До чего же она хороша и какая послушная

„До чего же она хороша!“

„До чего же она хороша!“ Выпуск 3 (12)

Михаил Булгаков в Ялте

В 2016 году отмечалось 125-летие со дня рождения замечательного прозаика и драматурга Михаила Афанасьевича Булгакова (1891–1940). Многие страницы произведений Булгакова непосредственно навеяны впечатлениями от Крыма и Ялты. Это и путевые очерки «Путешествие по Крыму», и роман «Мастер и Маргарита», и пьеса «Бег», и неоконченные произведения – пьеса «Ласточкино гнездо» и либретто оперы «Чёрное море».

Напомним хронологию встреч Булгакова с Крымом. Летом 1925 года состоялась их первая встреча. Писатель гостил у М. Волошина в Коктебеле, жил в доме матери поэта, Елены Оттобальдовны. В начале июля Михаил Афанасьевич с женой Любовью Евгеньевной Белозерской на пароходе «Игнатий Сергеев» отправились в Ялту. В черновом варианте «Мастера и Маргариты» Булгаков обрисовал город, в котором узнаётся Ялта: «…Перед ними возникли вначале тёмные горы с одинокими огоньками, а потом низко развернулись, сияя в свете электричества, обрывы, террасы, крыши и пальмы. Ветер с берега донёс до них тёплое дыхание апельсинов и чуть слышную бензиновую гарь… Но до чего же она хороша! …По спящей, ещё чёрной в ночи набережной носильщик привёл куда-то, что показалось похожим на дворцовые террасы. Смутно белеет камень, парапеты, кипарисы, купы подстриженной зелени, луна догорает над волнорезом сзади, а впереди дворец, – чёрт возьми. В окнах гостиницы ярусами Ялта… Светлеет».

«В Ялте прожили сутки и ходили в дом Чехова», – писала Л.Е. Белозерская М. Волошину 10 июля 1925 года со станции Лозовая. Михаил Афанасьевич и Любовь Евгеньевна пришли в этот дом 8 июля во второй половине дня. Л.Е. Белозерская пишет, что Булгаков относился к Чехову с особой любовью – «…какой-то ласковой, какой любят умного старшего брата». Михаил Афанасьевич глубоко знал творчество Антона Павловича, восторгался его записными книжками, а многие его письма знал наизусть.

Чеховские мотивы постоянно звучали в произведениях Булгакова. То это слова Сони из «Дяди Вани» – «Мы отдохнём, мы отдохнём» – в устах Лариосика («Дни Турбиных»), то московский рефрен «Трёх сестёр» в «Записках на манжетах», то снег на Караванной из пьесы «Бег», который ассоциируется с чеховской «Тоской». Художественный опыт «Чёрного монаха» отразился в рассказе Булгакова «Морфий» (1927).

А.П. Чехов в саду своего ялтинского дома

Чехов служил для Михаила Афанасьевича духовным магнитом. Имя писателя Булгаков услышал ещё в детстве. «Чехов читался и перечитывался, непрестанно цитировался, его одноактные пьесы мы ставили неоднократно…» – вспоминала сестра Булгакова Надежда Афанасьевна. Одним из первых университетских наставников студента-медика Булгакова, как выяснил киевский историк медицины Ю. Виленский, был друг Антона Павловича, биолог и путешественник профессор А.А. Коротнев. Но, очевидно, наиболее сильный импульс к осуществлению желания вдохнуть воздух чеховского дома дали встречи М.А. Булгакова с М.А. Волошиным. Волошин в период его исключения из университета в конце 90-х годов позапрошлого столетия посетил Антона Павловича в Ялте. Возможно, сама идея строительства Дома поэта в Коктебеле возникла под влиянием Чехова…

В очерке «Путешествие по Крыму», который публиковался с продолжением в ленинградской «Красной газете» (август 1925 г.), описаны впечатления от города и экскурсия по чеховскому дому. Булгаковы побывали на пляже возле набережной, в Ливадийском дворце, в Доме-музее А.П. Чехова. К сожалению, в тексте не названо место ночлега, однако по характеру местоположения можно предположить, что это была или вилла «Елена», или гостиница «Россия». Первое предпочтительней, поскольку в воспоминаниях жены писателя Л. Белозерской о втором приезде в Ялту фамилия владельца виллы Тихомирова упоминается как «знакомого М.А. (Михаила Афанасьевича)». Вероятно, благодаря этому знакомству Булгаковы поселились в пансионате Василия Тихомирова.

Первый визит Булгаковых в Ялте – в Дом-музей А.П. Чехова. «В верхней Аутке, изрезанной кривыми узенькими уличками, вздирающимися в самое небо, среди татарских лавчонок и белых скученных дач, каменная беловатая ограда, калитка и чистенький двор, усыпанный гравием, – так пишет М. Булгаков. – Посреди буйно разросшегося сада дом с мезонином идеальной чистоты, и на двери этого дома маленькая медная дощечка: «А.П. Чехов».

Благодаря этой дощечке, когда звонишь, кажется, что он дома и сейчас выйдет. Но выходит средних лет дама, очень вежливая и приветливая. Это Марья Павловна Чехова, его сестра. Дом стал музеем, и его можно осматривать.

Как странно здесь. …В столовой стол, накрытый белой скатертью, мягкий диван, пианино. Портреты Чехова. Их два. На одном – он девяностых годов – живой, со смешливыми глазами. «Таким приехал сюда». На другом – в сети морщин. Картина – печальная женщина, и рука её не кончена. Рисовал брат Чехова…

В кабинете у Чехова много фотографий. Они прикрыты кисеёй. Тут Стани­славский и Шаляпин, Комиссаржевская и др.…

В спальне на столике порошок фенацетина – не успел его принять Чехов, и его рукой написано «рhеnаl…», и слово оборвано. Здесь свечи под зелёным колпаком и стоит толстый красный шкаф – мать подарила Чехову. Его в семье назвали насмешливо «наш многоуважаемый шкаф», а потом стал «многоуважаемый» в «Вишнёвом саду»… «Мака, ты хотел бы иметь такой кабинет?» – спросила Любовь Евгеньевна при повторном посещении чеховского дома, и Булгаков, не говоря ни слова, утвердительно кивнул…

Если внимательно прочитать очерк Булгакова о посещении чеховского дома, то возникает ощущение дома, где всё приспособлено для творчества: письменный стол, фотографии дорогих людей, большое венецианское окно («мягкий и странный свет»), картина Левитана, которая отвечает общей тональности дома. Тут Булгаков увидел в спальне «свечи под зелёным колпаком» (зелёная лампа – воспоминание о киевском доме на Андреевском спуске), увидел тот самый шкаф, который стал «многоуважаемым» в пьесе «Вишнёвый сад». Это обстановка дома, которая порождает образы, создаёт атмосферу для творческой работы… Тишина – ценность, о которой автор не забыл упомянуть в романе «Мастер и Маргарита», когда повествовал о «вечном доме» – заслуженном приюте Мастера. Именно тогда, в чеховском доме, у Булгакова родилась мысль о тишине как особой ценности творческого бытия: он отмечает, что больного Чехова лишали тишины и здесь, в ялтинском доме. «В особенности донимали Антона Павловича начинающие писатели…» – цитирует он рассказ экскурсовода.

В крымском доме писателя всё было приспособлено для творчества

Бесспорно, что в образе булгаковского «вечного дома» присутствуют явственные черты чеховской «Белой дачи» в Ялте, где в саду журчит ручей, над которым весна вскипает белым цветением вишен и черешен, где причудливо изгибается старая виноградная лоза, а в сиреневых облаках глицинии вьётся серебряная нить песни дрозда, где в кабинете писателя, наполненном светом большого венецианского окна, играют цветные зайчики витража и где вечером над столом горят четыре белых свечи, где в гостиной на пюпитре раскрыты клавиры Шумана и Шуберта – любимых композиторов Чехова… О Шуберте говорит и возлюбленная Мастера – Маргарита.

Очерк Булгакова, опубликованный осенью 1925 года, рисует Чехова без ретуши и фальсификаций. Неслучайно Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, вырезав публикацию из «Красной газеты», тут же переслала очерк в Ялту сестре писателя.

В начале лета 1926 года Булгаковы провели месяц в Мисхоре, который считался лучшим курортом для лечения заболеваний нервного характера. 1927 год. Булгаковы снова в Крыму – на этот раз в Судаке, на даче у композитора А.А. Спендиарова. Отсюда они совершают переезд на моторной лодке в Ялту. И вот Любовь Евгеньевна и Михаил Афанасьевич сходят на берег… Михаил Булгаков вновь в Ялте, вновь они с женой посещают Музей Чехова. Его ласково принимает Мария Павловна Чехова и опять ведёт по комнатам. В эти дни Михаил Афанасьевич познакомился с младшим братом Чехова Михаилом Павловичем.

Л.Е. Белозерская пишет: «Когда мы приехали в Ялту, у меня слегка кружилась голова и рябило в глазах. Остановились мы у знакомых М.А. (память, память, правильно ли донесла ты фамилию этих милых гостеприимных людей – Тихомировы?)».

Кто такие Тихомировы и где поселились Булгаковы? Со слов Евгении Михайловны Чеховой, племянницы Антона Павловича, известно, что Тихомировы держали небольшой пансионат в Ялте, на Боткинской улице. Отсюда до моря пять минут неспешным шагом. Елизавета Тезе, супруга Василия Тихомирова, была хорошей портнихой и обшивала Марию Павловну. В 30-х годах Тихомировы переехали в Москву и до самой смерти М.П. Чеховой состояли с ней в переписке, которая хранится в Российской государственной библиотеке.

Уточним, что пансионат Тихомировых находился не на Боткинской, как считала Е.М. Чехова, а на Виноградной. Как выяснил краевед В. Навроцкий, Иван Васильевич Тихомиров являлся крупным домовладельцем, построил по проекту Л. Шаповалова комфортабельную виллу «Елена». В этом же доме на Набережной, согласно «Списку владений по улицам Ялты», жила и семья Тихомировых. Его брат Василий Тихомиров приобрёл доходный дом по Виноградной, 8 (ныне – ул. Чехова, 8), сооружённый в начале века. «На другой день мы пошли в Аутку, – вспоминает Л.Е. Белозерская. – Всё вверх и вверх. Нас ласково приняла Мария Павловна. В это время здесь жил ещё брат Антона Павловича Михаил Павлович, первый биограф писателя. Особенно нам понравился кабинет Чехова. М.А. здесь не в первый раз…»

Вместе с Чеховыми Булгаковы были гостями Ванды Станиславовны Ды­дзюль (Дижулис), близкой знакомой чеховской семьи. Мария Павловна и Михаил Павлович познакомились с ней в 1923 году, придя на приём как пациенты (Дыдзюль по специальности была зубной врач). Кабинет её располагался на втором этаже бывшего доходного дома Мордвинова (ныне гостиница «Крым»). Здание находится в районе порта, недалеко от набережной.

Судя по всему, перед приглашёнными Булгаков предстал в роли свадебного генерала, и Михаил Павлович не без иронии описывал это событие жене в письме в Москву от 13 мая 1927 года: «…Наши здешние дамы стали являть своё искусство перед приезжими и, главным образом, перед Булгаковым. Он ведь теперь знаменитость! Я дирижировал гран-роном, были и фокстрот, и вальс, и канкан, – чего только не было. Пели соло, пели под скрипку, пели хором. … Даже Маша досидела до такой поры и плясала…» Марии Павловне тогда было 64 года.

Накануне именин состоялась поездка по Бахчисарайской дороге на водопад Учан-Су – одну из самых живописных достопримечательностей Южного берега.

Обстоятельства поездки описаны в письме М.П. Чехова жене в Москву от 12 мая 1927 года: «Вчера утром за Женей и Колей (Е.М. Чехова и её муж Н. Блюме. – Г.Ш.) заехали Вася, Лизочка и автор «Турбиных» Булгаков, который живёт сейчас у Тезей, чтобы ехать на Учан-Су. Стали тащить и меня… пришлось ехать и мне. Взлезали на крепость в Исаре, были около водопада и там же завтракали. Хорошо закусили и порядочно выпили. Булгаков был очень мил, хотя грусть всё время светилась у него в глазах, несмотря на это и он тоже выпить был не дурак. Обратно ехали верхней дорогой, на Ливадии, когда доехали до дворца эмира Бухарского, то я… пошёл домой пешком… Остальные объехали Ялту и пили чай у Тезей».

Интересно замечание Михаила Павловича о грусти, которая всё время светилась в глазах Булгакова… Известно, что в урочище Багреевка возле Исар находилось место массового расстрела: после взятия Крыма красные победители сводили здесь счёты с недобитыми буржуями… Здесь была расстреляна и родственница Булгакова…

Евгения Михайловна Чехова, участница поездки, рассказывала автору этих строк, что на водопаде были сделаны снимки. Булгаков снялся с Лизочкой Тезе и остальными гостями. На её памяти таких снимков было два. Один из них она передала мне. Теперь он хранится в фондах Дома-музея А.П. Чехова и воспроизведён в книге «Михаил Булгаков в Крыму».

Михаил Чехов написал пьесу на актуальную тему – «Цветная кожа (колонизаторы)». Действие её происходит в Индокитае. Судя по всему, пьеса заинтересовала Булгакова, и Чехов писал жене Ольге Германовне в Москву: «27 отсюда уезжает Булгаков. Он хотел бы познакомиться с моей пьесой, чтобы дать совет и продвинуть её. Кажется, она в кожаном портфеле. Если успеете по расчёту дней, то пришлите…» Письмо было отправлено 9 июля 1927 года, и неизвестно, держал ли Булгаков эту пьесу в руках.

На Белой даче Булгаковых приняла Мария Павловна. В её комнате наверху Михаил Афанасьевич читал письма А.П. Чехова и очень хотел иметь на память автограф писателя. Мария Павловна возражала. В личном альбоме Марии Павловны Михаил Афанасьевич сделал запись: «Напрасно Вы надеетесь, дорогая Мария Павловна, что я умру по дороге. Я не умру и вернусь в Ялту за обещанным Вами письмом. М. Булгаков. 13 мая 1927 г. Аутка».

Зимой 1928 года Михаил Афанасьевич отправил в Ялту свою книгу «Дьяволиада», изданную двумя годами ранее. «Дорогой и милой Марии Павловне Чеховой искренне Михаил Булгаков. 21.11.1928 г.», – написал он на обложке. Впоследствии, когда имя Булгакова оказалось фактически под запретом, М.П. Чехова распорядилась, чтобы «Дьяволиаду» не давали посторонним…

По сведениям Е.С. Булгаковой, в 1929 году Булгаков вновь побывал в Ялте и получил в подарок от Марии Павловны конверт, адресованный Чехову, веточку из его сада и маленький список книг, написанный характерным бисерным почерком Чехова. Вероятно, это был один из многочисленных листков, на которых Чехов записывал названия книг, отправленных в Таганрогскую библиотеку. 18 апреля 1936 года Булгаков подарил чеховские реликвии зарубежному поклоннику и исследователю Чехова, американскому дипломату Дж.-Ф. Кеннану. Возможно, в США они сохра­нились.

Но вернёмся к чеховской ноте, постоянно звучавшей в душе Булгакова… Невозможно отделаться от чувства, что в словах о вечном приюте Мастера отра­зился и облик, и сама духовная атмосфера Белой дачи. Однажды в разговоре с чеховедом Евгенией Михайловной Сахаровой жена Булгакова Л.Е. Белозерская подтвердила нашу догадку: вечный приют Мастера – зеркальное отражение ялтинской Белой дачи Чехова…

Итак: документально известно, что Булгаков в 20–30-х годах ХХ века по крайне мере пять раз бывал в Крыму: 1925, 1926, 1927 и 1929 годы. Вместе с актёрами Ленинградского театра ТРАМ в июле 1930 года отдыхал в Мисхоре (пансионат «Магнолия»), навещал Ялту. Именно Ялта вошла в окончательный текст романа «Мастер и Маргарита». Первые впечатления от Ялты описаны в очерке Булгакова «Путешествие по Крыму», опубликованному в ленинградской «Красной газете». Здесь сообщается о посещении Музея А.П. Чехова. Место проживания Булгакова в первый приезд (они с женой провели в Ялте сутки и выехали в Севастополь) не установлено. Возможно, это была вилла «Елена». В мае 1927 года Булгаковы снова в Ялте. По свидетельству жены писателя Белозерской, они остановились в пансионе В. Тихомирова на ул. Виноградной (ныне – ул. Чехова, 8) в здании, которое ныне занимает гостиница «Палас». Посетили Дом-музей Чехова, беседовали с Марией Павловной. Побывали в Исарах и на водопаде Учан-Су. Судя по письму Михаила Чехова, Булгаков уехал из Ялты в конце июня 1927 года. Новый приезд зафиксирован в 1929 году: Булгаков посетил Дом-музей А.П. Чехова, где М.П. Чехова вручила ему обещанный автограф А.П. Чехова. Судя по всему, это была запись Чехова на карточке с выходными данными о книгах, которые А.П. Чехов отправлял в Таганрогскую библиотеку.

15 мая 2016 года страна отметила 125-летие со дня рождения автора «Мастера и Маргариты». Учитывая особый характер связей Булгакова с чеховской Ялтой, было решено отметить юбилей писателя памятной доской на здании, в котором бывал Михаил Афанасьевич, – ныне оно называется гостиница «Крым». Эта работа проведена под патронатом председателя Ялтинского горсовета В.Е. Косарева. Следующий этап – создание крымского музея Михаила Булгакова в Ялте. Тут самое прямое участие принимает председатель Комитета по образованию, культуре и спорту Ялтинского горсовета Елена Надель. В этом городу готов помочь благотворительный фонд М.А. Булгакова (Москва) и его директор Валентина Дименко. Музей станет прекрасным напоминанием о глубинных взаимосвязях города с культурой России. Проведены юбилейные выставки М. Булгакова в Доме-музее А.П. Чехова и Историко-литературном музее Ялты. Состоялось специальное заседание Общества краеведов города. Кто знает – не суждено ли Ялте стать и городом кино- и театральных фестивалей имени Булгакова? Это добавило бы к портрету Ялты много ярких и запоминающихся красок…

Источник

У Дьявола Есть Множество Обличий. — До чего же она хороша и какая послушная. Жаль.

See, that’s what the app is perfect for.

У Дьявола Есть Множество Обличий.

Но женщина особо удалась.

До чего же она хороша и какая послушная.
Жаль, шрамы не от моего кнута, и не мною приручена

More you might like

У меня — твоя фамилия, у тебя — моя душа.

На ладонях судеб линия стала общей, не спеша.

У меня — твоя бессонница, у тебя — мои мечты.

Я тебе — жена, любовница и покой средь суеты.

У меня — твои желания, у тебя — мои грехи.

Я дарю тебе внимание и бессонные стихи.

Наша нежность — в изобилии, понимание — без слов.

У меня — твоя фамилия, у тебя — моя любовь.

Жизнь сложится так,что ты каждое утро будешь проезжать мимо моего дома

Я с трудом узнаю тебя на фотографиях,где ты отмечен

Этот путь от меня до тебя,давно уже бесконечен.

Бесконечно далёк и вяжется в восьмерку

Наша бесконечность сложилась из двух параллельных линий

Проезжая мой дом,твой кадык будет биться пульсом

Я не помню как ты первый раз улыбнулся

Потому что знала тебя всю свою жизнь и не было первого раза

Ты появился сразу,как джин из хрустальной вазы

И от тебя не пахло чужой очень хитрой женщиной

Земфира помнит каждую чью-то трещинку

И твою неумелую, падающую, как башни в нью-йорке

Ложь. И разломанную восьмерку

Познакомьтесь дети,это любовь.! Это любовь! Которую развели

Ты мой лучший шулер на целом клочке земли

Мой любимый Оушен и 13 твоих друзей :

Месть (как раздача холодных блюд)

13 друзей моего превосходного афериста

Хотя я могу насчитать их триста.

И вот завтра утром ты снова проедешь мой дом

Я оставлю записку на подоконнике перед сном

Ты изменился,я тебя больше не узнаю

Твой кадык танцует нервную босанову

Мои пальцы хрустят как покусанные печенья

Стань собой,хотя бы на минуточку,на мгновение

Или не собой,а тем кого я выдумала и полюбила слепо

Но если ты ищешь повод то-

По китайскому календарю.

я тебе безгранично предан, и чем искренней, тем печальнее. назови эти строки бредом, или нудным, тупым мычанием. безразлично спроси: “а толку?”, разрушая всё, что я выстроил, но не вникнув: твой взгляд и только спас меня от шального выстрела. ухмыльнись и скажи, что глупый, что смешной, что смешной до ужаса: ровно год снятся эти губы, той, с кем думал — едва подружимся.

..ты когда-то шепнёшь об этом: “сколько боли ему дарила я. он был мне безгранично предан…” —

и тобой предан тоже,

мы никогда не проснёмся вместе,

имя твоё в телефоне стёрто,

мне бы не видеть тебя лет двести.

мне не снятся красивые сны.

дай мне мягче подушку,

и крышу над домом прочнее.

в самом сердце январь,

и так долго еще до весны.

я окрепла, я стала горой!

ни сломить, ни сломать,

но зачем мне дана эта сила?

каждый раз говорю себе

«это — последний герой».

порядком меня загубила.

тревожно на сердце.

докричись до Морфея-

быть может он вколет мне морфий?

сколько разных людей

разбирало меня по частям,

приближая меня к катастрофе.

превышая лимит тишины.

с каждым годом она

все чернее мне делает душу.

мне не снятся красивые сны,

дай мне крышу над домом прочнее,

дергая в спальне ночник,

гасишь в комнате свет,

выдыхая легко и устало.

ты, как всякий чужой,

тащишь к себе одеяло.

свиться струйкой водопроводной –

двинуть к морю до холодов.

я хочу быть такой свободной,

чтобы не оставлять следов.

наблюдая, как чем-то броским

мажет выпуклый глаз заря,

я хочу быть немного бродским –

ни единого слова зря.

Человек вас любит настолько, сколько он готов за вас отдать. Очень меркантильно звучит. Как и фраза Надежды Мандельштам: «Он вас любит? А сколько он на вас потратил?». Какая корыстная дама.

Хотя какая корысть: жила в нищите с бедным поэтом, есть было нечего, ходить тоже не в чем. Но поэт был готов за неё отдать — всё. Просто — всё, что было. Ухо, глаз, почку, жизнь.. Не особо задумываясь. А что думать, если любишь? Так например и маленький ребёнок не задумается. И отдаст всё, что имеет, хотя у него и нет ничего, кроме игрушек и собственного дыхания. И он может пожадничать — не угостить конфетой, игрушку прижать к себе. Это в обычных обстоятельствах. А в смертельно важных — даже не задумается. Потому что как жить и зачем — без мамы и папы? И это высшая степень любви. За неё всё прощается, вообще — всё. Если человек так сделал или мы точно знаем, что так и сделает. И все отношения, основанные на здоровом эгоизме — хорошая штука. Пока сам не окажешься в такой опасности, что надо отдать всё. Или хотя бы почку. Или квартиру. И здоровый эгоист скажет, что это неразумно как-то: отдавать свои органы и квадратные метры.

А неразумный ребёнок или поэт — отдаст. Скажет: На! А как иначе? Только живи! И это высшая степень любви, недоступная многим. И вот удивляются: почему эти неподходящие люди вместе живут? Да ещё в нездоровых отношениях! Неправильных!

Вот поэтому и живут.

И здоровые отношения двух разумных эгоистов плачевно кончаются, по крайней мере, для одного эгоиста — если он заболеет или в тюрьму попадёт. Или состарится и ослабеет. На него потратят разумную сумму, а потом оставят одного. Потому что где настоящая любовь — нет эгоизма. Разумного или животного — по мне, они мало чем отличаются. Есть только любовь. Которую я всем желаю найти или сохранить.

будут те, кто их жгут.

будут те, кто их ждут.

будет новый рассвет,

и всегда будет тот, кто тебе очень рад

будут те, кто их льют.

кто-то, грохот услышав, пугается гроз,

кто-то будет не спать.

чтоб вернуться опять.

и всегда будут путаться нити в узлы,

и не каждый вопрос будет высказан вслух,

иногда для любви не хватает и двух,

на большой глубине мы хотим высоты,

и пока на земле существуют мосты,

мне к тебе не доплыть. не всколышет волна

Вот она выдыхает: «уже тяжело молчать, дай мне знак – звонок, один поворот ключа, дай мне лишнее слово в наш полуночный чат, я начну тебе отвечать. Я начну говорить с тобой, видеть тебя иным, отличать от тысячи пасынков той весны, что растет за моим окном, проникает в сны, состоит из этой искрящейся тишины. Я была немой, но больше я не могу. Дай мне слово лечь ударным в мою строку. Дай мне южный город – Тбилиси или Баку, дай мне ветер на берегу. Я хочу говорить с тобой всем, что дарует мир – адресами, домами, событиями, людьми, черным кофе в турке, улицей, что шумит, старым городом, небом, раскинувшимся над ним. Я хочу рассказать тебе, сколько всего вокруг – как колышется хлопок облака на ветру, белозубые дети бросают свою игру, чтобы солнце коснулось рук. Как сидят старики, смуглы от горячих лет, как гранат рассыпается зернами на столе, как медовым лучом остается на коже след, как миндальное дерево цвет забирает в плен».

Вот она выдыхает, бумага дрожит едва, как живая вода, закованная в слова.

Источник

— До чего же она хороша и какая Послушная. Жаль.

Для этого и создано приложение.

До чего же она хороша и какая
Послушная.

Жаль только, что шрамы не от
Моего кнута.
И не мною была приручена.

Еще кое-что любопытное

Знаете, так страшно жить в этом мире

Знаете, так страшно жить в этом мире.
Особенно, когда ты любишь до беспамятства,
Когда живые родители поклоняются детской могиле,
Особенно, когда напрямую знаком с предательством.

Знаете, так страшно жить в этом мире.
Старики копят мелочь на покупку последнего хлеба,
Молодежь тычет в каждую вену на съемной квартире,
А малыш всё мечтает о папе, которого отняло небо.

Ты боишься, что кончится все, не начавшись,
Что придется пометить потери табличкой “важно”,
Что счастье уйдет, окончательно распрощавшись.
А знаете, жить ведь действительно в мире страшно.

Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья
и дом.
Я веду, и я сроду не был никем ведом.
По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я
пью ром со льдом.
Но когда я вижу тебя – я даже дышу с
трудом».

Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома
пруд,
Дети ходят туда купаться, но чаще врут,
Что купаться; я видел всё – Сингапур,
Бейрут,
От исландских фьордов до сомалийских
руд,
Но умру, если у меня тебя отберут».

Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,
Джип с водителем, из колонок поёт Эдит,
Скидка тридцать процентов в любимом
баре,
Но наливают всегда в кредит,
А ты смотришь – и словно Бог мне в
глаза глядит».

Бернард пишет: «Мне сорок восемь, как
прочим светским плешивым львам,
Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и
правам,
Ядерный могильник, водой затопленный
котлован,
Подчинённых, как кегли, считаю по
головам –
Но вот если слова – это тоже деньги,
То ты мне не по словам».

«Моя девочка, ты красивая, как банши.
Ты пришла мне сказать: умрёшь, но пока
дыши,
Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста,
не пиши.
Никакой души ведь не хватит,
Усталой моей души».м

и пусть в нашем сердце будет весна,

разделённая между нами двоими,
я так тебя люблю, моя лучистая.

тихими словами мы загадали космос

пишу тебе из дома матери в Новом Орлеане.
неделю назад я видел стаю дельфинов в бесцветном океане.
подружился с ветром и влюбился в солнце,
а теперь у меня дрожат ладони
и ломается карандаш, от переизбытка эмоций.

вчера я проезжал Оклахому
и меня обвинили в непостоянстве :
я попал в передрягу.
какая-то леди сказала, что я очень похож на бродягу,
потому что шатаясь, распивал бутылку вина
и отмечал наступивший октябрь.

(надеюсь, ты простишь мне это)

Кэролайн,
знаешь, я понял, что ненавижу штат Индиана :
там всё настолько идеально,
что я истратил последние монеты
на чёртовы фонтаны.
не смог заплатить за такси, шёл до дома пешком.
в горле стоял ком,
и я чувствовал себя маяком,
который больше никто не зажжет.

прости мне моё пьянство.
это единственное что заглушает боль.
я три недели не выходил за дверь.
в лабиринте календарей.
из друзей остались лишь алкоголь,
постель
и антибиотики.
3 таблетки утром и 4 вечером.

Кэролайн, а ты по-прежнему такая же застенчивая?

здравствуй,
пишу тебе из Вирджинии.
Кэролайн, я люблю каждую букву твоего имени.
и у меня просьба:
пожалуйста встреть февраль.
с широкой улыбкой на каком-нибудь берегу.
встреть февраль. потому что я не смогу.

Источник