Друг апрель о чем
Рецензии на книгу « Друг-апрель » Эдуард Веркин
Очень, очень хороший роман. Жалею, что, начитавшись здесь негативных отзывов, не прочла его раньше. Сейчас «тестировала» для ребенка. Не понимаю, почему некоторые считают, что эту книгу нельзя давать детям. Ее нужно давать детям! На ней стоит возрастное ограничение 16+, наверное, это правильно. Кому-то можно прочесть и раньше. Но она точно для подростков. Да, жесткая. Да, с лексикой. Зато без соплей и невыхолощенная. Как жизнь.
Вчера дочитала. Странное, конечно, произведение. Но затягивает! Автор показал другую жизнь, про которую обычно никто не пишет. «жизнь на дне». Жизнь «выброшенных» из этой самой жизни людей. Хотя героев и людьми-то назвать сложно. За исключением, конечно, Аксёна и Тюльки.
Читать стоит! Но сразу приготовиться, что никакой розовой картинки не будет. Но это не чернуха! А что? У нас таких, вот, пол страны. Автор даже называет конкретные места действия: Шарья, Буй, Кострома. Все очень жизненно описано.
Ужасно. и грустно. Вот для этого и читать, чтобы подумать.
И еще очень понравился эпилог! Он светлый такой и видишь, что у главных героев все хорошо! Потому что я лично всю книгу больше всего переживала за маленького Тюльку.
Видела много негативных отзывов на данную книгу. Может быть, книга не такая уж и полезная, как люди думают, но атмосферой она пропитывает очень хорошо.
Во время прочтения, казалось, я сама очутилась на железной дороге и видела все, что происходит с героями романа. Этот роман о взрослении, о становлении личностью, о первой любви.
Какое-то время назад, я считала, что это самое атмосферное произведение из тех, что я читала (а читала я много).
«Друг-апрель» заслуживает всех похвал.
Аксен живет на костромском разъезде Ломы, где станция давно сгорела, а почти все население разбежалось. Осталась семья отмороженных вконец упырей – так Аксен давно и вслух зовет спившуюся мать, старшего брата, исчерпывающе описываемого строчкой «припадочный малый, придурок и вор», и приблудившегося ушлого дядьку, склонного к философствованиям и изощренным аферам. Аксен тоже давно сбежал бы, но надо заботиться и ждать. Заботиться о вечно голодном братце, живущем мечтой о приставке «Соньке», а ждать — пока вернется Ульяна. Не то чтобы первая любовь, а просто более-менее вся жизнь Аксена, которая тщательно и обоюдно выстраивалась с детсадика, преимущественно лютыми методами, — а потом вдруг кончилась.
«В четвертом классе она получила четверку по математике. Случайно. Ошиблась. До этого одни пятерки, а тут вдруг вот. Нет, дома ее не ругали, ей самой было неприятно. Четверка. Они шагали домой после уроков, и она плакала. А он никак не мог ее успокоить. Никак-никак. (…) Даже приключения Чугуна не помогали, она все плакала и плакала, глаза стали красными, он даже испугался, что они у нее лопнут. Тогда он попросил дневник.
Она перепугалась, решила, что он хочет четверку переправить, но Иван заверил, что ничего подобного не случится, все будет абсолютно законно. Давай дневник — и иди домой, ждать.
Что ей было делать? Она отдала дневник.
Он отправился к дому математички. По пути заглянул к бабушке. Бабушка спала, его не заметила. И хорошо, иначе бы спрашивать начала.
Дом у математички был хороший, но старый, деревянный. Высокий забор, красивые ворота. Он вежливо постучал, его вежливо впустили, предложили чаю. Он вежливо отказался и предложил разобраться с недоразумением. Математичка не поняла, с каким. Он продемонстрировал дневник, сказал, что надо переправить четверку на пятерку и все, инцидент будет исчерпан. Математичка, разумеется, отказалась. Если Ульяна хочет, она вполне может четверку потом переправить, это вполне допустимо. Екатерина Васильевна, вы не понимаете ситуации, улыбнулся Иван. Вы должны исправить именно эту четверку и именно сейчас. Екатерина Васильевна мягко отказалась, сказала, что она такое видывала, она педагог с опытом.
Он сказал, что ему очень жаль, но другого выхода у него нет. Екатерина Васильевна дала понять, что больше его не задерживает, ей еще сегодня тетради проверять. Он откланялся.
А через минуту с улицы послышался крик. Кричала соседка Екатерины Васильевны. Математичка выбежала на улицу и села, хорошо скамейка подвернулась.
Он прибил левую ладонь к воротам. Гвоздем.
Когда математичка немного отдышалась, он поинтересовался — не пересмотрела ли она свою позицию по вопросам успеваемости. Если не пересмотрела, то он готов простоять тут сколько потребуется, хоть до послезавтрашнего утра.
Четверка в дневнике была немедленно заменена на пятерку.
Он выдрал гвоздь кусачками, замазал рану живицей — бабушка пользовала ею суставы, пожелал Екатерине Васильевне успехов в педагогической деятельности и отправился к ней. Продемонстрировал изменения в дневнике, сказал, что Екатерина Васильевна очень раскаялась в своем поступке и впредь взялась так не поступать.
И весь вечер они сидели, смотрели мультики и ели сладкую кукурузу из банки. Уже ночью, когда они возвращались домой, он почувствовал, что рука заболела.
Впрочем, заражения крови не случилось.»
stranikk
stranikkЖизнь в её проявлениях
Эдуард Веркин, по моему мнению, не просто писатель. Это, безусловно, феномен или лучше сказать – явление. Удивительное явление российской и даже можно сказать мировой культуры в целом. С каждой новой книгой он удивляет меня все больше и больше.
Трудно сказать кому адресована «Хроника страны Мечты». Не назовешь эту литературу однозначно детской – много жестокости, суровой реальности, не так много чего-то прекрасного и по-детски привлекательного. Проза скорее философская и социальная, нежели развлекательная, и не такая легкая для понимания.
А книга «Друг апрель», о которой хотелось написать, это вообще не роман. Это реквием по всей российской жизни. Пронзительно острое. Невероятно тяжелое. И в тоже время удивительно светлое произведение.
Начинаешь и далеко не сразу понимаешь, что роман о суровой российской жизни, о беспросветном мире в вымирающей российской провинции. Мне сначала показалось, что речь идет о послевоенном мире каком-то, решил будто такая фантастика. Потом только понял, что нет, наш реальный мир. Может годы 90-е. Но дело не в этом.
«Друг апрель» удивляет тем, что здесь нет боли. Ни на одной странице нет никакой боли и даже ужаса. Просто жизнь. Первую половину книгу только смотришь – пытаешься понять правила жизни в разъезде Ломы, Костромская область. Как выживают. Как живут. Что было в прошлом. Осваиваешься в этой среде.
Со второй половины книги начинаешь четко осознавать главного героя – Ивана Аксентьева по прозвищу Аксен. Задумываешься над его мотивацией и поступками. Но анализировать все очень трудно. Веркину это как-то удалось – написать режущую душу книгу почти без эмоций. Это похоже на вскрытие под анестезией – хирург кромсает живое тело, а человек просто молчит, хотя вокруг много крови, видны открытые органы. Однако никаких звуков.
Так и здесь. Лишь где-то к концу понимаешь, что плохо живут Аксентьевы, что недосмотрели социальные службы. Что могли вытащить его раньше. Могли бы в спортивный интернет какой-то отправить. Думаешь об этом без злобы. И понимаешь, что на самом деле этот парень очень хороший, невероятно добрый, при том еще как-то специфически правилен. Именно так. Специфически правилен.
К примеру, Аксен не страшится того, что его младший брат Славик по прозвищу Тюлька попрошайничает под давлением самого старшего брата Иннокентия (Чугуна). Это ему безразлично. Аксен не будет выяснять в какую Тюлька попал больницу и нести ему туда какие-то игрушки. Он не сентиментален. Я бы не назвал его даже заботливым. Но в тоже время Аксен будет бить старшего брата за то, что тот отправил Славика в колодец искать случайно потерявшееся во время охлаждения там пиво. Аксен поведет Тюльку на озера и будет сильно переживать когда тот внезапно исчезнет в его сне.
Отношения Аксена и Тюльки – одна из двух центральных ниток сюжета. Но только она показывает главного героя с человеческой стороны. Только через нее понимаешь, что Иван не безнадежен, что как-то он кардинально отличается от всего, что его окружает.
В книге очень много деталей. Веркин просто мастер психологии. Читая этот роман, нельзя ничего упускать, важно все. Так, в конце книги продавщица не додала Аксену сдачу, когда он покупал мороженое, два рубля. Сердце тут же проситься болеть – два несчастный рубля, обсчитать подростка, который покупал мороженое для младшего брата, которого забирают в детский дом. Аксен не спорит и не сожалеет. Просто выходит с мороженым. Простил.
Когда брат уехал, он возвращается, просит продавщицу вернуть два рубля. Откровенно говорит, что соврет, будто ему здесь предлагали паленую водку. Продавщица кидает 2 рубля на пол. Он не подбирает. Уходит. Такой вот главный герой. Специфически правилен.
Другая центральная нить романа – любовь. Всю первую часть книги именно отношения Аксена с девочкой Ульяной создают динамику произведения. Но вот здесь Аксена читатель видит отнюдь не с человеческой стороны. Он безжалостен. Холоден. Беспощадно уничтожает всех, кто только приблизится к Ульяне, поэтому ее боятся и мальчики и девочки. Иван психоз и его подружка. Так их называли «за глаза».
Потом, правда, понимаешь, что это был щит Ивана. Он так спасался от безумия. Защищался и снаружи и внутри. Так и не ясно остается действительно ли она любила его или это было лишь детское увлечение. Аксен, безусловно, любил. Просто в том мире он не мог выражать любовь иначе.
Даже когда они расстались, не из-за того, что поругались. Расстались из-за разницы миров. Он – из социальной неблагополучной семьи. Отца нет. Мать алкоголичка. Старший брат без трех минут уголовник. Он уже не ходил в школу, потому что тяжело было каждый день несколько километров в город пешком, на электричку денег не было. И она – из хорошей городской семьи. В красивой одежде и с перспективами на будущее. Они разошлись.
Но даже после этого, Аксен ждал, и любовь оставалась его главной надеждой. Он искал в этом утешение и спасение. Знал, что родители Ульяны давно продали дом в Ломах и уже не заедут сюда, никогда, но обманывал себя и верил. «Друг апрель» – это потому что он надеялся, будто семья Ульяны вернется в апреле, просто заедут. В тоже время он отчетливо понимал – ничего хорошего уже не случится.
Аксен, по сути, сам сделал финал этой книги. Те, кто читал – знают. Для тех, кто не читал – рассказывать не буду. Невозможность любить заставила его разрушить убийственную идиллию, в которой, в целом, как-то жили и его пьющая мать, и старший брат без трех минут уголовник, и маленький тощий младший братишка. Аксен разорвал это полотно.
Так бывает. Это ключевой посыл роман. Им все заканчивается. Веркин не пытался этой книгой донести какую-то более серьезную мысль. Не обнажал он уродство нашей социальной системы. Не осуждал несправедливость в России. Прсто все показывал безоценочным взглядом ребенка.
Дети, если с рождения ничего другого не видели, сравнивают не умеют. Для них комната, обклеенная лентой кардиограмм – матери зарплату выдали канцелярией, когда поликлиника еще работала – это не так уж и страшно. Так же они смотрят и на все вокруг. Через Веркина и мы видим все таким же взглядом.
На общую идею «бескровного вскрытия» работает и стилистика романа. Предложения так построены и так скомпонованы между собой, что не оставляют места для размышлений и догадок. С одной стороны, они будто топором все вырублены, а с другой стороны, очень органично цепляются друг за друга. Так и скользишь по тексту. А выдохнуть можешь лишь оторвавшись.
Большую часть книги – это надо признать – ничего существенного не происходит. Даже автомат, который Аксен находит в лесу, и тот, можно сказать, ни по кому не стреляет. Но книга при том получилась весьма и весьма динамичная. Это не объяснить.
Почти без идеи. Почти без сюжета. Но чтобы так глубоко пробирало до самого сердца. Веркин – впечатляющий автор. Не надо при том, говорить, что такого как в романе «Друг апрель» нигде не случится уже. Разъезда Ломы в Костромская области, возможно, и не существует – я не нашел тому подтверждений. Но мне приходилось ездить на автомобиле по России.
Выезжаешь из Питера или из Москвы – и дальше словно на машине времени. Все назад и назад. И сколько там таких Крыловых, Аксентьев, дядей Гиляев? Это и наша история и наше настоящее.
Кому вот только эту книгу адресовать? Детям? Или взрослым? Я уверен, что взрослые ее должны читать, а что касается детей – то этот роман нужно включить в школьную программу. Обвиняйте меня, но я бы её вместо «Войны и мира» Льва Толстого включил. Потому что Толстогосегод 15-17-летние школьники все равно не прочтут, а если чудо и случится, то не поймут.
Рецензии на книгу « Друг апрель » Эдуард Веркин
В своей повести «Друг апрель» Эдуард Веркин рассказывает о жизни мальчишки на одном из множества разъездов нашей громадной страны, в которой железнодорожные рельсы тянутся на многие-многие километры. Буднично так рассказывает, не нагнетая и не нажимая на жалость. На взгляд читателя–жителя большого города эта жизнь ужасна и непонятна, а Аксёну и, в особенности, его семье – нормально и привычно. Хотя как так жить?! Ну, как-то живут.… Только вот именно, что как-то: мать пьёт, старший брат ворует. «Ничего с этим не поделать, подумал Аксён. Ничего. Болото. Навсегда.»
Одна отрада у главного героя – любовь. Только она, по-моему, и спасает главного героя от засасывания в этот порочный круг, в эту трясину. И поэтому Аксён часто дерётся – надо отстаивать кусочек своёго, личного, чистого, примиряющего. В самом деле, не беседы же вести с людьми вроде Чугуна. Не поймут, засмеют, да и наваляют в ответ вдобавок.
В книге ясно показано, насколько не важны социальные различия детям и как, к сожалению, это мировоззрение меняется по мере взросления. Играли, общались, даже перевоспитывали друг друга, а потом Ульяна незаметно отдалилась. Конечно, она же городская, что ей ломовский Аксён. Мало ли, кто в кого в детском садике влюблён был.
«Он стоял на пороге, все пялились на него, а Улька уставилась в пол. Красная.
Девочка, которая раньше была рыженькой, хихикнула снова.
Он что-то сказал. Не туда попал, вот что. Не туда.
Иван отправился домой. Свернул к мосту. Развел костер, грел руки, дышал дымом. Хотелось драться. С кровью, мясом, до костей на кулаках. Очень. Аксён поддел пальцем цепочку, рванул. Цепочка сорвала кожу, но удержалась, Аксён рванул сильнее, серебро лопнуло, он размахнулся и швырнул подарок в реку, туда, к центральной колонне.
Ей было стыдно. Она его стеснялась.»
Меня не оставляет мысль, каким же сильным характером надо обладать, чтобы не скатиться на дно, когда окружающая обстановка подталкивает к этому. Аксён не только сам сумел выстоять, он еще по мере сил вытаскивал младшего братишку с неверной тропки. (И вытащил в итоге).
Вот про таких и говорят:«Человек с твёрдым внутренним стержнем».
Отзывы на книгу « Друг-апрель »
Недавно я задавалась вопросом, какая книга моя самая любимая? «Властелин колец»? Это по большей части запиаренная книга, интересно, не спорю, но всё равно чуточку не мое, совсем капельку. «Ходячий замок»? Как-то я уже остыла с этой книги, получается, что не такая уж она и любимая. И что делать? Без любимой книги сидеть? Неинтересно! Я сразу полюбила до чертиков «Тоню Глиммердал», можно считать ее любимой,но тут в руки оказалась книга «Друг апрель»..
Книга пропитана таким..горьким соком надежды детей и реальной безнадежности. Аксён ведь ждал ее. Отсчитывал сначала дни, потом вспоминал о ней. Как познакомились, как он ждал ее и провожал со школы. Как защищал он левых взглядов. Он даже гвоздем руку насквозь проколол, потому что учительница математкии ей 4 поставила, она ведь отличница. Она была его единственной частичкой счастья. Ведь в жизни его есть тольпо пьющая мать, старший брат, который одной ногой уже в тюрьме. Дядька странноватый какой-то,который приехал и уехал. И Тюлька. Младший брат. Вот это все, через что они прошли, чтобы хоть что-то было покушать, чтобы и копейка была в коробочке, всё это страшно.Но Аксен ждал ее! А в последний раз она приехала с каким-то Владом. Зачем? Он не понимал. А потом,оказывается, и вовсе продали они этот дачный домик. И уехали. А она даже не сказала ему, не попрощалась. Она стала его стыдиться. наверное, что бедный.Что неопрятный.
Но если жизнь такая.
И душа моя из тени в мир, где скорбь живет всегда,
Не восстанет, не восстанет,не восстанет никогда.
Он ни в чем не виноват.Аксен был с двумя четверками за четверти, почти отличник. Только потом в 9 класс не смог пойти, не на что ехать с глухой деревни в город. И только шум поездов давал здесь признаки жизни.
жесткий спойлер, нельзя
-Минуту.Минуту только. Спросить хочу.
-Давай, только быстрейй.
-Почему всё так?
-Как?
-Ну, вот так. с нами?
Она отвернулась и думала ровно минуту, после чего сказала:
-Так бывает.
Мне кажется, что Ульяна дура. Или просто..жизнь такая.
«В четвертом классе она получила четверку по математике. Случайно. Ошиблась. До этого одни пятерки, а тут вдруг вот. Нет, дома ее не ругали, ей самой было неприятно. Четверка. Они шагали домой после уроков, и она плакала. А он никак не мог ее успокоить. Никак-никак. (…) Даже приключения Чугуна не помогали, она все плакала и плакала, глаза стали красными, он даже испугался, что они у нее лопнут. Тогда он попросил дневник.
Она перепугалась, решила, что он хочет четверку переправить, но Иван заверил, что ничего подобного не случится, все будет абсолютно законно. Давай дневник — и иди домой, ждать.
Что ей было делать? Она отдала дневник.
Он отправился к дому математички. По пути заглянул к бабушке. Бабушка спала, его не заметила. И хорошо, иначе бы спрашивать начала.
Дом у математички был хороший, но старый, деревянный. Высокий забор, красивые ворота. Он вежливо постучал, его вежливо впустили, предложили чаю. Он вежливо отказался и предложил разобраться с недоразумением. Математичка не поняла, с каким. Он продемонстрировал дневник, сказал, что надо переправить четверку на пятерку и все, инцидент будет исчерпан. Математичка, разумеется, отказалась. Если Ульяна хочет, она вполне может четверку потом переправить, это вполне допустимо. Екатерина Васильевна, вы не понимаете ситуации, улыбнулся Иван. Вы должны исправить именно эту четверку и именно сейчас. Екатерина Васильевна мягко отказалась, сказала, что она такое видывала, она педагог с опытом.
Он сказал, что ему очень жаль, но другого выхода у него нет. Екатерина Васильевна дала понять, что больше его не задерживает, ей еще сегодня тетради проверять. Он откланялся.
А через минуту с улицы послышался крик. Кричала соседка Екатерины Васильевны. Математичка выбежала на улицу и села, хорошо скамейка подвернулась.
Он прибил левую ладонь к воротам. Гвоздем.
Когда математичка немного отдышалась, он поинтересовался — не пересмотрела ли она свою позицию по вопросам успеваемости. Если не пересмотрела, то он готов простоять тут сколько потребуется, хоть до послезавтрашнего утра.
Четверка в дневнике была немедленно заменена на пятерку.
Он выдрал гвоздь кусачками, замазал рану живицей — бабушка пользовала ею суставы, пожелал Екатерине Васильевне успехов в педагогической деятельности и отправился к ней. Продемонстрировал изменения в дневнике, сказал, что Екатерина Васильевна очень раскаялась в своем поступке и впредь взялась так не поступать.
И весь вечер они сидели, смотрели мультики и ели сладкую кукурузу из банки. Уже ночью, когда они возвращались домой, он почувствовал, что рука заболела.
Впрочем, заражения крови не случилось.»
Белый камень – черный круг, так, чуть треугольный кружок. Найдешь глаз моря, обязательно к морю вернешься, так бывает, примета настоящая. А если глаз нашел, а на море не был, тогда что, наоборот? Море к тебе вернется? Кажется, тут было оно когда-то, в мезозойскую эру, на географии говорили… Море и динозавры. И сколопендры в пять метров, из песка морды свои задумчивые выставляли. Может, это глаз сколопендры. Сколопендра – это жук. Хорошо, наверное, быть жуком. Или лучше мышью. Спрятаться между бревнами в стене и жить. А еще лучше в летаргию впасть, но не в простую, а в редкую какую-нибудь, чтобы у трех человек в мире такая была, и все в Америке. Перевезли бы его в Америку, пролежал бы он там двадцать лет, а какие-нибудь благотворители на его счет деньги бы перечисляли. И через двадцать лет очухался (ну, пусть молния ударила), молодой, богатый и в Америке. Так даже лучше, чем мышью…
Аксён положил глаз на ржавые перила моста и стал вглядываться в зрачок доисторической ползучки. В миг смерти в глазу отпечатывается мир. Конечно, это не так, конечно, это вранье, но вдруг у сколопендры все по-другому? Вдруг в глазах ее все-таки отпечатывалось? Ну, в последнюю секунду? У каких-то там трилобитов был самый совершенный во всей эволюции глаз, ошибка, этот суперглаз мог вполне все и сфотографировать.
Не, ничего не видно. Сдохла сколопендра, глаз окаменел…
Аксён обернулся. Тюлька сидел на рельсе. В руке обрезок арматуры. Поднял обрезок, ударил в рельс.
Дзиньк. Неприятный такой звук, придушенный.
– Мостника зову, – ответил Тюлька. – Он уродский.
– Нельзя так переходить, надо зажор ему кинуть.
– Зажор. Ну, чтобы не привязывался.
Тюлька показал из кармана печенье.
– Верка говорит, что без зажора нельзя, а то привяжется, – сказал Тюлька шепотом.
– Ну, она вот про галок говорила – и это… Все так и было.
– Она говорит, что она в прабабушку. А прабабушка у нас колдунья была. А мостнику всегда надо что-нибудь кинуть. Зажор.
– А поезда тогда как? Тут же куча народу туда-сюда каждый день носится, они что, все должны кидать что-то?
Тюлька задумался. Аксён поставил ногу на рельс. Тихо.
– Рожа у него не треснет, у мостника вашего? Хорошо пристроился, волосатый…
Аксён хотел плюнуть в воду, но на всякий случай не стал.
– Поезда не считаются. А если пешком – совсем другое дело. Верка, когда на линии работала, всегда печенье кидала, меня тоже научила.
– Ты побольше ее слушай, она тебя еще не тому научит…
Аксён встал на рельс, подошел к Тюльке:
Тюлька опустил руки в карманы.
Тюлька засунул руки поглубже. Аксён вздохнул и схватил его за ухо. Тюлька ойкнул, руки из кармана вытащил, Аксён ловко выудил печенье. Откусил половину, другую вернул брату.
– Я ему глаз дам, – пообещал Аксён. – Мостнику вашему.
– Динозаврий. Я нашел тут. Окаменелый, конечно.
– Где? – заинтересовался Тюлька. – Где динозаврий?
Аксён указал пальцем.
Аксён вернулся к перилам. Глаза моря не было. Аксён свесился за решетку. Камень лежал на дне, смотрел уже оттуда.
– Это мостник. – Тюлька поднялся. – Я его палкой вызвал, вот он глаз твой и забрал.
Тюлька показал язык, то ли Аксёну, то ли мостнику, скатился с моста и принялся бродить по насыпи.
Аксён перебрался на восточный берег.
Это был тот самый мост. Там, под центральной опорой, она и лежала. Аксён почувствовал привычное желание – забраться до середины в речку и поискать. Опустить руки в воду, процедить гальку, вытащить серебро.
Он приходил под мост двадцать раз, может, тридцать, и каждый раз хотел ее достать.
И сейчас тоже хотел.
Аксён спустился к берегу. Попробовал. Холодная. Снег стаял недавно, разлива еще не было, вода ледяная и пока прозрачная, отдавать глаз моря мостнику не хотелось, обойдется, сыч шерстистый.
Аксён присел на кочку, расшнуровал ботинки. Попробовал воду еще раз, уже ногой.
– А что, тут вправду динозавры водились? – спросил с другого берега Тюлька.
– Ага. Они и сейчас водятся.
Но это Тюлька уже не услышал, рельсы провыли, с моста просыпался прах, шел благовещенский. Значит, полдень.
– Тюлька! – крикнул Аксён. – Тюлька, на дорогу не вылазь!
Аксён отвалился назад, так, чтобы затылком, черт с ним, с глазом.
Земля была прохладной, даже холодной, в голову начал вползать лед, Аксён ждал. Лед должен был пробраться глубоко, примерно до середины, когда вымораживалось до середины, тогда мысли пропадали начисто, проверено.
Сейчас не пропали. Никуда не делись, не растворились, это оттого, что уже близко… Зашумело, залязгало больше, чем надо, благовещенский лязгучий, из-за поворота показался состав. Аксён приподнялся, поглядел на насыпь, ну, чтобы Тюлька не лез, он, конечно, крысенок опытный, однако возраст дурной, в этом возрасте Аксён сам лез, куда умные не лезут.
Это был не благовещенский, а какой-то тупорылый, с грязными и пустыми угольными вагонами, товарняк, вот почему все так и лязгало. Аксён удивился, вообще товарняка сейчас быть не должно, запустили вне расписания. Благовещенский или опаздывает, или время в голове сбилось.
Товарняк тащился через мост долго и уныло, не было ему обрыва. Аксён пытался считать вагоны, на двадцать третьем бросил. Состав гремел, распространившись из одного поворота до другого, уходил в пустоту, земля дрожала, и вода в речке тоже.
Как-то она читала стихи. Она вообще уважала стихи, как многие девчонки, он нет, но те стихи ему понравились. Все он не помнил, что-то про реку. Хорошо жить весной на берегу реки, жечь костры, ловить рыбу, наблюдать за плескающимися в камышах плезиозаврами, чувствовать, что за спиной нет ничего и никого.
Аксёну тогда показалось, что это сочинил человек, который прожил здесь. Потому что уж очень все было похоже, и мосты, и поезда, и реки. Вот и сейчас, когда товарняк перебирался через мост, вспомнилось. Стихи. И что за спиной пустота, тоже почудилось. И что мир существует только тут, вокруг. На восемьдесят километров к западу – там сползает к озеру древний Галич, и на сто с лишним к востоку – там тайга, проваливающиеся в землю деревни и синие сопки, низкорослые первенцы Урала. А дальше и нет ничего, все обрывается. В прошлом году Чугун унес телевизор и почти семь месяцев Аксён чувствовал себя как на острове.
Товарняки Аксён не любил. Они были мертвее обычных, пустые, ему всегда представлялось, что эти поезда идут в никуда, что они просто болтаются по всей стране с неизвестными целями. Иногда ему казалось, что в этих поездах нет даже машинистов, а управляются они компьютерами или едут просто так, сами по себе. Он даже придумал целую историю и рассказал ее Тюльке. Про то, что есть простые товарные поезда, а есть особые, в номерах локомотивов которых присутствует шестерка. В этих поездах машинистами служат мертвецы, а перевозят эти поезда призраков.