Довлатов зона о чем
Повесть «Зона: Записки надзирателя»
Год издания книги: 1982
Повесть Довлатова «Зона: Записки надзирателя» впервые увидела свет в 1982 году в Америке. Произведение состоит из четырнадцати небольших рассказов и описывает впечатления автора от работы охранником лагерей. Повесть получила большую популярность и признание среди читателей и была рекомендована школьникам России для самостоятельного прочтения. По мотивам одного из рассказов произведения «Зона» Сергея Довлатова в 1992 году был снят художественный фильм «Комедия строгого режима».
Повести «Зона» краткое содержание
Ефрейтор Петров, которого по-другому еще называли Фидель, был очень жестоким и неграмотным человеком, который к тому же любил выпить чего-то покрепче. Однажды он ранил своего сослуживца – главного героя повести Бориса Алиханова, однако до сих пор он так и не испытал чувство вины за свой поступок. В повести Довлатова «Зона» подробно описывается, что ефрейтор, глядя на заключенных, понимает, что будущее у этого мира предопределено, при чем не в лучшую сторону. За время службы он разочаровался в людях, окончательно пристрастился к алкоголю и практически полностью потерял рассудок.
Далее в произведении Довлатова «Зона» краткое содержание рассказывает о том, что как-то раз Фидель решил немного подшутить над эстонским охранником Пахапилем. Петров рассказал руководству, будто бы новоприбывший эстонец регулярно ухаживает за могилами погибших воинов. Начальство обрадовалось, услышав эту новость, и тут же позвало Пахапиля, чтобы тот подробнее рассказал об этом.
В следующих эпизодах книги Довлатова «Зона» читать можем о том, что на всей территории лагерей работает всего лишь одна женщина. Это медицинский сотрудник по имени Раиса. За молодой женщиной уже давно пытается ухаживать Пахапиль. Он уже уверен в том, что Раиса испытывает к нему чувства, как внезапно узнает о том, что девушку добивается еще один мужчина. Им оказывается его давнишний знакомый ефрейтор Петров. Такая ситуация очень не нравиться эстонцу.
Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить – кто написал четыре миллиона доносов? (Эта цифра фигурировала в закрытых партийных документах.) Дзержинский? Ежов? Абакумов с Ягодой?
Следующая история о главном персонаже повести – Борисе Алиханове, который является прототипом самого автора. Он охраняет штрафной изолятор уже на протяжении нескольких месяцев, однако так и не успел завести на этой должности хороших товарищей. Даже местные собаки воспринимают его как чужого. В то время, как вся его рота весело праздновала новогодние праздники, Борис заперся наедине со своей тетрадью. В ней он, по примеру повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича», записывал все свои эмоции и впечатления о лагерной жизни.
Через какое-то время Борис начинает общаться с заключенным Купцовым, который провел на территории лагеря уже более тридцати лет. Все это время преступник пытался идти против системы, не желая подчиняться начальству. Во всех этих порывах и борьбе за правду рассказчик видит в Купцове самого себя. Они начинают подолгу разговаривать о жизни. Как-то раз, когда всех лагерных вывели на лесоповал, заключенный наотрез отказался работать. Тогда к нему подошел Алиханов. Он протянул Купцову топор, однако тот, как и многие герои книги «Архипелаг ГУЛАГ», взял орудие и одним ударом отрубил себе пальцы, не желая подчиняться командованию.
Если скачать книгу Довлатова «Зона», то узнаем еще об одном персонаже повести – капитане Егорове, который как-то раз отправился в Сочи, где познакомился с молодой и красивой девушкой по имени Екатерина. Она училась на аспирантуре в одном из местных университетов. Молодые люди хорошо проводят вместе время и много беседуют о музыке и литературе. Катя просит Егорова оставить работу в лагерях, которая для девушки видится сущим адом. Он отвечает ей, что на данный момент не может выполнить ее просьбу, однако говорит, что ради нее готов перечитать уже забытые классические произведения. Как только приходит время капитану возвращаться на работу, Катя говорит, что согласна отправиться с ним. Они женятся и начинают семейную жизнь. Однако все это время Екатерина тяготится тем, что вокруг нее зима и преступники, а ведь она мечтала совсем о другом. Однажды девушке становится плохо, и ее увозят на машине скорой помощи, после чего Егоров долго не может собраться и найти в себе силы работать.
Также в повести «Зона» читать можем о других заключенных и их жизни в лагерях. Автор знакомит нас с персонажем по фамилии Бутырин. Он исправно трудился на заводе на протяжении долгого времени. Однако как-то раз на него падает огромный парогенератор. Бутырина тут же доставили в больницу, но спасти заключенного так и не удалось. Когда настало время сообщить родственникам погибшего о случившемся, начальство приняло решение написать, что он погиб во время поста, не вдаваясь в подробности происшествия. Довлатов также рассказывает о капитане Токаре, который переживает сейчас не лучшие времена. Он понимает, что все его товарищи уже получили повышение, а все близкие люди живут далеко от тайги. Единственной его отрадой является верная собака по кличке Брошка, которая проживает вместе с ним.
Не важно, что происходит кругом. Важно, как мы себя при этом чувствуем. Поскольку любой из нас есть то, чем себя ощущает.
В своей повести автор подробно рассказывает о буднях в лагерях. Одним из ключевых эпизодов произведения является процесс постановки заключенными спектакля под названием «Кремлевские звезды», в которой принимал участие в качестве помощника режиссера и Алиханов. Судьба Бориса в лагерях была довольно непростой. Повесть заканчивается тем, что надзирателя обвиняют в участии в массовой драке. За это он должен был понести наказание – его отправляют в гауптвахту. Все время по дороге до места заключения Алиханова сопровождает ефрейтор Петров.
Книга «Зона: Записки надзирателя» на сайте Топ книг
Повесть Довлатова «Зона: Записки надзирателя» читать стало возможным лишь с наступлением в нашей стране перестройки. Книга мгновенно завоевала признание, что позволило ей попасть в наш список лучших современных российских книг. И учитывая стабильно высокий интерес к произведению, можно с уверенностью заявить, что мы еще не раз увидим ее на страницах нашего сайта Топ книг.
Зона: Записки надзирателя Купить Купить TXT Купить Аудио
О книге Сергея Довлатова «Зона»
Самое время вспомнить и освежить. Тем более сейчас, когда в славном городе Нью-Йорке уже есть улица имени Сергея Довлатова, а в прекрасном городе Санкт-Петербурге нет. Зато есть мост имени сами знаете кого. Жители прекрасного города, конечно, могут выходить на митинги и по-всякому быть не согласны. Но где жители – а где мост имени.
Довлатов, без сомнения, – классик русской литературы, не советской. Хотя родословная и эмиграция. Хотя писал тогда и о том.
Почему «Зона»? Потому что она у Довлатова первая (долгая и мучительная). И потому что все так нынче. У нас. Согласитесь, мало что изменилось принципиально.
И потому что книга попалась, не удержалась, перечитала. Время пришло потому что.
По большому счету, тема за последние лет тридцать раскрыта чуть более чем полностью. Неоднократно. Талантливо и бездарно. Страшно и смешно. Телевизор опять-таки агрессивно усердствует в криминальном направлении.
Довлатовская «Зона» стоит для меня особняком. Возможно, потому что написана в основном безоценочно, наивно-искренне. Наблюдательно, с четкими формулировками. Главная мысль довольно банальна: ад – внутри нас, свобода – не за пределами зоны. Еще одна красная нить: какими бы ни были внешние обстоятельства, надо постараться остаться человеком. Идеализм, конечно. А как еще и что еще мог написать рафинированный, интеллигентный питерский юноша, попавший на срочную службу в охрану уголовной зоны?
Вообще решение писать в таких условиях – эскапизм в чистом виде. Но ведь лучше так, чем мимикрировать, подстраиваться под предлагаемые обстоятельства, выть по-волчьи или переть буром против течения. Повзрослеть пришлось стремительно.
Довлатов четверть века публиковал отдельные рассказы о зоне в разных изданиях, пока – уже в Нью-Йорке – не собрал (с трудом) их по кусочкам в одну книгу, сопроводив каждую главу письмами к издателю. В этих письмах – тот Довлатов, каким я его знаю по остальным текстам. Тонкий и ироничный философ в вечном стремлении переосмыслить суть происходящего тогда и после, неприкаянный и честный, без пошлости и спекуляции.
Перечитывая сейчас, я как-то по-новому восприняла некоторые моменты. Оптимистичнее, что ли. Мне показалось, что все у нас небезнадежно и шанс есть.
Сильная и актуальная книга. Прочитайте, пожалуйста, кто еще нет.
Проза Довлатова читается, как мысли уставшего человека. Причем, совершенно не важно сколько автору лет и в какой период он написал тот или иной текст. А может быть это моя бессильность и я так воспринял текст. По крайней мере особая истощенность мне чувствуется в сборнике «Зона». С одной стороны хочется верить, что автор так писал, чтобы передать беспросветное состояние духа, усталость, безвыходное положение, но с другой, все же понимаешь, что все, что происходит внутри — лишь тупость и ущербное состояние его героев в нем.
Довлатова читаю давно. Обильно. Завелись у меня все его произведения, а так же эссе, стихи и все остальное, что вместилось в четырехтомник. Не часто, но чаще чем другие, Довлатов перечитывается или, хотя бы, одно из выбранных его творений. Иногда я думаю об этом, как о выбранном для себян наказании. Вот и в этот раз вышло так, что в руках оказалась «Зона».
Если сравнивать «Зону» Довлатова с зоной Варлама Шаламова, то можно заметить некоторое различие. Шаламов зону презирал и ненавидел, у Сергея же она не отличима от нашей с вами повседневности. Кто-то из ВОХР замечает, что нужно зэка ненавидеть, отторгать, отодвигать на расстояние, но не только слова Сергея, но и действия ВОХР доказывают невозможнось этих утверждений постоянным взаимодействием друг с другом.
Зона — это о ВОХРе. О ежедневном рутинном несении службы. Когда день за днем сливается в бесконечную и монотонную жизнь от которой невозможно отдохнуть. Поступки охраны часто не отличаются от действий заключеных, а заключенные оказываются более человечными, чем охрана. Записки надзирателя захватывают и погружают в свою внутреннюю атмосферу с такой силой, что начинаешь чувствовать холод, тьму и одинокое состояние. Расстояния между бараками полны страха, что могут не признать свои. А частое состояние исступления выливается в опрометчивые поступки.
Конечно же, есть и юмор или его странный симбиоз юмора на уровне человека мыслящего и животного, или, как некоторые выражаются, где-то между строк. Если постараться выразиться точнее, то юмор выражен в комичности тупости и ужасе той или иной ситуации. По мере прочтения ты прикепаешь к героям и отторгаешь одновременно. И чем глубже погружаешься в зону, тем яснее понимаешь, что по-другому никак. Условия создали среду, а среда породила условия.
Так же, один забавный случай вошедший в произведение «Зона» стал экранизацией, которую вскоре назвали авангардной классикой кинематографа, а другие попросту не поняли происходящего абсурда в фильме «Комедия строгого режима» режиссёров Михаила Григорьева и Владимира Студенникова, в силу тяжелого состояния страны тех лет. Вообще же, что касается любого произведения Довлатова, это тяжелое состояние страны и общества, которое он отражал в своем творчестве в любое время. Хотя, по прошествии некоторого количества времени начинаешь понимать, что состояние это не проходящее, но и не усугубляется, если замечать.
Кому рекомендую? Да, любому, кто желает отвлечься на вечер другой.
«Тюремная повесть» Сергея Довлатова
Н.М. Малыгина
Творчество Сергея Довлатова имеет одну существенную особенность: все его произведения автобиографичны. Критики Петр Вайль и Александр Генис, хорошо знавшие Сергея Довлатова, считают, что вся проза этого писателя представляет собою его автопортрет.
Циклы его рассказов выстраиваются в хронологическом порядке: «Зона» — о службе в армии, «Компромисс» — о работе журналистом, «Заповедник» — о пребывании в Пушкиногорье, «Ремесло», «Чемодан», «Иностранка», «Филиал» — об отъезде за рубеж и жизни в эмиграции. Объединяет эти произведения в целостную книгу судьба их «лирического героя», как называет сам автор своего литературного двойника.
«Зона» сопровождается авторским комментарием — «Письма издателю». Здесь обозначен момент начала его «злополучного писательства» и трудный путь к изданию «Зоны». В письмах к издателю «тюремной повести» незаметно для читателя, тактично и ненавязчиво, но совершенно осознанно писатель создает свою творческую и духовную биографию.
«Зона», названная автором «тюремной повестью», родилась в результате резкого перелома в жизни благополучного студента-филолога. После третьего курса филологического факультета Ленинградского университета Сергей Довлатов был призван в армию. Он попал в конвойные войска и весь срок службы оставался надзирателем в лагере особого режима.
В этой авторской декларации точно определены нравственные и эстетические принципы прозы Довлатова: ее беспощадный реализм, правдивость и глубокий психологизм. Здесь обнаруживаются и явные связи творчества Довлатова с его литературными предшественниками.
Цикл «Зона» автоматически включал своего автора в традицию «лагерной» прозы. Довлатову пришлось отстаивать право работать над темой, которая казалась издателям исчерпанной после Солженицына: «Солженицын описывает политические лагеря. Я — уголовные. Солженицын был заключенным. Я — надзирателем. По Солженицыну, лагерь — это ад. Я же думаю, что ад — это мы сами. ». Довлатов заметил, что до него в литературе о заключенных различали два потока. В «каторжной» литературе, классиком которой был Достоевский, заключенный изображался страдальцем, а полицейские мучителями. В «полицейской» литературе, наоборот, полицейский выглядел героем, а заключенный чудовищем. Уникальный опыт Довлатова свидетельствовал о том, что обе эти шкалы фальшивы. По его наблюдениям, любой заключенный годился на роль охранника, а охранник заслуживал тюрьмы.
Но литературная традиция, с которой связана проза Довлатова, не ограничивается лежащим на поверхности развитием «лагерной» темы.
Потрясение «лирического героя» Довлатова напоминает то состояние, которое пережил герой «Конармии» И. Бабеля Кирилл Лютов, когда он очутился в Первой Конной армии Буденного. У Бабеля описания зверств поляков во время гражданской войны чередовались с эпизодами, говорящими о том, что бойцы конармии проявляли не меньшую жестокость: грабили, убивали и мстили, не щадя даже родственников.
Ключевые эпизоды цикла подтверждают авторскую мысль о сходстве зэков и охранников, лагеря и воли.
Ефрейтор Петров по кличке Фидель — малограмотный человек с нарушенной психикой, спивается с катастрофической быстротой. Его молитва потрясает выражением безысходности ситуации, в которую попал этот человек, и жестокостью его саморазоблачения: «Милый Бог! Надеюсь, ты видишь этот бардак?! Надеюсь, ты понял, что значит вохра?! Распорядись, чтобы я не спился окончательно». Фидель говорит о сослуживцах: «Публика у нас бесподобная. Ворюги да хулиганы».
Лагерный опыт позволил Довлатову переосмыслить проблему соотношения добра и зла в человеке. Лагерь предстает в «Зоне» как пространственно-временная ситуация, располагающая ко злу человека, способного в других обстоятельствах проявить человечность. Герой Довлатова замечает в себе самом черты, сформированные жизнью, построенной на лагерных законах.
И в то же время Довлатов вступает в полемику с Шаламовым, считая, что в жизни, вопреки всему, сохраняются добро и бескорыстие. Автор «Зоны» видит проявления человечности и в заключенных, и в их охранниках, отказываясь рисовать их только черной краской. Это качество тоже напоминает автора «Конармии»: у его героя, Лютова, казаки, воевавшие в армии Буденного, храбрецы и «барахольщики», вызывали одновременно и ужас, и восхищение.
С добрым чувством описывает Довлатов историю любви капитана Бориса Егорова и аспирантки Кати Лугиной. Катя, сравнивая Бориса со своими знакомыми «Мариками и Шуриками», понимает, что это сильный человек, с которым она чувствует себя маленькой и беспомощной. Автор же удивляется, почему в рассказе о любви Егорова капитан получился таким симпатичным, в то время как на службе он казался человеком, мягко говоря, малопривлекательным. Довлатов описывает историю любви учительницы Изольды Щукиной и уголовника Макеева, которому в его 60 лет оставалось сидеть еще 14 лет. Их единственная встреча произошла на глазах колонны заключенных и показала, что эти люди сохранили веру в святость любви.
Лагерная реальность остро ставила перед художником проблему свободы. «Письма издателю» перемежающие повествование, создают двуплановость произведения. Письма об отъезде довлатовского героя в эмиграцию связаны с описанием поселка Чебью, населенного бывшими заключенными, не умеющими жить на свободе.
Довлатов не ограничивается изображением бесчеловечности тоталитарного государства. Он показывает абсурдность человеческого бытия вообще. Его мучает отсутствие гармонии в отношениях человека и мира. В финале цикла «Заповедник» воспроизведена трагифарсовая беседа лирического героя прозы Довлатова с майором КГБ Беляевым, который советует: «. я бы на твоем месте рванул отсюда, пока выпускают. У меня-то шансов никаких». Телефонный разговор с женой, позвонившей из Австрии, приводит героя к обобщению бытийного уровня: «Я даже не спросил — где мы встретимся. Может быть, в раю. Потому что рай — это и есть место встречи. Камера общего типа, где можно встретить близкого человека. » Герою открывается «мир как единое целое», он приобретает способность ощущать себя частью этого целого.
Выезд из страны соотносится с выходом из длительного заключения. Показано, что реальность, основанная на лагерных нормах жизни, выталкивает человека, не способного на компромиссы с «зоной».
Задолго до того как российское общество вступило в свое теперешнее состояние свободы и гласности, Довлатов с удивительной точностью показал издержки свободы. Его эмигранты напоминают жителей поселка Чебью, искалеченных лагерным миром, утративших нравственные ориентиры. А все они вместе позволяют понять причины тех процессов, которые мы наблюдаем в нашей жизни уже около десяти лет: свободу получили люди, не имеющие внутреннего нравственного самоограничения, не умеющие пользоваться ею без ущерба для окружающих.
Лагерь изображен у Довлатова как модель советского общества, учреждение, советское по духу. Писатель обнажил лживость идеологии, которая не соответствует подлинным мотивам поведения людей и опровергается состоянием реальной действительности. Довлатов показал контраст лагерной жизни и декларируемых здесь идеологических схем. Беседа с солдатами охраны в ленинской комнате проходит под крик свиньи, которую пытаются затащить в грузовик, чтобы доставить ее на бойню. Резкий контраст фальшивых и лицемерных слов идеологического работника с окружающей грязью и жестокостью усиливается образом-символом превращения человека в покорное и грязное животное. Эта метафора разворачивается и реализуется в сюжете «Зоны».
Характер восприятия человека в цикле «Зона» указывает на предшественников писателя: низведение человека до уровня биологического существования было предметом изображения в романах Достоевского «Преступление и наказание», «Бесы», в повести Чехова «Дуэль», а позднее — в повести Платонова «Котлован» и его же рассказе «Мусорный ветер», повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича», романе «Жизнь и судьба» В. Гроссмана и «Колымских рассказах» В. Шаламова.
Двойник автора, который проходит через все рассказы — главы цикла «Зона», складывающиеся в «своего рода дневник», напоминает героя «Конармии» И. Бабеля — интеллигента Кирилла Лютова с его «летописью будничных злодеяний».
Героя «Зоны» спасает «защитная реакция»: «Я чувствовал себя лучше, нежели можно было предполагать. У меня началось раздвоение личности. Жизнь превратилась в сюжет. Я хорошо помню, как это случилось. Мое сознание вышло из привычной оболочки. Я начал думать о себе в третьем лице. Если мне предстояло жестокое испытание, сознание тихо радовалось. В его распоряжении оказывался новый материал. Фактически я уже писал. Моя литература стала дополнением к жизни. Дополнением, без которого жизнь оказывалась совершенно непотребной».
Довлатов лукавит, называя рассказы «Зоны» «хаотическими записками». Они превращаются в главы целостного произведения, объединенного судьбой авторского двойника — героя «Зоны» Бориса Алиханова. Жанр «Зоны» генетически связан с жанром «Конармии»: «тюремная повесть» разбита на главы, каждая из которых может восприниматься как отдельный рассказ. Произведения близки тем, что в каждом из рассказов цикла действует новый персонаж, рассмотренный во взаимоотношениях с окружающими и в контексте своей эпохи. Возникает целая система образов персонажей: Густав Пахапиль, пилот Мишук, ефрейтор Петров, зэк Купцов, замполит Хуриев, капитан Павел Егоров. Автор создал живые образы современников, отказавшись от деления персонажей на «плохих» и «хороших». Капитан Егоров, «тупое и злобное животное», влюбился в аспирантку Катю Лугину и обнаружил способность к заботе и состраданию близкому человеку.
Довлатов создал своеобразный, точный, скупой и афористичный язык. Его стиль отличается изысканной простотой. Использование анекдотических ситуаций, обыденность и простота тем делают его прозу увлекательным чтением. Популярность Довлатова со временем возрастает. Объясняется это и нравственной ориентацией писателя, откровенно высказанной в цикле «Ремесло»: «Я люблю Америку, благодарен Америке, но родина моя далеко. Нищая, голодная, безумная и спившаяся! Потерявшая, загубившая и отвергнувшая лучших своих сыновей! Родина — это мы сами. Все, что с нами было, — родина. И все, что было, — останется навсегда. ».
Явная автобиографичность прозы Довлатова далеко не исчерпывает ее содержания.
В ней воссоздан портрет «эпохи застоя», поразительный по глубине и масштабам обобщения.
В критике высказывалось мнение, что Довлатов — художник мира, канувшего в прошлое. Но если наш мир — это мы сами, Довлатов навсегда останется летописцем нашего времени и нашим современником.
Л-ра: Русская словесность. – 1996. – № 5. – С. 57-62.
Сергей Довлатов. Зона
Лагерная проза Довлатова мало напоминает Солженицына и Шаламова. Он не обличает ни зэков, ни лагерную администрацию. В «Зоне» Довлатов пишет о той правде жизни, которая ему открылась: я обнаружил поразительное сходство между лагерем и волей. Между заключенными и надзирателями…. Мы были очень похожи и даже – взаимозаменяемы. Почти любой заключенный годился на роль охранника. Почти любой надзиратель заслуживал тюрьмы».
Самая простая интерпретация довлатовского наблюдения: между зоной и волей отсутствовала разница по той простой причине, что вся Советская страна была сплошной зоной, вдоль государственных границ которой тянулась колючая проволока. Зэки, надзиратели и те, кто никак не соприкасались с исправительными учреждениями, – все они были жителями одной большой зоны. Если вы придете к такому мнению, то ошибетесь. Дело здесь не в советском строе и не в выведении некой новой породы «советских людей»: не было ее – этой породы. Посмотрите на вопрос шире, загляните в глубь веков – тогда, возможно, и найдете правильный ответ.
Некоторые читатели отмечают, что «Зона» не похожа на другие произведения Довлатова. Действительно, это «ранний Довлатов», хотя данная книга была опубликована только в 1982 году – четвертой по счету в его библиографии. Данное произведение прочесть, безусловно, полезно, но если вы ранее Довлатова не читали, то лучше начать с «Заповедника», «Чемодана» или «Иностранки». Там вы найдете уже классического Довлатова – в полном расцвете его творческих способностей.