Доктор гарин сорокин о чем
Титановые ноги, 1917 год и врачевание задниц: каким получился свежий роман Владимира Сорокина «Доктор Гарин»
Десять лет назад в повести «Метель» Платон Ильич Гарин вез на управляемом ямщиком снежном самокате в глухую деревню Долгое вакцину от завезенной из Боливии «чернухи», болтал со своим ямщиком Перхушей о добре и зле и жестоко замерзал в снегах, не осуществив спасения даже крошечной вверенной ему части мира. Эта повесть Сорокина оказалась одной из самых дружелюбных к читателю — не просто потому, что получила кучу премий, или потому, что в ней особенно пронзительно и ясно процитированы Пушкин и Толстой и очевидна их вечная причастность к жизни русского человека. Дело в том, что прежде все романы Сорокина были про каких-то чужих, совершенно неприятных и главное непричастных к читателю героях. «Метель» же оказалась про нас — про судьбу в вечно повторяющейся русской парадигме такого же, как ты, читатель, отечественного интеллигента. Того, кто вечно рад побеседовать об устройстве мира, кто абсолютно параллелен политическим и прочим распрям, кто мечтает добиться добра, но всегда трагически погибает на полпути. Доктор Гарин — это мы. Практически каждый, кто, научился разбирать кириллические буквы, уже никогда не сможет оторваться от литературного текста.
Когда реальная эпидемия заперла писателя Сорокина в берлинской квартире, он задумался, что могло бы случиться с Гариным дальше. И написал роман прежде всего про частную жизнь вечного русского интеллигента (в хорошем смысле слова). То есть про профессионала, способного выживать за счет своих умений. В начале романа Гарин, не погибший, но отморозивший ноги — теперь у него титановые протезы, — сидит на теплой должности в санатории в Алтайском крае, лечит от душевных болезней butts, то есть бути — клонированные жопы разных политических деятелей, легко узнаваемых в своем гипертрофированном существовании. Например, Сильвио все время рассказывает о своих любовных похождениях, Борис бьется в истерике, Дональд петушится, демонстрирует превосходство. Доктору Гарину работать с ними легко и приятно — ходи себе на обходы, высокомерно поучай персонал — еще и останется время на сигару, послеобеденный сон и легкий флирт с проникновением на рабочем месте. Все это кончается ядерным взрывом — и, взвалив бути на биороботов-Маяковских, названных так по удивительному сходству с советским поэтом, персонал санатория отправляется в путь — туда, где жить хорошо.
Начинается роуд-трип, в течение которого главный герой пройдет по разным воплощениям русской утопии. Он окажется в лагере анархистов, поклоняющихся черным каменным фигурам Кропоткина и Бакунина, и излечит их маленькую черную богиню. Побывает на пиру у графа, где разделит трапезу с блаженной приживалкой, попом с попадьей и дьяконом, астрологом и есаулом. Погостит у помещицы-великанши, побывает в шатре кочевников — торговцев «пирамидками». Наконец, проведет не один месяц в плену у чернышей — искусственных людей, выведенных для войны, но сбежавших и живущих странной полуприродной жизнью. Разрозненность этих миров очевидно напоминает Россию 1917 года, расколовшуюся на армии, лагеря, идеологии. Но если что и объединяет всех, кого встречает на пути Гарин, — это то, что все они вполне счастливы в своих замкнутых, нереальных мирах. Каждый из них нашел свой уголок. И Гарин ищет свой уголок, координаты которого нам вполне понятны: буржуазный уют, любимая женщина, успешная работа, елка на каждое Рождество.
После «Ледяной трилогии» Владимира Сорокина зачем-то записали в футурологи, хотя он никогда не занимался прогнозами, а лишь констатировал путем литературных ассоциаций точку времени, в которой все мы застряли против своей воли. Он не проповедует, а буквально показывает, насколько русское время на самом деле лишено движения, и прошлое, настоящее и будущее существуют в нем одновременно. Так и в будущем «Доктора Гарина» коварные московиты разводят и напускают на соседей ядовитых мух, а жители Хабаровска все так же недовольны новым мэром. Ведь история России, по Сорокину, циклична, и чтобы заглянуть в будущее, надо просто почувствовать настоящее, сопоставить его с образами, уже заботливо приготовленными русской литературой и историей, и хорошенько перетасовать. Но если «Ледяная трилогия» была констатацией порядка, наведенного жестоким войском опричников, застывшего ледяного мира, то «Доктор Гарин» — это книга о хаосе. И, как ни странно, этот хаос обнадеживает: в беспокойном мире легче найти себе место.
Возможно, для Сорокина этот калейдоскоп образов и литературных фантазий — всего лишь легкая поделка, он может глубже и лучше. Но одного только образа, одной только сцены из этой книги хватило бы начинающему писателю на «Нацбест». У романа «Доктор Гарин» есть только один существенный недостаток — краткость. Пусть Сорокин и говорит в единственном после выхода книги интервью « Новой газете », что давно не писал таких больших текстов. Но очевидно, что странствие доктора Гарина по миру русских идеалов могло бы продолжаться дольше. Потому что, если приглядеться, в этом мире у каждого, кто нашел себе уголок, все хорошо. И более того, ради этой констатации возможного счастья писатель даже готов временно и впервые полюбить своего героя. Ведь очевидно, что доктор на титановых ногах, неунывающий, читающий любую бумажку, что попадется ему на пути, произносящий по большей части торжественные благоглупости под видом афоризмов: «Голод не снег», «Смерть не Коломбина», «Бежать — не тестикулами потрясать…», — на самом деле Сорокину глубоко симпатичен.
Трип доктора Гарина — попытка утешительного романа. Совершенно нереального, конечно же, — в реальном мире доктор, полюбивший пить из реки после ядерных взрывов, скончался бы от радиации, не дойдя до конца пути. Неизвестно, что его поддерживает — титановые запчасти или вера, что в финале каждого движения наступает желанный покой.
Опять метель: каким получился «Доктор Гарин» Владимира Сорокина
Строго говоря, Владимир Сорокин напророчил новый роман еще в 2018-м. В интервью, посвященном сборнику рассказов «Белый квадрат», он признался: завершив «Манарагу», писатель «понял, что новая крупная форма если и будет, то через несколько лет». По Сорокину, воздух конца десятых не располагал к пространному художественному высказыванию. То, что начало прорезаться в прошлом апреле, оказалось текстом необычайной для него длины: в сорокинской библиографии объемнее разве что «ледяная трилогия».
Эти книги хочется сопоставить. Про «Гарина» говорят, что великий автор — против ожиданий, читай, едва ли не впервые — написал обычную приключенческую книгу. Это не вполне точно. Первым опытом «нормального» письма — с «сюжетом», «персонажами», «философией» — была как раз сага о Братстве Света, вышедшая в начале нулевых. Тогда же влюбленные в Сорокина критики предрекли конец его героической карьеры, превращение радикала в конвенционального прозаика — пусть и с уникальным гротескным инструментарием.
Можно сформулировать еще жестче: короткая, энергичная «Метель» — вероятно, самое удачное, что написал Сорокин в XXI веке. Как бы традиционный слог, в котором узнавался и Пушкин, и Толстой, и прежние эксперименты автора с русским каноном («Роман»), находился в идеальном равновесии с публицистичностью: Россия как ретрофутуристичное никогда, примиряющее дореволюционное, советское и современное. Эти двести с лишком страниц небольшого формата и сейчас читаются как сорокинский тур-де-форс, обеспечивший ему пресловутую прописку в школьной программе; мгновенная классика, которую можно поставить на одну полку с его яростными шедеврами 1980–1990-х.
И вот теперь у безупречной «Метели» появился сиквел. Не экспериментальная проза, в которой фабула и действующие лица — необходимая (и, в общем, преодолимая) условность, а честная, играющая по правилам, беллетристика.
В этом отношении «Доктор Гарин» скорее обескураживает. Юмористическая линия с политическими лидерами — движение не в сторону Свифта и Рабле, а ожившая карикатура какого-нибудь Елкина. Приключения, которые выпадают на долю Гарина, и подробно описанные декорации кажутся попросту недостаточно хорошо придуманными, чтобы отнестись к ним всерьез. В этом есть что-то от поздней Джоан Роулинг, бесконечно уточняющей подробности своего волшебного мира — детали, которые, кажется, интересны уже ей одной.
Паралич внимания продолжается где-то до середины книги. Здесь с текстом происходит что-то замечательно освобождающее. Сорокин словно нащупывает колею — литературный субжанр, с которым он еще не работал, — и выдает очень мощный отрезок. Вместе с героем и автором мы оказываемся на территории Солженицына, Шаламова, Пастернака (и, как почему-то мнится, Яхиной) — и получаем искусную пародию на лагерную прозу. А там уже виднеется долгожданный финиш.
Значит ли это, что правы те, кто всегда подозревал Сорокина в недостаточном умении конструировать собственные миры? Что истинное его призвание — лингвистические диверсии, а не футурология? Что если вы хотите узнать, как все на самом деле устроено, лучше дождаться осени и «жопного присяда» (так в «Гарине» назван особенно залихватский танцевальный номер) в исполнении всегдашнего сорокинского антагониста?
Что сказать: в способности ежегодно выдавать свежие тексты «эксмошный» Пелевин и правда пока убедительнее «корпусовского» Сорокина. Первый хотя бы не филонит, не выпускает вместо прозаических «конусов» и «пирамидок» сборники эссеистики («Нормальная история») или авторского фольклора («Русские пословицы и поговорки»). «Гарина», роман в жанре стелс-экшен, справедливо сравнивают с литературным шутером «t», и надо признать, что у Пелевина в свое время получилось стройнее и смешнее. Сорокин же ведет нас по болоту, покрытому предательски тонким льдом, и придирчивый читатель едва ли сможет преодолеть его, не намочив боты.
Вместе с героем и автором мы оказываемся на территории Солженицына, Шаламова, Пастернака (и, как почему-то мнится, Яхиной).
И все-таки в этой книге есть две вещи, которые отличают ее от других сорокинских сочинений, а его самого — от остальных современных российских литераторов.
В «Гарине» много вставных текстов: кажется, в этот раз Сорокин перестреливается с Василием Аксеновым и его джазовым письмом, с Юрием Трифоновым, соединяющим жалкий быт и грозную историю, с самим собой (новые письма Мартину Алексеевичу в качестве туалетной бумаги в нужнике). Единственное их назначение — занять главного героя; с той же целью сегодня перед сном включают сериал или подкаст. В мире «Гарина» текст переживает определенный ренессанс (телевидение, напротив, не в моде), но в обращении с ним нет ничего сакрального — скорее, наблюдается откат к всеядности позднесоветского человека, без разбора поглощавшего собрания сочинений классиков, эзотерическую литературу и полуслепые копии запрещенных книг.
Гарин, может, и всеяден, а Сорокин — нет. И его вера в бумажный, изящно иллюстрированный томик спасает персонажа в особенно безнадежный момент — и упрочивает сорокинскую репутацию романтика аналогового чтения. Фаната книг, которые можно сжечь, чтобы обогреться, и которые спасут, когда уже неоткуда ждать помощи.
Русскую общественную мысль (в которой литература исторически занимает центральное место) часто критикуют за отсутствие образа будущего; за неизбывное желание спрятаться в блаженном вчера. Сорокин — наиболее последовательный из авторов первого ряда, кто уже несколько десятилетий работает исключительно с завтра. Самая развернутая картина будущего представлена, понятно, в мозаичной «Теллурии». Самая экономная и хлесткая — в «Дне опричника». «Гарин» вводит несколько новых переменных в мир Евразии 2060–2070-х годов — не решающих, но подчеркивающих неизменный интерес автора к тому, что ждет человеческое тело, быт, отношения. И если старый его прогноз звучал довольно безнадежно: «Будет ничего», то новый, похоже, такой: «Все будет нормально». И те, кто доживет, еще расслышат в звоне титановых конечностей колокола вечной любви.
Невероятные приключения в альтернативной России будущего: «Доктор Гарин» — новый роман Владимира Сорокина
Впервые с 2013 год выходит по-настоящему объемный текст Владимира Сорокина: приключенческий роман, в таймлайне которого Берия занял место Хрущева, ядерные атаки в будущем стали обычным делом — но все еще хватает сходств с нашей реальностью.
Будущее, Алтайская Республика. В элитном санатории «Алтайские кедры» проходит курс лечения необычная группа пациентов. Внешне они напоминают разумные задницы, только с лицами и руками, а их имена до боли знакомы современному обывателю: Дональд, Борис, Владимир, Ангела, Эммануэль, Джастин, Сильвио. У каждого свои особенности: например, Ангелу постоянно беспокоят лающие люди; Эммануэль впадает в лютое бешенство при слове «Европа»; Владимир коммуницирует со внешним миром только одной фразой: «Это не я». Главный врач санатория — Платон Ильич Гарин, успешно лечит пациентов по своей методике психиатрического гипермодернизма — пока алтайскую идиллию не прерывает шокирующее для читателя, но почти будничное для героев книги событие.
То путешествие Гарина сквозь метель кончается неудачей, но финал был открыт — а теперь мы узнаем, что случилось десять лет спустя. Для этого Сорокин выбрал не самый привычный для себя жанр приключенческого романа. Кроме того, «Гарин» — самый большой текст Сорокина с 2013 года: выходивший позже роман «Манарага» по объемам уступает даже «Метели».
Застав Гарина в неожиданно хорошем состоянии, очень скоро мы срываемся с места и отправляемся с ним в новое, более долгое путешествие. И нет ничего круче — потому что таким образом перед нами разворачивается мир, который нам так виртуозно тизерил писатель в «Метели». Да и сам Сорокин увлекся этим сюжетом.
«Если говорить о «Гарине», то у меня была поначалу лишь одна идея, вуайеристская: что случилось с героем «Метели» доктором Гариным спустя 10 лет? Хотелось глянуть на него», – говорит сам автор в интервью «Новой».
Будущее у Сорокина устроено так же причудливо и местами пугающе правдоподобно — как и во всех прошлых футурологических опытах, от «Дня опричника» до «Теллурии». Каждая деталь местного таймлайна чуть-чуть взрывает мозг. Россия давно перестала быть единой сущностью. С Алтайской Республикой воюет Казахстан, и выдержке человечества в этой части света позавидует любой герой Fallout. Генетические эксперименты привели к появлению не только больших или маленьких людей, но и людей-пружинок, в этом же внезапно нашлось решение проблемы с запретом цирковых животных. При каких обстоятельствах появились эти говорящие задницы, Political Beings, или бути, как их называют — до конца непонятно, но все это повседневность для героев романа. Иные эксперименты привели к более жутким последствиям, с которыми Гарин встретится ближе к концу. Как и в последствиями эпидемии, против которой он боролся в «Метели».
«Зомби, стоявший столбом к кругу галдящих гвардейцев, сдвинулся с места, еле переставляя ноги, добрел до стул и кособоко, неловко присел на него. Лицо его напоминало земляной пласт, глаза темнели провалами.
— Привет, Байкал! — обратился к нему бармен».
Визуализации запарили человечество настолько, что оно возвращается к книгам. Много информации мы узнаем не только в разговорах, но и в текстах, которые Гарин читает по ходу дела — и у Сорокина эти вставки всегда очень важны. Что бы за чтиво не попалось Гарину, вы не пожалеете: даже присев по-большому в деревенском сортире, на бумаге для подтирки Гарину попадается пасхалка с Мартином Алексеевичем.
«Я бы сказал, что закончилась одна эра, но ей на смену приходит другая, постлитературная. И в ней есть и будут свои писатели и читатели. Люди, которые все так же будут записывать словами свои фантазии. И пока есть индустрия кино или компьютерных игр, пока есть театр, эти тексты будут востребованы» — Владимир Сорокин в интервью «Новой».
Насыщенный крутыми подробностями фантастический сюжет «Гарина» сейчас бы экранизировать, но как и кем — сложно вообразить. При этом в плане структуры «Гарин» очень четкий, калейдоскопичный, как рыцарский роман. Без которого, как и плутовского романа, не было бы многих произведений современной поп-культуры.
Оборин сравнивает приключение Гарина с видеоигрой: например, у него есть четкий инвентарь, где каждый предмет имеет значение. В эпизоде с эвакуацией из дома отдыха «Алтайские кедры» герои используют для передвижения с грузами всесильных андроидов, таскающих грузы на расстоянии, и в какой-то момент переходят с ними вброд реку, прямо как в Death Stranding. Андроидов, кстати, зовут маяковскими – по внешнему сходству их одинаковых лиц понятно с кем.
Кому-то моглопоказаться, что он получился слишком легковесным для писателя — больше приключений, экшена и сатиры, чем философии. Отчасти «Доктор Гарин» и правда очень обычный для Сорокина, еще и с совершенно положительным героем и даже хорошей концовкой. Но вселенная, которую он выстроил вокруг этой простой структуры, захватывает и очаровывает каждой деталью.