Для чего нужна церковь государству
Интронизация патриарха Кирилла имеет не только церковное, но и очевидное светское измерение. Этот патриарх еще и политик. Причем в большей степени, чем его недавние предшественники. Во всяком случае, в той части, которую принято называть публичной политикой.
Сама интронизация была похожа на государственную церемонию. Светская власть освящала своим присутствием власть церковную.
Президент и патриарх говорили друг с другом как близкие сослуживцы, которым даже, в сущности, и не нужны слова при обсуждении рутинных вопросов. Ну примерно так, как глава государства беседует со своим помощником Дворковичем.
Церковная власть словно бы «воцерковляла» власть светскую… Две власти, казалось, были близки, как никогда.
Святейший патриарх Московский и всея Руси Кирилл выступил после интронизации и произнес слова геополитического содержания. Практически выступил с российской версией теории «хартленда», только он заменил это понятие термином «пространство исторической Руси», которое обнаруживается на территории многих независимых государств. И на этих территориях, дал понять патриарх, усилиями РПЦ будет сберегаться та система ценностей, «которую являет миру единая православная цивилизация Святой Руси». Тем самым Кирилл следовал средневековому принципу cujus regio ejus religio – чья земля, того и вера.
Вообще сейчас о ценностях модно говорить, хотя эта тема имеет и содержательное наполнение. Особенно в дни, месяцы, а то и годы кризиса, когда, возможно, у российского государства не останется иных союзников, кроме церкви… Ну, может быть, еще МВФ с его кредитами во спасение… Поэтому государство явным образом пойдет на сближение с РПЦ. Вот что сказал на эту тему глава уже светской власти: «И сегодня, когда Россия развивается, когда мир остаётся столь же противоречивым и когда он несёт на себе такую же печать проблем, как и многие века назад, такого рода совместная работа – работа между государством и Русской православной церковью – будет обязательно востребована во имя развития нашей страны, во имя развития всех православных народов. Россия – сложное государство, где живут люди разных народов, разных верований, и в этом смысле миссия патриарха Московского и всея Руси также является весьма особенной».
Странно, впрочем, что президент не упомянул иные конфессии и другие, неправославные народы. Но дело не только в народах. В своей интронизационной речи Кирилл ничего не говорил о введении «вероучительных предметов» в общеобразовательных школах – он это делал, когда был митрополитом. Для первого выступления в новом качестве столь прагматический пассаж был бы слишком конкретен и скандален. Поэтому он много и обтекаемо рассуждал о молодежи, которая нуждается «в духовном руководстве».
Он не говорил, как раньше, что европейская концепция прав человека не соответствует официальным православным представлениям о нравственности и даже входит в противоречие с ними, но зато упомянул «эпоху нравственного релятивизма». Кирилл – блестящий оратор, полемист, дипломат и знает, когда и как затрагивать или не затрагивать щекотливые темы.
Началась новая эра для РПЦ, состоялось установление ее новой, политической, близкой государству роли. Она стала неформальным институтом государства. Этого требует кризисное время, когда у людей все меньше опор, в том числе моральных.
Церкви дается шанс распространить свое влияние, а государство нуждается в помощи священников – иначе не удержать всю эту массу безработных, обиженных, протестующих, лишенных поддержки.
Вместо общественной солидарности, которой нет, они получат хотя бы солидарность церковную. Церковь движется к приватизации душ людей, государство – к национализации церкви.
Подчеркивая новую роль РПЦ, светская власть провела прием в Большом Кремлевском дворце в честь архиереев. Источник нравственной силы российской нации (не русской, а именно российской) – Русская православная церковь, сказал президент. Патриарх высказался менее определенно, но за этой туманностью и кружевами слов о государственно-церковной «симфонии» скрывалась правда о принципиально новом положении РПЦ, ради которого Конституция вежливо отодвигается на второй план: «Поэтому дух симфонии, но не буква должен реализовывать себя в рамках того законодательного поля и на основе тех конституционных положений, которые существуют. Это открывает замечательную перспективу развития церковно-государственных отношений…»
В своих агрессивных формах политическое православие давно стало источником отнюдь не нравственных ценностей, а необузданного национализма. (Что, впрочем, характерно для любого фундаментализма, частью которого является религиозная нетерпимость.)
Церковный официоз отвлечет на себя радикальные проявления политического православия – на это и надеется светская власть, наверняка озабоченная возможностью роста жестких проявлений русского национализма и фашизма.
В этой логике уж лучше воцерковленная умеренная власть, чем вооруженный не только хоругвями фундаментализм.
Игра двух крупных публичных политиков-тяжеловесов – президента и патриарха – очень тонкая. Вот только стоило ли в нее играть? Или имело смысл оставить богу богово, а кесарю кесарево?
Для чего нужна церковь государству
Далеко не всем очевидно, для чего нужна церковь вообще. Казалось бы, некая костюмированная коммерческая организация, где люди зарабатывают большие деньги и рассказывают о говорящей змее с непорочным зачатием. Однако не все так просто.
В действительности у церкви есть важные задачи, в частности обоснование социальных основ того или иного государства. Для этого и повторяют постоянно, что «всякая власть от бога».
Но этим, ясно, все не ограничивается. Когда войны – церковники благословляют. Если в войне победят противники, то они с радостью встанут на их сторону. В качестве примера можно вспомнить взаимоотношения церкви и орды.
Причем часто оказывается, что такое время для церковников прямо-таки золотое. Они вспоминали об этом:
«Ярлыками утверждались следующие льготы для духовенства: во-первых, русская вера ограждалась от всяких хулений и оскорблений со стороны кого бы то ни было, строго запрещалось хищение и повреждение принадлежностей внешнего богослужения; во-вторых, духовенство освобождалось от даней, всяких пошлин и всяких повинностей; в-третьих, все церковные недвижимые имения признавались неприкосновенными, и церковные слуги, т. е. рабы и холопы, объявлялись свободными от каких бы то ни было общественных работ» (Звонарь, 1907, № 8).
«В татарский, или монгольский, период, независимое положение церкви нашей упрочилось благодаря покровительству татарских ханов Золотой Орды. В этот период времени церковь наша получает от ханов особые привилегии, благодаря которым духовенство благоденствует и становится крупной капиталистической величиной» (Странник, 1912, № 8)
Ну и о своей основной деятельности они тоже говорят в кризисный период:
«Для того чтобы удалить из сердца пролетария недовольство и отчаяние, нужно указать ему за мрачными тучами скорбей и бедности, которые его окружают, лазурное небо вечных наслаждений в обителях отца небесного, которое открывает религия. Отнимите у пролетария религию, и вы напрасно будете убеждать его быть скромным и уважать права другого: он, может быть, будет молчать до поры до времени, но при удобном случае разорвет свои цепи» (Православный собеседник, 1909, т. II).
Так что дело совсем не в глупых историях и заработке. Цель конкретная. Ведь дело в том, что ранние верования в действительности выполняли ту же самую работу, обосновывая тот или иной социальный строй.
Тут не важно, какое правительство, какая экономика. Государственная религия благословляет все, и до конца стоит за то, чтобы ничего не менялось вообще. С другой стороны, конечно, любые перемены тоже благословляются. Просто перемены происходят не по воле церкви, а по воле государства. Иногда даже бывают конфликты, как, например, по поводу реформ Петра I.
В отсталом обществе церковь является важнейшим социальным институтом. У нее много общественных функций, а поскольку нет светских социальных институтов, а люди в большинстве своем не имеют образования, работают всю жизнь с раннего возраста на износ, то часто в действительности можно понять, почему власть ставила на церковь.
Из года в год церковники проповедовали людям, что нужно смириться со своим положением, каким бы оно ни было. Ведь самое главное то, что будет после смерти.
Конечно, это работает не идеально, и поэтому в случае чего есть люди, которые силой меча докажут истинность религии. Именно поэтому с таким усердием на Руси уничтожались любые еретические движения. Ибо они в конечном счете воспринимались как противники власти.
Если говорить о функциях конкретно, то примерно для общества церковь выполняла функции и театров, и СМИ, и школ, и различных министерств, которые появились если не в XIX, то в XX веке. Дело в том, что просто никаких альтернатив не было. Запрещались даже народные гуляния, игры и пляски.
И если в первое время после крещения общество еще как-то сопротивлялось, то в дальнейшем просто нечего было и возразить. Ведь человек уже следующего поколения рождался в среде, где церковь занимает ключевые позиции. Если он и мог выступать против, то с какой позиции? Напоминаю, что не было образования, а людей на определенном отрезке истории вообще могли продавать как скот или проигрывать в карты.
Поэтому для народа ничего позитивного, кроме церкви, и быть не могло. Ведь, во-первых, отправлять культ в церкви явно не такая тяжелая задача, как работать по 14-20 часов в день (в зависимости от произвола господ). Ну и разговоры о «загробной жизни» вселяли надежду.
Маркс совершенно верно писал по этому поводу:
«Упразднение религии, как иллюзорного счастья народа, есть требование его действительного счастья. Требование отказа от иллюзий о своём положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях. Критика религии есть, следовательно, в зародыше критика той юдоли плача, священным ореолом которой является религия».
Тут самое интересное в том, что если появлялись любые еретики, скажем купцы, то они легко могли на свою сторону привлечь тех же крестьян. Любая глупость, где упоминается Христос, могла в действительности привлечь массы, и это была основная проблема для властей, потому что «новые культы» были оппозиционными, их часто принимали даже представители высшего общества, поскольку надеялись, что в итоге получится сместить нынешнюю власть. Так что вначале просто убивали любых противников православия. Затем, уже в XIXвеке, появились законы, по которым не убивали еретиков, а сажали или ссылали.
Почему же священник в деревне занимал место и врача, и учителя, и писаря, и даже чиновника? Потому что, во-первых, не было ресурсов для содержания современной инфраструктуры, а во-вторых, экономически это просто нецелесообразно.
Тем более что сеть торговых точек церкви работала эффективно. И тут важно понимать еще одну особенность религии. Дело в том, что государство хотело поддерживать все в «стабильности», но ведь разделение труда в аграрном обществе в известной мере децентрализовано, и поэтому если бы не занимались религиозной пропагандой, то везде были бы какие-то непонятные зачатки общественной надстройки. В одной деревне верили бы в Перуна, в другой – в Христа. Где-то в Аллаха или еще кого. Элиты имели бы свои взгляды и четкие экономические интересы, которые во многом могли противоречить интересам центра.
Проблема ведь еще в том, что князья и так воевали друг с другом, даже несмотря на «единую» идеологию. А без нее, видимо, все было бы еще хуже. Т. е. не было бы контроля. Как можно при таких условиях гарантировать стабильность да и вообще развитие? Никак. А тут же речь идет об организации, которая сотни лет вбивает с самого рождения людям в головы идею о том, что все современное общество установлено богом. Никакие особые законы для большинства не нужны. Церковники проповедовали «сакральные истины».
Но общество развивалось, и со временем появилась необходимость создавать светские общественные институты. Т. е. у церкви отнимали функцию за функцией. Закрепил это положение Петр, когда отменил патриаршество и вообще включил церковников в аппарат государства, т. е. они стали чем-то вроде чиновников. Появилась академия наук, позднее первые СМИ, министерство культы и просвещения.
С образованием произошел интересный процесс, ведь городу понадобились квалифицированные кадры. Однако студенты не могли смириться с положением крестьян, и поэтому появлялись организации вроде «Народной воли». Сторонники подобных идей практиковали «хождение в народ», т. е. приходили в деревни и занимались просвещением крестьян. За что многих отправляли в ссылку.
Функции церкви вне аграрного общества ограничены, однако это не означает, что использовать ее вообще нельзя. В действительности до сих пор церковники будут говорить об «извечности» нынешнего социального порядка, но эффективность подобной проповеди под большим вопросом.
Ведь в современном обществе вместо священного писания выступает наука и образование; законодательство, а не традиции или «сакральные истины» и т. д. И даже если человек «воцерковленный», то все равно он член современного, а не аграрного общества.
Самое интересное то, почему в современности возвращаются старые предрассудки, пережитки традиционного общества? Это, естественно, не глупость чиновников. В основном подобное положение обосновывается той экономической политикой, которую выбрала нынешняя власть.
Россия – не развитое государство, а преимущественно сырьевой придаток запада. Нет особой необходимости в развитии, и так все неплохо. Можно продавать нефть и газ, а если чего-то не хватает, то купим. Зачем развивать дорогие технологии, когда их проще купить? Поэтому функции светских общественных институтов потихоньку возвращают церкви. Институты «урезают» и ликвидируют за ненадобностью.
Основатель ВШЭ Ярослав Кузьминов отметил:
«Новая модель многократно обсуждалась. Это экономика, которая инвестирует в человеческий капитал и получает от него возрастающую отдачу. У нас слишком высокая оплата труда, чтобы претендовать на нишу всемирной фабрики. И слишком образованное население — две трети, если не три четверти, молодых россиян не готовы работать руками».
Т. е. нужно у людей отнять права, ликвидировать светские общественные институты. А кто встанет на их место? Очевидно, что религия займет не последнее место. И то, что мы наблюдаем сегодня, это именно подготовка.
Ведь религия потихоньку входит в школы, армии, больницы и др. светские учреждения. Государство открыто выделяет миллиарды рублей для церкви, причем всегда только для РПЦ. И никого не заботит, что это противоречит законам РФ.
Закон, впрочем, не играет особой роли, когда в прошлом индустриальная страна превращается в сырьевую. Да и нужно помнить, что никакого смысла в «демократической конституции» где-нибудь в Африке (для примера) вообще нет. Практика все равно будет совершенно иной. Поскольку положения всегда должны быть материально обеспечены, а если нет ресурсов, то остаются только бессмысленные фразы.
Образование, искусство, социальные права воспринимаются государственными функционерами в большей мере как излишество. Это нужно ликвидировать, но все просто только на словах. Тот же Шувалов прямо заявляет:
«Разве мы готовы тотально закрывать школы? Это было бы эффективно с точки зрения здравого смысла. Но общество к этому не готово».
Вот что значит «здравый смысл» для основных деятелей партии «Единая Россия».
Многие функционеры режима выражаются откровенно. Например, Герман Греф о манипуляции:
«А великие мыслители, такие как Лоа-цзы, придумывали свои теории Дао, зашифровывая их, боясь донести до простого народа, потому что они понимали, как только все люди поймут основу своего Я, самоидентифицируются, управлять, т.е. манипулировать ими будет чрезвычайно тяжело. Люди не хотят быть манипулируемыми, когда они имеют знания. Как управлять ими? Любое массовое управление подразумевает манипуляции. Как управлять таким обществом, в котором все имеют равный доступ к информации, и все имеют возможность судить напрямую и получать напрямую не препарированную информацию через обученных правительством аналитиков, политологов и огромной машины, которая спущена на голову. Средства массовой информации, которые как бы независимы, а на самом деле мы понимаем, что все средства массовой информации все равно заняты построением, сохранением страт. Как в таком обществе жить?».
Стоит заметить, что это он сказал на международном экономическом форуме, т. е. для «элиты» это совершенно нормальные заявления. Так что удивляться клерикализму не стоит. Для чиновников это очень даже рационально.
Поскольку дикие идеи сложно внушить уже сформировавшимся людям, то главная задача сегодня – активно распространять идеи среди детей, через школы и СМИ, «защищая» между делом их от «вредной информации».
Режим и власть будут «сакральны», и это будет актуально в ближайшее время. Конечно, скандалы по этому поводу будут, но вряд ли РПЦ в конфликте со светским обществом проиграет, если не произойдет никаких перемен в нынешней экономической политике.
Поэтому рухнуть РПЦ может только в том случае, если власть откажется от сырьевой экономики, будет проводить, скажем, новую индустриализацию, заниматься развитием науки и т. д. Но это маловероятно, что так вдруг чиновники «одумаются» и решат пойти против мировой экономики, радикально пересмотреть свое положение. Тут скорее: «После нас хоть потоп».
Зачем вообще нужна Церковь? Разве нельзя верить «в душе» и общаться с Богом без посредников?
Приблизительное время чтения: 4 мин.
Начнем с того, что Церковь не человеческое изобретение, не корпорация специалистов, присвоивших себе право эксклюзивных посредников между Богом и миром. Церковь — это все мы во главе с Богом. Церковь основана Самим Господом Иисусом Христом для того чтобы люди и после завершения Его земной жизни, Воскресения и Вознесения могли оставаться в единстве с Ним, быть сопричастными иной, Божественной реальности. В Церкви действует Дух Святой, Который сошел на апостолов в день Пятидесятницы. Это воздействие продолжается и в наши дни. Оно осуществляется не абстрактно и теоретически, а через таинственную (т. е. воплощаемую в таинствах, богослужении, взаимообщении верующих) сторону бытия Церкви. «Верить в душе» — значит сознательно отлучить себя от канала богообщения, дарованного людям самим Богом.
Таким образом, Церковь не посредник; Церковь — это мы сами, народ Божий. Через Господа нашего Иисуса Христа Бог устанавливает с людьми (с теми, кто отзовется на проповедь Евангелия покаянием и верой) очень близкие, доверительные отношения. Библия сравнивает эти отношения с усыновлением, браком или подданством. Как говорит апостол Павел, все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса; все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись (Гал 3:26–27). Это усыновление вводит нас в Божию семью, и невозможно быть своим Богу и чужим Его людям. Поэтому Священное Писание не знает такого явления, как «одинокая вера» или «вера в душе»; христианин — это всегда член общины, собрания верных, принадлежность к которому начинается с Крещения и знаменуется участием в таинствах.
Само понятие Церкви заключает в себе несколько значений. В русском языке мы используем это слово как для обозначения здания, в котором совершаются богослужения, так и для крупных христианских сообществ — например, Русская Православная Церковь. У этого же слова есть еще и высший мистический смысл: в Новом Завете Церковь называется Телом Христовым, глава Которой сам Спаситель (см. 1 Кор 12:27; Еф 4:12). В греческом же языке, который стал основой христианского богословского лексикона, существует несколько определений церкви. Так, греческое слово το κυριακόν (kyriakon) употребляется по отношению к церковному сооружению, А словом ἡ ἐκκλησία (ekklēsia) — от глагола ἐκκαλέω (ekkaleō), что значит «призывать» — обозначали церковь как собрание людей, призванных Богом к Себе из разных племен, народов, социальных и возрастных групп. Вхождение в это собрание означает отказ от эгоистического существования, решимость вступить на путь духовного возрастания под началом Самого Христа, жизнь на основе веры и любви к Богу и ближним.
Вести такую активную духовную жизнь исключительно «в душе», без благодатной поддержки, которая дается нам в церковных таинствах, практически невозможно. Среди таинств особое место занимает Евхаристия, которую установил Сам Иисус Христос во время Тайной Вечери перед Своими крестными страданиями. В этом таинстве верующие под видом хлеба и вина причащаются Тела и Крови Спасителя, который четко сказал: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин 6:53), потому что ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин 6:56). Тут «веры в душе» явно недостаточно. Если мы верим во Христа и доверяем Его словам, то участие в таинстве Евхаристии для нас обязательно. Если же мы не хотим выразить нашу веру таким образом, значит, ее у нас нет.
Нередко люди смущаются от того, с чем они сталкиваются, приходя в храм. Они ожидают увидеть совершенно иную жизнь, чем то, что их окружает в мире, ощутить какую-то особую атмосферу, любовь и чистоту, а вместо этого могут нарваться на хамство, услышать замечания в свой адрес. Кого-то возмущает, что в храме продают свечи, берут деньги за требы. С церковью связано много разных суеверий. Где же тут Христос? Очень хорошо ответил на этот вопрос один известный московский священник, сравнивший Церковь с Голгофой, на которой были собраны самые разные люди: разбойники, воины, фарисеи. На первый взгляд, могло показаться, что Христа там нет — даже апостолы разуверились, испугались и убежали. Но на самом деле Христос, поруганный и распятый, был в центре этого ужаса, а с ним Богородица, апостол Иоанн, жены мироносицы. Бог был там, хотя увидеть его было очень трудно.
Прийти в Церковь и остаться в ней — значит выразить свою веру и любовь к Богу. Это непросто и требует от человека усилий. Нужно серьезно духовно потрудиться, чтобы за внешней человеческой суетой рассмотреть Христа. Но оно того стоит, потому что результатом такого духовного подвига станет ни с чем не сравнимое ощущение присутствия Божьего, духовного единения с ближними, воссоединение с Тем, кто является источником жизни, обретение подлинного счастья.
Зачем власти Церковь
Традиция демонстрировать близость к Русской православной церкви (РПЦ) досталась современной российской власти от ее основателя, Бориса Ельцина. Пытаясь создать традиции и ритуалы новой российской власти, он целенаправленно отталкивался от всего советского, делая ставку на то, что при советской власти порицалось. Нельзя забывать и о популярном тогда тезисе о «России, которую мы потеряли». Предполагалось, что отказ от государственного атеизма вернет Россию к тому состоянию, в котором она была до большевиков, т. е. сделает ее православной страной.
Свою роль сыграло и нескрываемое тогда желание равняться на США, где уровень религиозности населения крайне высок и потому, несмотря на отделение государства от Церкви, политик не только не может быть антиклерикалом, но должен так или иначе демонстрировать религиозность.
С тех пор прошло более 20 лет. Нарочитая воцерковленность чиновников и силовиков стала чем-то обыденным, при том что уровень воцерковленности населения за эти годы так и не достиг не то что американских, но даже и европейских показателей.
В Православной церкви Пасха является самым главным праздником и посещаемость храмов в эти дни максимальная в году. Но, по данным МВД, в 2017 г. в пасхальных богослужениях приняли участие 4,3 млн человек. Население России – 143,5 млн человек, и легко вычислить, что до храмов дошли в пасхальную ночь 3% населения.
Николай Эппле: Шоковая терапия мифологического сознания
Конечно, можно записать в верующие всех, кто носит крестики, клеит в машинах иконки и иногда заходит в церковь поставить свечку. Это выгодно руководству РПЦ, это интересно для социологов, изучающих религиозность населения, но в практическом смысле ничего не дает. Для реального влияния религии на состояние общества имеют значение не те, кто пассивно соглашается с причислением себя к какой-то конфессии, а те, кто слушает проповеди, активно участвует в приходской жизни и уж тем более не пропускает важные для своей конфессии праздники.
Поэтому легко увидеть разницу между влиянием, например, католической церкви в Польше или религии вообще в США и тем, что происходит в России. Вопреки многолетним призывам руководства РПЦ регулярно и постоянно посещать храмы это делают лишь 3% наших сограждан. В практическом смысле это и есть мобилизационный ресурс РПЦ в его самом максимальном значении. Очевидно, что реальное влияние руководства РПЦ на население страны и того меньше: одно дело – пасхальный максимум, наблюдаемый раз в году, а другое – посещаемость обычной воскресной службы и, соответственно, аудитория звучащей там проповеди.
Опора на столь откровенное меньшинство ничего не дает в электоральном смысле, и даже наоборот: активно подыгрывая воцерковленному меньшинству населения и назойливо демонстрируя свои клерикальные симпатии, политическая элита фактически противопоставляет себя подавляющему нецерковному большинству граждан России.
Можно понять РПЦ, которая с максимальной выгодой для себя использует религиозные сантименты высшего руководства страны, но логику самого руководства понять сложно: весьма странно демонстративно солидаризироваться с меньшинством населения, делая вид, что опираешься на большинство. Если даже в России 1917 г., где большинство населения действительно было религиозным, Церковь никак не смогла помочь царской власти в трудное для нее время, то чем может помочь власти в 2017 г. Церковь, которая способна мобилизовать всего-то 3% населения?
Отдельная тема для разговора – эффективность вложений. С 1988 г., когда власти перестали мешать Церкви и начали ей помогать, в религиозную пропаганду были вложены космические деньги. Все последние годы страна живет в религиозной лихорадке: строятся новые храмы, идет постоянная религиозная пропаганда на всех уровнях, Церковь требует доступа в школы и вузы – и на фоне этого всего мы год за годом наблюдаем стабилизацию воцерковленного населения на уровне статистической погрешности.
Не пришло ли время посмотреть на отношения государства и Церкви с реалистичных позиций?
Автор – президент Института развития и модернизации общественных связей, Екатеринбург