не услышу я от вас… Где там писари зависли? Я хочу издать указ!
Просветлевшим своим ликом царь собрание обвел, встал, понять давая мигом, что закончен разговор.
— Вы свободны!
И с азартом, словно позади был зверь, бегуном с высоким стартом побежали все за дверь.
А навстречу из приемной, гордо голову неся, шла девица с взглядом томным, в руку толщиной коса. Семенил за ней привычно и чернильницу тащил хоть одетый и прилично, но не лучший из мужчин. И пока я только мыслил, объяснять вам или нет, кто из них был просто писарь, кто – почетный референт, вдохновляемый сияньем девичьих бездонных глаз с чувством, с толком, с пониманьем диктовал Егор указ. Но так как над каждой строчкой писарь искренне корпел, то от буквицы до точки часик так и пролетел.
Вольный ветер веселится, все свистит, шумит в ушах – на орле царевич мчится. А погодка хороша: солнце, неба синь, желтящая былой травой земля, паводковых вод блестящие безбрежные моря, кроны порыжевших ветел, тронутых весны теплом, журавлиный клин в полете над сиреневым холмом. Крепкий ветер кудри треплет, озорует в голове, но сидит Ерема цепко на невиданном орле. С высоты полета птицы, чьи крыла его несут, все глядит – не наглядится на земли родной красу. А в лазурной чистой выси над Еремой петли плел, все не отставал, кружился, наблюдал большой орел.
— Эй, почетный караульный, ну-тка, наперегонки! Перегоним ветер буйный, дующий повдоль реки?
Но орел проигнорировал Еремины слова, где-то в вышине лавировал и виден стал едва. И над бором зеленеющим пошел на разворот, будто бы зовя царевича назад, а не вперед.
Тут опомнился Ерема, что далёко залетел, и орла к родному дому повернуть он захотел. Но как только не крутил он деревянную главу, только над летящим дивом властвовал вихорь-ревун. Ветер хлестче, ветер злее пробивался под сюртук. Словно вновь зимой завеяло средь дней весенних вдруг. Смог Ерема оглянуться – тучи черною горой! Как же мог он обмануться переменчивой порой?
Он представил, что творится в им покинутом дворце. В мыслях маме повинился, загрустился об отце…
Да куда же приземлиться – всюду воды да леса? Но бояться не годится! Вон речная полоса с бережком сухим граничит… И, остатком своих сил правя головою птичьей, скорость резко погасил, вниз повел орла Ерема, хоть и сам не знал пока, что за место незнакомо и неведома река. «Только не разбиться как бы!» – мысль искрою пронеслась, и меж кочек и ухабов угодил Ерема в грязь.
Встал, кряхтя, орла приподнял – вроде цел и невредим. Взял его, пошел, но понял: здешний лес непроходим. Впрочем, надписи тут нету, ни столба, ни камня тож: «Коль пойдешь дорогой этой… Коль другою ты пойдешь…» Значит, есть одна дорога: вдоль по берегу реки, до чьего-нибудь порога, злому року вопреки. А река катила глади с запада и на восток. Еремей, на солнце глядя, в путь пошел искать исток. Слава Богу, что хоть тучи не дошли до этих мест: было тихо и получше видно местность всю окрест. Ясно солнышко блистало, но, хоть ноша тяжела – на плечах своих усталых Еремей тащил орла. Вот и час, другой и третий близ воды Ерема брел, только так и не приметил ни намека на жилье. И какой там холод – жаркий пар от потных плеч валил! Но орла-то бросить жалко – он его спасеньем был. Отдохнуть, за крылья взяться и как крест его взвалить. Так сказать, любил кататься, люби саночки возить. Спину, ноги, руки больно, и закат угас давно. Глядь – меж сосен гладкоствольных вроде светится окно.
Поспешил туда царевич… Впрочем, нет – поковылял. Силы-то ему взять где уж – почитай, полдня шагал. Не видение, не грезы: там, за просекой, стоят высоченная береза да домишек сонный ряд. Ближняя изба большая (на крылечко, на порог!), ветхая, но ведь жилая: из трубы идет дымок. Двери изнутри закрыты (ручку не найти во тьме): «Христа ради, отворите!» – принялся кольцом греметь.
Приоткрылась дверь наружу. На пороге – со свечой в сухонькой руке – старушка:
— Это кто ж такой еще?
— Да я, бабушка, Ерема, сын Егория-царя. Ты пусти меня до дому – утомился очень я.
Та промолвила, взирая из-под спутанных седин:
— И откуда в нашем крае очутился царский сын?
— Бабушка, я без утайки все тебе готов сказать, но, пожалуйста, мне дай-ка хоть горбушку покусать. Я не ворог, не грабитель, я крещеный, как и ты, только вот свою обитель не могу пока найти.
Мать седая повернулась и Ерему позвала. Тот забрал с собою с улицы летучего орла.
В горнице, под светом тусклым трех иль четырех свечей, скарба виделось не густо, ценных не было вещей. Чисто по углам, но балки перекошены слегка. Знать, одна живет хозяйка, нету в доме мужика.
— Грабить, как ты видишь, неча: злата нет, да не беда. Вот полати, щи из печи, да кусочек хлеба дам. И сними свою одежу. Ее надо постирать. Сыну царскому негоже в грязной свитке щеголять. А чтобы не застудиться, это вот одень пока, – и какие-то тряпицы подала из сундука. В другой раз Ерема вряд ли захотел надеть бы их. Но какие варианты? Вариантов никаких!
Щи простецкие, конечно, есть царевичу нельзя. Только он ведь, делом грешным, провиант с собой не взял! С молодецким аппетитом принялся их уплетать; через пять минут был сытым, и по телу благодать заструилась теплой гущей. Веки стали тяжелеть, и, чтобы пока грядущий сон ему преодолеть, он спросил:
— А как, бабуля, звать тебя и величать?
— Катериной. Так какую ты у нас забыл печаль?
Рассказал Ерема кратко, как то утро началось. Как он на орле украдкой улетел, и как пришлось, с ветром споря, опуститься у разлившейся реки, после берегом тащиться, как увидел огоньки и к ней в двери постучался.
Катерина, пряча взгляд, подивилась:
— Да, не часто к нам царевичи летят… Да еще на деревянном управляемом орле. Даже и не знаю прямо, стоит верить ли тебе? Впрочем, разве только птицей к нам и можно залететь. Ты не знаешь, что творится в нашем городе теперь…
— Что за город? Что тут скрыто? Что тут деется у вас?
Чавкая бельем в корыте, нехотя отозвалась тихая Катерина:
— Город наш зовут Грязань, за целительные глины, что кругом него, назван… Про житье-бытье про наше будем завтра толковать. Ты ложись, милок, пока что. Нечего сидеть, зевать.
Повторять пришлось бы вряд ли парню после всех дорог. На полатях, как в кровати, он уснул без задних ног, только лишь до них добрался, и до утра прохрапел. Не услышал, как старался, громогласно, бойко пел, во дворе туманно-синем ранний дерзостный петух; как взяла Екатерина яйца от его подруг; как зажгла дровишки в печи, от огнива запалив; как в котел поклала гречи, кашу гостю заварив. Но лишь запах духовитый стал дразнить Ереме нос, расторопно-деловито на пол наш царевич сполз.
Поприветствовал хозяйку, свою помощь предложил, чем лукавый, как у мамки, взгляд в свой адрес заслужил. От такого предложенья отказалася она: мол, привыкла к положенью, что все делает одна. За столом немногословна, но учтива и добра, потчевала его, словно, то не каша, а икра. И царевич без смущенья, в обе щеки уплетал, что, подумаешь, неделю без посадки пролетал. А закончивши с едою, вышел в светлый город он, чтоб понять, зачем судьбою был сюда он занесен.
Раз костюмчик, знамо дело, не просох тогда еще, в том, во что его одела она ночью, и пошел. В рассуждении известном – это на руку ему: будет выглядеть, как местный, что не местный – не поймут.
Городок, куда Ерема ненароком залетел, жил в какой-то полудреме, словно чем-то заболел. Колготятся молча люди, кони тащатся – топ-топ, но внимательно друг к другу не относится никто. Не шумят, играя, дети, рог почтовый не звучит, не смеются звонко девки, в кузне молот не стучит… Каждый делает чего-то, лишь бы ног не протянуть. Еле движется работа – шатко-валко, по чуть-чуть. У ворот молчащих храмов кучки нищих да больных тянут руки в грубых шрамах до монеток мелочных. Куры, свиньи – тоже дремлют, если не сказать, что спят. И как будто само время тихим шагом движет вспять. Устаревшие одежды, захудалые дворы, явно неплохие прежде, обветшали с той поры. Замощённые когда-то улицы теперь в грязи, а над мостовой щербатой ветер мусорный сквозит. Зато, когда крайне редко, пролетит под шум и гром распрекрасная карета – и исчезнет за углом, еще долго машут шапками простые мужики, словно бы холопы жалкие хозяям городским.
С трех сторон закрыт стеною, как во времена татар, незакрытой стороною город к речке подступал. Еремей весь день слонялся, все глядел да примечал, встречных расспросить пытался, да никто не отвечал. Видел рынок, видел пашню, подходил и ко дворцу (опознал его по башням, да узорному крыльцу). А под вечер, возвращаясь в дом хозяюшки своей, он решил принять участье в деле, где он был нужней: дедушка суровый правил покосившийся забор. Подсобил ему наш парень, дед же начал разговор:
— Редко здесь нездешних встретишь…
— Как определил, дедусь?
— Я давно живу на свете. Пантелеем я зовусь, – руку протянул.
— Ерема! Прибыл к вам издалека.
— Вижу: личность незнакома. Не обманешь старика!
Был дедок молодцеватый, только больно сухощав, с бородой седой, как вата, с грустью в выцветших очах.
— Уж давненько в нашем крае не видал такого я: как прохожий помогает старику убогому. Что там деду – и друг другу не помогут ни за что. Ты один на всю округу мимо деда не прошел.
— А что так?
— Да, было время… Жили дружно, как семья. Да с приходом Мультимера умерла земля моя. Дедов и отцов немало полегло на битве с ним, а не стало раз бывалых – малых быстро соблазнил. Стал учить он: коль есть силы, то работай, не плошай; а кто немощный и сирый – тот ложись и помирай. Стал учить он: каждый властен свое счастие ковать; да под счастьем лишь богатство стали подразумевать. Стал учить он: тот, кто беден – тот дурак или лентяй; так что страх и стыд не ведай, честь и совесть забывай! Раньше были все едины – будь ты пахарь или князь. А теперь прекрасно видно – барин ты иль раб сейчас. За работу не радеем, ведь какой в работе толк: отберет все, кто сильнее, ты же снова без порток. Дальше своего корыта всяк смотреть уже не мог. Совесть чистая забыта – значит, позабыт и Бог. Не желаем больше слушать в своих душах Божий глас – незавидна наша участь, отвернулся Он от нас. Свыклись люди с этой жизнью и меняться не хотят. От рождения до тризны только небеса коптят. Без мечты, без целей гордых перебиться норовят. Я смотрю, что с каждым годом бабы меньше все родят.
— А ваш вождь не замечает, сколь народа не у дел?
— Так ведь то глаз примечает, что увидеть ум хотел.
— Что ж вы не просили помощь хоть у самого царя?
— Неужели ты не помнишь: стены же кругом стоят! Мультимер велел их строить, только власть лишь захватил. И скажу тебе: не стоит тратить мужества и сил, чтобы через них прорваться: возле стен-то сторожа! Кто пройти сквозь них пытался – все в земле сырой лежат.
Налетел разгульный ветер, чуть что шапку не сорвал, а царевич так ответил на дедулины слова:
— Ты же сам заметил, старец, что тебе я не земляк. Значит, где-нибудь осталась тропка, коей прибыл я? Ну, а если ею прибыл, значит, ею и уйду. И управу на злодея я, клянусь тебе, найду!
И чтоб дед из любопытства не спросил еще чего, пошагал Ерема быстро в дом, что приютил его. Коротая вечер длинный хлебом-солью к ужину, он спросил Екатерину вроде про ненужное:
— Город ваш большой довольно: все базары да дворы. Видел реку, видел поле, ну, а нет ли где горы?
— Да горы у нас и нету… А зачем тебе гора?
— Ветер вольный шлет приветы: говорит, домой пора! Мой орел летать гораздый, лишь столкнувшись с высоты. А с горы-то мы с ним разом до столицы долетим!
— Нет горы.
— Ну, нет, так нету. А есть башня у дворца. Может, ты про башню эту мне расскажешь два словца? Знаешь, многое смогу я. Я – бедовый парень, страсть! Подскажи-ка мне бабуля, как на башню ту попасть?
Катерина помрачнела и осунулась лицом. Вроде, чем-то захотела поделиться с молодцом… А потом вздохнула тяжко – рассказать, не рассказать – и заплакала, протяжно ставши плачу подвывать. Озадаченный царевич к Катерине подошел, бережно обнял за плечи, рядышком присел за стол. А она утерла слезы краем белого платка и печально и серьезно вдруг заговорила так:
— Ты меня вот все «бабулей» называешь, паренек. А ведь мне в июне будет сорок пятый лишь годок. Ну, а то, что похудела и совсем уже седа, – так состарить могут беды, а не только лишь года. Было мне когда-то, парень, столько, как тебе сейчас. Был красавец-муж, Захарий. Его другом был наш князь. И была Аленка – дочка, озорная колгота… Было ей лишь два годочка, когда в дом пришла беда… Мой Захарий – егерь княжий, на охоту с ним ходил. И медведь огромный, страшный князя как-то завалил. Князя стал спасать Захарий. Он к медведю подбежал и ножом его ударил, после ранил из ружья. Отпустил зверина князя, ринулся на муженька, навалился тушей грязной, да измял ему бока. Когда в дом вносили мужа, был он, сокол мой, живой. Видно, Богу было нужно, чтоб простился он со мной. И со мною, и с дочуркой попрощался, чуть дыша… Утром, как огонь в печурке, отошла его душа…
Катерина приумолкла: вновь туманные глаза видели тот час далекий, где любимый угасал. Время раны тела лечит – шрамы будут все равно. А душевным ранам легче сделаться не суждено…
— Князь был щедр. Похоронили мужа, словно ратника. Я же от его могилы не могла уйти никак. По любимому по мужу истомилась с горя вся. Да еще была к тому же я в то время на сносях. Месяц я не доходила и мальчонку родила. Нарекла его Данилой, окрестить его смогла. Но прожил он три недели – и прибрал его Господь. И что мне? Петлю на шею? А Аленку чего ждет? После этого несчастья стала быстро я седеть. Приходили люди часто, не давали помереть… Тут как раз сама княгиня в это время родила. Князь, мои печали видя, попросил, чтоб я была новорожденной их дочке первою кормилицей. Так я матерью молочной княжеской любимицы зажила в господском доме. И Аленушка со мной. А княжна-малютка Оля тоже стала мне родной. Мы с княгиней подружились, дав друг другу лишь добра. А Аленка относилась к Оле словно бы сестра. Как кормить я перестала, все равно княгиня-мать при себя меня оставила с девчушками гулять. Так росли, как две сестренки у душевного отца две девчонки, два ребенка, два создания Творца… Хоть Алена и постарше на два годика была, Оля не была отставшей, ни в учебе, ни в делах. Так мы справно и прожили шесть вполне счастливых лет. Радость годы возвратили, а вот цвет волос уж нет!
Вновь потух Екатеринин взгляд растеплившихся глаз. И огарочек лучины тоже щелкнул и погас.
— Что же дальше с вами сталось?
Катерина сникла чуть, от лучины, тлевшей малость, подожгла еще свечу и продолжила тяжелый в памяти ее рассказ. Огонек, в ночи зажженный, не повеселил сейчас.
— Той зимой меня просватал лучший княжеский стрелок. По весне хотели свадьбу справить, но опять злой рок не дал планам тем свершиться: Мультимер нас захватил. Не смогли тогда отбиться от его бесовских сил. Пал и мой стрелок отважный. Впрочем, я все не о том… Ты ж меня спросил про башню, что стоит перед дворцом.
…Убедившись, что не будет в битве славного конца, князь к любимым самым людям в дом свой отослал гонца. Передал, что путь к спасенью есть всего один – река. Лодки донесет теченье до другого городка! Только было уже поздно. Мы спустились на крыльцо – там уже бандитов грозных замыкалося кольцо. Не помог гонец – застрелен, принял пулю прямо в грудь! И спросить я не успела, как служивого зовут. Бородач чужой к княгине без смущенья подбежал, на глазах детей невинных в сердце ей вонзил кинжал. Я кричу: «Бегите дети, там, где лодки и река!» После слов осела этих от удара кулака. Брызнули мои дивчины и исчезли в воротах, я же снова получила сапогом тяжелым в пах. «Дурни, бросьте вы старушку! – старший бородач вскричал. – Девок догоните лучше!» И награду обещал, тем, кто приведет девчушек. Седина меня спасла, хоть, наверно, было б лучше, чтоб я сразу померла… Я едва доковыляла в дом, что мой построил муж. И с тех пор я не видала девочек сбежавших уж. Княжескую дочь догнали, говорил потом народ. А Аленушку искали – не смогли найти ее. Может, спрятаться смекнула у каких добрых людей. Но пятнадцать лет минуло – от Алены нет вестей. Я живу – сама не знаю, для чего теперь живу. Не живу, а умираю, словно грежу наяву… Мультимер построил башню, что ты видел у дворца. Там теперь тоскует наша Оленька-красавица. Ходит слух, хочет жениться только лишь на ней одной! Только кто же согласится стать захватчика женой? И попасть на эту башню, ты и думать не моги: под охраной стражи страшной в ней княжна наша сидит. Говорят, под самой крышей есть светелка у нее, чтоб не видеть и не слышать, что там на земле идет…
— И за столько лет ни разу не было восстания? Неужель терпеть заразу эту не устали вы?
— Может, кто не жил здесь, будет нас порочить и хулить. Здесь героев нет… Есть люди, что желают просто жить…