Добробаты на донбассе что творили
Насиловали и отрезали головы: Доброволец рассказал о зверствах украинских нацбатов
В 2014 году на освобождённых территориях Донбасса, откуда были выбиты националисты украинских добробатов, ополченцы находили чудовищные свидетельства зверств по отношению к местному населению.
Об этом в Москве на презентации книги «Черное солнце Украины», посвященной нацбату «Азов», рассказал защищавший Донбасс от бандеровцев доброволец из Запорожья Артём Шарлай.
«Мы знали, что там, напротив, находятся поляки, – это как раз ЧВК, те польские структуры, которые работали с украинскими нацистами, их спайка была на основе русофобии. Потом, насколько удалось узнать, к ним прилетели «осадки», «Град», всё несколько успокоилось. Но структуры там такие были и, думаю, продолжают находиться», – сказал Шарлай.
«На тот момент, на 2014 год, что удавалось узнать по тем же «Айдару», «Донбассу» и других нацистских батальонах: они издевались над мирным населением, резали головы, в том числе, убивали девушек. Сначала насиловали, потом эти измученные девушки были никому не интересны, и они просто кого застрелили, кого ещё как-то убили.
Просто после того, как они ушли со своих позиций, там это было обнаружено. Это отморозки, я не думаю, что нацисты из «Азова» чем-то отличаются от националистов из «Айдара».
Тут вопрос к их «нацизму»: если ты считаешь себя некой «высшей расой», то как ты оскверняешь себя отношениями с некой «низшей расой», насилуя? То есть, понятно, когда они бы расстреляли, и всё. Но то, что они там делали, на их базе, это как раз говорит о том, что в основном это ублюдки, другого слова не подберёшь», – вспоминал бывший боец.
Отметим, что Артём Шарлай – один из «300 запорожцев», которые в апреле 2014 года в Запорожье не дрогнули, находясь в кольце беснующихся «правосеков». Источник
Украинские «добробатовцы»: штрихи к реальным портретам
Вне всяких сомнений, приверженцев ультранационалистической идеологии в «Азове», «Айдаре», «Донбассе», «Торнадо» (*экстремистские организации, запрещены в РФ) хватало с лихвой. Однако следует отметить, что «бандеровцами» как в самой «нэзалэжной», так и за ее пределами совершенно справедливо называют в основном выходцев из ее западных регионов. Однако как раз эта публика за все время войны на Донбассе на передовую особо не рвалась, считая, что петь дифирамбы «воякам УПА*» и клясть «москалей» гораздо комфортнее на собственной кухне под горилку с салом, чем в простреливаемых окопах или на блокпостах. По статистике, в «добробатах» полно было уроженцев тех областей Украины, где национализм никогда не преобладал. Так в чем же дело?
Этот вопрос, по большому счету, следовало бы адресовать в первую очередь психологам. Как на «майдане», так и в порожденных им карательных батальонах громадный (без всякого преувеличения) процент людей представлял из себя самых обычных. неудачников! Кого там только ни было: прогоревшие бизнесмены, уволенные по компрометирующим мотивам госслужащие, неудавшиеся общественники. А уж творческих личностей — от музыкантов до художников, вообще хоть пруд пруди! Это не досужие выдумки: в первые год-два «патриотического подъема» (2014-2015) биографиями подобных личностей, нашедших на Донбассе свой бесславный конец, местные СМИ и интернет-порталы различных «патриотических» организаций были просто переполнены. Материал для исследования имелся богатейший.
Вся эта публика не сумевшая реализовать себя в нормальной жизни и категорически не желавшая упорно трудиться для получения каких-либо достижений как в материальном, так и в социальном плане, хлынула на «майдан», видя в нем единственную возможность выделиться, прославиться, «подняться» и воспарить над нестерпимыми серыми буднями. И они все это получили сполна! Официальный Киев превозносил разрушивших страну погромщиков, провозглашая их «героями» и награждая высшими орденами. Следующей такой возможностью для этой компании стала АТО, куда многих из них, по правде говоря, сперва отправляли чуть ли не принудительно, обещая при этом легкую и необременительную прогулку по трупам «сепаров». Для «майданных» скакунов и прибившихся к ним маргиналов это было возможностью не возвращаться к унылой обычной жизни, новым увлекательным приключением. Они шли воевать и убивать ради развлечения, «ради процесса», вот что самое страшное.
В 2014 году в Киеве и других областных центрах резко возросло количество автомобилей, в основном престижных и дорогих «иномарок» с номерными знаками Донецкой и Луганской областей. Беженцы? Вовсе нет. Да, определенный процент тех, кто бежал от войны, спасая семью и остатки имущества, среди этих водителей был. Но по большей части в кабинах машин с «донбасскими» номерами сидели мародеры-«батальонщики». Бизнес на автомобилях, угнанных и «отжатых» в «зоне АТО» у местного населения, стал одной из прибыльнейших статей дохода «батальонов». «Мерседесы», «Лексусы», «БМВ», продаваемые за бесценок, стали одной из их «визитных карточек».
Конечно, машинами дело не ограничивалось. Электроника, бытовая техника, даже одежда и посуда – как с разграбленных складов, так и из квартир «сепаратистов», хлынули в мирные регионы Украины потоком. Главная заслуга в этом опять-таки принадлежит «батальонам». Те, кто шел на войну мародерствовать, взяли свое сполна. Это, в свою очередь, исчерпывающе объясняет готовность многих их бойцов подставлять головы под пули, не имея официального статуса и как результат – денежного содержания от государства. Какая еще зарплата? Выдали автомат — крутись, как можешь. Они и крутились…
Наиболее ушлые лидеры и бойцы «добробатов», вовремя сориентировавшись, пошли на службу к олигархам. Первым среди таковых стал Игорь Коломойский. Но не единственным. Некоторые из них со временем были вынуждены уйти «под руку» ВСУ и Нацгвардии, сделав карьеру в этих структурах. Кто-то, например, пресловутый Билецкий со своим «Азовом», сумел конвертировать кровавое «геройство» в политическую карьеру, кто-то — в большие или меньшие деньги. Подавляющее же большинство оставшихся в живых батальонщиков выродилось в самых обычных бандитов – каковыми они, собственно, и являлись с самого первого дня.
Батальоны просят крови
То, что добровольческие батальоны (либо, как их называют жители прифронтовых населенных пунктов, карательные) представляют собой достаточно грозную силу и могут влиять на власть в Киеве, не секрет. Да и на передовой именно эти вооруженные формирования отличаются наибольшей активностью и злостью в бою.
Отношение к бойцам таких формирований со стороны республиканцев соответствующее. Впрочем, точно такое же, как отношение бойцов батальонов к республиканцам. Пленные с обеих сторон в случае активизации боевых действий — редкость. А тем, кто по каким-то причинам все-таки остался жив и попал в плен, действительно не позавидуешь.
Как появились добробаты на Донбассе
С противоположной стороны происходило нечто подобное. На Донбасс прибыло примерно 3-5 тысяч добровольцев, которые были ярыми сторонниками майдана и хотели распространить собственные взгляды на востоке Украины. Вооружение этих отрядов практически не отличалось от вооружения противостоящих групп. А роль отставников, которые формировали армейскую структуру будущих добробатов, взяли на себя командиры и инструкторы многочисленных центров военной подготовки на западе Украины.
Вот что говорит бывший командир первого официально вошедшего в структуру МВД добробата «Днепр-1» Юрий Береза об этом времени:
Порошенко, понимая, что использовать официально армию против собственного народа нельзя, делал вид, что ничего противозаконного не происходит. На первом этапе добробаты даже стрелкового вооружения не получали. Развязывать гражданскую войну Порошенко не планировал и рассчитывал на то, что «активисты майдана» самостоятельно справятся с «проявлениями сепаратизма» на Донбассе.
Даже то, что солдаты и офицеры ВСУ стали переходить на сторону республиканцев, не испугало украинского президента. Реально он испугался только тогда, когда добробаты активистов стали получать отпор от республиканцев и взвыли о сепаратизме и необходимости помощи от государства.
Почему люди ненавидят карателей
Чтобы стало понятно, о ком идет речь, представлю этого отличного парня. Командир батальона «Торнадо», бывший замкомбата «Шахтерска», расформированного в 2015 году за зверства в Луганской области, Руслан Онищенко.
Рассказывать о том, откуда появилась ненависть к добробатам, я не буду. Опять приведу пару цитат из украинских источников. Первое воспоминание от экс-спикера Луганской ВГА Ярослава Галаса:
А ведь есть ещё и «Айдар». Есть множество других карательных батальонов. О них расскажет один из айдаровцев. Причем это рассказ не пленного, а отслужившего и вернувшегося домой карателя. Цитирую Вести.ua:
А закончить часть о «всенародной любви» стоит сообщением донецкого ополчения от 14 сентября 2014 года. Это было первое из многих подобных сообщение о зверствах карателей и национальной гвардии Украины. Вот тогда-то слово каратель, в отношении добробатов, вытеснило слово доброволец. Без комментариев:
Первая попытка взять карателей под контроль
На добробаты обратили внимание не только власти Украины, но и крупный бизнес. В начале возможность создания собственной армии прозондировали с помощью волонтеров. Помните «всенародную поддержку» карателей с помощью вливаний «пожертвований»? На самом деле народ чаще всего представлял один-два крупных предпринимателя или политика.
Отсутствие реакции со стороны правительства и президента для этих людей означало разрешение на формирование собственных полулегальных армий. А участие в боевых действиях этих батальонов рассматривалось как «обкатка» бойцов в реальной войне.
Это было «золотое время» для карателей. Именно тогда Коломойский объявил награду за каждого убитого сепаратиста. Именно тогда комбаты стали национальными героями. Им давали звания, награждали высшими орденами Украины и делали народными депутатами.
Более того, батальоны стали расти численно. Платили там намного больше, чем в ВСУ или на гражданке, а основную нагрузку в боевых действиях несли ВСУ. Уже серьезно поговаривали о том, чтобы реорганизовать карательные батальоны в бригады и сделать именно эти части основой новых, незалежных, ВС. Да и пресса Украины делала свое дело. Военные успехи карателей превозносились почти ежедневно.
Скоро стало ясно, что добробаты представляют опасность уже для действующей власти в Киеве. И, надо отдать должное руководству ВСУ, украинские военные приняли единственно верное решение. Добровольцев всеми правдами и неправдами стали легализовать. В ход шли любые средства. От ветеранских удостоверений до современного вооружения и «тысячи гривен в день».
В принципе, такое решение могло бы свести опасность для Киева к минимуму. Было решено на первом этапе разделить добробаты среди трех разных структур. Министерство обороны получало батальоны территориальной обороны. МВД получало батальоны специального назначения. А Национальная гвардия, соответственно, собственные батальоны.
А вот на второй этап — уничтожение добробатов — решимости у украинского президента не хватило. Хотя там действительно были необходимы «стальные яйца», чего у бизнесмена Порошенко никогда не было. Даже в структуре официальных ВС Украины добробаты сохранили костяк личного состава и офицеров. «Растворить» эти подразделения в лояльных и управляемых правительством частях Киеву не удалось.
Опять процитирую комбата Березу:
Особый путь «Правого сектора»
Для многих читателей «ВО» стало откровением внезапное появление в Золотом боевых отрядов под руководством Билецкого, которые не просто сорвали разведение войск, которое обещал уже новый украинский президент, но и открыто угрожали восстанием против власти в случае выполнен я любого пункта Минских соглашений. При этом протестующие демонстрировали… охотничьи ружья как основное вооружение для борьбы с республиканцами. Внезапного ли? Давайте разберемся.
«Правый сектор» (запрещён в России), в отличие от других добробатов, курировался достаточно компетентными людьми, которые прекрасно видели скрытый план властей по уничтожению добробатов. Да и руководитель этой организации Дмитрий Ярош далеко не так прост, как иногда кажется. «Правый сектор» в своем составе имел сразу несколько карательных батальонов. И стал единственной организацией, которая не остановилась на формировании добробатов. Ярош объединил свои боевые отряды под единым командованием в «Добровольческий украинский корпус» (ДУК ПС).
Более того, помните, для многих невероятное: уход Яроша из «Правого сектора» в 2015 году? Сколько тогда версий было выдвинуто по этому поводу! В конечном итоге все согласились с версией, предложенной самим ПС. Идеологические разногласия. И это в организации, где вся структура управления строится вокруг фюрера. Где сама идея восстания против фюрера выглядит абсурдно.
На сегодня в ДУК ПС несколько действующих батальонов и 20 резервных. Только это останавливает спецслужбы от решительных действий. Для силовой операции против ДУК сегодня просто нет необходимого количества лояльных президенту частей.
УДА и ДУК ПС сегодня фактически вне закона. При этом это вполне боевые организации и могут реально противостоять правительственным войскам. Более того, сегодня и ДУК и УДА — всеукраинские организации. Их подразделения, от учебных центров, госпиталей и штабов до боевых отрядов, рот, батальонов расположены практически во всех областях Украины, вооружены и готовы к боевым действиям.
Новый президент и новая попытка уничтожить добробаты
Нелегальные батальоны, которые продолжают действовать на Украине, реально пугают Зеленского. Украинский президент, судя по некоторым действиям власти, судорожно ищет повод «потрепать» ДУК и УДА. Предложение красиво уйти, я имею в виду уже упомянутое объявление о демобилизации добробатов, отвергнуто.
А кто оказался на Украине самым законопослушным? Кто сдал десять тонн вооружения в Мариуполе, согласно сообщению МВД от начала сентября 2019 года? Именно нелегалы! Каратели из батальона ОУН, 8-го батальона УДА и батальона имени шейха Мансура! Ура? Сдались и уйдут?
В целом же, если говорить о добровольческих подразделениях Украины, проблему украинский президент не решит. ДУК, УДА и ещё несколько нелегальных подразделений есть и будут. Официально это общественные организации. Справиться с ними силовым методом Зеленскому не удастся. Как показали события в Золотом, даже части и подразделения, которые «разбавлены» бывшими добровольцами, ненадежны. «Побратимы» почти открыто заявляют о своей поддержке добробатов.
Да и понимание того, что преступления, совершенные на Донбассе, в случае установления мира и появления даже зачатков законности на Украине будут расследованы и за них придется отвечать, толкает добровольцев из карательных батальонов на борьбу. Перефразируя название прекрасного советского фильма, приходится констатировать: батальоны просят крови… батальоны боятся мира…
OpenTown Открытый город
ЗВЕРСТВА ВСУ И НАЦБАТАЛЬОНОВ
ЗВЕРСТВА УКРАИНСКОЙ АРМИИ И НАЦИСТСКИХ БАТАЛЬОНОВ НА ДОНБАССЕ
Давно известно что уже на протяжение 4 лет на базе карательного неонацистского полка Азова в мариупольском аэропорту, а также базе ВСУ и необандеровцев из ДУК ПС в краматорском аэропорту действуют настоящие концентрационные лагеря смерти где пытают и убивают жителей Донбасса подозреваемых в сепаратизме насильственно похищенных боевиками-карателями.
Жительница Мариуполя, похищенная боевиками Азова:
— Меня схватили прямо на улице, когда я шла с работы. Просто подъехали на машине, назвали моё имя. Когда я сказала, что имя действительно моё — сразу же скрутили и бросили в багажник. Били при этом. Когда я спросила их, за что — ответили, что я «сепарка».
— Вы имели какое-о отношение к освободительному движению?
— Нет. Ни до того, как наш город им сдали, ни после. Я вообще никогда политикой не интересовалась. Работала диспетчером на заводе. Жила от зарплаты, до зарплаты. Смотрела женские сериалы по телевизору. Я была самым обычным человеком. До того дня. Я потом узнала, что не одна такая. Они очень многих так хватают. Кого просто. Кого по доносам.
— Да. Из-за квартир. После того, как они захватили Мариуполь, в город начали переселять рагулей с западной Украины. Они так население заменять пытаются. Мы же против Украины. А они за неё. Будь она проклята… Они нас ненавидят. И если хотят отобрать чью-то квартиру, или машину, или ещё что-то — пишут донос. Куда, не знаю. Но приходит «Азов». Вот и за мной пришли именно они. Им же наплевать — мы все для них не люди. С каждым из нас они могут сделать что угодно в любую минуту. И им ничего за это не будет. Они это знают и все это знают. Но если бы только в нас было дело. Дети прямо на улице пропадают. Их просто хватают и увозят. Тоже «Азов». Сколько таких случаев уже было. И никто не знает, куда. Никто из них не вернулся. Ну, наверное, они их продают. Может, на органы. Может, в публичные дома. Куда-то обращаться бесполезно. Некоторые, кто обращался, потом пропадали сами. СБУ само «Азову» помогает, а милиция просто боится. Им давно дали понять, чтоб они не влезали. Многие, кто с детьми, поэтому в Донецк убежали. Там не сахар, но там такого нет.
— Что было с вами дальше?
На следующий день меня повели на допрос. Если это можно так назвать. То, что мне нечего им рассказывать — они знали. Но всё равно издевались. Требовали, чтоб назвала сообщников, чтоб рассказала, как готовила какие-то теракты. Сами же смеялись при этом. Там среди них не только рагули были. Там и наших местных хватало. Эти были самые злые. Для рагулей мы просто не люди, а для этих… Даже не знаю, как сказать.
— Я понимаю, о чём вы.
— А потом меня повели на расстрел. К яме. И я увидела, что там… Все эти торчащие руки и ноги, засыпанные известью. И этот запах… Я упала в обморок. Без сознания была недолго. Пришла в себя от того, что они меня ногами били. Сказали, что если не поднимусь, то они меня живьём туда скинут, как падаль. Я поднялась. Но они отвели меня обратно в камеру. Не знаю, собирались они меня на самом деле расстреливать или нет. Они так делают с некоторыми — ведут к яме и стреляют поверх голов. Может, это развлечение у них такое. Не знаю. Они вообще там весёлые. Как будто мечта всей жизни исполнилась. Хотя, может, так оно и есть.
— Расстрел уже нет. Допросы — да. Было ещё пару раз. Снова били. Но уже без усердия. Им, наверное, не до меня было.
— Что вы там ещё видели?
— Не особо много. Больше слышала… Издевались они над людьми по всякому. Не только на аэропорту. Со мной сидела полусумасшедшая женщина с одного из сёл возле Мариуполя, которую насиловали при её детях. Причём, специально заставляли детей смотреть. Их у неё трое было. Куда её дети потом пропали — она не знала. Это тоже был «Азов». Просто зашли в дом. Просто насиловали. Просто детей смотреть заставляли. А её потом бросили на аэропорт. Это, кстати, не самое страшное место. Есть хуже. Например, женская зона Мариуполя. Там за полгода не осталось ни одной молодой или сколько-нибудь красивой зэчки. Вроде бы, записывают их в беглые. Куда девчонки пропадают на самом деле — кого это волнует? У них и до войны особых прав не было. А тут…
— Сколько вы там пробыли?
— Около трёх недель. Потом меня отдали в СБУ и перевели в Запорожье. Там уже начали на меня писать дело всерьёз. Я даже не знаю, что они там сочиняли. Они просто били и заставляли что-то подписывать… А потом меня обменяли. Неожиданно. Просто посадили в машину, долго куда-то везли, вывели наружу и передали людям, одетым в «горки». До меня даже не сразу дошло, что в «горках» ходят ополченцы. Когда я поняла, где я, у меня началась истерика. Они всю дорогу до Донецка меня успокаивали. Потом я долго не могла никуда устроиться. Документов нет, ничего нет. В конце-концов пришла в «Призрак». Там приняли. Я просилась на передовую — не взяли. Говорили, мол, ты их ненавидишь слишком. Убивать без меры будешь.
Да, ненавижу. Да, буду. Хотите сказать — не имею права?»
А вот еще один рассказ:
«Свидетельство о зверствах украинских боевиков АЙДАРА — рассказ бежавшего из плена добровольца из России (вначале текстовое описание к видео):Позывной Сахалин : Меня пытали 15 дней. Их судьбы разные, но каждый из защитников современной Луганщины прожил яркую жизнь, чем-то похожую одна на другую, как две капли воды.
Евгений Макаров-Охтин стал настоящим национальным героем Луганской Народной Республики, совершив подвиг во время самых ожесточенных сражений на Донбассе в 2014 году.
Евгений получил позывной благодаря своему этническому происхождению — родом он из Сахалина, поселка Макарово. В ополчение попал, как и все — случайно и по зову сердца. Макаров-Охтин попросту не смог наблюдать со стороны за преступлениями киевского руководства и вошел в ряды ополчения с самого начала.
В день пленения, 13 августа, подразделению Евгения поступила информация о том, что где-то в окрестностях Луганска был сбит украинский самолет. Его группу отправили на поиск обломков и экипажа.
В ответ подразделение боевиков накрыло группу Сахалина шквальным огнем, применялись гранаты.
Узнав, что Евгений и еще несколько человек родом из России, айдаровцы приняли решение расстрелять пленных. С этой целью, по всей видимости, для пущего антуража вывели всех потенциальных россиян к памятнику Ленину.
— Нас было пятеро, поставили возле памятника. Сначала одному выстрелили в голову, потом — второму, третьему, — Сахалин вновь сделал паузу и продолжил. — Убили и четвертого. Потом мне просто повезло.
Когда Евгения отводили от памятника, то он стал свидетелем того, как одному из пленных снайперов айдаровцы отрубили руку наживо.
— После этого в него выстрелили. Целились в голову, но промазали — пуля вошла в челюсть. Там парня и закопали, — рассказал Евгений Макаров-Охтин. — Одного из тех, кого расстреляли до этого, накрыли российским флагом и помочились на труп и на флаг.
В этот момент всех пленных вывели и посадили в БТР. В этот момент Евгений увидел многочисленные трупы возле магазина.
В аэропорту пленные пробыли две ночи, в ходе которых они подвергались постоянным избиениям.
— Нас посадили в кубрик, залепили глаза скотчем. Вечером сильно избили. Очнулся я на третьи сутки в каком-то подвале, — вспоминает Евгений.
В подвале Сахалин постоянно слышал женские крики. В соседней комнате одну из девушек подвергали жутким изнасилованиям, а на вторые сутки ее убили.
— Нас заставили вытягивать ее на улицу в целлофан, — говорит он.
Один из срочников ВСУ проявлял гуманное отношение к пленным. Лично Евгению он иногда давал еды в то время, как официально их не кормили пять дней и три дня не давали даже воды.
— Я подвергался пыткам в течение 15 дней, — констатирует Евгений Макаров-Охтин.
Началось наступление сил ополчения на украинскую армию и карательные батальоны. В этот момент Сахалина и еще шестерых пленников привязали к блиндажам на блокпосту ВСУ. Был расчет на то, что их посечет осколками.
После данного инцидента Евгения Макарова-Охтина перевезли в поселок Победа, где и началось самое страшное. Именно там Сахалин подвергался самым жестоким пыткам, к которым прибегали только нацисты: под ногти вгоняли иглы. После пришли сотрудники СБУ, которые пытали с особым пристрастием, а позднее пленных повели на расстрел.
3 сентября 2014 года ополчение ЛНР начало штурм поселка Победа. В ходе сильного обстрела первыми из населенного пункта бежали сотрудники СБУ, оставив в поселке лишь солдат ВСУ.
Евгений вместе с десятком пленных, воспользовавшись суматохой и неразберихой, начал продвигаться вдоль посадки.
— Чтобы нас не нашли, мы переместились в поле подсолнухов. В итоге они нашу пропажу обнаружили и, дабы найти нас, начали поджигать посадку. Мы отсиделись в подсолнухах несколько дней. Когда поняли, что нас уже никто не найдет, то рано утром начали продвигаться в сторону Нового Айдара к своим подразделениям.
— Неделю блуждали по незнакомой местности и вышли на Трехизбенку, где ночью в темноте переплыли Донец. Тем самым вышли на казаков, где они нас и встретили. За эти восемь дней нам все-таки удалось добраться до своих, — резюмировал Евгений Макаров-Охтин.
Пройдя медицинское лечение и восстановившись, Сахалин не бросил службу. Он вновь вступил в ряды Народной милиции ЛНР, принимал активное участие в Чернухинско-Дебальцевской операции. Сейчас он уже дослужился до звания комнадира роты третьего стрелкового батальона второй гвардейской ордена Доблести II степени мотострелковой бригады им. маршала Ворошилова Народной милиции ЛНР.
В подтверждение к свидетельству ополченца — рассказ очевидца военных преступлений батальона Айдар в Новосветловке: рассказывает о массовом убийстве пленных и о том что ему пришлось пережить. 2017 г.»
«Арестованный 20.6.2014 сотрудниками СБУ Алексей рассказывает: Меня схватили неизвестные люди в форме милиции. Заломили руки, лицом в асфальт, нанесли несколько ударов по голове, по корпусу, мешок на голову, засунули в машину, привезли. Я так понимаю, это база СБУ, замаскированная под автомойку, где несколько дней осуществляли допросы с пристрастием, избиения, моральное давление и унижение.
Потом посадили в джип и отправили под Славянск, село Евгеньевка, где был их штаб и по совместительству фильтрационный лагерь. В данном фильтрационном лагере располагалось два кунга, которые служили местами временного заключения, это машины с будками небольшой вместительности с площадью примерно 16 20 кв. м. Там я провел больше двадцати дней, каждый день менялись люди, добавлялись новые, в среднем там люди проводили по пять-семь дней.
Избиения были регулярные, меня поднимали ночью, выводили из этого кунга и отводят на допрос к военным. Ты выходишь в наручниках, а на голове у тебя мешок. Садят тебя на стул и с разных сторон задаются вопросы, а потом начинают бить по голове. Условия содержания, конечно, в фильтрационном лагере — это просто кошмар, потому что абсолютно все время ты сидишь с мешком на голове либо в целлофановом пакете, который замотан скотчем вокруг глаз, в наручниках, потом наручников стало не хватать, стали стяжками связывать руки, пальцы. Ну конечно же, затягивали все очень плотно, туго. Самое плохое это, бывало так, что набивали в этот кунг людей до предела — на 20 кв. м сидели 17 18 человек. Ты даже лечь не можешь, и это на протяжении нескольких дней. Когда людей становилось много, переставали людей выводить в туалет, ставили ведро в углу, все мочились в это ведро.
Еще засовывали в яму. Была выкопана яма метров пять и туда водили — бывало, всех вместе, бывало, поодиночке. Там, бывало, несколько дней сидели в яме, под дождем, по щиколотку в воде.
Ополченец Павел рассказывает, как над ним издевалась Национальная гвардия и разрывала его раны: 19 июля 2014 года я попал в плен. Был обстрелян из засады с трех сторон и взят в плен в тяжелом состоянии. В плену над нами издевались. Били по голове и нажимали на раны, откуда текла кровь. Получил я шесть пулевых ранений плюс осколочный. Таскали, издевались, оскорбляли, вывозили расстреливать.
В СБУ нас отправили город Краматорск, где мы находились в больнице сутки, потом перевезли в Харьковское СБУ, которое нас не приняло, и нас снова положили в больницу.
Врачи осколки вообще не вытаскивали. Одна пуля застряла в руке, раздвоила кость, врачи не стали ничем заниматься, потому что им не надо было. Они просто накладывали мазь и кололи обезболивающие, старались, чтобы больше не беспокоил, говорили «так заживет», «со временем выгноится и выйдет само, ничего страшного». Пули находятся до сих пор в теле.
Еще одно свидетельство жителя Мариуполя
— Я с самого начала был за Русскую Весну. Активистом не был, но активно сочувствовал и на референдуме голосовал за независимость. Потом, когда город бросили и в него зашли укропы, я начал помогать подполью. Ну, а потом меня взяли. Как вычислили — понятия не имею. Просто в один прекрасный день скрутили прямо на улице и увезли. Взяло СБУ. Такими, как я, СБУ занимается. Не «Азов». Те только над мирняком издеваются и над пленными. Я тогда ещё обрадовался, что к ним попал, а не к тербатам. То вообще звери. А эти, хотя бы, на службе. Думал, будет легче. Я ошибся.
— Куда потом отвезли?
— Меня практически сразу из Мариуполя вывезли. Перевели в Харьков. В местное управление СБУ. Туда многих наших свозят. Подпольщиков, пленных, тех, кто не так слово сказал. Ну, и просто тех, кого заподозрили. И это одно из самых страшных мест, на самом деле. В харьковском СБУ самые настоящие выродки. Которые ничем не лучше тербатов. А может даже и хуже. Тому же «Айдару» или «Азову» есть чему у них поучиться, на самом деле. Кстати, как мне потом уже рассказали, на западной Украине, в том же львовском или тернопольском СБУ так люто не пытают. Не знаю, почему. Может просто потому, что они там хитрые или имеют какую-то родовую память — понимают, что за это потом спросить могут. А, может, не понимают, а точно знают. Загривком чувствуют. Вот и ведут себя более или менее корректно по отношению к людям. Но наши местные… Самое настоящее зверьё. Хотя, полицаи всегда такими были — больше всего своих ненавидели. Знаешь, как говорят: нет сильнее ненависти, чем у предателя по отношению к тем, кого он предал. Вот так и здесь.
— Меня пытали 18 часов. Без перерыва. Они менялись, когда уставали. Я точно знаю время — часы видел. Как пытали? В основном, били. Слушай, я даже не представлял, сколькими разными способами можно избивать человека. У харьковского СБУ фишка — бить книгой. Ну, ребром книги, понимаешь? По мягким тканям. Но это так — только один из способов. Ребята фантазировали. Они свою работу явно любят. Мне запомнились не книги. Они брали гранаты без запалов, засовывали их в противогаз и избивали этим. По бокам. По спине. По груди. Когда я отключался, меня приводили в себя и продолжали. Наверное, только по голове не били — задачи меня убивать у них не было. Хотя, лучше бы была. Потом, когда я уже окончательно стал куском мяса, меня просто кинули в автозак и приказали везти в СИЗО. Но на половине дороги конвоиры развернули машину и повезли в больницу. Я слышал их переговоры по рации: они матерились и говорили, что «сепар сейчас просто сдохнет» у них в машине, а им отписываться потом. Я это услышал и понял, что у меня изо рта идёт кровь. Много крови. Я уже ничего не чувствовал. Вообще ничего. Наверное, я действительно умирал. Кто его знает.
— Тебя привезли в больницу?
— Да. Принимать меня туда не хотели. Врач в приёмном покое попытался нас не пустить. Он говорил, что у них нет наркоза, а этому явно требуется операция, причём быстро. И что ему тоже не охота потом отписки сочинять. А конвоиры ответили: «Это сепар, режьте его без наркоза». Ну… Это они и сделали.
— Тебя что, оперировали без наркоза?
— Да. Именно. Мне потом говорили, что это могло быть под местным наркозом. Не знаю, может быть. Но то, что со мной делали перед этим в СБУ, ни шло ни в какое сравнение с тем, что было в этой больничке. Когда они «оперировали». Что я при этом испытывал? Я тебе вряд ли смогу это объяснить. Выяснилось, что в результате избиения у меня рёбра переломались так, что осколки пошли в лёгкие. Ещё полчаса — и я бы действительно просто подох. Может быстрее. Плюс, многочисленные травмы внутренних органов. Плюс, гематомы. Это слово звучит буднично, но представь себе синяк, от которого человеческая нога делается в два раза толще. Представил? А я такой был весь. Честно? Я вообще не представляю, почему я до сих пор жив. И, знаешь, что меня поразило больше всего? Укропы-врачи. На моей палате они повесили большую табличку: «Сепаратист». Обезболивающего практически не давали. Медсестра приносила еду и ставила её рядом. Она видела, что я прикован по рукам и ногам. Что я не смогу есть. Не говоря уже о том, что я потом неделю не мог шевелиться практически вообще. Она это видела. Ставила пищу рядом с моей головой и улыбалась. А знаешь, кто людьми оказался? Конвоиры. Они это всё видели. И потом начали меня тайком кормить. Сами. Чтоб никто не увидел. А один даже приносил какое-то обезболивающее. На свои деньги покупал в аптеке и тоже тайком мне давал. Дай Бог им здоровья и долгой жизни.
Но самая жесть была не в этом. Ко мне несколько раз приводили студентов из местного мединститута. Чтоб показывать, как заживают такие необычные ранения. И вот эти будущие врачи (и их «наставники») на меня смотрели ни то, что как на неодушевлённый предмет. И даже не как на животное. Я даже не знаю, что это было. Не было ни ненависти, ни каких-то особых эмоций. Просто какое-то холодное, спокойное нечто. Будто передо мной вообще не люди. Какие-то существа без души. Помнишь старый фильм про «Чужих»? Вот чем-то таким они и были. Судя по говору они все были не местными. Часть с западной Украины. Какая-то часть из центральных областей. В Харькове всегда было хорошее образование, туда многие ехали ещё при Союзе. А местный там был один — тот кто их привёл. Преподаватель. И они тыкали зондом в открытые раны. Как будто я лягушка. Хотя, не всякую лягушку режут заживо. Я один раз закричал, а преподаватель им говорит, мол, фиксируйте болевую реакцию, смотрите, как дёргаются мышцы. Ну, или что-то такое. После этого я уже не кричал. Не хотел доставлять такую радость этим мразям. Я по детству как-то фильм смотрел, про то, как проводились медицинские опыты в концлагерях. И я понять не мог, что за люди такие могли это делать. Люди это, вообще? Теперь знаю — я их видел. Это не люди.
— Меня обменяли. По одному из последних обменов. До того, как этот «Минск» окончательно устаканился и на пленных забили. До того, как стали делать вид, что нас нет. Почему именно меня — не знаю. Таких, как я, там было много. Очень много. Ты не представляешь, сколько. В таких местах, как Мариуполь, вообще могут схватить кого угодно и за что угодно. Там все вне закона. Знаешь, вот, говорят, что это нацизм. Да нет, это не нацизм. Это Украина. Такая она — настоящая.»
https://youtu.be/C0rkrbns5Ys