Двое на качелях про что
Спектакль Двое на качелях
Постановка Современник
Кристина Орбакайте в новой версии стародавнего хита Галины Волчек
Спектакль большой формы для двух актеров — история любви танцовщицы и юриста. Одну из самых известных пьес про Нью-Йорк Уилльям Гибсон написал в 1958 году — через четыре года Галина Волчек поставила ее в Москве с Татьяной Лавровой в главной роли; это был один из программных спектаклей «Современника», реинкарнирующего искаженные соцреализмом идеи Станиславского. Продержался хит в репертуаре театра аж три десятилетия и в 2015 году возобновился.
Участники
Лучшие отзывы о спектакле «Двое на качелях»
Вдохновила мужчину на перезагрузку, на понимание того, что он действительно любит и что ему действительно дорого. Ценой чего? Времени собственной жизни потраченного на отношения, не давшие девушке результат (не создана семья, пошедший в гору мужчина, занявший высокую должность бросил ее и ушел к другой). На поклоне я почувствовала неимоверно большую силу духа Чулпан.
Именно таких спектаклей зритель ждёт от театра «Современник». Единственный вопрос, который они (спектакли в целом) могут вызвать, это вопрос исторический: как вышло, что флагман шестидесятнического реалистического театра превратился в течение жизни одного худрука в поставщика качественных слезовыжималок для московской буржуазии? И это действительно вопрос.
Пьеса Уильяма Гибсона в оригинале называется «Two for the seesaw», где seesaw означает качели в виде доски, уравновешенной в центре, качалку-балансир. Для таких качелей нужны двое, в одиночку на них не взмыть. В одиночку – только примоститься с одного края доски и глядеть на другой, сознавая крайность своего одиночества. Но и для влюбленных сооружение это – не лучшая метафора. На таких качелях двое – не пара. На них того, кто напротив, видишь то в настоящем (see), то в прошедшем (saw) времени. То видишь, то нет, и только краткий миг равновесия позволяет заглянуть в глаза. «На равных» на таких качелях быть нельзя. «Возвратно-поступательная» любовь обессиливает, но «на равных» (уравновешенных, приравненных) нет полета. Вровень, наравне – это ровно, это предел, стремление не достичь, но удержать. «Наравне» – это и претензия тех, кто ниже, на «соответствие». Равняются всегда на лучших, не равняясь им. Равновесие – это желанный покой. Его лучше искать, чем находить: покой – неподвижность. Бездействие, не считая дрожи в ногах и нервах от стараний во что бы то ни стало соблюсти баланс. Но любовь – не бухгалтерия (просчитаетесь), не цирковой эквилибр (не аплодисментов ради), не коромысло (расплескаете). Баланс спиленных углов, соглашательства, умалчиваний, подстраивания одного под другого, баланс мнимый. Пусть шатает, болтает, треплет. Пусть сердце замирает, пусть в облака и оземь… «То вознесет его высоко, то в бездну бросит без труда» – одного окрыляет за счет приземления другого. Но можно взглянуть иначе. С любовью взглянуть на радость полета другого, зная, что собственное падение – это только передышка перед новым подъемом. А, если взвиться больше не суждено, то нужно просто жить дальше. «Жить, имея в запасе эту высоту», – как писал М.М.Жванецкий.
Спектакль «Двое на качелях» в 1962 стал режиссерским дебютом Галины Волчек в «Современнике». В нем блистали Татьяна Лаврова и Михаил Козаков. Составы менялись (спектакль играли 30 лет), но тот первый дебют оказался недосягаемым. Пьеса, на бродвейских афишах иной раз выдаваемая за романтическую мелодраму и даже комедию, в «Современнике» заставляла зрителей с трудом сдерживать слезы. Как на качелях, центр тяжести был смещен в сторону драмы, «новой драмы» из чуждой жизни, какой предстала пьеса советской публике. Но время шло, пьеса не молодела, а чуждое стало привычным. Спектакль сошел с репертуара, ушли из жизни актеры, но живы зрители, не забывшие. От спектакля остались лишь фото. Галина Волчек в интервью призналась, что плохо помнит тех «Двоих…», а потому премьера в «Современнике» именно премьера, а не перекличка с былым. В том же 1962 в США пьеса была экранизирована с участием блистательной Ширли МакЛейн и Роберта Митчума. Только с фильмом, пожалуй, и можно искать пересечения нынешнего спектакля, антрепризные поделки последних лет не в счет. Уильям Гибсон продумал сценическую версию своего текста до мелочей. В кино гораздо больше возможностей воспроизвести ремарки и указания, предусмотренные автором, но Галине Волчек и дуэту Чулпан Хаматовой и Кирилла Сафонова удалось создать точную иллюстрацию, дословную композицию пьесы, сыграв ее в авторской, а не режиссерской редакции. То ли совпадение взглядов, то ли самоотречение, но, как бы то ни было, эпизоды и мизансцены спектакля беззаветно верны первоисточнику. Впрочем, режиссеру и сценографу вполне хватило декорации и затемнений, которыми перемежаются фрагменты спектакля, чтобы ввести в пьесу третье действующее лицо – город.
В программке и предметах быта значится Нью-Йорк 50-х гг., пространство сцены поглощено конструкцией, выдающей в ней крупный обезличенный мегаполис, ослепляющий и затмевающий своих жителей яркими огнями реклам и сигналами-призывами, интригующими, но безразличными; холодным блеском металла, мертвыми отблесками неона. Как ни подсвечивай, ни иллюминируй, а господствует здесь все равно черный цвет. На сцене – каркас из разной толщины проводов и труб. Все переплетено, а вернее запутано. Это и отношений героев касается. На флейте труб в спектакле город играет не ноктюрн, но какофонию из гудков, зуммеров, скрежета. От того так ценны в спектакле мгновенья тишины. Звучание города с трудом отличимо от звуков завода. И тут, и там что-то (кого-то) перерабатывают… И, глядя на угрюмое, теряя слух от утробного звука за окном, понимаешь, что дело – труба. Но труба – это все-таки связь с миром. И хватаешься за одну из них – телефонную трубку, чтобы крикнуть в нее одно слово, в которое умещается все прожитое: «Помогите!». В трубке – не неотложка, не служба спасения, но тоже скорая – «слабое существо слабого пола», беспомощная, но безотказная в помощи.
Тысяча двести миль телефонного провода отделяет адвоката Джерри (Кирилл Сафонов) от его прошлого. Небрежный, утомленный, недовольный собой и жизнью он сбежал из Небраски в Нью-Йорк от долгов: долгов мужа и зятя. Своей карьерой он обязан жене и ее отцу. Переменой места себя не переменить: живя в чужом городе на три с половиной доллара в день, он снова вынужден одолжаться. Благо, кредитор ему попался бескорыстный. Гитель (Чулпан Хаматова) – танцовщица в несбыточном и портниха в сбывшемся. Без процентов, без промедления, без возврата отдает теплоту сердца и постели, душевную заботу, чуткость и время. Себя, обирая, всю себя и отдает. Не требуя взамен. Надеясь, но не требуя. Подобное расточительство не от праздности или глупости, не от умысла или чрезмерности. Просто нужду изведала в плече, в шепоте на ухо, в сервировке на двоих. Оттого и другого такого же нуждающегося чует и понимает как нельзя лучше. Заболев одиночеством, одному с болезнью не справиться, вот и, врачуя другого, исцеляет себя.
К разбору пьесы подходят не с увеличительным стеклом, но с лопатой и киркой, чтобы копать и углубляться. А текст? Текст надо выучить. Пьеса Уильяма Гибсона никогда не претендовала на глубинный психологический анализ, как и любой другой успешный бродвейский или голливудский спектакль или фильм. Но отсутствие многослойности отнюдь не означает поверхностность. Изнанка ведь есть всегда. В «Современнике» в финале спектакля «изнанку» показали лицом. Лицом Чулпан Хаматовой, заплаканным, но улыбающимся, в сиянии единственного луча света в темном царстве пьесы и зрительного зала. Гитель, все отдавшая, все потеряла, Джерри вернулся к жене. Но акцент в спектакле сделан не на том, что он вернулся, а на том, что ушел от Гитель. Сперва, как говорят в народе, «она его пожалела», теперь приходится жалеть ее. Без всяких кавычек. В спектакле по пьесе, в названии которой значатся двое, на сцене доминирует героиня истории. И не актерская неубедительность, а некоторая монотонность Кирилла Сафонова тому виной. Впрочем, пока актеру в роли адвоката веришь больше, чем ему же в роли любящего человека. Аргументов и слов много, а сердца нет. Но это только на сцене. На премьере актер, подхватив за собой партнершу, спустился со сцены в зал к Галине Волчек, чтобы с ней разделить аплодисменты зала и поблагодарить. Это дорогого стоит.
Две комнаты без перегородки, воссозданные на сцене, – две жизни. Вещей в них много, но они пусты, как и жизни их обитателей. Здесь, и это очень точно почерпнуто из фильма, многое значат тени, приглушенный свет (Дамир Исмагилов). Город с осени до весны (время действия спектакля) перемигивается гирляндами огней. Но радости нет. Двое на сцене все время вместе, и все время врозь. Стен нет, но и без них героев разделяет слишком многое: происхождение, привычки, образ мыслей. Объединил их лишь город, в котором оба чужие: он беглец из другого штата, а она американка в первом поколении, родившаяся в Бронксе, польско-еврейская эмигрантка. Что для нее пестрит огнями, для него давно перегорело. Она – неунывающая попрыгунья, сумасбродная «красотка в судорогах» и кудряшках, кричащая в трубку фирменным детским голосом актрисы вместо «алло» – «у меня кипит!». И речь не о молоке на плите. Радио у нее не выключается, задает ритм, под который она искусственно «подогревает» свою жизнь, пребывая в постоянном движении, ибо знает, что если остановиться и оглянуться на себя можно сойти с ума, замереть, как это произошло с Джерри. Время действия пьесы – расцвет бит-культуры («разбитого поколения») в Америке – время Джек Керуака, Уильяма Берроуза, Аллен Гинзберга, джаза, беретов и водолазок. Вероятно, на одной из бит-вечеринок Джерри впервые увидел Гитель. Трудно не заметить девушку так вдохновенно импровизирующую под «Sing, sing, sing» в исполнении оркестра Бенни Гудмена назло не вытанцовывающейся жизни. Нехитрая музыкальная коллекция спектакля не только делит его на эпизоды и знаменует смену времен года (так, о приходе зимы зрители узнают из аккордов «Let it snow»), она маскирует одиночество. Вдвоем герои не слышат назойливый шум улиц, он вторгается лишь, когда каждый остается наедине с собой. Одиночество – это когда замечаешь, оглушаешься шумом города. Но у Гитель всегда наготове радио.
Гитель не столько беззаботна (забот хватает), сколь «без заботна», нет с ней рядом того, на кого можно было бы опереться. На сцене нет стен, нет опоры и для персонажей. Но в слабости Гитель – ее сила, сердцу и переполняющим его чувствам тесно в хрупком теле. «Ты просто не знаешь, куда девать свои кислоты», – говорит ей Джерри, и это касается не только ее язвы. Ей нужно выплеснуть, расплескать накопившуюся невостребованную любовь. Чувство зародилось в ней раньше, чем появился тот, с кем его (чувство) можно было бы разделить. Да и не всякий способен разделить любовь: что для одного дар, для иного – ноша. Постепенно птичья издерганная пластика Гитель будет становиться все сдержаннее, спокойнее. В финальном эпизоде неподвижно сидящая спиной к зрителям актриса будет крайне убедительна, но через пару мгновений она обернется и начнет играть лицом…
В фильме Роберта Уайза крупные и средние планы героев, сидящих поодиночке в своих комнатах, сменялись к финалу общим планом, разделенным надвое, на двоих. Тот же принцип воплощен и в спектакле «Современника», однако, стремясь к финалу спектакль «на двоих» обретает все черты моноспектакля. Моноспектакля о женщине, так и не «изучившей науку расставанья». Эта трактовка вполне соответствует психологии наших женщин, точно определенной М.М.Жванецким: «Всё-таки у женской любви язык особый. Первый единственный, второй единственный, третий единственный. Потом идёт толпа мерзавцев брошенных. За ней ещё один единственный. Всё! Конец!» В своей любви мы часто «впиваемся» в возлюбленных, любим надрывом, окутываем собой, завязываясь узлом. «Всей кровью прорастаем», оттого и расставаться не умеем, не умеем отпускать любя. Нуждаемся в чувстве чаще, чем в человеке, а это уже не любовь, если объект заменим. Хотя симптомы те же. «Конец любви счастливым не бывает», – это тоже Жванецкий. Обязательно как итог выходит наружу «перечень взаимных болей, бед и обид», качели превращаются в весы, на которых взвешивается вклад каждого в отношения, и кто-то, чаще она, непременно числит себя жертвой. А любовь требует не жертвы, но самоотдачи. Гитель из пьесы очень хорошо поняла это, ошибок не повторит и за урок благодарна. Она повзрослела, помудрела, отношения с Джерри обогатили ее, заставили ценить себя гораздо выше. Да и Джерри узнал цену себе, и что любовь ценника не имеет. Гитель из спектакля, напротив, – смятена, обманута в ней зритель жалеет брошенную женщину. Запутавшегося мужчину и вовсе не жаль. Сильному полу слабости не прощают, так же как силу пола слабого числят скорее качеством вынужденным, выстраданным, отсюда и финал спектакля с мотивами из «Монолога женщины» Роберта Рождественского – «И трубку положить, спокойно и устало/ И, зубы стиснув, жить, во что бы то ни стало». Именно стиснув, а не улыбнувшись с благодарностью на то хорошее, что все-таки было и на то, что еще предстоит. Надежда у нас не в радость, но в утешение. Мы тяготеем к драме в кино, театре и жизни, в любой комедии находя повод для грусти. Наши качели перегружены, не крылаты, нас трудно «раскачать». Тяжелеем от жизни.
«Двое на качелях». Осторожно, fragile!
Рецензии на спектакли >>
То назад, то вперед, то в прошлое, то в будущее, то к бывшей возлюбленной, то к настоящей – на таком аттракционе предлагает прокатиться по своей жизни главный герой пьесы Уильяма Гибсона. Неопределенность выбора, неспособность принять решение, неуверенность в своих желаниях – вот в чем причины драмы Джерри и Гитель. Однако для меня спектакль Елены Ненашевой, премьера которого состоялась 02 апреля на сцене «Дома Высоцкого на Таганке», открыл совершенно другой образ качелей в этой истории – качелей как возможности недолгого, но такого сладкого ощущения полета, от которого захватывает дыхание и приятно кружится голова, который дарит счастье и радость, однако таит в себе опасность упасть и больно удариться, что и происходит с главной героиней.
Безусловно, всю тонкость и напряженность отношений между героями невозможно было бы ощутить без образов, созданных талантливыми молодыми актерами Риной Гришиной и Сергеем Петровым. Глядя в их глаза, наполненные то радостью, то волнением, невозможно представить, что за пределами сцены их ждет другая жизнь, совершенно не связанная с переживаниями Гитель и Джерри.
Сюжет пьесы “Двое на качелях” сложно назвать оригинальным и выделяющимся на фоне сотни других романтических произведений, однако после спектакля Елены Ненашевой еще долго не покидают смешанные чувства, преобладает среди которых удивление. Удивление от того, как трогательно, искренне, небанально и непошло может быть показана такая простая в общем история любви.
Двое на качелях
Действующие лица и исполнители:
| Гитель Моска | Кристина ОРБАКАЙТЕ |
| Джерри Райн | Кирилл САФОНОВ |
Продолжительность спектакля 2 часа 40 минут
Спектакль идет с одним антрактом.
Премьера спектакля состоялась 23 января 2015 года
Через 53 года Галина Волчек вновь обращается к произведению Уильяма Гибсона, в свое время давшему молодой актрисе импульс для постановки своего первого спектакля.
Премьера первого спектакля «Двое на качелях» состоялась в 1962 году. Ее выпускали артисты Татьяна Лаврова и Михаил Козаков. Впоследствии появился второй состав – Лилия Толмачева и Геннадий Фролов. В конце 1970-х в спектакль были введены Елена Яковлева и Николай Попков/Александр Кахун. «Двое на качелях» шли на сцене «Современника» без малого три десятка лет.
Режиссерский дебют был настолько успешен, что, по сути дела, определил всю дальнейшую жизнь Галины Волчек – она стала активно заниматься режиссурой, и это обстоятельство сыграло решающую роль, когда в 1972 году труппа единогласно выбрала ее художественным руководителем театра.
Волчек добавляет, что, по ее мнению, важно вернуться к этой пронзительной истории любви именно сегодня, когда общество устало от агрессии и боли. Увидеть ее глазами сегодняшнего человека. Всмотреться в человека как такового, в его силу и слабость, в его потребность любить и быть любимым, которая остается с ним всегда, вне зависимости от того, что происходит вокруг.
О том, что Гитель будет играть Чулпан Хаматова, решено было сразу. Режиссер искала своего нового Джерри и остановила свой выбор на Кирилле Сафонове, хорошо известном зрителю по работам в кино. Это не первая театральная работа Кирилла. Он сотрудничал с Театром им. Маяковского, Театром им. Станиславского, израильским театром «Гешер». В его актерском багаже два антрепризных спектакля. «Двое на качелях» стали своеобразным возвращением артиста на территорию русского репертуарного театра.
На какое-то время это название исчезло из афиши театра в связи с тем, что Чулпан Хаматова оформила творческий отпуск. С предложением сыграть Гитель Галина Волчек обратилась к актрисе и певице Кристине Орбакайте. И этот выбор был не случаен. Из интервью режиссера-постановщика спектакля газете «Известия»: «…я огромное количество раз пересматривала фильм Ролана Быкова «Чучело», где Кристина сыграла главную роль. По сути, была его фанаткой, потому что ни до ни после не видела, чтобы так осмысленно в кадре существовал ребенок. И так доказательно. Сегодняшние репетиции с Кристиной дают мне основания полагать, что я ни капли не ошиблась, признав в ней, девочке, большую актрису». Очевидно, что это не просто ввод в спектакль, а скорее его обновленная редакция.
Соавторами Галины Волчек в сочинении спектакля стали художник-постановщик Павел Каплевич, режиссер по пластике Татьяна Тарасова, художник по свету Дамир Исмагилов, звукорежиссер Софья Кругликова.
«Московский комсомолец», 22 декабря 2014 года
«Ваш досуг», 13 января 2015 года
«Московский комсомолец», 19 января 2015 года
«Новые известия», 22 января 2015 года
«Культура», 22 января 2015 года
«Новая газета», Выпуск № 6 от 23 января 2015 года
Buro 24/7, 23 января 2015 года
«Вечерняя Москва», 26 января 2015 года
«Московский комсомолец», 26 января 2015 года
«Московский комсомолец», 15 мая 2018 года
«Московский комсомолец», 25 июля 2018 года
«Театрал», 25 июля 2018 года
Наш сайт использует технологию cookie для хранения на вашем устройстве данных, необходимых для нормальной работы сайта. Эти данные хранятся как во время посещения вами нашего сайта, так и между посещениями. Подробнее о технологии вы можете прочитать в статье на Википедии. Также наш сайт собирает и хранит техническую информацию о вашем посещении: IP адрес, разрешение экрана, версию операционной системы, времч посещения и пр.
В случае, если вы не согласны на использование таких технологий, вы должны покинуть сайт.
Нажатие вами кнопки «OK» или продолжение использования нашего сайта, означает ваше согласие на применение технологии cookie и подобных и дачу «Московскому театру «Современник» «Согласия на обработку персональных данных».
Двое на качелях
Уильям Гибсон
лирическая драма, 16+
Постановка — заслуженный деятель искусств России, лауреат Премии им. К. С. Станиславского Вениамин Фильштинский
Сценография — заслуженный художник России Владимир Фирер
Хореография — заслуженный деятель искусств России, лауреат Госпремии России Сергей Грицай
Костюмы — Анжелика Веркеенко
Художник по свету — лауреат Национальной театральной премии «Золотая Маска» Глеб Фильштинский
Музыкальное оформление — Владимир Бычковский
Ассистент по актерскому тренингу — Лариса Грачева
При посещении спектакля будет необходимо предъявить QR-код о полном курсе вакцинации, о перенесенном заболевании, либо справку о наличии медицинского отвода от вакцинации. Вместе со справкой о медицинском отводе необходимо предоставить ПЦР-тест, сделанный не ранее чем за 72 часа до посещения театра.
В 2021 году спектакль сыгран в 250-й раз!
На сцене «Приюта комедианта» — легендарная бродвейская мелодрама. Разведенная танцовщица и брошенный женой адвокат — смогут ли они найти друг с другом свое долгожданное счастье? Возможно, ли сделать правильный выбор, если в сердце мужчины борются несчастливая любовь к одной женщине, и нежность, стремление помогать и опекать — к другой? Отношения их складываются не просто, но нахлынувшее чувство позволяет вновь обрести вкус к жизни. Героям придется серьезно пересмотреть взгляды на жизнь, чтобы найти ответ на этот вопрос.
Известный режиссер Вениамин Фильштинский поднимает пьесу до мифологических высот, рифмуя ее с сюжетом о любви Дидоны и Энея.
«Двое на качелях» в «Современнике»: три часа про одиночество
Московский театр «Современник», который сейчас гастролирует в Казани, показал накануне публике некогда культовую драму «Двое на качелях» с участием Чулпан Хаматовой и Кирилла Сафонова. На спектакле побывала корреспондент «Реального времени».
Номинант на «Оскар»
Уильям Гибсон, драматург, романист и поэт, проживший длинную жизнь (он скончался в возрасте 94 лет), в чьих жилах текла французская, немецкая, ирландская, голландская и даже русская кровь, написал «Двое на качелях» в 1958 году. Пьеса сразу же стала популярной, разлетелась по миру и очень активно ставилась в тогдашнем СССР.
Впрочем, ее судьба в Америке также была удачной: вслед за сценическими воплощениями в 1962 году последовала экранизация с Робертом Митчелом и Ширли Маклейн, фильм даже претендовал на «Оскар» в двух номинациях.
В советских театрах пьесу, скорее всего, полюбили за отсутствие давящей идеологии, героев Гибсона, прежде всего, связывают чувства, они словно вырваны из социума, неважно, в каком городе и даже стране они живут – драматург описал историю человеческую, она могла произойти где угодно. В советском театре подобное было редкостью.
Симпатии режиссеров можно объяснить еще и тем, что «Двое на качелях» – это так называемая пьеса «на двоих», жанр, рожденный в прошлом веке и очень популярный тогда. В нем максимально можно раскрыть актера. Наконец, «Двое на качелях» не требует сложной сценографии.
В «Современнике» Галина Волчек уже однажды ставила «Двое на качелях», театралы помнят прекрасные работы Татьяны Лавровой, Лилии Толмачевой, Михаила Козакова. И вот – новый вариант спектакля в новые времена. Сейчас спектакль по пьесе Гибсона ставить труднее: в пьесе мало событий, вся она построена на диалогах, это явно не экшн, и удержать внимание уже избалованных зрителей сложно.
«Двое на качелях» — это так называемая пьеса «на двоих», жанр, рожденный в прошлом веке
«Ты держишь рукой мое сердце!»
«Двое на качелях» образца 2016 года в «Современнике» не возрождение старого спектакля, а новая постановка. Галина Волчек работает с двумя медийными лицами – Чулпан Хаматовой и Кириллом Сафоновым. Режиссер на этот раз ставит спектакль не столько о любви, сколько о тотальном одиночестве.
Роман героев начинается от страха одиночества, и завершается он тем же. В радужные надежды Джерри (Кирилл Сафонов) начать новую жизнь с прежней женой Тесс как-то не очень верится.
Сценография (автор Павел Каплевич) выполнена в стиле хай-тек, где кислотного цвета неоновые трубы, признак мегаполиса, обрамляют две неуютные, какие-то необжитые комнаты главных героев. Нью-Йорк это или нет, в принципе, не так уж и важно. О Нью-Йорке напоминает только одна необязательная фраза Джерри, когда он сравнивает мосты с бриллиантовыми ожерельями.
Мегаполис, в котором живут герои, напоминает о себе звуками, характерными для города, и это фатальное одиночество героев, которые находятся внутри этого огромного города, становится еще более выпуклым.
И Джерри, и Гитель (Чулпан Хаматова) хронически безденежны. Он никак не может получить хорошую работу, она, неудавшаяся балерина, занимается швейным делом. У Гибсона есть фраза Гитель, которая опущена в спектакле «Современника», хотя в чем-то может быть ключевой, она звучит так: «Другие получают известность, а я только счета на починку швейной машинки». Неудачница, которая цепляется за любовь, как за соломинку. «У тебя нет таланта», — догадывается Джерри.
Чулпан Хаматова делает Гитель смешной, нелепой, немножко сумасшедшей. Могу предположить, что Гибсен писал героиню несколько иной, более приземленной, ведь занимается она вполне прозаическим трудом и пробиваться ей по жизни приходится самостоятельно. Вообще же, хотя пьеса эта «на двоих», Гитель в ней – все же главная героиня. Драматург пишет больше про нее, чем про Джерри.
Чулпан Хаматова делает Гитель смешной, нелепой, немножко сумасшедшей
Гитель говорит о себе, что она еврейка и, очевидно, здесь есть некая подсказка. «Гит» переводится с идиша как «хорошо», поэтому Гитель можно перевести как «хорошая» или «хорошенькая». Впрочем, она и хорошая, и хорошенькая. Она просто не хочет прогибаться под этот мир и даже под мужчину, которого любит.
«Ты держишь рукой мое сердце!», — кричит Джерри в трубку, говоря с бывшей женой. И это крах Гитель, она понимает, что таких слов ей Джерри никогда не скажет. Гитель максималистка. Впрочем, как и Джерри. А максималисты чаще всего обречены на одиночество.