Двое на качелях пьеса о чем
«Двое на качелях». Осторожно, fragile!
Рецензии на спектакли >>
То назад, то вперед, то в прошлое, то в будущее, то к бывшей возлюбленной, то к настоящей – на таком аттракционе предлагает прокатиться по своей жизни главный герой пьесы Уильяма Гибсона. Неопределенность выбора, неспособность принять решение, неуверенность в своих желаниях – вот в чем причины драмы Джерри и Гитель. Однако для меня спектакль Елены Ненашевой, премьера которого состоялась 02 апреля на сцене «Дома Высоцкого на Таганке», открыл совершенно другой образ качелей в этой истории – качелей как возможности недолгого, но такого сладкого ощущения полета, от которого захватывает дыхание и приятно кружится голова, который дарит счастье и радость, однако таит в себе опасность упасть и больно удариться, что и происходит с главной героиней.
Безусловно, всю тонкость и напряженность отношений между героями невозможно было бы ощутить без образов, созданных талантливыми молодыми актерами Риной Гришиной и Сергеем Петровым. Глядя в их глаза, наполненные то радостью, то волнением, невозможно представить, что за пределами сцены их ждет другая жизнь, совершенно не связанная с переживаниями Гитель и Джерри.
Сюжет пьесы “Двое на качелях” сложно назвать оригинальным и выделяющимся на фоне сотни других романтических произведений, однако после спектакля Елены Ненашевой еще долго не покидают смешанные чувства, преобладает среди которых удивление. Удивление от того, как трогательно, искренне, небанально и непошло может быть показана такая простая в общем история любви.
«Двое на качелях»: содержание произведения Гибсона
Сейчас чрезвычайно популярен Уильям Гибсон – родоначальник такого литературного направления, как киберпанк. У него есть тезка – Уильям Гибсон, драматург-долгожитель (когда он умер, ему шел 95-й год). Так вот, настоящая статья посвящена не первому Гибсону, а второму. В фокусе внимания – «Двое на качелях» (краткое содержание пьесы).
Джерри и Гитель
Примечательно, что в начале пьесы ни у кого из героев нет денег. Джерри недавно приехал и не нашел пока работы. Кроме того, чтобы практиковать в другом штате, нужно сдать экзамен. А Гитель, в принципе, не слишком успешна в поисках высокооплачиваемой работы, т. е. она занята, но денег ей катастрофически не хватает. Это важный момент для понимания пьесы «Двое на качелях». Краткое содержание внешнего и внутреннего мира героев именно таково.
Любовь на троих
История начинается в сентябре и длится примерно 8 месяцев. Все стартует с того, что Джерри набирает номер Гитель и под разными предлогами напрашивается к ней в гости. Как нетрудно догадаться, ему очень одиноко. И он считает, что от одиночества его может спасти только женское общество.
Герои ведут иногда скучные, а временами остроумные разговоры, но цель у них – показать товар лицом, т.е. предстать перед другим человеком в наиболее выгодном свете. При этом Гитель ведет себя независимо и свободно, а Джерри будто бы выпрашивает у нее близость. Девушка сообщает ему, что не стала бы с ним спать в первый же вечер, даже если бы он был Иисусом Христом.
Проходит еще какое-то время в разговорах героев. Джерри покидает девушку и идет шататься по ночному городу. Так или иначе, герой возвращается к себе домой. Уже очень поздно (или очень рано), и, несмотря на это, он звонит Гитель. Она не сразу поднимает трубку, но все-таки отвечает ему. В процессе обмена колкостями и любезностями героев по телефону между ними возникает контакт и симпатия. Такая завязка у пьесы Уильяма Гибсона «Двое на качелях». Краткое содержание, не останавливаясь, спешит вперед, к апогею повествования.
В следующем действии уже немного другая картина происходящего: Джерри и Гитель образовали пару, живут у него. Оба героя нашли работу, конечно, не предел мечтаний, но все же. Гитель готовит обед и буквально умоляет Джерри поговорить с бывшей женой (хотя юридически они еще не развелись), которая названивает ему из Небраски. Телефон периодически издает звуки, но Джерри его намеренно игнорирует, потом не выдерживает и берет трубку. Это его жена из Омахи. Он с ней долго припирается, потом в отчаянии кричит: «Перестань же держать рукой мое сердце!» Гитель как будто бьют током, и она спрашивает: «А я не держу рукой твое сердце?!» Это чрезвычайно эмоциональный момент пьесы «Двое на качелях». Краткое содержание также дает некоторое представление о взрыве чувств, произошедшем между героями. Джерри и Гитель ссорятся, затем мирятся, но их союз уже треснул и стал расходиться по швам.
События развиваются далее. Джерри сомневается, стоит ли ему оседать в Нью-Йорке. Поэтому он не спешит сдавать экзамен по праву, который дает лицензию на практику в этом штате. Гитель начинает нервничать. И для этого есть основания: на междугородние разговоры каждый месяц уходит уйма денег. Она предъявляет своему возлюбленному законные претензии. Он же честно говорит, что не знает, как ему поступить: то ли оставаться здесь (в Нью-Йорке), то ли возвращаться в Омаху, где налажены трудовые связи, где все просто и понятно. Гитель становится ясно, что он все еще любит свою жену. В разгар ссоры у нее открывается язва. Это позволяет ей выиграть еще какое-то время и отсрочить расставание с любимым.
Конечно, иногда экзальтированные диалоги героев могут немного раздражать читателя своей эмоциональностью, но нельзя не признать, что мастерски показывает постепенное крушение отношений Уильям Гибсон. «Двое на качелях» в этом отношении – замечательная пьеса.
Время бежит, забыв про тормоза. Следующая картина: заботливый Джерри и больная Гитель. Он все-таки остался. И более того, он еще вскоре получит право юридической практики в этом штате. Таким образом он показывает девушке, с которой живет, что у них все всерьез и надолго. Но Гитель все равно сомневается, она думает, Джерри с ней только потому, что она больна, и он ей нужен. У Джерри какие-то неизжитые комплексы или он просто очень совестливый человек.
В следующей картине герои уже собираются переезжать из жилища Джерри в квартиру Гитель. Героиня говорит своему возлюбленному, что пора бы сделать окончательный выбор и, может быть, жениться на ней, снять общую квартиру. Джерри никак не реагирует на это. И тут Гитель находит письмо, которое Джерри, судя по дате, получил еще несколько месяцев назад, и оказывается, что он и его бывшая жена развелись юридически. Гитель устраивает еще один (последний) скандал.
Пьесу «Двое на качелях» автор (Гибсон Уильям) заканчивает телефонным разговором между героями, в котором они миролюбиво, даже с некоторой пронзительной нежностью, прощаются друг с другом. Джерри возвращается к жене.
Идейное наполнение пьесы «Двое на качелях»
Создал Уильям Гибсон «Двое на качелях». Обсуждение героями своих взаимоотношений занимает в произведении центральное место. Но их разговоры между собой не могут скрыть того, что пьеса У. Гибсона, прежде всего, об одиночестве. Герои были одиноки и несчастны, когда познакомились, таковыми они остаются и в финале пьесы. Ничего не меняется, и надежды на спасение нет. Даже Джерри, который возвращается к жене, скорее всего, пройдет все по тому же кругу несчастья и снова окажется в Нью-Йорке или другом городе США. Его туда опять приведут поиски утешения.
Смысл названия пьесы
Все оттого, что разговоры героев похожи на качели – то вверх, то вниз. Возникают их отношения, будто бы из воздуха, из ничего. Особенно это заметно по первым диалогам. Персонажи не знают, о чем им говорить, поэтому рассуждают обо всем на свете, только бы продолжить это покачивание – то вверх, то вниз. В пьесе их всего двое.
Двое на качелях пьеса о чем
Русская вокальная традиция обязана человеческой речи, а западноевропейская — инструментальной музыке. Иными словами, когда в России поют, то берут за основу стих, его содержание и смысл, а по ту сторону границы, напевая что-либо, имеют в виду прежде всего красоту звука и мелодическую форму. В этом основное отличие двух культур. Поэтому, когда вы слышите российскую рок-группу, вы не сможете получить наслаждение, если не понимаете текста, а западный коллектив покоряет публику без перевода.
Справедливо и обратное. Когда житель России получает на руки перевод понравившейся ему западной песни, он часто сникает и теряет к ней интерес. Например, невозможно наслаждаться ранними альбомами Битлз, зная английский язык. Так они теряют половину своего очарования. Сам легендарный Джон Леннон говорил, что в начальный период ему было наплевать на содержание песен. Главное было просто петь.
С этой точки зрения спектакль «Двое на качелях» по произведению Уильяма Гибсона, поставленный Галиной Волчек в театре «Современник», является исключительно западным. Это довольно изящный по форме рассказ ни о чем. Любой русский драматург на подобную пьесу не стал бы тратить и одного рабочего дня своего времени. Зачем писать о том, что совершенно ничего не значит? В чем смысл? Ни в чем. Его здесь не нужно искать. Так западный писатель рассказывает нам о западной культуре западным языком. Это просто красиво. Вроде представления «Цирк Дю Солей». Смотришь, как замечательно фигуры перемещаются между светом и тенью, и тебе хорошо. Правда, по окончании выходишь на улицу и спрашиваешь себя: что хотел сказать режиссер? И недоумеваешь. Между тем, у режиссера не было цели тебя в чем-то убедить. Высказать какую-то мораль. Он служитель культа красоты. В этом его функция. Красота для него лишь форма.
Для жителя России красота прежде всего в содержании, в морали. Западный образ жизни мы впитываем нехотя и медленно. Психика сопротивляется. Для человека верящего в правду, в истину, в смысл жизни, искусство имеет культовый характер. Наш зритель предполагает: если человек вышел на сцену, ему определенно есть, что сказать. Создатели спектакля «Двое на качелях» ничего не говорят нам. Встретились два человека в Нью-Йорке, поболтали, немного полюбили друг друга, а потом легко разошлись. Эдакие театральные обои. Довольно симпатичные, но…
Но сходить на это представление будет интересно в любом случае. Во-первых, оно профессионально сделано. Замечательно оформлена сцена. Художник довольно тонко подошел к реализации идеи. Всю сцену пронизывают легковесные, конструкции, которые всем своим видом намекают на то, что зрителю будут показаны такие же «легкие» страсти и чувства. Декорации здесь как часть содержания. Превосходная работа сценографа Павла Каплевича.
Во-вторых, прекрасно подобраны актеры. Одну из главных ролей играет Чулпан Хаматова. Она в рекламе не нуждается. Прекрасно и музыкальное оформление, которым занималась Софья Кругликова. Правда, когда на сцене начинает звучать американская эстрадная классика, ловишь себя на мысли, что в ней гораздо больше страсти, чем в самой пьесе.
Первая премьера спектакля «Двое на качелях» состоялась в Москве в 1962 году. С разными актерскими составами он очень долго шел на сцене «Современника». Когда его решили восстановить, выяснилось, что нет ни одной видео-записи или кинопленки. В архивах сохранилась лишь пачка черно-белых фотографий. Поэтому нынешняя версия создавалась, что называется, «с нуля». Так что, если вы вдруг видели старую постановку, вам будет интересно сравнить ее с новой.
Наслаждаясь спектаклем, вы наверняка отметите ту разницу между культурами, которую он демонстрирует. Вы почувствуете, как в отличии от наших режиссеров, буквально цепляющихся за смысл каждой фразы, западный автор легко идет вперед к ничему не значащему финалу, подчиняясь заранее заданной форме. С этой точки зрения спектакль имеет двойную ценность. Он словно позволяет российским зрителям заглянуть за границу. Как бы двойственно это не звучало.
«Двое на качелях» в «Современнике»: три часа про одиночество
Московский театр «Современник», который сейчас гастролирует в Казани, показал накануне публике некогда культовую драму «Двое на качелях» с участием Чулпан Хаматовой и Кирилла Сафонова. На спектакле побывала корреспондент «Реального времени».
Номинант на «Оскар»
Уильям Гибсон, драматург, романист и поэт, проживший длинную жизнь (он скончался в возрасте 94 лет), в чьих жилах текла французская, немецкая, ирландская, голландская и даже русская кровь, написал «Двое на качелях» в 1958 году. Пьеса сразу же стала популярной, разлетелась по миру и очень активно ставилась в тогдашнем СССР.
Впрочем, ее судьба в Америке также была удачной: вслед за сценическими воплощениями в 1962 году последовала экранизация с Робертом Митчелом и Ширли Маклейн, фильм даже претендовал на «Оскар» в двух номинациях.
В советских театрах пьесу, скорее всего, полюбили за отсутствие давящей идеологии, героев Гибсона, прежде всего, связывают чувства, они словно вырваны из социума, неважно, в каком городе и даже стране они живут – драматург описал историю человеческую, она могла произойти где угодно. В советском театре подобное было редкостью.
Симпатии режиссеров можно объяснить еще и тем, что «Двое на качелях» – это так называемая пьеса «на двоих», жанр, рожденный в прошлом веке и очень популярный тогда. В нем максимально можно раскрыть актера. Наконец, «Двое на качелях» не требует сложной сценографии.
В «Современнике» Галина Волчек уже однажды ставила «Двое на качелях», театралы помнят прекрасные работы Татьяны Лавровой, Лилии Толмачевой, Михаила Козакова. И вот – новый вариант спектакля в новые времена. Сейчас спектакль по пьесе Гибсона ставить труднее: в пьесе мало событий, вся она построена на диалогах, это явно не экшн, и удержать внимание уже избалованных зрителей сложно.
«Двое на качелях» — это так называемая пьеса «на двоих», жанр, рожденный в прошлом веке
«Ты держишь рукой мое сердце!»
«Двое на качелях» образца 2016 года в «Современнике» не возрождение старого спектакля, а новая постановка. Галина Волчек работает с двумя медийными лицами – Чулпан Хаматовой и Кириллом Сафоновым. Режиссер на этот раз ставит спектакль не столько о любви, сколько о тотальном одиночестве.
Роман героев начинается от страха одиночества, и завершается он тем же. В радужные надежды Джерри (Кирилл Сафонов) начать новую жизнь с прежней женой Тесс как-то не очень верится.
Сценография (автор Павел Каплевич) выполнена в стиле хай-тек, где кислотного цвета неоновые трубы, признак мегаполиса, обрамляют две неуютные, какие-то необжитые комнаты главных героев. Нью-Йорк это или нет, в принципе, не так уж и важно. О Нью-Йорке напоминает только одна необязательная фраза Джерри, когда он сравнивает мосты с бриллиантовыми ожерельями.
Мегаполис, в котором живут герои, напоминает о себе звуками, характерными для города, и это фатальное одиночество героев, которые находятся внутри этого огромного города, становится еще более выпуклым.
И Джерри, и Гитель (Чулпан Хаматова) хронически безденежны. Он никак не может получить хорошую работу, она, неудавшаяся балерина, занимается швейным делом. У Гибсона есть фраза Гитель, которая опущена в спектакле «Современника», хотя в чем-то может быть ключевой, она звучит так: «Другие получают известность, а я только счета на починку швейной машинки». Неудачница, которая цепляется за любовь, как за соломинку. «У тебя нет таланта», — догадывается Джерри.
Чулпан Хаматова делает Гитель смешной, нелепой, немножко сумасшедшей. Могу предположить, что Гибсен писал героиню несколько иной, более приземленной, ведь занимается она вполне прозаическим трудом и пробиваться ей по жизни приходится самостоятельно. Вообще же, хотя пьеса эта «на двоих», Гитель в ней – все же главная героиня. Драматург пишет больше про нее, чем про Джерри.
Чулпан Хаматова делает Гитель смешной, нелепой, немножко сумасшедшей
Гитель говорит о себе, что она еврейка и, очевидно, здесь есть некая подсказка. «Гит» переводится с идиша как «хорошо», поэтому Гитель можно перевести как «хорошая» или «хорошенькая». Впрочем, она и хорошая, и хорошенькая. Она просто не хочет прогибаться под этот мир и даже под мужчину, которого любит.
«Ты держишь рукой мое сердце!», — кричит Джерри в трубку, говоря с бывшей женой. И это крах Гитель, она понимает, что таких слов ей Джерри никогда не скажет. Гитель максималистка. Впрочем, как и Джерри. А максималисты чаще всего обречены на одиночество.
20 апреля 2021
ВОКЗАЛ ДЛЯ ШЕСТЕРЫХ
«Двое на качелях». У. Гибсон.
Театр им. Ленсовета.
Режиссер Евгения Богинская, художник Ильшат Вильданов.
АРИФМЕТИКА
В лодке могут быть трое, не считая собаки. Если в лодку погрузятся девять человек и три собаки — она утонет.
Когда в пьесе двое, когда это бесконечный диалог, изменения которого зависят от открытой форточки и телефонного звонка, — вряд ли умножение героев на два/на четыре/на шесть/на восемь и деление действия на мелкие кусочки в такой же пропорции прирастят что-то к смыслам. Вряд ли «Варшавская мелодия» нуждается в восьми исполнителях, а «Старомодная комедия», «Игра в джин» или «Лето одного года» — в участии ватаги возрастных актеров (в БДТ вполне хватает Фрейндлих и Басилашвили).
Сцена из спектакля.
Фото — Юлия Кудряшова.
Эти пьесы «на двоих», эти истории с открытой лирикой и такой же открытой драмой (вариант — мелодрамой) вполне можно не ставить, если ты тяготеешь к «неугомонной режиссуре», занимающей собой каждую клетку спектакля так, что становится нечем дышать, к постановочному размаху и пластическому оснащению каждой реплики «драмбалетными» виньетками. Но Евгения Богинская берет именно «Двое на качелях» и подходит к пьесе именно так, как было сказано выше. Да, «Двое на качелях» — простое, нежное, вполне наивное создание Уильяма Гибсона, могло бы спокойно подождать в старом репертуарном сундуке — в мировой драматургии есть и другие пьесы для «силового решения». Но молодой режиссер развертывает на большой сцене Театра Ленсовета огромное гулкое, бездушное, темноватое пространство большого города-вокзала и «накрывает стол для шестерых». Три Гиттель и три Джерри, между которыми поделены сцены (логики в этом делении увидеть не удалось), музыка живая и синтезированная, пластика, подкрепляющая каждый звук, «большой свет» и все такое прочее. Поначалу тому, кто не знает пьесу, трудно вычленить даже сюжет: ни слова в простоте, все «оснащено» манерными экзерсисами, в которых тонет простая человеческая история.
Особенно обескураживает — зачем шесть артистов, если хорошо играют только двое, а остальные им только мешают…
ВСТРЕТИЛИСЬ ШЕСТЬ ОДИНОЧЕСТВ
В таких декорациях в советском театре 1960-х играли про западный мир голого чистогана, человеческую некоммуникабельность и одиночество душ, затерянных в капиталистических джунглях Нью-Йорка. Шесть персонажей Богинской в поисках человеческого общения и в непреодолимом шакальем одиночестве ходят в этом пространстве только по определенным прямым линиям, четко поворачиваясь на 90 градусов и очерчивая при поворотах прямые углы. Еще они часто приседают, иногда ползают и садомазохистски подставляют себя под ветродуй со снегом, чтобы отчетливее были видны холод этого мира, одиночество затерявшегося в нем человека, и чтобы можно было оригинально усугубить картину неприкаянности отогреванием рук на морозе собственным горячим дыханием. И чтобы, наконец, трагически осознать, что Волга впадает в Каспийское море. Можно еще многозначительно задуматься о том, что лошади едят овес, но для этого, вероятно, нужны еще восемь исполнителей, три ветродуя и четыре балетмейстера.
М. Ханжов (Джерри Райан), А. Прохорова (Гиттель Моска).
Фото — Юлия Кудряшова.
Как все помнят (а может, и не помнят), «Двое на качелях» — история случайной встречи неудавшейся балерины Гиттель и юриста Джерри, слабого человека, уехавшего от благополучной и сильной жены Тэсс, от зависимости и несвободы. Всю пьесу Джерри мечется между Гиттель и Тэсс, но именно самоотверженная, больная Гиттель, «маленькая балерина, всегда нема, всегда нема», душевно и профессионально укрепляет его. Напитавшись ее любовью, Джерри становится самим собой, сдает экзамен, получает практику и возвращается в прежнюю жизнь другим человеком. Два типа любви — альтруистическая, жертвенная, отдающая и эгоистическая, берущая — встречаются на поле пьесы Гибсона, но дело не в характеристиках, здесь все зависит от логики переходов и переживаний, от линии интуиции и чувства: как не свалиться в мелодраму, как существовать на втором плане… Конечно, я не видела знаменитого спектакля раннего «Современника» (да и последней редакции не видела), но навсегда с этой пьесой у меня связан странный эпизод-встреча. Еще стоял ДК Первой пятилетки, куда на гастроли приехал «Современник», и меня, молодого критика, вдруг позвали на дневной спектакль «Двое на качелях». Понимая, что спектаклю сто лет в обед, я стала отказываться, но кто-то (уже не помню, кто) произнес: «Придите. У нас сегодня ввод. Новая Гиттель. Совсем молодая девочка, только что взяли, ее еще никто не знает, но вы заранее запомните имя — Лена Яковлева». И я пошла. Елена Яковлева играла очумительно, обворожительно, мне кажется, ничего лучше она не играла никогда и нигде.
Это вообще пьеса для двух сильных артистов. Потому были спектакли с балериной Натальей Макаровой (ставил Виктюк), с Еленой Калининой и Дмитрием Воробьевым (его лет пятнадцать назад делал Мастер Евгении Богинской — В. М. Фильштинский), но никогда все-таки пьеса не подвергалась такому силовому и малосодержательному приему, как сейчас.
В. Волохова (Гиттель Моска), И. Шевченко (Джерри Райан).
Фото — Юлия Кудряшова.
Устрашающий «вокзал» с самого начала полон шестерыми. Их голоса (герои сидят на стульях) разносятся общим гулким эхом, озвучивают друг друга, и кто кого встретил, и кто кому звонит — понять нельзя. Но зато сразу понятно: история всеобщая, а не частная, она могла произойти с кем угодно, все мы — дети холодного мира, все мы на вокзале, а Волга впадает…
Шесть персонажей (и так будет до конца) совершают странные, но не индивидуализированные абстрактные пантомимические движения (балетмейстер Нурбек Батулла) и часто изгибаются в судорогах душевной и физической боли (прямые углы бесперспективной жизни и, напротив, конвульсии душевных мук существуют в несвежем пластическом контрапункте, поскольку неоригинальна сама мысль). Но главное в другом: «линия переживания» рвется, не успев начаться. Вот «оттанцевали свой эпизод» Иван Шевченко и Виктория Волохова, выдал экстатическое тремоло Шевченко (он вращает глазами и дергается, педалируя некую маниакальность любого персонажа, уже в третьем спектакле подряд, тревожа рано пришедшими штампами) — а дальше с новой точки вступают Ася Прохорова и Максим Ханжов.
Два Джерри вполне однотипны: Ханжов тоже стремится изобразить что-то звериное, дико повращать глазами и долго снимать носок с замерзшей ноги с таким рыком, как будто снимает скальп. Однотипны и две Гиттель — Волохова и Прохорова. В тексте есть что-то в таком роде: внутри отважной Гиттель сидит маленький незащищенный олененок. Обе актрисы с удовольствием изображают этот «бембизм», трепетность и незащищенность олененка, такого олененка-олененка… В спектакле царит преувеличенность, демонстративность эмоций и состояний: мужики — экспрессивные психопаты, женщины — травмированные щебечущие птички, жертвы абьюза.
И. Дель (Джерри Райан), Л. Пицхелаури (Гиттель Моска).
Фото — Юлия Кудряшова.
Из шестерых вообще, повторю, хорошо играют и держат внимание только двое — Илья Дель и Лаура Пицхелаури, у которых непонятным образом отобрано много сцен, отданных другим парам. Почему было не оставить двух прекрасных эксцентрических артистов в покое и не поставить спектакль только с ними — загадка, тем более что каждый эпизод и у этой пары решен отдельно и не связан с предыдущим: сперва это две седоволосые (от переживаний?) безжизненные куклы (Гиттель — тряпичная, Джерри — деревянная) Мальвина и Буратино; потом Джерри приобретает высокий кок и темные очки… Мастера эксцентрической клоунады жонглируют умением передать за маской и изломанность Гиттель, и вальяжную сексуальность Джерри. И хотя этот Джерри тоже псих-невротик, но Дель отчетливо дает именно маску злого, эгоистичного абьюзера, а Пицхелаури — иронию относительно ноющей Мальвины. Их общие слезы-рыдания — отличный аттракцион. Если б еще сцена периодически не заливалась красным светом страдания…
САМ СЕБЕ РЕЖИССЕР
Это спектакль, в котором режиссера меньше всего интересуют люди. Так бывает. Это спектакль, где женщина — не слишком приятная жертва, а мужчины — «многие несчастные мерзавцы». Никакие качели не качаются, все утверждено: ее бьет дрожь от открывшейся язвы — он клянчит «помоги мне, помоги», он — абьюзер, она — олененок, она — наверху под светом лампы (у декорации есть второй этаж), он — внизу во всполохах безумного мира. Пока Гиттель рассказывает про язву — Джерри рассматривает свое колено.
Сцена из спектакля.
Фото — Юлия Кудряшова.
Это спектакль, каждая клетка которого кричит: «Я режиссерски решена и поставлена!» Ни минуты тишины, ни сантиметра свободы от режиссерской навязчивости. В то же время — ни минуты про любовь. Сочувствия не вызывает никто. Режиссерский взгляд на героев довольно презрителен. Бывает и так. Для этого в мире много пьес.
Язык и смысл спектакля претенциозны, а на самом деле элементарны, и точнее всего смысл иллюстрирует финальная мизансцена: отвернувшись от зала, стоят Гиттель и Джерри. Он — в плотном пальто, она — с голой спиной. Он — защищен, она — беззащитна. Вот такой плоский итог борьбы с мелодраматическим и человеческим.