Двенадцатая ночь или что угодно уильям шекспир книга

Двенадцатая ночь, или Что угодно

Действующие лица 1

«ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ, ИЛИ ЧТО УГОДНО» 19

Уильям Шекспир
Двенадцатая ночь, или Что угодно

Действующие лица

Придворные, священник, матросы, пристава, музыканты, слуги.

АКТ I

Герцог

О музыка, ты пища для любви!

Играйте же, любовь мою насытьте,

И пусть желанье, утолясь, умрет!

Он слух ласкал мне, точно трепет ветра,

Скользнувший над фиалками тайком,

Чтоб к нам вернуться, ароматом вея.

Нет, хватит! Он когда-то был нежнее…

Как ты могуч, как дивен, дух любви!

Ты можешь все вместить, подобно морю,

Но то, что попадет в твою пучину,

Хотя бы и ценнейшее на свете,

Утрачивает ценность в тот же миг:

Такого обаянья ты исполнен,

Что подлинно чаруешь только ты!

Курио

Угодно ль вам охотиться сегодня?

Герцог

Курио

Герцог

О Курио, я сам оленем стал!

Когда мой взор Оливию увидел,

Как бы очистился от смрада воздух,

А герцог твой в оленя превратился,

И с той поры, как свора жадных псов,

Его грызут желанья…

Какую весть Оливия мне шлет?

Валентин

Я не был к ней допущен, ваша светлость.

Служанка мне передала ответ,

И он гласил, что даже небеса,

Ее лица открытым не увидят,

Пока весна семь раз не сменит зиму.

Росою слез кропя свою обитель,

Она затворницею станет жить,

Чтоб нежность брата, отнятого гробом,

В скорбящем сердце не могла истлеть.

Герцог

О, если так она платить умеет

Дань сестринской любви, то как полюбит,

Когда пернатой золотой стрелой

Убиты будут все иные мысли,

Когда престолы высших совершенств

Идемте же под своды рощ зеленых;

Их тень сладка мечтаниям влюбленных.

Источник

ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Двенадцатая ночь, или Что угодно

НАСТРОЙКИ.

СОДЕРЖАНИЕ.

СОДЕРЖАНИЕ

Двенадцатая ночь, или Что угодно

ОРСИНО, герцог Иллирийский.

СЕБАСТЬЯН, брат Виолы.

АНТОНИО, капитан корабля, друг Себастьяна.

КАПИТАН корабля, друг Виолы.

ВАЛЕНТИН, КУРИО – приближенные герцога.

СЭР ТОБИ БЕЛЧ, дядя Оливии.

МАЛЬВОЛИО, дворецкий Оливии.

ФАБИАН, ФЕСТЕ (ШУТ) – слуги Оливии.

МАРИЯ, камеристка Оливии.

Придворные, священник, матросы, приставы, музыканты, слуги.

Место действия – город в Иллирии и морской берег вблизи него.

Дворец герцога. Входят герцог, Курио и другие придворные; музыканты.

О музыка, ты пища для любви! Играйте же, любовь мою насытьте, И пусть желанье, утолясь, умрет! Вновь повторите тот напев щемящий, — Он слух ласкал мне, точно трепет ветра, Скользнувший над фиалками тайком, Чтоб к нам вернуться, ароматом вея. Довольно! Он когда-то был нежнее. Как ты могуч, как дивен, дух любви! Ты можешь все вместить, подобно морю, Но то, что попадет в твою пучину, Хотя бы и ценнейшее на свете, Утрачивает ценность в тот же миг! Такого обаянья ты исполнен, Что подлинно чаруешь только ты!

Угодно ль вам охотиться сегодня?

О, Курио, я сам оленем стал! Когда мой взор Оливию увидел, Как бы очистился от смрада воздух, А герцог твой в оленя превратился, И с той поры, как свора жадных псов, Его грызут желанья.

Наконец-то! Какую весть Оливия мне шлет?

Я не был к ней допущен, ваша светлость. Служанка мне передала ответ, И он гласил, что даже небеса Ее лица открытым не увидят, Пока весна семь раз не сменит зиму. Росою слез кропя свою обитель, Она затворницею будет жить, Чтоб нежность брата, отнятого гробом, В скорбящем сердце не могла истлеть.

О, если так она платить умеет Дань сестринской любви, то как полюбит, Когда пернатой золотой стрелой Убиты будут все иные мысли, Когда престолы высших совершенств И чувств прекрасных – печень, мозг и сердце — Навек займет единый властелин! — Идемте же под своды рощ зеленых; Их тень сладка мечтаниям влюбленных.

Берег моря. Входят Виола, капитан и матросы.

Где мы сейчас находимся, друзья?

Мы, госпожа, в Иллирию приплыли.

Но для чего в Иллирии мне жить, Когда мой брат в Элизии блуждает? А вдруг случайно спасся он?

Возможно: Ведь вы спаслись!

Увы! Мой бедный брат. Какой бы это был счастливый случай!

Но, госпожа, должно быть, так и есть: Когда разбился наш корабль о скалы И все мы – горсть оставшихся в живых — Носились по волнам в убогой лодке, Ваш брат, сообразительный в беде, Наученный отвагой и надеждой, Себя к плывущей мачте привязал И, оседлав ее, поплыл по морю, Как на спине дельфина – Арион. Я это видел сам.

Вот золото в награду за рассказ. Он укрепляет робкую надежду, Рожденную спасением моим, Что жив и брат. Ты здесь бывал?

Еще бы! Не больше трех часов ходьбы отсюда То место, где родился я и рос.

Высокородный и достойный герцог.

Орсино! Мой отец о нем не раз Мне говорил. Тогда был холост герцог.

Он холост был, когда я вышел в море, А с той поры минул всего лишь месяц, Но слух прошел, – ведь любит мелкий люд Судачить о делах людей великих, — Что герцог наш в Оливию влюблен.

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Источник

Двенадцатая ночь или что угодно уильям шекспир книга

Уильям Шекспир Двенадцатая ночь, или Что угодно.

ОРСИНО, герцог Иллирийский.

СЕБАСТЬЯН, брат Виолы.

АНТОНИО, капитан корабля, друг Себастьяна.

КАПИТАН корабля, друг Виолы.

ВАЛЕНТИН, КУРИО – приближенные герцога.

СЭР ТОБИ БЕЛЧ, дядя Оливии.

МАЛЬВОЛИО, дворецкий Оливии.

ФАБИАН, ФЕСТЕ (ШУТ) – слуги Оливии.

МАРИЯ, камеристка Оливии.

Придворные, священник, матросы, приставы, музыканты, слуги.

Место действия – город в Иллирии и морской берег вблизи него.

Дворец герцога. Входят герцог, Курио и другие придворные; музыканты.

О музыка, ты пища для любви!

Играйте же, любовь мою насытьте,

И пусть желанье, утолясь, умрет!

Вновь повторите тот напев щемящий, —

Он слух ласкал мне, точно трепет ветра,

Скользнувший над фиалками тайком,

Чтоб к нам вернуться, ароматом вея.

Довольно! Он когда-то был нежнее…

Как ты могуч, как дивен, дух любви!

Ты можешь все вместить, подобно морю,

Но то, что попадет в твою пучину,

Хотя бы и ценнейшее на свете,

Утрачивает ценность в тот же миг!

Такого обаянья ты исполнен,

Что подлинно чаруешь только ты!

Угодно ль вам охотиться сегодня?

О, Курио, я сам оленем стал!

Когда мой взор Оливию увидел,

Как бы очистился от смрада воздух,

А герцог твой в оленя превратился,

И с той поры, как свора жадных псов,

Его грызут желанья…

Какую весть Оливия мне шлет?

Я не был к ней допущен, ваша светлость.

Служанка мне передала ответ,

И он гласил, что даже небеса

Ее лица открытым не увидят,

Пока весна семь раз не сменит зиму.

Росою слез кропя свою обитель,

Она затворницею будет жить,

Чтоб нежность брата, отнятого гробом,

В скорбящем сердце не могла истлеть.

О, если так она платить умеет

Дань сестринской любви, то как полюбит,

Когда пернатой золотой стрелой

Убиты будут все иные мысли,

Когда престолы высших совершенств

И чувств прекрасных – печень, мозг и сердце —

Навек займет единый властелин! —

Идемте же под своды рощ зеленых;

Их тень сладка мечтаниям влюбленных.

Берег моря. Входят Виола, капитан и матросы.

Где мы сейчас находимся, друзья?

Мы, госпожа, в Иллирию приплыли.

Но для чего в Иллирии мне жить,

Когда мой брат в Элизии блуждает?

А вдруг случайно спасся он?

Увы! Мой бедный брат…

Какой бы это был счастливый случай!

Но, госпожа, должно быть, так и есть:

Когда разбился наш корабль о скалы

И все мы – горсть оставшихся в живых —

Носились по волнам в убогой лодке,

Ваш брат, сообразительный в беде,

Наученный отвагой и надеждой,

Себя к плывущей мачте привязал

И, оседлав ее, поплыл по морю,

Как на спине дельфина – Арион.

Вот золото в награду за рассказ.

Он укрепляет робкую надежду,

Рожденную спасением моим,

Что жив и брат. Ты здесь бывал?

Не больше трех часов ходьбы отсюда

То место, где родился я и рос.

Высокородный и достойный герцог.

Орсино! Мой отец о нем не раз

Мне говорил. Тогда был холост герцог.

Он холост был, когда я вышел в море,

А с той поры минул всего лишь месяц,

Но слух прошел, – ведь любит мелкий люд

Судачить о делах людей великих, —

Что герцог наш в Оливию влюблен.

Прелестная и юная дочь графа.

Он умер год назад, ее оставив

На попеченье сына своего.

Тот вскоре тоже умер, и, по слухам,

Оливия, скорбя о милом брате,

Решила жить затворницей.

Я к ней на службу поступить могла,

До времени скрывая от людей,

Она не хочет видеть никого

И даже герцога не принимает.

Ты с виду прям и честен, капитан.

Хотя природа в благородный облик

Порой вселяет низменное сердце,

Мне кажется, в твоих чертах открытых,

Как в зеркале, отражена душа.

Поверь, тебя вознагражу я щедро, —

Ты лишь молчи, кто я на самом деле,

И помоги мне раздобыть одежду,

Пригодную для замыслов моих.

Я к герцогу хочу пойти на службу.

Шепни ему, что я не я, а евнух…

Он будет мной доволен: я пою,

Играю на различных инструментах.

Как дальше быть – увидим, а пока

Пусть правда не сорвется с языка.

Вы евнух, я немой… Ну что ж, клянусь:

Коль проболтаюсь, тотчас удавлюсь.

Дом Оливии. Входят сэр Тоби Белч и Мария.

Ну какого дьявола моя племянница так убивается о своем покойном братце? Горе вредит здоровью, это всякий знает.

А вы, сэр Тоби, пораньше возвращались бы домой. Когда вы поздно засиживаетесь бог весть где, ваша племянница, моя госпожа, прямо из себя выходит.

Ну и пусть себе выходит на все четыре стороны!

Нет, нехорошо, что вы являетесь в таком неприличном виде.

А что в нем неприличного, скажи на милость? Самый подходящий для выпивки вид. И ботфорты хоть куда. А если никуда, так пусть повесятся на собственных ушках!

Не доведут вас до добра кутежи и попойки. Вчера об этом говорила госпожа, я сама слышала. И еще она поминала вашего дурацкого собутыльника, которого вы притащили сюда ночью и навязывали ей в женихи.

Ты это о ком? О сэре Эндрю Эгьючике?

Ну, он почище многих в Иллирии.

Нам-то что от его чистоты?

А то, что у него три тысячи дукатов в год.

Ему и на полгода всех его дукатов не хватит, – такой он дурак и мот.

Ну что ты болтаешь! Он и на виоле играет, и на нескольких языках как по писаному говорит, и вообще богатая натура.

Еще бы! Дурак пренатуральный! И не только дурак, но и забияка: разумные люди говорят, что, если бы его задор не ходил в одной упряжке с трусостью, быть бы ему давным-давно покойником.

Клянусь этой рукой, они мерзавцы и клеветники, раз несут такую чушь! Кто это тебе наплел?

Те самые, от которых я узнала, что он вдобавок ко всему вечера не пропустит, чтобы не напиться в вашем обществе.

Все потому, что пьет за мою племянницу. Я буду пить за нее, покуда у меня глотка не зарастет, а в Иллирии вино не переведется. Трус и мерзавец, кто не желает пить за мою племянницу, пока мозги не полетят вверх тормашками. Тсс, красотка! Castiliano vulgo![1] Сюда шествует сэр Эндрю Чикчирик!

Входит сэр Эндрю Эгьючик.

Сэр Тоби Белч! Как живете, сэр Тоби Белч?

Дражайший сэр Эндрю!

Приветствую тебя, миленькая злючка!

И я вас тоже, сударь!

Наступай, сэр Эндрю, наступай!

Камеристка моей племянницы.

Милейшая миссис Наступай, я бы не прочь познакомиться с тобой поближе.

Меня зовут Мэри, сударь.

Милейшая миссис Мэри Наступай…

Ты не понял, рыцарь. «Наступай» – это значит «смелей», «не робей», «атакуй», «штурмуй»!

Ну, знаете, вы столько насчитали, что мне к ней теперь и подступиться страшно. Вот так «наступай»!

Желаю вам всего хорошего, господа мои.

Чтоб тебе никогда не работать твоей шпагой, сэр Эндрю, если ты так отпустишь эту красотку!

Чтоб мне никогда не работать моей шпагой, милочка, если я так тебя отпущу. Ты что же, красавица, дураками нас считаешь? Придется прибрать тебя к рукам.

Не так-то легко я даюсь в руки, сударь.

А ты попробуй, дайся: вот моя рука.

Сударь, хотенье ваше, да позволенье наше. Лучше отнесли бы вы свою руку в погреб и угостили бы ее элем покрепче.

Это зачем, душечка? Что-то мне непонятна твоя шутка.

Уж очень она слабосильная.

Вот это верно. А в моей руке и без эля силы хватает. Но в чем все-таки соль твоей шутки?

Для вас, сударь, она чересчур соленая.

И много их у тебя припасено?

Запас такой, что даже пальцы зудят. А вот сейчас я отпустила вашу руку и сразу обезопасилась. (Уходит.)

Ох, рыцарь, подкрепись-ка скорее стаканчиком канарского: отроду не видел, чтобы тебя так здорово укладывали на обе лопатки.

Пожалуй, что и не видел… Нет, канарское тоже здорово укладывало. Право, мне иногда кажется, что у меня ума не больше, чем у любого христианина, а может, и вообще чем у любого человека. Но я большой любитель говядины, а говядина, наверно, вредит моему остроумию.

Если б я и вправду так думал, ни за что не стал бы ее есть. Сэр Тоби, завтра я уезжаю домой.

Твоим волосам это ни к чему.

А при чем тут мои волосы?

Как это – при чем? Они же у тебя отроду не вились.

Ну и что же? Разве они мне к лицу?

Очень к лицу: висят, как лен на прялке. Вот ты обзаведешься женой, и я еще посмотрю, как она зажмет тебя промеж колен да как начнет прясть – только держись.

Ей-богу, завтра же я уеду. Твоя племянница не желает меня видеть. А если и пожелает, то бьюсь об заклад, что в мужья себе не возьмет: ведь за ней бегает сам герцог.

А герцог ей ни к чему: она ни за что не выйдет за человека старше себя, или богаче, или умней; я сам слышал, как она в этом клялась. Так что не все еще пропало, дружище.

Ну ладно, останусь на месяц. Странный у меня нрав: иной раз мне бы только ходить на балы и маскарады…

И ты способен на такие дурачества, рыцарь?

Могу потягаться с кем угодно в Иллирии – конечно, не считая тех, кто знатнее меня; ну, а старикам я и вовсе в подметки не гожусь.

И ты умеешь отплясывать гальярду, рыцарь?

Еще бы! Я так умею выписывать козлиные коленца…

Не лучше, чем я умею уписывать бараньи ляжки!

А уж в прыжке назад мне не найдется равных во всей Иллирии.

Так почему все эти таланты чахнут в неизвестности? Почему они скрыты от нас завесой? Или они так же боятся пыли, как портреты миссис Молл? Почему, идучи в церковь, ты не отплясываешь гальярду, а возвращаясь, не танцуешь куранту? Будь я тобой, я всегда на ходу откалывал бы джигу и даже мочился бы в темпе контрданса. Как же так? Разве можно в этом мире скрывать свои дарования? У тебя икры такой восхитительной формы, что, бьюсь об заклад, они были созданы под звездой гальярды.

Да, икры у меня сильные и в оранжевых чулках выглядят совсем недурно. А не пора ли выпить?

Что еще нам остается делать? Мы же родились под созвездием Тельца!

Телец? Это который грудь и сердце?

Нет, сударь, это который ноги и бедра. А ну-ка, покажи свои коленца. Выше! Еще выше! Отменно!

Дворец герцога. Входят Валентин и Виола в мужском платье.

Цезарио, если герцог и впредь будет так благоволить к вам, вы далеко пойдете: он вас знает всего три дня и уже приблизил к себе.

Если вы не уверены в длительности его благоволения, значит, опасаетесь изменчивости его нрава или моей нерадивости. Вы считаете, что герцог непостоянен в своих привязанностях?

Источник

Двенадцатая ночь или что угодно уильям шекспир книга

Орсино, герцог Иллирийский.
Себастьян, брат Виолы.
Антонио, капитан корабля, друг Себастьяна.
Капитан корабля, друг Виолы.

Валентин |
> приближенные герцога.
Курио |

Сэр Тоби Белч, дядя Оливии.
Сэр Эндрю Эгьючийк.
Мальвольо, дворецкий Оливии.

Фабиан |
> слуги Оливии.
Фесте, шут |

Оливия.
Виола.
Мария, камеристка Оливии.

Вельможи, священники, моряки, пристава,
музыканты и другие приближенные.

Место действия: город в Иллирии и морской берег поблизости.

АКТ I

СЦЕНА 1

Комната в герцогском дворце.
Входят Герцог, Курио и другие вельможи; музыканты.

Вы будете охотиться, мой герцог?

А на кого, мой Курио?

Не я ли сам теперь, как зверь на травле?
Когда я встретил в первый раз Оливию,
Весь воздух словно чистым стал от скверны!
Я в тот же миг был обращен в оленя,
И с той поры меня, как злые псы,
Теснят желанья.

Мой государь, меня не допустили;
Но с девушкой был дан такой ответ:
Еще семь знойных лет и самый воздух
Ее лица открытым не увидит;
Под пологом черницы, день за днем,
Она кропить свою обитель будет
Горючей влагой слез; да не истлеет
Родного брата мертвая любовь,
Но сохранится свежей в скорбной думе.

СЦЕНА 2

Морской берег.
Входят Виола, Капитан и моряки.

Друзья мои, что это за страна?

И сами-то вы случаем спаслись.

О бедный брат! Он тоже, может быть.

Вот золото за это.
Мое спасенье мне сулит надежду,
А твой рассказ ей служит подтвержденьем,
Что жив и он. Ты знаешь этой край?

Да, госпожа; я вырос и родился
Отсюда нет и трех часов пути.

Душой и кровью благородный герцог.

Орсино! Я слыхала от отца.
Он холост был тогда.

Достойнейшая девушка, дочь графа,
Который умер год назад, оставив
Оливию на попеченье брата.
Тот вскоре тоже умер; и она,
Скорбя по нем, я слышал, отреклась
От общества людей.

Ах, если б я
Наняться к ней могла и скрыть от света,
Пока удобный случай не созреет,
Кто я такая!

Это вряд ли выйдет:
Она ничьих услуг не допускает,
Ни даже герцогских.

Что ж, там, где евнух, нужно и немого;
Пусть буду слеп, когда сболтну хоть слово.

Спасибо. Так пойдем.

СЦЕНА 3

Дом Оливии.
Входят сэр Тоби Белч и Мария.

Честное слово, сэр Тоби, вы должны раньше возвращаться по вечерам; ваша племянница, моя госпожа, очень жалуется, что вы не знаете времени.

Ну и пусть себе жалуется, если ей не жалко.

Вам бы все-таки не мешало обновить ваше поведение.

Эти кутежи и попойки вас погубят. Я слышала, как еще вчера госпожа об этом говорила; и о некоем нелепом кавалере, которого вы как-то вечером приводили сюда свататься.

Это кто, сэр Эндрю Эгьючийк?

Таких бравых людей, как он, мало найдется в Иллирии.

Он получает в год три тысячи дукатов.

Ему только на год и хватит всех его дукатов: это совершеннейший дурачок и расточитель.

Стыдно вам так говорить! Он играет на виоль-де-гамбе, <Струнный инструмент, прототип нашей виолончели.>и говорит на трех иди четырех языках наизусть без книги, и обладает всеми дарами природы.

Да, которыми обладают уроды. Потому что он не только дурачок, по еще и великий задира. И не обладай он даром трусости, умеряющим его влечение к ссорам, то, по мнению умных людей, он скоро был бы одарен могилой.

Те самые, которые добавляют, что он каждый вечер напивается в вашем обществе.

Это он пьет за здоровье моей племянницы. Я буду пить за ее здоровье, пока есть проход в моей глотке и питье в Иллирии. Тот трус и дрянь, кто не стал бы пить за здоровье моей племянницы, пока у него мозги не завертятся, как приходской волчок <Во многих деревнях в зимнюю пору было принято согреваться, в ожидании церковной службы, пусканием и подстегиванием большого волчка.>. Что, девица? Castiliano vulgo <Неясное выражение; скорее всего оно означает: "на разговорном испанском языке".>; сюда идет сэр Эндрю Эгьюфейс.

Входит сэр Эндрю Эгьючийк.

Сэр Тоби Белч! Как поживаете, сэр Тоби Белч?

Благослови вас бог, прекрасная злюка.

И вас также, сударь.

Наддай, сэр Эндрю, наддай.

Моей племянницы камеристка.

Добрейшая мистрис Наддай, мне бы хотелось более близкого знакомства.

Меня зовут Мери, сударь.

Добрейшая мистрис Мери Наддай.

Клянусь честью, я бы не решился иметь с нею дело в таком обществе. Так вот что значит «наддай»?

Будьте здоровы, господа.

Если ты ее так отпустишь, сэр Эндрю, то чтоб тебе вовек не обнажать меча!

Если я вас так отпущу, сударыня, то чтобы мне вовек не обнажать меча! Или вы думаете, красавица, что вам попались в руки дураки?

Вы мне, сударь, в руки не попадались.

А вот попадусь; вот вам моя рука.

Всякий думает, что хочет. Вам бы надо снести вашу руку в погреб и смочить ее.

Зачем, мое сердце? Что значит ваша метафора?

Она у вас, сударь, черствая.

Еще бы, я думаю! Я не такой осел, чтобы ходить с мокрыми руками. Но что значит ваша шутка?

Это, сударь, черствая шутка.

У меня, сударь, на каждом пальце по шутке. А теперь, когда я отпустила вашу руку, я пуста.

О рыцарь, тебе необходим стакан канарского. Видел ли я когда-нибудь, чтобы ты так низко падал?

Я думаю, никогда в жизни; разве что, когда я падал от канарского. Иногда мне кажется, что у меня не больше ума, чем у любого христианина или обыкновенного человека. Но я великий едок говядины и полагаю, что это вредит моему уму.

Если бы я так думал, я бы дал зарок не есть ее. Завтра я еду домой, сэр Тоби.

Pourquoi <'Почему' (Франц.).>, мой дорогой рыцарь?

Что значит «pourquoi»? Ехать или не ехать? Мне бы надо было употребить на языки то время, которое я потратил на фехтование, танцы и медвежью травлю. Ах, отчего я не занялся витийством!

Тогда у тебя на голове были бы превосходные волосы.

А что, разве мои волосы стали бы от этого лучше?

Безусловно; ты же видишь, без витийства они не желают виться.

Но они мне все-таки идут, не правда ли?

Превосходно; висят, как лен на прялке; и я надеюсь увидеть, как какая-нибудь хозяйка зажмет тебя между колен и начнет их прясть.

Честное слово, завтра я еду домой, сэр Тоби. Вашу племянницу видеть нельзя; а если бы и можно было, то четыре против одного, что меня она не желает знать; сам граф, тут рядом, сватается к ней.

Она не желает знать графа; она не возьмет мужа, который бы ее превосходил, будь то богатством, летами или умом; она в этом клялась, я слышал сам. Пустяки, любезный, еще не все пропало!

Я останусь еще на месяц. Я человек самого странного склада на свете; я обожаю маскарады и праздники иногда ужасно.

Ты силен в этих безделицах, рыцарь?

Как мало кто в Иллирии, кто бы он ни был, кроме тех, кто выше меня рангом; и все-таки я не стал бы себя сравнивать со стариком.

А в чем ты, рыцарь, особенно блещешь? В гальярде?

Да что, козлом подскочить умею.

Я предпочитаю козлом закусить.

Я думаю, что в прыжке назад я во всяком случае силен, как мало кто в Иллирии.

Да, она сильная и очень недурна в огненного цвета чулке. Устроим мы какой-нибудь праздник?

А что же другого нам делать? Разве мы рождены не под Тельцом?

СЦЕНА 4

Герцогский дворец.
Входят Валентин и Виола, в мужском платье.

Вы боитесь либо его изменчивости, либо моего нерадения, если ставите под вопрос длительность его любви. Что, он непостоянен в своем благоволении?

Благодарю вас. Вот идет граф.

Входят Герцог, Курио и приближенные.

Видал ли кто Цезарио?

Здесь, государь, к услугам вашим.

Государь,
Ведь если скорбь над нею так всевластна,
Как говорят, она меня не примет.

А если встреча выйдет, что тогда?

Тогда раскрой всю страсть моей любви,
Плени рассказом, как я нежно верен;
Тебе легко мою печаль приставить,
И юности твоей скорее внемлют,
Чем более степенному послу.

Не думаю, мой герцог.

Ее сосватать.
Я постараюсь вам.
(В сторону)
Как же быть со мной?
Сват сам хотел бы стать его женой.

СЦЕНА 5

Дом Оливии.
Входят Мария и Шут.

Или скажи мне, где ты был, или я на волос губ не разомкну, чтобы просить для тебя прощения. Госпожа повесит тебя за отлучку.

Пусть вешает. Кто на этом свете хорошо повешен, тот ничьих знамен не боится.

Да потому, что он их не видит.

Где, добрая мистрис Мери?

На войне; и его вы смело можете употреблять в ваших дурачествах.

Что ж, подай бог мудрость тем, у кого она есть; а дуракам надо применять свои таланты.

И все-таки вас повесят за такую долгую отлучку; или если вас прогонят, разве это не то же самое для вас, что быть повешенным?

Иной раз хорошая виселица предотвращает плохую женитьбу; а если прогонят, лето выручит.

Этого я не скажу; но у меня есть прочные связи с двух сторон.

Так что если лопнет с одной стороны, выдержит с другой; а если лопнет с обеих сторон, упадут штаны.

Удачно, честное слово, очень удачно. Шагай дальше. Если бы сэр Тоби бросил пить, ты была бы остроумнейшим кусочком Евина мяса во всей Иллирии.

Тише, мошенник, на слова об этом. Вот идет госпожа. Принесите извинения умненько, вам же лучше будет.

Остроумие, если будет на то твоя воля, пошли мне доброе дурачество! Те остроумцы, которые думают, что обладают тобой, сплошь да рядом оказываются дураками; а я, который уверен, что мне тебя недостает, могу сойти за умного человека; ибо что говорит Квинапал? «Лучше умный дурак, чем глупый мудрец».

Входят Оливия и Мальвольо.

Благослови вас бог, госпожа моя!

Уберите глупое создание.

Или вы не слышите, друзья? Уберите госпожу.

Уйдите вы, пустой дурак; не хочу вас больше; к тому же, вы становитесь неприличны.

Сударь, я им велела убрать вас.

Преискусно, добрейшая мадонна.

Для этого я должен буду вас поисповедывать, мадонна. Добродетельная моя мышка, отвечайте мне.

Хорошо, сударь, раз нет других развлечений, я готова.

Добрейшая мадонна, о чем ты грустишь?

Добрейший шут, о смерти моего брата.

Я думаю, что его душа в аду, мадонна.

Я знаю, что его душа в раю, шут.

Что вы скажете об этом дураке, Мальвольо? Исправляется он?

Да, и будет исправляться до тех пор, пока его не сведут предсмертные корчи. Дряхлость, вредоносная для умных, всегда на пользу дуракам.

Пошли вам бог, сударь мой, скоропостижную дряхлость, на преуспеяние вашей дурости! Сэр Тоби готов поклясться, что я не лисица; но он и двумя пенсами не поручится, что вы не дурак.

Что вы на это скажете, Мальвольо?

Я удивляюсь, как это ваша милость можете находить удовольствие в таком безмозглом мерзавце. Я видел, как он давеча сплошал перед простым фигляром, у которого мозгов не больше, чем у камня. Посмотрите, вот он уже и сдал; если вы сами не смеетесь и не доставляете ему случая, то у него и рот заклепан. Уверяю вас, по-моему, умные люди, которые гогочут перед этими наемными шутами, не лучше, чем подручные этих самых шутов.

Сударыня, там у ворот какой-то молодой господин, который очень хочет говорить с вами.

От графа Орсино, должно быть?

Не знаю, сударыня. Это красивый молодой человек и с пристойной свитой.

Кто из моих людей его задерживает?

Сэр Тоби, сударыня, ваш родственник.

Уберите его, пожалуйста, он не умеет говорить иначе, как сумасшедший. Стыдно за него.

Вот вы сами видите, сударь, что ваши дурачества стареют и перестают нравиться людям.

Господин? Какой господин?

Там господин один. чорт бы побрал эти маринованные селедки! Как живешь, дурачок?

Добрейший сэр Тоби!

Дядя, дядя, как же это вы спозаранку дошли до такой летаргии?

Литургии! А ну ее, литургию! Там кто-то у ворот.

Да кто же это такой?

Пускай хоть сам дьявол, если ему угодно, мне-то что? Уж вы мне поверьте. А впрочем, все равно.

Шут, на кого похож пьяный человек?

Ты сходи и приведи следователя, чтобы тот осмотрел моего дядюшку: он в третьей степени опьянения, он утонул. Пойди, посмотри за ним.

Покамест он только еще с ума сошел, мадонна; и дурак присмотрит за сумасшедшим.

Уходит.
Возвращается Мальвольо.

Сударыня, этот молодой человек клянется, что ему надо поговорить с вами. Я ему сказал, что вы больны; он утверждает, что извещен об этом и потому-то и пришел поговорить с вами. Я ему сказал, что вы спите; он будто бы предуведомлен и об этом также и потому-то и пришел поговорить с вами. Что ему сказать, госпожа? Он вооружен против любого отвода.

Скажите ему, что он не будет со мной говорить.

Какого это рода человек?

Поведение его ни на что не похоже; он желает говорить с вами, угодно вам это или нет.

Каков он собой и каких лет?

Для мужчины недостаточно стар, для мальчика недостаточно молод; вроде недозрелого стручка или неналившегося яблока; так, серединка на половинку, между мальчиком и мужчиной. Он очень миловиден и говорит очень задорно; от него, можно сказать, еще отдает материнским молоком.

Пусть явится сюда. Позовите мою камеристку.

Камеристка, госпожа зовет.

Уходит.
Возвращается Мария.

Дайте мне покрывало; накиньте мне на лицо. Выслушаем еще раз посольство Орсино.

Входят Виола и приближенные.

Кто из вас досточтимая хозяйка этого дома?

Говорите со мной; я буду отвечать за нее. Что вам угодно?

Откуда вы пришли, сударь?

Если я не присваиваю ничьих прав, то это я.

Разумеется, если это вы, то вы их присваиваете; ибо то, чем вы. властны поступиться, вы не властны хранить. Но это не входит в мое поручение. Я начну мою хвалебную вам речь, а затем покажу вам сердце моего посольства.

Перейдите к тому, что в нем существенно; я избавляю вас от восхвалений.

Увы, мне стоило большого труда заучить их, и они поэтичны.

Тем более должны они быть притворны. Я вас прошу, оставьте их про себя. Я слышала, вы были дерзки у моих ворот, и позволила вам войти, больше чтобы посмотреть на вас, чем чтобы вас слушать. Если вы не сумасшедший, уйдите; если у вас есть рассудок, будьте кратки; я сейчас не под такой луной, чтобы участвовать в пустых диалогах.

Вы наверное должны сообщить что-нибудь отвратительное, раз вы так ужасно учтивы. Изложите, что вам поручено.

Это назначено только для ваших ушей. Я приношу не объявление войны, не требование покорности. В моей руке масличная ветвь; мои слова полны мира и благоразумия.

Однакоже вы начали неучтиво. Кто вы такой? Чего вы хотите?

Оставьте нас одних; мы хотим услышать эту святыню.

Уходят Мария и приближенные.

Итак, сударь, какова же ваша тема?

Утешительное учение, и об этом многое можно сказать. Где же самая ваша тема?

В его груди! В какой главе его груди?

Если отвечать методически, в первой главе его сердца.

Добрая госпожа, позвольте мне взглянуть на ваше лицо.

Разве ваш господин поручил вам вести переговоры с моим лицом? Вот вы и отступили от вашей темы. Но мы откинем завесу и покажем вам картину. Смотрите, сударь: вот такой я была сейчас. Разве не хорошо сделано?
(Откидывает покрывало.)

Превосходно сделано, если только все это сделал бог.

Краска, сударь, прочная; выдержит и ветер и ненастье.

Краса без лжи, где алый цвет и белый
Сама природа нежно навела.
Вы были бы всех женщин бессердечней,
Похоронив в могиле эту прелесть
И не оставив миру отпечатка.

О сударь, я не буду настолько жестокосерда; я издам всяческие перечни моей красоты; ей будет составлена опись, и каждая частица и принадлежность будут приложены к моему завещанию. Так, например: засим две губы, достаточно красные; засим два голубых глаза, с веками к ним; засим одна шея, один подбородок и так далее. Вы присланы сюда, чтобы меня оценить?

Я вижу, кто вы: вы горды сверх меры.
Но будь вы даже дьявол, вы прекрасны.
Мой герцог любит вас. Такой любви
Нельзя не наградить, хотя б вы были
Прекрасней всех!

А как меня он любит?

С потоком слез, со стонами, в которых
Гремит любовь, со вздохами огня.

Я не могу его любить; он знает.
Я верю, что он доблестен; не спорю,
Он знатен, и богат, и в цвете сил;
Хвалим в народе, щедр, учен, отважен;
И внешностью приятный человек;
И все ж я не могу его любить;
Он мог бы сам давно себе ответить.

Когда б я вас любил, как он, сгорая
В такой мучительной, смертельной жизни,
В отказе вашем я б не видел смысла,
Не понял бы его.

У вашей двери сплел бы я шалаш,
К моей душе взывал бы, к той, что в доме;
Писал бы песни о любви несчастной
И громко пел бы их в безмолвье ночи;
Кричал бы ваше имя гулким холмам,
Чтоб вторила воздушная болтунья:
«Оливия!» Меж небом и землей
Вы не могли б найти себе покоя,
Пока бы не смягчились.

Вы могли бы
Достигнуть многого. Кто родом вы?

Хоть жребий мой не плох, но род мой выше:
Я дворянин.

Вернитесь же к Орсино.
Я не могу его любить. И больше
Посольств не нужно; разве что, быть может,
Зайдете вы сказать, как он отнесся.
Прощайте. Вот; спасибо вам за труд.

Я не посыльный, спрячьте кошелек;
Награды ждет мой герцог, а не я.
Пусть в каменное влюбитесь вы сердце,
Пусть точно так же презрят вашу страсть!
Прощайте же, прекрасная жестокость.

Здесь, к услугам вашим.

Что делаю, не ведаю сама.
Речь льстивых глаз, боюсь, сильней ума.
Судьба, решай; нам воли не дано;
Пусть совершится то, что суждено.

АКТ II

СЦЕНА 1

Морской берег.
Входят Антонио и Себастьян.

Остаться дольше вы не хотите? И не хотите, чтобы я шел с вами?

Позвольте мне все-таки узнать, куда вы направляетесь.

Вы меня извините, сударь, что я плохо за вами ухаживал.

О добрый Антонио, простите меня, что я доставил вам хлопоты.

Если вы не хотите умертвить меня за мою любовь, позвольте мне быть вашим слугой.

Да будет милость всех богов с тобою!
Ко мне враждебны при дворе Орсино,
Не то бы скоро я тебя настиг.
Но все равно, опасность не беда;
Ты дорог мне, и я пойду туда.

СЦЕНА 2

Улица.
Входит Виола, за нею Мальвольо.

Не вы только что были у графини Оливии?

Только что, сударь мой; умеренным шагом я с тех пор успел дойти только досюда.

Я перстень ей вручил; он мне не нужен.

Позвольте, сударь! Вы его дерзостно бросили ей, и она желает, чтобы он таким же образом был возвращен; если он стоит того, чтобы нагнуться, вот он здесь лежит на виду; если нет, то пусть он принадлежит нашедшему.

СЦЕНА 3

Дом Оливии.
Входят сэр Тоби и сэр Эндрю.

Да, говорят; но по-моему, она скорее состоит из еды и питья.

Ты премудр. Давай поэтому есть и пить. Мариана! Эй! Кувшин вина!

А вот и дурак, ей-богу.

Как живете, сердца мои? Видели вы когда-нибудь вывеску: «Нас трое»?

Добро пожаловать, осел. Давайте затянем круговую.

Честное слово, у шута превосходный голос. Я бы сорок шиллингов отдал, чтобы иметь такую ногу и такой сладкий звук для пения, как у шута. Право же, ты прелестно дурачился вчера вечером, когда говорил о Пигрогромитусе и о вапианцах, пересекающих квеубусский экватор; <Вымышленные имена.>это было очень хорошо, ей-богу. Я послал тебе шесть пенсов для твоей подруженьки. Получил ты их?

Я прикараванил твой брезентик. Ведь у Мальвольо нос не кнутовище; у моей сударушки ручка белая, а мирмидонцы не пивные заведения.

Превосходно! Лучшей шутки и не придумать, в конце концов. Ну, а теперь песню.

Валяйте! Вот вам шесть пенсов, спойте нам песню.

Вот и от меня шестерка тоже: если один рыцарь дает.

Вы какую хотите песню: любовную или назидательную?

Да, да, мне назиданий не нужно.

Где ты, милая, блуждаешь?
Стой, послушай, ты узнаешь,
Как поет твой верный друг.
Бегать незачем далече,
Все пути приводят к встрече;
Это скажут дед и внук.

Замечательно хорошо, ей-богу.

Медоточивый голос, или я не рыцарь!

Невыносимо сладостный, ей-богу.

Если слушать носом, то хоть и сладкий, а невыносимый. Однако, что же, пустим мы небо в пляс, в самом деле? Вспугнем сыча такой круговой песней, чтобы она у одного ткача три души вымотала? Давайте или нет?

Если вы меня любите, так давайте. Я на круговых песнях собаку съел.

А ведь иная собака, сударь, и сама кого угодно съест.

Еще бы! Споемте «Ты плут».

«Помолчи ты, плут», рыцарь? Я буду вынужден называть тебя в песне плутом, рыцарь.

Я уже не в первый раз вынуждаю других называть меня плутом. Начинай, шут. Начинается так: «Помолчи».

Я никогда не начну, если буду молчать.

Хорошо, ей-богу. Ну, начинай.

Поется круговая песня.
Входит Мария.

Что за кошачью музыку вы тут развели? Если госпожа не позвала уже своего дворецкого Мальвольо и не велела ему выставить вас за ворота, то можете мне ни в чем не верить.

Ваша госпожа китаянка, мы политики, Мальвольо чучело, а «нас три весельчака». Или я не единокровный? Или я не одного с ней рода? Фу ты, ну ты! Госпожа!
(Поет)
«Жил в Вавилоне человек, с ним госпожа его жена».
<Вся речь сэра Тоби пересыпана строками,
выдернутыми из баллад того времени.>

Разрази меня, рыцарь восхитительно дурачится.

Да, это у него недурно выходит, когда он расположен, и у меня тоже; у него это выходит изящнее, но зато у меня естественнее.

Государи мои, вы с ума сошли? Или что с вами? Неужели у вас похватает ума, пристойности и вежества, чтобы не громыхать, как медники, в такой час ночи? Или вы принимаете дом моей госпожи да пивную, что визжите ваши портновские песни без всякого смягчения или угрызения голоса? Или у вас нет ни уважения к месту и лицам ни малейшего такта?

«Счастливый путь, настал разлуки час».

Перестаньте, дорогой сэр Тоби.

«В его очах огонь почти угас».

Это делает вам великую честь.

«Прочь его прогнать?»

«Прочь его прогнать сейчас же».

«Ах, нет, нет, прогонят вас же».

Да, клянусь святой Анной, и рот должно обжигать инбирем.

Мистрис Мери, если бы вы считали, что милость нашей госпожи стоит большего, чем презрение, вы бы не стали способствовать этому предосудительному образу жизни. Она обо всем узнает, клянусь этой рукой.

Иди, протряси себе уши.

Сделай это, рыцарь. Я напишу тебе вызов или передам ему твое возмущение изустно.

Дорогой сэр Тоби, потерпите эту ночь. С тех пор как графский молодой человек побывал сегодня у госпожи, она очень неспокойна. А что до monsieur Мальвольо, то оставьте нас вдвоем. Если я его не околпачу так, что он станет притчей у людей, и не сделаю его всеобщим посмешищем, то считайте меня дурой, которая не умеет прямо лежать в кровати. Я знаю, это у меня выйдет.

Просвети нас, просвети нас; расскажи нам что-нибудь про него.

Да что, сударь, иной раз он вроде как пуританин.

О, если бы я так думал, я бы избил его, как собаку!

Как? За то, что он пуританин? Какие у тебя убедительные основания, дорогой рыцарь?

Убедительных оснований у меня нет, но основания у меня есть достаточные.

Никакого он черта не пуританин и вообще ничего определенного, а попросту угождатель; жеманный осел, который долбит наизусть правила степенности и подносит их вам целыми охапками; сам о себе наилучшего мнения и до того напичкан, как ему кажется, совершенствами, что непреложно уверен, будто все, кто на него ни взглянет, влюблены в него; и вот этот-то его порок моя месть и найдет отличный случай использовать.

Ты что хочешь сделать?

Я хочу подкинуть на его пути некие темные любовные послания, где по цвету бороды, по форме ноги, по манере ходить, по описанию глаз, лба и цвета лица он увидит весьма безошибочно изображенным самого себя. Я умею писать очень схоже с госпожой вашей племянницей; там, где забылось, в чем дело, мы едва можем различить наши почерки.

Превосходно! Я уже чую, в чем тут затея.

И у меня она в носу.

Он подумает, что эти письма, которые ты ему подкинешь, писаны моей племянницей и что она в него влюблена.

Моя мысль действительно такой масти лошадь.

И ваша лошадь сделает его ослом.

О, это будет чудесно!

Покойной ночи, Пентезилея.

Ей же ей, славная девица.

Гончая, чистокровная и обожает меня. Ну, так что?

Меня однажды тоже обожали.

Идем спать, рыцарь. Надо, чтоб ты велел прислать еще денег.

Если я не заполучу вашей племянницы, я здорово сел.

Вели прислать денег, рыцарь; если, в конечном счете, ты ее не получишь, зови меня кургузой лошадью.

Если не получу, можете мне ни в чем не верить; как вам угодно.

Идем, идем, я пойду запалю жженку; сейчас уже поздно ложиться спать. Идем, рыцарь, идем, рыцарь.

СЦЕНА 4

Герцогский дворец.
Входят Герцог, Виола, Курио и другие.

Того нет, простите, ваша светлость, кто мог бы ее спеть.

Фесте, скоморох, государь; шут, который очень нравился отцу госпожи Оливии. Он где-нибудь тут поблизости.

Разыщите его, а пока сыграйте мелодию.

Курио уходит, музыка играет.

Приди, мой мальчик; если сам полюбишь,
То в сладкой муке вспомни обо мне.
Все, кто влюблен, такие же, как я:
Нестойки, ветрены во всех порывах,
И только милый образ неизменен
У них в душе. Как ты напев находишь?

Я бы сказал, он эхо шлет к престолу,
Где властвует любовь.

Ты мастерски сказал. Ручаюсь жизнью,
Хоть ты и молод, но твоим глазам
Уже была желанна чья-то милость.
Что, мальчик, разве нет?

Тогда она тебя не стоит. Возраст
Ее какой?

Как ваш, мой государь.

Стара, ей-богу. Муж быть должен старше
Своей жены, и ей он будет впору,
Она прочней его захватит сердце;
Хоть мы себя и восхваляем, мальчик,
Мы хрупче, мы обманчивей в любви,
Изменчивей, слабей, недолговечней,
Чем женщины.

Да, это так; и как печально это:
Увы, погибнуть в самый час расцвета!

Возвращаются Курио и Шут.

Вы готовы, государь?

ПЕСНЯ

Ну, я за удовольствие плачу.

Правильно, государь, за удовольствия приходится расплачиваться, рано или поздно.

Теперь прости, но я с тобой прощусь.

Уходят Курио и приближенные.

Но если вас она любить не может?

Как любят женщины. В них сердце верно,
Как в нас. У моего отца была
Дочь, и она любила человека,
Как, будь я женщиной, и я, быть может,
Любил бы вас.

Скажи мне эту повесть.

Да, скорее!
Снеси ей это; повтори ей вновь,
Что не отступит и не ждет любовь.

СЦЕНА 5

Сад Оливии.
Входят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.

Пожалуй сюда, синьор Фабиан.

Да, я иду; если я упущу хоть крупицу этой потехи, пусть я насмерть сварюсь в меланхолии.

Разве ты не был бы рад, если бы этот несчастный дрянной пес принял громогласное посрамление?

Я бы ликовал, дорогой мой; вы знаете, он ввел меня в немилость госпожи из-за одной тут медвежьей травли.

Чтобы его подразнить, мы ему тут покажем медведя и разыграем его на все корки; разве не так, сэр Эндрю?

Если не разыграем, то нашей жизни грош цена.

А вот и маленькая мошенница.

Привет, сокровище мое индийское!

Вы все трое спрячьтесь за этот самшит. Мальвольо идет сюда по аллее. Он там на солнце целых полчаса обучал манерам собственую тень. Понаблюдайте за ним, если любите потешное; я уверена, что это письмо превратит его в мечтательного идиота. Не шевелитесь, ради всего смешного! А ты лежи тут (роняет письмо), потому что приближается форель, которую ловят щекоткой.

Уходит.
Входит Мальвольо.

Это дело случая; все дело случая. От Марии я слышал однажды, что она меня любит, да и сама она как-то в разговоре коснулась того, что если бы она влюбилась, то только в человека вроде меня. Кроме того, она ко мне относится с таким возвышенным уважением, как ни к кому из своих приближенных. Что я должен об этом думать?

Вот самонадеянный негодяй!

О, тише! Мечтание превращает его в редкостного индюка: ишь как выступает, распустив перья!

Ей же ей, я бы так отколотил негодяя!

Стать графом Мальвольо!

Застрелите его, застрелите его из пистолета.

Тому есть примеры: графиня Страччи вышла замуж за своего гардеробщика.

Чтоб тебя, Иезавель!

О, тише! Он совсем поглощен. Смотрите, как раздулся от воображения.

Женатый на ней уже три месяца, сидя в кресле под балдахином.

О, если бы у меня был самострел, чтобы запустить ему камнем в глаз!

. окруженный своими слугами, одетый в расшитый бархат, только что встав с софы, где я покинул Оливию спящей.

. И тут вести себя величаво; а затем, после сдержанного блуждания взглядом, заявив им, что я знаю свое место и желал бы, чтобы и они знали свое, велеть позвать моего родственника, сэра Тоби.

О, тише, тише, тише, да ну вас!

Семеро из моих людей послушным движением отправляются за ним; тем временем я хмурю брови и, может быть, завожу мои часы или играю моей. какой-нибудь драгоценной безделушкой. Тоби подходит, отвешивает мне поклон.

И этот человек останется жив?

Даже если бы наше молчание тянули из нас телегами, все-таки тише!

. я простираю к нему руку вот так, умеряя приветливую улыбку строгим взглядом власти.

И Тоби не хлещет тебя по губам?

. говоря: «Дядюшка Тоби, моя судьба, подарив мне вашу племянницу дала мне право говорить с вами так. «

«. Вы должны отучиться от пьянства. «

Ах, потерпите, или мы расстроим всю нашу затею.

«. Кроме того, вы тратите сокровища вашего времени с каким-то глупеньким рыцарем. «

«. с каким-то сэром Эндрю».

Я так и знал, что это я, потому что многие зовут меня глупеньким.

Что это у нас за дело тут? (Подбирает письмо.)

Вот кулик подошел к силку.

О, тише! И дух веселья да внушит ему читать вслух!

Клянусь жизнью, это рука госпожи: это ее эры, ее эли; а так она пишет большое П. Тут не может быть и вопроса, это ее рука.

Ее эры, ее эли. Что это значит?

А его задело за печень и прочее.

«Видит небо, я люблю.
Но кого?
Губы, вам замкнуть велю
Тайну сердца моего».
«Тайну сердца моего». Что дальше? Размер меняется. «Тайну сердца моего»: что, если это ты, Мальвольо?

Я же говорю: превосходная женщина.

Вот ядовитое блюдо она ему поднесла!

И как жадно этот сокол на него кинулся!

О, а ну-ка, разгадай. Он сбился со следа.

Ничего, собака его отыщет, ведь от него разит, как от лисицы.

Разве я не говорил, что он справится? Этот пес всегда на след вернется.

И О все это закончит, надеюсь.

Да, или я палкой выколочу из него О!

И наконец я вижу согласную.

Нет, брат, согласной ты никогда в жизни не увидишь!

М, О, А, Л: эта симуляция не такая, как предыдущая; и все ж таки, если поднажать немного, то может склониться и ко мне, потому что каждая из этих букв имеется в моем имени. Тихонько! Тут следует проза.
(Читает)

«Если это попадет в твои руки, поразмысли. По моим звездам, я выше тебя; но ты не страшись величия: иные родятся великими, иные достигают величия, а иным величие жалуется. Твои Судьбы простирают к тебе руку; пусть твоя кровь и дух обнимут их; и, чтобы приучиться к тому, чем ты можешь стать, сбрось свою смиренную кожу и явись свежим. Будь неприязнен с родственником, резок со слугами; пусть твой язык вещает величавые речи; напусти на себя необычность; этот совет дает тебе та, кто вздыхает по тебе. Вспомни, кто хвалил твои желтые чулки и желал видеть тебя всегда в подвязках накрест; вспомни, говорю я. Смелей, ты всего достигнешь, если только пожелаешь; если нет, пусть я попрежнему вижу тебя дворецким, челядинцем и недостойным коснуться перстов Фортуны. Прощай. Та, которая хотела бы поменяться с тобой положением,
Блаженно-Несчастная».

Дневной свет и открытое поле не обнаружат большего: все очевидно. Я буду горд, я буду читать политических авторов, я буду глумиться над сэром Тоби, я смою с себя все низкие знакомства, я стану точка в точку таким человеком. Я сейчас не обманываюсь, не даю воображению шутить со мной, ибо каждый довод приводит к тому, что моя госпожа меня любит. Она недавно хвалила мои желтые чулки, она одобряла, что моя нога подвязана накрест; и в этом она обнаруживает себя моей любви и, как бы приказывая, понуждает меня одеваться так, как ей нравится. Я благодарю мои звезды, я счастлив. Я буду неприступен, надменен, в желтых чулках и в подвязках накрест, как только успею их надеть. Хвала Юпитеру и моим звездам! Тут имеется, однакоже, приписка.
(Читает)

«Ты не можешь не знать, кто я. Если ты принимаешь мою любовь, покажи это твоей улыбкой; твои улыбки тебе идут; поэтому в моем присутствии ты всегда улыбайся, дорогой мой, любимый, я прошу тебя». Юпитер, благодарю тебя: я буду улыбаться; я буду делать все, что ты хочешь.

Я не уступил бы мою долю в этом развлечении за пенсию в несколько тысяч из средств персидского шаха.

Я за эту выдумку готов жениться на этой женщине.

И не требовать за ней никакого приданого, кроме еще одной такой же шутки.

А вот и наша знаменитая проказница.

Хочешь, наступи мне ногой на шею?

Угодно, я мою свободу разыграю в кости и стану твоим рабом?

Знаешь, ты погрузила его в такие мечты, что когда их образ его покинет, он должен сойти с ума.

Нет, скажите правду: это на него подействовало?

Как водка на повивальную бабку.

АКТ III

СЦЕНА 1

Сад Оливии.
Входят Виола и Шут с барабаном.

Помогай тебе бог, приятель, и твоей музыке; ты так и живешь, приплясывая?

Нет, сударь, я живу прихрамывая.

А что, у тебя больная нога?

Нет, сударь, нога у меня здоровая; а только домишко мой примыкает к церкви, поэтому я и живу прихрамывая.

В таком случае, ты мог бы сказать про короля, что он с придурью, оттого что при нем состоит дурак; или что церковь стала забубенной, если ты с бубном станешь перед церковью.

Да, это верно; если легкомысленно играть словами, то они становятся чересчур податливы.

Я бы, сударь, поэтому предпочел, чтобы у моей сестры не было имени.

Какие у тебя доказательства, милейший?

Право же, сударь, я вам не могу их представить без слов; а слова сделались до того лживыми, что мне неохота доказывать ими свою правоту.

Ты не дурак госпожи Оливии?

Я тебя недавно видел у графа Орсино.

Ну нет, если ты примешься за меня, я уйду. На, вот тебе на расходы.

Пусть Юпитер, из ближайшей партии волос, наградит тебя бородой.

Сказать тебе правду, я сам томлюсь до бороде; (в сторону) хотя мне бы не хотелось, чтобы она у меня выросла на подбородке. Дома твоя госпожа?

А вы не думаете, сударь, что если бы их была пара, то они бы расплодились?

Да, если сложить их вместе и пустить в оборот.

Я бы не прочь сыграть Пандара Фригийского, сударь, чтобы раздобыть Крессиду этому Троилу.

Я вас понимаю, сударь; вы недурно выпрашиваете.

В нем есть мозги, чтоб корчить дурака;
А это дело требует смекалки:
Он должен точно знать, над кем он шутит,
Уметь расценивать людей и время
И, словно дикий сокол, бить с налета
По всякой встречной птице. Ремесло
Не легче, чем занятья здравоумных.
Есть мудрый смысл в дурачестве таком;
А умный часто ходит дураком.

Входят сэр Тоби и сэр Эндрю.

Благослови вас бог, сударь мой.

И вас, милостивый государь.

Dieu vous garde, monsieur.

Et vous aussi; votre serviteur.

Надеюсь, сударь, что это так; а я ваш.

Вам угодно вступить в этот дом? Моя племянница имеет желание чтобы вы вошли, если таково ваше направление.

Я держу курс на вашу племянницу, сударь мой; я хочу сказать, что она и есть цель моего путешествия.

Испробуйте ваши ноги, сударь мой; приведите их в движение.

В моих ногах я чувствую больше уверенности, сударь мой, чем в правильном понимании ваших слов, когда вы приглашаете меня испробовать мои ноги.

Я хочу сказать: ступайте, сударь мой, входите.

Я вам отвечу поступью и вхождением. Но нас предупредили.

Входят Оливия и Мария.
Прелестно-совершеннейшая госпожа, да прольют на вас небеса дождь благовоний!

Этот юноша редкостный придворный. «Дождь благовоний». хорошо!

Мое посольство, госпожа, может обрести голос только для вашего восприимчивого и благоприязненного слуха.

«Благовоний», «восприимчивого» и «благоприязненного». Приберегу себе все три.

Пусть закроют садовые ворота, и не мешайте мне слушать.

Уходят сэр Тоби, сэр Эндрю и Мария.
Дайте мне вашу руку.

Примите долг мой и мое служенье.

Ваш слуга зовется
Цезарио, прекрасная принцесса.

Он ваш слуга, а я слуга ему;
Кто служит вашим слугам, служит вам.

Он мной забыт; и лучше б мысль его
Была пустым листом, чем мною полной!

Я к вам пришел, чтоб вашу благосклонность
Привлечь к нему.

О нет, я вас просила
Мне больше про него не говорить.
Но если есть у вас другая просьба,
Мой слух охотнее пленится ею,
Чем музыкою сфер.

Позвольте мне. Когда последний раз
Вы здесь творили чары, я послала
Вам перстень вслед; я этим обманула
Себя, слугу, быть может также вас.
Я заслужила ваш суровый суд,
Вам навязав, с постыдным хитроумьем,
Чужую вещь. Что вы могли подумать?
На растерзанье всем свирепым мыслям
Безжалостной души? Для вас довольно,
Чтоб видеть ясно: дымкой, а не грудью
Мое прикрыто сердце. Вот, ответьте.

О нет, ни пяди; ведь известно всем,
Что и врагов нередко мы жалеем.

Что ж, видно, время улыбаться снова.
О, как легко гордится нищета!
Уж если гибнуть чьей-либо добычей,
Пусть лучше это будет лев, чем волк!

Часы мне говорят: я трачу время.
Не бойтесь, юноша, мне вас не надо.
А все ж, когда созреют ум и юность,
Кой у кого красивый будет муж.
Ваш путь лежит туда, на запад.

Что ж,
«Кому на запад?» Мир вам и отрада!
Для герцога не будет ничего?

Не уходи! Прошу тебя, скажи мне,
Что обо мне ты думаешь.

Что вы
Себя считаете не тем, что есть.

И это же я думаю про вас.

Когда б вы были тем, что я хочу!

А это лучше было бы, чем так?
Хотелось бы! Теперь для вас я шут.

Нет, юностью клянусь и чистотой,
Я сердце, грудь и верность ни одной
Не отдал женщине, и ни одна
Их госпожой не будет названа.
Итак, прощайте; больше никогда
Я графских слез не принесу сюда.

Приди еще; ведь мог бы только ты
К немилому склонить мои мечты.

СЦЕНА 2

Дом Оливии.
Входят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.

Нет, честное слово, я ни минуты дольше не останусь.

Основания, дорогой злюка! Какие у тебя основания?

Вы должны изложить ваши основания, сэр Эндрю.

Да как же, я видел, как ваша племянница оказывала графскому услужающему такие любезности, какими никогда не жаловала меня; я видел это в саду.

А она тебя при этом видела, старина? Скажи-ка мне.

Так же ясно, как я вижу вас сейчас.

Это было явным свидетельством ее любви к вам.

Что это, вы хотите представить меня ослом?

Я вам это докажу логически, сударь, приведя к присяге разум и суждение.

А они уже были присяжными обвинителями, когда еще Ной не был моряком.

Она показывала себя любезной с этим юношей у вас на глазах только чтобы расшевелить вас, чтобы пробудить вашу храбрость соню этакую, чтобы вложить огонь в ваше сердце и жупел в вашу печень. Вам следовало подойти к ней; и несколькими отменными шуточками, огненно-новенькими из-под чекана, вам следовало забить этого юношу так, чтобы он онемел. Вот чего от вас ждали и вот что прозевано: двойную позолоту этого случая вы дали времени смыть, и теперь во мнении моей госпожи вы плывете к северу, где вы и повиснете, как ледяная сосулька на бороде у голландца, если только не искупите этого каким-нибудь похвальным дерзанием храбрости или политики.

Когда на то пошло, так храбрости, потому что политику я ненавижу; для меня быть политиком не лучше, чем быть браунистом.

Ну что ж, тогда построй свое счастье на основе храбрости. Вызови графского юношу на бой, рань его в одиннадцати местах; моя племянница об этом узнает; и поверь, ни один сводник в мире не изобразит так лестно мужчину женщине, как слава храбрости.

Другого пути нет, сэр Эндрю.

Согласен кто-нибудь из вас отнести ему мой вызов?

Где я с вами встречусь?

Мы придем к тебе в cubiculo. <'Спальня' (лат).>Иди.

Вам дорог этот человечек, сэр Тоби?

Это я ему вышел дорог, милый мой: тысячи в две или около того.

Редкостное получится у него письмо. Но ведь вы его не передадите?

Во что бы то ни стадо. А ты любыми способами подстрекни юношу к ответу. Мне думается, их быками и тележными веревками не притянуть друг к другу. Что касается Эндрю, то если вы его вскроете и в печени у него окажется ровно столько крови, чтобы увязнуть блошиной лапке, я берусь съесть всю прочую анатомию.

Да и противник его, этот юноша, на лице своем не носит особых признаков жестокости.

А вот и мой крошечный королек прилетел.

Если вы желаете веселья и хотите нахохотаться до колотья, идемте со мной. Этот простофиля Мальвольо превратился в язычника, в сущего ренегата, потому что ни один христианин, ищущий спасения в правой вере, никогда не уверует в такие невозможные нелепицы. Он в желтых чулках.

И в подвязках накрест?

Самых гнусных; точно учитель из церковной школы. Я кралась за ним, как убийца. Он выполняет все пункты письма, которое я подкинула, чтобы его обмануть: от улыбок на лице у него больше линий, чем на новой карте с добавлением Индий; вы ничего подобного не видели. Меня так и подмывает чем-нибудь швырнуть в него. Я уверена, что госпожа его отколотит; а он будет улыбаться и считать это великой милостью.

Идем, веди нас, веди нас туда, где он.

СЦЕНА 3

Улица.
Входят Себастьян и Антонио.

Я сам бы вас не вздумал беспокоить;
Но, раз уж вам приятен этот труд,
Не стану вас журить.

Я бросить вас не мог: мое желанье,
Острей, чем сталь, меня толкало к вам;
Не только страсть вас видеть (хоть она
Могла б одна на больший путь подвигнуть),
Но и забота о скитаньях ваших
Средь этих мест, которые пришельца,
Без опыта и без друзей, встречают
Подчас неласково; моя любовь,
К тому же подкрепленная боязнью,
Пошла за вами.

Милый мой Антонио,
В ответ могу я лишь сказать спасибо
И вновь спасибо; часто за услуги
Мы платим этой жалкою деньгой;
Но будь кошель мой так же полы, как сердце,
Вы не были б в обиде. Что ж теперь?
Пойдем, посмотрим город?

Я не устал, до ночи далеко;
Я вас прошу, пойдем, утешим взгляд
Прославленною древностью, которой
Гордится этот город.

Вы простите,
Мне здесь по улицам гулять опасно.
Однажды, в столкновенье с графским Флотом,
Я службу сослужил такого рода,
Что, попадись я, мне не отчитаться.

Вы многих перебили у него?

Обида не такой была кровавой,
Хотя и время и природа ссоры
Могли позволить нам кровопролитье.
С тех пор была возможность возместить
То, что мы взяли; так, торговли ради,
Весь город наш и сделал, но не я.
За это, если здесь меня поймают,
Я поплачусь.

Приходится. Вот, сударь, кошелек.
Остановиться нам всего удобней
В предместье, у «Слона». Пойду, условлюсь,
А вы убейте время, насыщая
Ум созерцаньем. Я вас буду ждать.

На что мне кошелек?

Какой-нибудь безделицей, быть может,
Прельститесь вы, а ваших, сударь, средств
Едва ли хватит для пустых закупок.

Я с вами распрощусь на час и буду
Ваш казначей.

СЦЕНА 4

Сад Оливии.
Входят Оливия и Мария.

Он идет, сударыня, но очень странным образом. Он наверное с ума сошел, сударыня.

Как так? Что с ним случилось? Он бушует?

Нет, сударыня, он всего-навсего улыбается; лучше, чтобы при вашей милости был кто-нибудь, если он придет; потому что, ей-ей, человек рехнулся.

Меж нас различия нет,
Когда с веселым сходен грустный бред.

Возвращается Мария с Мальвольо.

Прелестная сударыня, хо-хо!

Ты улыбаешься? А у меня
К тебе весьма серьезные дела.

Серьезные, сударыня? Мне не трудно быть серьезным: от них получается некоторый застой в крови, от этих подвязок накрест. Ну, так что ж? Если это приятно глазам одной, то со мной будет, как в весьма правдивом сонете: «Мил одной, всякой мил».

Как ты себя чувствуешь, любезный? Что это с тобой?

Мысли мои не черны, хоть ноги мои желты. Оно попало к нему в руки, и повеления будут исполнены. Я надеюсь, нам знакома эта нежная римская рука?

Не хочешь ли ты лечь в постель, Мальвольо?

В постель! Да, дорогая, и я приду к тебе.

Помоги тебе господь! Почему ты так улыбаешься и целуешь себе руку так часто?

Как ваше здоровье, Мальвольо?

На ваш вопрос. да, соловьи отвечают галкам!

Почему это вы являетесь перед госпожой с такой смехотворной наглостью?

Что ты хочешь этим сказать, Мальвольо?

«Иные родятся великими. «

«. иные достигают величия. «

Что такое ты говоришь?

«. а иным величие жалуется. «

«. Вспомни, кто хвалил твои желтые чулки. «

«. и желал видеть тебя в подвязках накрест. «

В подвязках накрест!

«. смелей, ты всего достигнешь, если только пожелаешь. «

Это я всего достигну?

«. Если нет, пусть я попрежнему вижу тебя слугой. «

Нет, это самое настоящее сумасшествие.

Сударыня, молодой человек от графа Орсино пришел; я едва уговорил его вернуться; он дожидается распоряжений вашей милости.

Милая Мария, пусть за этим приятелем посмотрят. Где мой дядюшка Тоби? Пусть кто-нибудь из моих людей возьмет его под особое попечение; я бы не пожалела половины моего состояния, лишь бы с ним не случилось беды.

Уходят Оливия и Мария.

Возвращается Мария с сэром Тоби и Фабианом.

Где он тут, во имя всего святого? Хотя бы все дьяволы ада собрались в уменьшенном виде и сам Легион в него вселился, <Намек на евангельский рассказ о бесе, который, будучи изгоняем, воскликнул "имя мне Легион".>я с ним заговорю.

Вот он, вот он! Как вы себя чувствуете, сударь? Как вы себя чувствуете, любезный?

Подите прочь! Я вас увольняю; не мешайте мне наслаждаться уединением; подите прочь!

Слышите, как гулко бес в нем говорит! Разве я не права была? Сэр Тоби, госпожа просит вас позаботиться о нем.

Вы понимаете, что вы говорите?

Видите, как его задевает, когда вы плохо отзываетесь о дьяволе? Не приведи бог, если он околдован!

Снесите его мочу к ворожее.

Завтра же утром, если только буду жива. Моей госпоже не могу сказать, до чего не хотелось бы его лишиться.

Что это вы, сударыня?

Прошу тебя, помолчи; так же нельзя? Разве вы не видите, что это его раздражает? Оставьте нас одних.

Не иначе, как мягкостью; помягче, помягче; бес крут, но не любит крутого обращения.

Ну, как, петушок? Как дела, цыпленочек?

«Идем со мной, Бригитта». Нет, любезный! Величавости не к лицу играть в бирюльки с сатаной. Ну его в петлю, угольщика поганого!

Заставьте его прочесть молитву, дорогой сэр Тоби, заставьте его помолиться.

Нет, положительно, он и слышать не хочет о божественном.

Если бы это сейчас представить на сцене, я бы готов был это осудить как неправдоподобный вымысел.

Он, брат, сам заразился нашей затеей.

Теперь не давайте ему спуску, не то затея выдохнется и пропадет.

Да мы его и в самом деле сведем с ума.

Тем спокойнее будет в доме.

Знаете, мы его посадим в чулан и свяжем. Племянница моя уже уверена, что он сумасшедший; и так мы можем продолжать, себе на забаву, а ему в наказание, пока самая потеха наша, утомившись до одышки, не побудит нас сжалиться над ним, и тогда мы доложим о нашей затее во всеуслышание и увенчаем тебя как опознавательницу умалишенных. Но смотрите, смотрите!

Еще увеселение для майского утра.

Вот вызов, прочтите. Могу поручиться, что он с уксусом и перцем.

Вот он какой острый?

Да, он в этом убедится. Вы только прочтите.

Дай сюда. (Читает) «Юнец, кто бы ты ни был, ты всего-навсего паршивец».

«Не изумляйся и не дивись в душе, почему я тебя так называю, ибо никаких объяснений этого я тебе не дам».

Дельное замечание: это ограждает вас от руки закона.

Весьма кратко и прямо-таки замечательно. бессмысленно.

«. ты меня убьешь, как бродяга и негодяй».

Вы попрежнему держитесь наветренной стороны закона; хорошо.

«Будь здоров; и господь да помилует одну из наших душ! Возможно, что он помилует мою; но я надеюсь на лучшее, и потому берегись. Твой друг, смотря по твоему поведению, и твой заклятый враг,
Эндрю Эгьючийк».

Если это письмо его не расшевелит, так он вообще не способен шевелиться. Я его вручу ему.

У вас к этому будет очень удобный случай: он как раз беседует с госпожой и должен скоро уйти.

Иди, сэр Эндрю, карауль его в углу сада, как сыщик; чуть только завидишь его, обнажай шпагу и, обнажая шпагу, чудовищно ругайся, потому что нередко бывает, что ужасное ругательство, если его резко выкрикнуть хвастливым голосом, дает лучшее представление о мужестве, чем даже на деле это можно доказать. Ступай!

Ну, уж ругаться предоставьте мне!

Возвращается Оливия с Виолой.

Вот он идет с вашей племянницей; побудьте в стороне, пока он не откланяется, и сразу же за ним.

Я тем временем постараюсь придумать какие-нибудь ужасающие выражения для вызова.

Уходят сэр Тоби, Фабиан и Мария.

Я все сказала каменному сердцу,
Всю честь мою доверила ему.
Свою вину я втайне осуждаю,
Но так упряма властная вина,
Что ей не страшен суд.

Во всем напоминает вашу страсть
Скорбь моего владыки.

Вот вам на память; это мой портрет.
Не бойтесь: говорить он не умеет.
И я прошу вас, приходите завтра,
Возможна ль просьба, без ущерба чести,
В которой вам могла б я отказать?

Ведь я же вас прошу любить Орсино.

Прощай, до завтра. Я в обитель ада
За демоном, как ты, спуститься рада.

Уходит.
Возвращаются сэр Тоби и Фабиан.

Милостивый государь, благослови тебя бог.

Какая бы защита при тебе ни была, прибегни к ней. Какого рода оскорбление ты ему нанес, я не знаю, но твой подстерегатель, полный ненависти, кровожадный, как охотник, ожидает тебя в конце сада; распряги свою рапиру, будь поспешен в приготовлениях, ибо твой враг проворен, ловок и смертоносен.

Сударь, вы ошибаетесь; я уверен, что нет человека, который был бы со мною в ссоре; моя память вполне чиста и свободна от какого-либо образа обиды, причиненной кому бы то ни было.

Вы увидите, что это не так, могу вас уверить; поэтому, если вы хоть сколько-нибудь дорожите жизнью, готовьтесь к обороне, ибо ваш противник обладает всем, чем молодость, сила, ловкость и гнев могут наделить человека.

Простите, сударь, кто он такой?

Я вернусь обратно в дом и попрошу у хозяйки какого-нибудь провожатого. Я не боец. Я слышал о такого рода людях, которые нарочно затевают с другими ссору, чтобы испытать их храбрость; по-видимому, это человек с такими замашками.

Это столь же неучтиво, сколь странно. Я вас прошу, окажите мне эту любезную услугу, узнайте у рыцаря, чем я его оскорбил; это могло быть только нечаянно, но никак не умышленно.

Простите, сударь, вы что-нибудь знаете об этом деле?

Я знаю, что рыцарь разъярен против вас вплоть до смертельной решимости, но ничего больше не знаю.

Скажите, пожалуйста, что это за человек?

Если судить о нем по внешности, то он отнюдь не обещает тех чудес, которые вы в нем обнаружите, когда подвергнете испытанию его храбрость. Это, сударь, действительно самый ловкий, кровожадный и роковой противник, которого вы могли бы отыскать где бы то ни было в Иллирии. Угодно вам пройти к нему? Я вас помирю с ним, если удастся.

Уходят.
Возвращается сэр Тоби с сэром Эндрю.

Нет, братец, это сущий дьявол; я в жизни не видал такого амазона. Я с ним сразился разок рапирой, ножнами и всем прочим. Он выпадает с таким смертельным натиском, что это нечто неотвратимое; а при отбое он попадает в вас так же наверняка, как ваши ноги хлопают по земле, по которой они ступают. Говорят, он был фехтовальщиком у персидского шаха.

Вот чорт! Я не хочу с ним связываться.

Да, но только теперь его не унять. Фабиан его там едва удерживает.

Вот дьявол! Если бы я знал, что он храбр и так искусен в фехтовании, я бы скорей дал ему провалиться к чертям, чем вызвать его. Пусть он бросит это дело, и я ему подарю мою лошадь, серого Капилета.

Я ему предложу. Стойте тут и держитесь представительно; все кончится без душегубства. (В сторону) Эге, я поезжу на твоей лошади, как езжу на тебе.

Возвращаются Фабиан и Виола.

Такого же страшного мнения и он о нем; дрожит и бледен, точно за ним медведь гонится.

Ничего, сударь, нельзя поделать: он хочет драться с вами ради данной клятвы; но только он поразмыслил более здраво об этой ссоре и теперь считает, что о ней не стоит и говорить; поэтому обнажите шпагу для поддержания его обета; он заверяет, что он вас не тронет.

Если вы увидите, что он разъярен, отступайте.

Идите, сэр Эндрю, ничего нельзя поделать: этот дворянин желает, ради чести, схватиться с вами один раз; он, по законам дуэли, не может уклониться; но он мне обещал как дворянин и солдат, что он вас не тронет. Вперед, начинайте.

Молю бога, чтобы он сдержал клятву!

Поверьте мне, что это против воли.

Они обнажают шпаги.

Вложите шпагу. Если ваш противник
Вас оскорбил, я за него отвечу;
А если вы обидчик, я вступаюсь.

Вы, сударь? А кто вы такой?

Я человек, который за него
Готов и больше сделать, чем сказал.

Ну что ж, если вы посредник, я к вашим услугам.

Они обнажают шпаги.
Входят пристава.

Сэр Тоби, дорогой, остановитесь! Сюда идут пристава.

Я ваш через минуту.

Прошу вас, сударь, вложите, пожалуйста, вашу шпагу.

Охотно, сударь. А что касается моего обещания, то слово я сдержу; ходит она легко и слушается поводьев.

Вот он. Исполни свою обязанность.

Антонио, я тебя арестую по приказанию графа Орсино.

Вы, сударь, обознались.

Я попрошу у вас часть этих денег.

Какие деньги, сударь?
За ваше доброе ко мне участье
И видя вас притом в такой невзгоде,
Я из моих худых и жалких средств
Ссужу вас, чем могу. Запас мой скромен;
Я с вами поделю мою наличность,
Вот полказны моей.

Вы от меня
Хотите отступиться? Вы забыли
Все, чем я вам помог? Не искушайте
Несчастия; я не хочу быть низким
И вам напоминать, упрека ради,
Мои услуги.

Я таких не знаю;
И вас не знаю, голоса, лица.
Неблагодарность в людях мне противней,
Чем ложь, двуличье, пустословье, пьянство,
Любой порок, чья порча разъедает
Живую нашу кровь.

Дайте мне сказать.
Я мальчика, который здесь стоит,
Из смертной пасти вырвал полумертвым;
Берег его с такой святой любовью;
И образу его, в котором видел
Все, что мы чтим, молиться был готов.

А нам-то что? Нам некогда. Пошли!

Он спятил. Ну его! Идем, идем.

Уходит с приставами.

Он говорил так страстно, что всему,
Конечно, верит. Верить ли ему?
О сбудься, сбудься, мой желанный сон,
Так, чтобы нас, мой брат, мог спутать он!

Поди сюда, рыцарь; поди сюда, Фабиан; перешушукнемся парочкой-другой премудрых изречений.

Трус, убежденный трус, добросовестный!

Ей же ей, пойду за ним еще раз и поколочу его.

Вали! Отдубась его хорошенько, но только шпаги не обнажай.

Пойдем, посмотрим, чем это кончится.

Бьюсь об любой заклад, что все-таки ничего не выйдет.

АКТ IV

СЦЕНА 1

Перед домом Оливии.
Входят Себастьян и Шут.

Вы хотите меня уверить, что я не за вами послан?

Да ну тебя, ты сумасброд какой-то.
Отстань ты от меня!

Отлично разыграно, честное слово! Да, я вас не знаю, и моя госпожа меня за вами не посылала просить вас придти поговорить с ней; и вас зовут не господин Цезарио; и это не мой нос. Все не так, как оно есть.

Прошу тебя, вещай свои безумства
Где хочешь, но не здесь. Мы незнакомы.

Прошу тебя, несносный грек, уйди.
Вот деньги, на; а будешь тут торчать,
Я хуже отплачу.

Скажу по чести, у тебя щедрая рука. Умные люди, которые дают деньги дуракам, приобретают добрую славу, если хорошо платят.

Входят сэр Эндрю, сэр Тоби и Фабиан.

Ага, сударь, опять я вас вижу! Вот вам!

А вот тебе, и вот, и вот!
Иль все сошли с ума?

Стойте, сударь, или я закину вашу шпагу за крышу!

Об этом я немедленно доложу госпоже. Ни с одним из вас я бы и за два пенса не поменялся шкурой.

Ну-ка, сударь, стойте!

Нет, оставьте его. Я его другим путем обработаю. Я его привлеку к суду за побои, если в Иллирии есть закон; хоть я и первый его ударил, но это все равно.

Нет, сударь, я вас не пущу. Вы, мой юный воитель, спрячьте ваше железо; уж больно вы остервенели. Ну!

Не дамся я тебе. Так; что теперь?
Проваливай, или берись за шпагу.

Что, что? Ну, нет, тогда я должен раздобыть унцию-другую этой вашей прыткой крови.

Стой, Тоби! Я приказываю, стой!

Уходят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.

Прошу тебя, друг милый,
Пусть разум твой, не страсть, творит свой суд
Над этим грубым и шальным вторженьем
В твое спокойствие. Пойдем ко мне.
Когда услышишь, сколько этот неуч
Настряпал глупых выходок, ты этой
Сам улыбнешься. Я прошу, пойдем.
Не откажи. Противный человек!
Грозя тебе, он сердце мне рассек.

Пойдем, прошу, доверься мне во всем.

Пусть будет так. Идем!

СЦЕНА 2

Дом Оливии.
Входят Мария и Шут.

Вот, пожалуйста, надень эту рясу и эту бороду; пусть он поверит, что ты сэр Топас, священник; и поторопись; а я тем временем схожу за сэром Тоби.

Входят сэр Тоби и Мария.

Благослови тебя Юпитер, господин поп.

Поговори с ним, сэр Топас.

Эй, как вас там! Мир сей темнице!

Хорошо каналья прикидывается! Отличный каналья.

Сэр Топас, священник, пришедший посетить Мальвольо, безумца.

Сэр Топас, сэр Топас, добрый сэр Топас, сходите к моей госпоже.

Изыди, непомерный бес! Как ты терзаешь этого человека! Ты только и говоришь, что о госпожах?

Хорошо сказано, господин поп.

Сэр Топас, ни с кем в мире так не обращались; добрый сэр Топас, вы не думайте, что я сумасшедший; они заперли меня здесь в отвратительной темноте.

Как в аду, сэр Топас.

Помилуй, да здесь окна Фонарями, прозрачные, как ставни, а верхний свет на северо-юг лучезарен, как черное дерево; и ты жалуешься на запирательство?

Каково мнение Пифагора относительно дичи?

Что душа нашей бабки может обитать в птице.

Что ты мыслишь об его мнении?

Я мыслю о душе благородно и никоим образом не одобряю его мнения.

Сэр Топас, сэр Топас!

Отменнейший сэр Топас!

А ведь я на все руки.

Ты мог все это проделать без бороды и рясы; он тебя не видит.

Поговори с ним обычным твоим голосом и приди мне сказать, как ты его нашел; мне бы хотелось покончить с этой затеей. Если его можно пристойным образом освободить, то лучше так и сделать; я сейчас в таких неладах с моей племянницей, что не мог бы без опасности для себя довести игру до конца. Приходи скорей ко мне в комнату.

Уходят сэр Тоби и Мария.

«Эй, Робин, милый Робин,
Как милая твоя?»

«Она со мной нехороша».

«Ей мил другой. »
Кто зовет, эй?

Добрый шут, если ты хочешь сослужить мне службу, раздобудь мне свечу, перо, чернил и бумаги; даю тебе слово дворянина, я век тебе буду благодарен.

Ах, сударь, как это вы решились ваших пяти разумов?

Шут, никого в мире не обижали так жестоко. Я так же в своем уме, шут, как и ты.

Только так же? Тогда вы действительно безумны, если вы не больше в уме, чем дурак.

Они тут завладели мной, держат меня впотьмах, подсылают ко мне священников, ослов и делают все, что могут, чтобы своей наглостью свести меня с ума.

Шут, шут, шут, послушай.

Ах, сударь, успокоитесь. Что вы сказали, сударь? Мне попадает за то, что я с вами разговариваю.

Добрый шут, раздобудь мне огня и бумаги; я говорю тебе, я так же в своем уме, как всякий другой в Иллирии.

Ах, когда бы так, сударь!

Клянусь этой рукой, что да! Добрый шут, чернил, бумаги и огня; и отнеси то, что я напишу, госпоже; ты на этом заработаешь, как ни на одном другом письме.

Я вам раздобуду. Но скажите мне правду: вы действительно сумасшедший или только прикидываетесь?

Поверь мне, я не сумасшедший. Я тебе говорю правду.

Нет, я никогда не поверю сумасшедшему, пока не увижу его мозгов. Я вам принесу огня, и бумаги, и чернил.

Шут, я это возмещу в наивысшей мере. Прошу тебя, сходи.

«Я помчусь
И вернусь
Сюда же к вам сейчас,
Прытче всех,
Как старинный Грех*,
Чтоб устроить вас.
Он с тесовым мечом
Разъяренным смерчом
Налетает на беса:
Ахти, охти,
Рубит когти.
Будь здоров, повеса».

СЦЕНА 3

Сад Оливии.
Входит Себастьян.

Вот воздух, вот торжественное солнце
И вот ее подарок, этот жемчуг,
Здесь, наяву. Хоть я окутан чудом,
Безумия в нем нет. Но где Антонио?
Я у «Слона» его не обнаружил;
Но он там был и, говорят, пошел
Меня разыскивать. Его совет
Мне сослужил бы золотую службу.
Хотя моя душа и спорит с чувством
И здесь ошибка в чем-то, а не бред,
Но этот случай, эти волны счастья
Настолько превосходят все примеры,
Что я готов не верить ни глазам
Ни разуму, который что угодно
Докажет мне, но не мое безумье.
Или она безумна? Но тогда
Она бы не могла вести свой дом,
Решать дела, давать распоряженья
Так ровно, рассудительно и твердо,
Как это я видал. Здесь что-то есть
Неверное. Но вот идет она.

Входят Оливия и Священник.

Не осуди мою поспешность. Хочешь,
Пойдем со мной и со святым отцом
В часовню рядом; там, в священной сени,
Ты, перед ним, дай мне обет великий
Твоей любви, чтобы моя не в меру
Ревнивая и робкая душа
Была спокойна. Это будет тайной,
Пока ты сам не остановишь время,
Когда мы совершим обряд венчанья,
Как требует мой сан. Что ты мне скажешь?

Пусть нас ведет ваш добрый человек;
Я клятву дам, и дам ее навек.

Тогда идем, отец; пусть ярким светом
Сияет небо над моим обетом.

АКТ V

СЦЕНА 1

Перед домом Оливии.
Входят Шут и Фабиан.

Послушай, если ты меня любишь, покажи мне его письмо.

А вы, добрейший господин Фабиан, исполните мне другую просьбу.

Не требуйте, чтобы я вам показывал это письмо.

Это называется подарить собаку и в награду требовать собаку обратно.

Входят Герцог, Виола, Курио и вельможи.

Вы что, друзья мои, принадлежите к дому госпожи Оливии?

Да, сударь; ее причиндалы.

Тебя я знаю хорошо. Как поживаешь, приятель?

Да что, сударь, с врагами хорошо, с друзьями плохо.

Как раз наоборот: с друзьями хорошо.

Нет, сударь, с ними-то и плохо.

А ведь это отлично.

Нет, сударь, скажу по чести, хоть вам и угодно быть из моих друзей.

Но со мной тебе не должно быть плохо. Вот золотой.

Сударь, не будет двоедушием, если вы удвоите ваше великодушие.

О, ты подаешь мне дурной совет.

Спрячьте на этот раз вашу совесть в карман, сударь, и пусть ваша плоть и кровь последуют совету.

Так и быть, возьму на себя грех двоедушия; вот тебе другой.

Больше денег ты у меня, пока что, не вышутишь; если ты доложишь своей госпоже, что я пришел поговорить с ней, и приведешь ее с собой, то это могло бы опять разбудить мою щедрость.

Извольте, сударь, побаюкайте вашу щедрость, пока я не вернусь; я иду, сударь; но только вы не подумайте, что мое желание получить есть грех любостяжания. Итак, сударь, пусть ваша щедрость, как вы говорите, соснет маленечко; я ее сейчас разбужу.

Вот человек, который спас меня.

Входят Антонио и пристава.

Его лицо я помню хорошо,
Хотя последний раз он был измазан
И черен, как Вулкан в дыму войны;
Он капитаном был на жалком судне,
Ничтожнейших размеров и осадки,
И с ним он так отчаянно вцепился
В прекраснейший из наших кораблей,
Что даже зависть и язык потери
Ему воздали честь и славу. Что с ним?

Орсино, вот Антонио, тот самый,
Что «Феникса» отбил с кандийским грузом,
И он же «Тигра» взял на абордаж,
Когда племянник ваш ноги лишился;
Здесь, в улице, забыв и стыд и право,
Он дрался в поединке и захвачен.

Он за меня вступился, государь;
Но под конец заговорил так странно,
Что речь его могла быть только бредом.

Прославленный пират, морской разбойник!
Как ты отважился явиться к тем,
Кого ты превратил, ценою крови,
В своих врагов?

Орсино, государь,
Позвольте мне отбросить эти званья:
Я не пират и не морской разбойник,
Хотя, не спорю, мы враги с Орсино.
А приведен сюда я колдовством:
Он, этот вот неблагодарный мальчик,
Из пенной пасти яростного моря
Был мной спасен; он погибал совсем;
Я жизнь ему вернул и к ней прибавил
Мою любовь, без меры и предела,
Всю посвятив ему; его же ради,
Из-за любви единой, я вступил
В опасный и враждебный этот город;
В его защиту обнажил оружье;
Когда меня схватили, он, коварный,
Не захотев делить со мной опасность,
Стал отрицать в глаза знакомство наше
И для меня далеким стал мгновенно
На двадцать лет; не отдал кошелька,
Которым я за полчаса пред этим
Ссудил его.

Как это может быть?

Когда, скажи, он прибыл в этот город?

Сегодня, государь; а перед тем
Три месяца подряд, без перерыва,
Мы день и ночь с ним были неразлучны.

Входят Оливия и приближенные.

Все так же
Безжалостна?

Все так же постоянна.

В чем? В хладности? Жестокое созданье,
У чьих неблагодарных алтарей
Моя душа покорно возносила
Священнейшие жертвы! Что мне делать?

Все, государь, что вам угодно будет.

А я, чтоб только успокоить вас,
Готов, рад, счастлив умереть сто раз.

За тем,
Кто мне дороже глаз и жизни бренной,
Дороже, чем все женщины вселенной.
Когда я лгу, то пусть падет в крови,
О судьи неба, клеветник любви!

О, как чудовищно! Какой обман!

Кто обманул вас? Кто обидел вас?

Уходит один из слуг.

Куда? Цезарио, супруг, постой!

Супруг. Пусть сам он даст ответ.

Я, государь мой? Нет.

Союз нерасторгаемой любви,
Отмеченный соединеньем рук,
Запечатленный поцелуем уст
И спаянный обменом ваших колец;
Причем обряд святого договора
Свидетельством моим скреплен как должно.
С тех пор, мне говорят часы, к могиле
Я шел лишь два часа.

Притворливый щенок! Каким ты станешь,
Когда в шерсти проступит седина?
Или, быть может, умножая ложь,
Ты сам себя подножкой скувырнешь?
Прощай, бери ее; но чтоб вовек
Ты моего пути не пересек!

Здесь клятвы неуместны!
Должны и трусы быть хоть каплю честны.

Ради бога, лекаря! И к сэру Тоби немедленно лекаря пошлите.

Он проломил мне голову, да и сэру Тоби башку размозжил. Ради бога, окажите помощь! Я бы сорок фунтов отдал, только бы сейчас быть дома.

Кто это сделал, сэр Эндрю?

Графский дворянин, некий Цезарио. Мы думали, он трус, а это сам дьявол во плоти.

Мой дворянин, Цезарио?

Боженьки милостивые, он тут! Вы ни за что ни про что проломили мне голову, а что я сделал, так это меня сэр Тоби подстрекнул.

Причем тут я? Я в жизни вас не трогал.
Вы беспричинно обнажили шпагу,
Но я склонил вас к миру, вас не тронув.

Если размозжить башку значит тронуть, так вы меня тронули; вы, я вижу, ни во что не ставите размозженную башку.

Входят сэр Тоби и Шут.

Вот и сэр Тоби ковыляет; он вам тоже расскажет; не будь он и подвыпитье, он бы вас пощекотал не этаким манером.

Ну что, кавалер, как дела?

Ax, сэр Тоби, он пьян вот уже больше часу; у него глаза закатились в восемь утра.

В таком случае он скот и неприличная личность. Ненавижу пьяных скотов.

Уберите его! Кто это их так искромсал?

Вы поможете? Этакая ослиная голова, и дурачина, и жулик, сухопарый жулик, фефела!

Он должен лечь, и пусть посмотрят рану.

Уходят Шут, Фабиан, сэр Тоби
и сэр Эндрю.

Я очень огорчен, что мною ранен
Ваш родственник; но будь он даже брат мой,
Я был бы вынужден к такой защите.
Вы на меня глядите странным взглядом;
Я понимаю, вы оскорблены.
Простите мне, любимая, хотя бы
Во имя наших столь недавних клятв.

Антонио, мой дорогой Антонио!
Каким терзаньем был мне каждый час,
С тех пор как мы расстались!

Но как же так могли вы разделиться?
Две половинки яблока не сходней,
Чем эти двое. Кто же Себастьян?

Не я же это? У меня нет братьев;
И нет во мне божественного свойства
Быть здесь и всюду. А мою сестру
Слепые волны моря поглотили.
Вы мне не родственник? Как ваше имя?
Откуда родом вы?

Я мессалинец;
Отец мой назывался Себастьяном,
И брат мой был такой вот Себастьян,
В таком вот платье лег в свой влажный гроб;
И если духи могут воплощаться,
Вы нас пришли пугать.

У моего отца над бровью было
Родимое пятно.

Мой был с таким же.

Он умер в день, когда тринадцать лет
Прошло со дня рождения Виолы.

О, эту память я храню живой!
Да, он свершил свое земное дело,
Когда сестре тринадцать стало лет.

Хотя нам нет других помех для счастья,
Чем этот мой чужой мужской наряд,
Не обнимай меня, не убедясь
Сличеньем обстоятельств, мест и сроков,
Что я Виола; чтобы все проверить,
Здесь к одному мы сходим капитану;
Там и моя одежда; он помог
Мне поступить на герцогскою службу.
А после этого вся жизнь моя
Прошла меж государем и графиней.

Так значит, вы ошиблись, госпожа;
Но вас природа направляла верно.
Вы с девушкой хотели обручиться
И в этом не обмануты, клянусь:
Тот, с кем вы обручились, тоже девствен.

Вы смущены? Он благороден кровью.
Раз это так и зеркало правдиво,
То есть и мне в крушенье этом доля.
(Виоле)
Мой мальчик, ты твердил мне сотни раз,
Что я всех женщин для тебя дороже.

И эти речи повторю под клятвой,
И эти клятвы сохраню в душе,
Как эта твердь хранит огонь, которым
День отличен от ночи.

Дай мне руку;
И покажись в своем девичьем платье.

Его хранит тот капитан, с которым
Мы вышли на берег; но он сейчас
Сидит в тюрьме, по жалобе Мальвольо,
Того, что служит в свите у графини.

Возвращаются Шут с письмом и Фабиан.

В таком расстройстве мыслей я сама,
Что и забыла про его безумье.
Как он, скажи?

Вскрой его и прочти.

Так смотрите же, поучайтесь, когда дурак вещает от имени сумасшедшего. (Читает) «Видит бог, сударыня. «

Что такое? Ты с ума сошел?

Нет, сударыня, я только читаю сумасшедшее; если вашей милости угодно, чтобы оно получилось в надлежащем виде, вы должны дозволить глас велий.

Прошу, тебя, читай как следует.

Я так и делаю, сударыня; чтобы читать его как следует, надо читать так; поэтому склоните слух, принцесса.

«Видит бог, сударыня, вы меня обижаете, и мир это узнает. Хоть вы и ввергли меня во тьму и дали вашему пьяному дядюшке надо мной господствовать, я все-таки владею моими чувствами не хуже, чем ваша милость. При мне ваше собственноручное письмо, побудившее меня принять ту внешность, которую я усвоил; каковое, я не сомневаюсь, докажет полную мою правоту, а вам доставит полный позор. Думайте обо мне, что угодно. Выражениями преданности я несколько пренебрегаю и говорю как оскорбленный.
Безумно притесняемый Мальвольо.»

Безумья здесь немного.

Фабиан,
Освободи его; доставь сюда.

Мой герцог, если вы согласны видеть
Во мне свою сестру, а не супругу,
Пусть тот же день венчает два союза
Здесь, в этом доме, у меня в гостях.

Я отвечаю радостным согласьем.
(Виоле)
А вы свободны; за былую службу,
В таком разладе с женскою природой,
В противоречье с нежным воспитаньем,
За то, что я вам долго был хозяин,
Вот вам моя рука, чтоб быть хозяйкой
Хозяину.

Возвращается Фабиан с Мальвольо.

Да, он самый. Что, Мальвольо?

Сударыня, я вами оскорблен,
Я оскорблен жестоко.

Увы, Мальвольо, почерк здесь не мой,
Хотя, должна сознаться, сходства много.
Вне всяких споров, то рука Марии.
Я вспоминаю: о твоем безумье
Сказала мне она; и ты явился
С улыбкой и в том виде, как в письме
Здесь сказано. Прошу тебя, сдержись.
С тобой сыграли очень злую шутку;
Но мы найдем виновных, и ты будешь
Истцом и судией в твоем же деле.

Сударыня, дозвольте мне сказать,
И пусть вражда и будущие распри
Не омрачат торжественного часа,
Который здесь настал. В такой надежде,
Я смело сознаюсь, что я и Тоби
Подстроили Мальвольо эту штуку,
В виду его дурных и неучтивых
Поступков против нас. Письмо писала
Мария, под давленьем сэра Тоби,
За что в награду он на ней женился.
Но так как наша злость была веселой,
То здесь скорей уместен смех, чем месть,
К тому же если справедливо взвесить
Взаимные обиды.

Ах, бедный, как с тобою обошлись!

Что ж, «иные родятся великими, иные достигают величия, а иным величие швыряется». Я тоже, сударь, участвовал в этой интерлюдии, в качестве сэра Топаса, сударь; но это все едино. «Ей-богу, шут, я не сумасшедший». Помните? «Сударыня, что вы находите смешного в этом безмозглом мерзавце? Если вы сами не улыбаетесь, у него и рот заклепан». Так-то коловращение времени несет с собой возмездие.

Я отомщу еще всей вашей шайке.

Ему большую нанесли обиду.

Уходят все, кроме Шута.

«Когда я ростом да был еще с вершок,
Тут как раз и ветер и дождь,
Я все дурил, как только мог,
А ведь дождь, он хлещет каждый день.

Когда достиг я зрелых лет,
Тут и т. д.
От плута прятался сосед,
А ведь и т. д.

Когда я стал убог и стар,
Тут и т. д.
От пива в голове угар,
А ведь и т. д.

Наш мир начался давным-давно,
Тут и т. д.
Но все равно, раз вам смешно,
Мы хотим смешить вас каждый день».

ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ, ИЛИ ЧТО УГОДНО

Датировка и первые представления. Датировка пьесы не представляет особых затруднений. В списке Миреса 1598 г. комедия не упоминается. С другой стороны, по сообщению сэра Джона Меннингема, члена юридической коллегии Миддль-Темпля (Лондон), 2 февраля 1602 г. в Миддль-Темпле была поставлена комедия под заглавием «Двенадцатая ночь, или Что угодно». По всей вероятности, пьеса возникла в 1600 г.
Кроме упомянутой постановки, пьеса шла при дворе в 1618 г. и затем снова, под заглавием «Мальвольо», в 1623 г. Популярность ее подтверждается похвалами, расточаемыми ей еще в 1640 г. Диггесом, который особенно отмечает сцены с участием Мальвольо.

Время действия. События пьесы развертываются на протяжении трех дней,

День 1-й: акт I, сцены 1-3.

День 2-й: акт I, сцены 4-5; акт II, сцены 1-3.
День 3-й: акт II, сцены 4-5; акт III; акт IV; акт V

ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ ПЬЕСЫ

37. И печень, мозг и сердце. Вероятно, отражение старинной схемы Платона, где эти органы изображаются обиталищами души.

56. Представь меня как евнуха ему. В дальнейшем строки эти не получают никакого резонанса. К Виоле-Цезарио все относятся как к мужчине.

76. Крепкое канарское вино (с Канарских островов) очень ценилось в Англии.

9. По учению древних философов, мир состоит из четырех стихий: земли, воды, воздуха и огня.

84-83. Громыхать, как медники. Странствующие медники, иди лудильщики, пользовались в эпоху Шекспира очень дурной славой. Их считали бродягами, пьяницами и ворами.

20. форель, которую ловят щекоткой. Этот своеобразный способ ловить форель описывается в книге Когена «Убежище здоровья» (1395).

55. Крессида была попрошайка. Боги покарали Крессиду за ее измену Троилу тем, что обрекли ее на нищету.

106-107. Мой слух охотнее пленится ею, чем музыкою сфер. По представлению древних, мир состоял из ряда движущихся хрустальных сфер с вправленными в них звездами, которые вращались внутри охватывающей мир сферы неподвижных звезд. При вращении сферы эти издавали якобы музыкальные тона, сочетающиеся в гармонию, слышимую лишь избранниками.

72-75. От улыбок налицо у него больше линий, чем на новой карте с добавлением Индий. Географическая карта с впервые нанесенными на нее обеими Индиями незадолго перед тем была напечатана в Англии.

54-52. Вся эта тирада шута является пародией на средневековые рассуждения о мистическом значении разных чисел; например, «пять» знаменует: пять ран Христовых, пять чувств, пять церковных заповедей и т. д.

Источник