Дворцовая академия это что
Академия Карла Великого
Инициировать развитие образования пытались светские власти. Заметную роль в этом сыграл создатель обширной империи Карл Великий (742-814). Он пригласил ко двору учителей и ученых-монахов из Англии, Ирландии, Италии. Монахи составили так называемый Каролингский минускул — легко читаемое латинское письмо. Альбин Алкуин подготовил «Письмо об изучении наук» и трактат «Всеобщее увещевание», где обосновывалась необходимость всеобщего обучения и подготовки учителей.
Будучи невеждой сам, Карл в 30 лет сделался школяром. Спустя два года он освоил латинскую грамоту, начала астрономии, стал сведущим в риторике и литературе. Карл вдохнул новую жизнь в созданную до него дворцовую школу. Ей было дано громкое имя академии.
Школа вела кочевой образ жизни, переезжая вместе с королевским двором. Но основной резиденцией оставалась столица империи Аахен. Учениками были дети императора, его приближенных и высших лиц церкви. В виде исключения академию могли посещать выходцы из низких сословий. В академии получали элементарное образование, а также осваивали классическую латынь и труды римских авторов, теологию. Академия культивировала высокую (по тогдашним меркам), образованность. Вот как характеризовал в поэтической аллегории такую образованность один из преподавателей академии: «У корней древа познания сидит матерь познания грамматика. Ветви древа — риторика и диалектика. Тут же находятся логика и этика. На другой стороне древа — арифметика, геометрия с циркулем в руке, астрономия в диадеме с изображением неба и музыка, бряцающая на лире».
Карл был одним из первых крупных политических деятелей средневековой Европы, кто осознал роль школы как орудия государственности. Он всячески поощрял учреждение церковных школ. В специальных капитуляриях (787 и 789 гг.) церковным приходам и епископствам вменялось в обязанность открывать школы для всех сословий, где учили бы символу веры и молитвам. Это была по сути одна из первых в Европе попыток организовать обязательное и бесплатное элементарное обучение. Но результата шаги, предпринятые Карлом, не принесли. Вскоре после его кончины перестала существовать дворцовая школа. Среди светских феодалов вновь возобладало отрицательное отношение к книжной культуре и образованности. Островками знания в море невежества остались церковные школы. Тем не менее начало было положено. Неслучайно и сегодня во Франции как школьный праздник отмечают «День святого Шарля (Карла)» в память о просветительской деятельности одного из первых королей франков.
Церковные школы
Церковные школы стали преемниками античной традиции. Наиболее заметным проявлением этой традиции была латынь (хотя и искаженная). Она стала языком образованной средневековой Европы. Следы античности мы находим в программах семи свободных искусств, в методах средневековой школы. Церковные школы оказались преобладающими учебно-воспитательными учреждениями в средневековой Европе. Сложились два главных типа церковных учебных заведений: епископальные (кафедральные) школы и монастырские школы. Сначала основными церковными учебными заведениями являлись епископальные школы. В течение IX в. школы при епископствах и кафедральных соборах переживали упадок. В числе причин этого явления можно назвать разорительные набеги норманнов, конкуренцию монастырских школ. Однако в X в. рост сети епископальных и кафедральных школ возобновился.
Церковные школы существовали уже к V в. Они были доступны прежде всего высшим сословиям. Школы готовили служителей культа (внутренняя школа) и обучали мирян (внешняя школа).Учебные заведения элементарного образования именовали малыми школами, а учебные заведения повышенного образования — большими школами. Учились только мальчики и юноши (в малых школах — 7-10-летние дети, в больших — старше 10 лет). В малых школах один учитель (схоласт, дидаскол, магнискола) обучал всем предметам. Помере возрастания числа учащихся к нему присоединялся кантор, преподававший церковное пение. В больших школах кроме учителей за порядком надзирали циркаторы.
Среди создателей первых монастырских школ средневековой Европы следует назвать Кассиодора. В монастыре, настоятелем которого он был, работала школа с библиотекой. Заметно выделялись монастырские школы Англии и Ирландии. Последняя слыла у современников «островом ученых». Ирландские и английские монахи (среди наиболее известных — Алкуин) создали довольно обширную учебную литературу по грамматике, стихосложению, астрономии, арифметике, истории и литературе, принимали участие в школьных реформах континентальной Европы.
Первые монастырские школы в раннефеодальной Европе были учреждены орденом анахоретов (бенедиктинцев) в 30-х гг. VI в. Создание бенедиктинских школ выглядело ответом на призыв соборов глав католической церкви к открытию школ. Бенедиктинцы взяли за образец опыт Кассиодора. В монастырях анахоретов на первых порах обучали будущих членов ордена. В этом случае родители отдавали на попечение ученых монахов мальчиков в возрасте 7 лет (посвященные дети). Затем было организовано и обучение мирян (внешняя школа). Бенедиктинцам европейская школа обязана тем, что латынь на многие столетия превратилась в единственный язык ученых, а также язык преподавания.
Первенство в организации монастырских школ захватили орден капуцинов — францисканцев (создан в 1212 г.) и орден доминиканцев (создан в 1216 г.). В школах капуцинов обучались по преимуществу дети высших сословий. Во главе учебных заведений орденов стояли видные богословы — Роджер Бэкон (ок. 1214-1292), Фома Аквинский.
Церковные школы были важным инструментом религиозного воспитания. В них изучали Библию, богословскую литературу. В школах повышенного типа, руководствуясь установками христианского аскетизма и благочестия, предпочитали, например, изучать Катона и Сенеку, а не Цицерона и Вергилия. «Для вас достаточно священных поэтов. Нет основания загрязнять умы излишествами стихов Вергилия», — говорил Алкуин своим ученикам. По тем же причинам почти в полном пренебрежении было физическое воспитание.
Впрочем, нельзя говорить, что школа полностью забывала, что имеет дело с детьми. Порою устраивались «дни веселья», когда разрешались игры, борьба и пр. Хотя формально каникул не существовало, дети могли отдохнуть от учебы во время многочисленных церковных праздников.
В школах царили жестокие наказания: лишение еды, карцер, избиения. До XI в. учеников били по щекам, губам, носу, ушам, позже — по спине и ягодицам. В XIV-XV вв. розгу, палку и плеть сменил бич, причем в XV в. бич стал вдвое длиннее, чем ранее. Наказания рассматривались как естественное и богоугодное дело. Так, Карл Великий в одном из своих капитуляриев требовал лишать нерадивых учеников пищи. Науку предлагалось вбивать кулаками. Призывы немногих мыслителей отказаться от вакханалии наказаний абсолютному большинству педагогов были чужды.
Подавляющее число церковных школ ограничивалось рудиментарным образованием. В школах бенедиктинцев 3 года учили началам грамоты, пению псалмов, соблюдению религиозных ритуалов. Немного шире была программа школ капуцинов, которая знакомила с религиозным учением и давала общую подготовку (письмо, счет, пение); иногда к этому добавляли начала астрономии.
Основными учебными книгами были Абецедарий и Псалтырь.
Абецедарием называлось пособие, написанное на латыни, которое напоминает современный букварь. Пособие приобщало учеников к основам христианской веры. Работа с учащимися по этому пособию сопровождалась устными наставлениями на родном языке. При изучении Абецедария происходило деление учащихся на тех, кто завершал обучение на элементарном уровне, и тех, кто продолжал учебу. Псалтырь (книгу псалмов) сначала заучивали наизусть, а потом (после усвоения алфавита) читали. Затем учили письму.
Писали на вощеных деревянных дощечках металлической заостренной палочкой (стило), т.е. так же, как в античную эпоху. Лишь избранные использовали дорогой пергамент (до VI в.), перья, чернильницы из рогов животных (чернила делали из сажи). Считать учили по пальцам рук и ног с помощью определенных жестов. Например, прижатая к груди левая рука означала число 10 тыс., скрещенные руки — 100 тыс.
Церковные школы, в которых давалось повышенное образование, исчислялись единицами. Несколько таких школ, например, было в конце VIII в. в Англии, Ирландии и Шотландии. Некоторые превратились в крупные учебные центры. Так, в начале XII в. в Парижской богословской школе, по свидетельству современников (вероятно, несколько преувеличенному), обучались до 30 тыс. студентов, в том числе 20 будущих кардиналов и 50 будущих епископов.
Обучали в церковных школах повышенного образования по программе семи свободных искусств. Канон семи свободных искусств обычно включал следующие дисциплины: грамматику (с элементами литературы), диалектику (философию), риторику (включая историю), географию (с элементами геометрии), астрономию (с элементами физики), музыку, арифметику.
Программа семи свободных искусств делилась на две части: низшую — тривиум (грамматика, риторика, диалектика) и высшую — квадривиум (арифметика, география, астрономия, музыка). Особенно основательно изучались дисциплины, которые являлись базовыми для будущих священнослужителей, — грамматика и музыка. Грамматика была главным учебным предметом. Изучение латыни начиналось с усвоения простейших фраз и элементарных правил (правила были весьма сложными; например, знаки препинания появились только в VIII в.). Учебники, которыми пользовались, постепенно упрощались, становились доступнее. Впрочем, доступность понималась своеобразно. Так, некоторые учебные пособия излагали латинскую грамматику и Библию в рифмованном виде. После усвоения грамматики переходили к изучению литературы. Сначала читали короткие литературные тексты (басни или другие произведения). Далее приступали к правилам стихосложения, читали поэтические сочинения. Учитель рассказывал о личности поэта, кратко сообщал содержание его произведений. Выбор литературы было крайне консервативным. Прежде всего это были труды отцов церкви. В программу входили также сочинения Катона, Сенеки, некоторых других античных авторов. Классическая греческая литература изучалась в латинских переводах, поскольку греческий язык был выведен из программы, так же как и новейшие языки. Диалектика (философия) и риторика преподносились одновременно. Первая учила правильно мыслить, строить аргументы и доказательства, т.е. часто выступала и как логика. Вторая учила правильно строить фразы, искусству красноречия, которое высоко ценилось у служителей культа и аристократии. Обучение философии опиралось в первую очередь на произведения Аристотеля. Кроме того, предлагались для заучивания тексты из сочинений святого Августина и других отцов церкви. В первые века средневековья риторику изучали по Квинтилиану и Цицерону, затем — по Алкуину, с X в. — вновь по Квинтилиану. Программа по арифметике предусматривала нестолько овладение четырьмя арифметическими действиями, сколько усвоение мистического толкования чисел. Считалось, что мир устроен Богом с помощью чисел, и последним приписывались чудесные свойства. Уроки геометрии давали представление об устройстве обитаемого пространства с помощью чисел. Число не отделялось от пространственной формы. Каждая цифра соответствовала своей геометрической фигуре. В соотношении фигур и чисел пытались найти глубокий нравственный и философский смысл. Собственно геометрию изучали по скудным отрывкам из работ Евклида. Географическое образование и астрономия были развиты крайне слабо. Основные географические сведения черпали из арабских источников. Немногие знали о путешествиях викингов в Винланд (нынешняя Северная Америка). Астрономия носила прикладной характер и была связана с вычислениями череды многочисленных церковных праздников. Школяры должны были отчетливо знать наизусть «Цизиоланус» — праздничный церковный календарь из 24 стихов. Изучали Птолемееву систему мира. В силу неразвитости собственных знаний использовали труды арабских астрономов. На основе этих трудов были созданы первые трактаты европейских ученых, например «Астрономические таблицы» (XII в.). В музыкальном образовании наименьшее внимание уделялось обучению игре на инструментах. Главным считалось знакомство с духовной и светской музыкой как источником гармонии между природой, человеком, обществом и Богом. Музыке обучали с помощью нот, обозначаемых буквами алфавита. Линейная нотная грамота появилась в 1030 г.
Универсальными методами обучения были заучивание и воспроизведение образцов, Бытовало убеждение, что усидчивость — наилучший способ овладения христианским школьным знанием. «Сколько напишут букв на пергаменте школяры, столько ударов они нанесут дьяволу», — таков был девиз школы.
В итоге церковные школы раннего средневековья принесли не много пользы. Детям из низших слоев, т.е. абсолютному большинству населения, доступ к образованию остался закрытым. Уровень подготовки был крайне низким. В университетах ХIII-XV вв. первогодков нередко обучали элементарной латинской грамоте, поскольку те не смогли овладеть ею в школе.
Городские школы
В период с XII по XV в. школьное образование постепенно выходит за стены церквей и монастырей. Это выразилось в появлении так называемых городских школ. Создание светских учебных заведений было тесно связано с ростом городов, укреплением социальных позиций горожан, нуждавшихся в близком их жизненным потребностям образовании. Такие учреждения зарождались в недрах церковного образования.
Первые городские школы появились во второй половине XII — начале XIII в. Происходило это по-разному, например путем трансформации приходских школ. Так были основаны в Париже в конце XII в. малые школы. Преподавание вели светские лица под руководством каноника собора Нотр-Дам. Эти учебные заведения просуществовали около 100 лет. В 1292 г. насчитывалось 12 таких школ, в том числе одна для девочек, в 1380 г — 63 школы, включая 22 женские. В них учились дети представителей высших сословий. К окончанию обучения дети приобретали умения читать, писать и считать, немного знали латинскую грамматику. Выпускник получал звание клирика, что в дальнейшем позволяло ему стать учителем или священнослужителем.
Городские школы рождались и из системы ученичества, из цеховых и гильдейских школ, а также из школ счета для детей торговцев и ремесленников. Возникшие в XIII-XIV вв. цеховые школы содержались на средства ремесленников и давали общеобразовательную подготовку (чтение, письмо, счет, элементы геометрии и естествознания). Обучение велось на родном языке. Сходная программа была и у возникших в то же самое время гильдейских школ. Появляются городские школы, где преподавание ведется на латинском и родном языках, а также аналогичные учебные заведения для девочек.
Первым городским школам пришлось преодолевать жесткий надзор церкви. Католическая церковь справедливо видела в этих учебных заведениях опасных конкурентов церковному образованию. Сначала городские школы находились под контролем церкви. Церковники урезали программы, утверждали кандидатуры учителей. Постепенно, однако, города избавлялись от подобной опеки, отвоевывали право определять программу, назначать преподавателей.
Обычно городскую школу открывал нанятый общиной педагог, которого часто именовали ректором. Тогда на улицах можно было увидеть, например, такое объявление: «Кто желает научиться быстро читать и писать, тот может этому здесь выучиться за небольшое вознаграждение». Ректор сам подбирал себе помощников. Учителями становились поначалу духовники, позже — бывшие студенты университетов. Учителя получали плату деньгами и натурой (оплата производилась нерегулярно и была меньше, чем в церковных школах). По истечении контракта педагогов могли уволить и они подыскивали работу в другом месте. В результате возникла особая социальная группа — бродячие учителя.
Программа городских школ по сравнению с программой церковных учебных заведений заведений носила в большей степени прикладной характер. Кроме латыни изучались арифметика, элементы делопроизводства, география, техника, естественные науки. Происходила определенная дифференциация городских школ. Часть из них, например школы счета, давали элементарное образование и готовили в латинские (городские) школы. Латинские школы и ряд других учебных заведений, в свою очередь, давали образование повышенного типа. К ним относились, например, возникшие в XIV-XV вв. во Франции коллегии. Это были светские учебные заведения, которые служили как бы связующим звеном между начальным и высшим образованием. До середины XV в. коллегиями пользовались дети малоимущих слоев населения. В дальнейшем они становятся заведениями для учебных занятий при университетах. Школяры жили в самых бедных районах города и нередко существовали на подаяния. Позже коллегии превратились в землячества университетов и коллежи — учебные заведения общего образования.
Первые университеты
Важной вехой в развитии науки и образования стало создание университетов. Университеты родились в системе церковных школ. В конце XI — начале XII в. отдельные кафедральные и монастырские школы превращаются в крупные учебные центры, которые затем становятся первыми университетами. Именно так, например, возник Парижский университет (1200 г.), который вырос из Сорбонны — богословской школы при Нотр-Даме — и присоединившихся к ней медицинской и юридической школ. Подобным образом возникли другие европейские университеты: в Неаполе (1224 г.), Оксфорде (1206 г.), Кембридже (1231 г.), Лиссабоне (1290 г.). Университеты учреждались и светской властью.
Рождение и права университета подтверждались привилегиями — особыми документами, подписанными римскими папами или царствующими особами. Привилегии закрепляли университетскую автономию (собственный суд, управление, право дарования ученых степеней и пр.), освобождали студентов от военной службы и т.д. Сеть университетов довольно быстро расширялась. Если в XIII в. в Европе насчитывалось 19 университетов, то в следующем столетии к ним добавились еще 25. Рост университетского образования отвечал велению времени.
Появление университета способствовало оживлению общественной жизни, торговли и увеличению доходов. Вот почему города охотно соглашались на открытие университетов. Известно, например, что власти опустошенной войной Флоренции открыли в 1348 г. университет, полагая тем самым поправить дела. Открытие университета оговаривалось определенными условиями. Порой городская община назначала конкретный минимум учащихся и соглашалась оплачивать труд профессора лишь при наличии такого минимума.
Церковь стремилась удержать университетское образование под своим влиянием. Ватикан являлся официальным покровителем многих университетов. Главным предметом в университетах было богословие. Преподавателями почти сплошь служили выходцы из представителей духовного звания. Ордена францисканцев и доминиканцев контролировали значительную часть кафедр. Церковь держала в университетах своих представителей — канцлеров, которые находились в прямом подчинении у архиепископов. И тем не менее университеты раннего средневековья по программе, организации и методам обучения играли роль светской альтернативы церковному образованию.
Важной чертой университетов являлся их в известной мере наднациональный, демократический характер. Так, на скамьях Сорбонны сидели мужчины разных возрастов и сословий из многих стран. Для организации университета не требовалось больших затрат. Годились практически любые помещения. Вместо скамей слушатели могли располагаться на соломе. Студенты нередко выбирали профессоров из своей среды. Порядок записи в университет выглядел весьма вольным. Обучение было платным. Студенты-бедняки снимали для жилья каморки, перебивались случайными заработками, уроками, нищенствовали, странствовали. К XIV в. даже сложилась особая категория странствующих студентов (ваганты, голиарды), которые неоднократно перебирались из одного университета в другой. Многие ваганты не отличались нравственностью и были подлинным бичом для обывателей. Но из них выросло немало подвижников науки и образования. Первые университеты были весьма мобильными. Если в окрестностях начинались чума, война и прочие беды, университет мог сняться с насиженного места и перебраться в другую страну или в другой город.
Студенты и преподаватели объединялись в национальные землячества (нации, коллегии). Так, в Парижском университете насчитывалось 4 землячества: французское, пикардийское, английское и германское, в Болонском и того больше — 17.
Позже землячеств (во второй половине XIII в.) в университетах появились факультеты, или колледжи. Ими назывались те или иные учебные подразделения, а также корпорации студентов и профессоров этих подразделений. Землячества и факультеты определяли жизнь первых университетов. К концу XV в. Положение изменилось. Главные должностные лица университета стали назначаться властями, и нации утратили свое влияние.
Факультеты присуждали ученые степени, факт приобретения которых оценивался в духе ученичества и рыцарского воспитания. Порой выпускников, подобно рыцарям, венчали громкими титулами типа граф права. В ученой степени магистр нетрудно угадать звание мастера, которое получал ученик ремесленника. Профессора и студенты мыслили себя во взаимоотношениях мастеров и подмастерьев.
Когда юноша 13-14 лет являлся в университет, ему надлежало записаться у профессора, который в дальнейшем считался за него в ответе. Студент занимался у профессора от 3 до 7 лет и, если учился успешно, получал степень бакалавра. Вначале она рассматривалась лишь как ступень к научной степени. Бакалавр посещал лекции других профессоров, помогал обучать вновь пришедших студентов, т.е. становился своеобразным подмастерьем. В итоге, подобно ремесленнику, он публично излагал (показывал) научную штудию, защищая ее перед уже получившими степень членами факультета. После успешной защиты бакалавр получал ученую степень (магистра, доктора, лиценциата).
Большинство первых университетов имело несколько факультетов. Содержание обучения определялось программой семи свободных искусств. Усиливалась специализация. Университеты славились преподаванием отдельных предметов: Парижский — теологии и философии, Оксфордский — канонического права. Орлеанский — гражданского права, университет в Монпелье (южная Франция) — медицины, университеты Испании — математики и естественных наук, Италии — римского права.
От студента требовалось посещать лекции: обязательные дневные (ординарные) и повторительные вечерние. Еженедельно происходили диспуты с обязательным присутствием студентов. Преподаватель (обычно магистр или лиценциат) назначал тему диспута. Один-два раза в год устраивались диспуты о чем угодно (без жестко оговоренной темы). В этом случае порой обсуждались животрепещущие научные и мировоззренческие проблемы.
Университеты постепенно отторгали схоластику, вырождавшуюся в науку пустых слов. В XIV-XV вв. пропасть между новейшим знанием и схоластикой увеличилась. Схоластика все больше превращалась в формальную, бессодержательную философию. Научными штудиями схоластов могли быть, например, дискуссии на темы: «Сколько чертей помещается на кончике иглы»; «Почему Адаму в раю нельзя было съесть яблоко, а не грушу» и пр.
Университеты противопоставили схоластике деятельную интеллектуальную жизнь.
Палатинская академия Карла Великого и участие в ней клириков
История Европы дохристианской и христианской
Сайт «Православие.Ру» продолжает публикацию фрагментов новой книги церковного историка протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».
Карл Великий – покровитель учености и ученых
Король франков Карл, в 800-м г. принявший в Риме от Папы императорский титул, принадлежал к числу самых образованных мирян своей эпохи. Его родным языком был немецкий, точнее ― франкский диалект древневерхненемецкого языка, на котором говорили на востоке Австразии, откуда и происходит династия Каролингов. Это видно из биографии Карла, написанной Эйнгардом:
Вот переводы названий некоторых из этих месяцев: январь ― зимний, март ― весенний, апрель ― пасхальный месяц, июль ― месяц сенокоса, октябрь ― ветряный, ноябрь ― осенний, декабрь ― святой месяц (ввиду Рождества).
Очевидно, что Карл свободно говорил и на неродном ему языке романизованных франков, который господствовал в Нейстрии и на западе Австразии – на франкском диалекте вульгарной латыни, приблизившемся уже в своей эволюции к той стадии, с которой в романской филологии ведется отсчет истории французского языка. Но он при этом хорошо знал и книжную латынь. Как пишет Эйнхард,
Любознательность Карла побуждала его всю жизнь стремиться к приобретению знаний в самых разных областях науки:
Любознательность Карла побуждала его всю жизнь стремиться к приобретению знаний в самых разных областях науки
При такой своей образованности, по тем временам удивительной для лица, не принадлежащего к клиру, он не до конца овладел навыками письма:
Карл Великий был убежден в пользе образования и науки для государства и всячески способствовал культурному росту своих подданных. Но при тотальном невежестве общества, в котором грамотность считалась профессиональным качеством духовенства и канцелярских служащих, кадры которых в значительной части черпались из среды клириков, просветительские импульсы, исходившие от воли и инициативы монарха, не могли распространяться широко, реально влияли лишь на атмосферу ближайшего окружения Императора. И все же при Карле достигнуты были результаты в области книжной культуры, которые не исчезли бесследно в последовавшую эпоху, когда, ввиду непрерывной агрессии против христианского Запада с разных сторон – с севера, с юга, с востока, – имел место своего рода реванш варварства и одичания.
Помощниками ему в этом деле могли служить исключительно клирики, и он ввел самых просвещенных духовных лиц, независимо от их сана, в свое ближайшее окружение. При этом он привлек не только тех ученых клириков, которые служили в пределах его владений, но и из-за границы: из Ирландии, где культурный уровень ученых монахов был особенно высок, из англо-саксонской Британии, из мозарабской Испании.
Он ввел самых просвещенных духовных лиц в свое ближайшее окружение
В это ученое сообщество, приближенное к монарху и вошедшее в историографию с названием дворцовой, или палатинской школы, входили германоязычный франк Эйнгард, его земляк Ангильберт, лангобард Варнефрид, по-другому Павел Диакон, Павлин Аквилейский, Петр из Пизы, выходец из Испании Теодульф – аббат монастыря Святого Бенедикта Флери-сюр-Луар, поставленный в 797-м г. епископом Орлеана. Признанным главой этой школы, или, как она еще называлась, Академии, был британский сакс Алкуин, который в сане диакона занял со временем должность аббата монастыря Святого Мартина. Формальным членом этой Академии был и сам Карл Великий. Это было и ученое, и литературное сообщество; в стилистике ее деятельности присутствовал игровой элемент, предвосхищая итальянские академии эпохи гуманизма. Участники собраний Палатинской Академии усваивали себе прозвища, почерпнутые из библейской истории или классической древности, так что сам Карл именовался Давидом, Алкуин – Альбином, или Флакком, в память о Горации Флакке, Ангильберт – Гомером, Теодульф – Пиндаром, Эйнгард – Веселиилом, другие «академики» именовались Аароном, Самуилом, Юлием, что значило Цезарем, Назоном, то есть Овидием, Менелаем. В этот ученый и литературный кружок входили и женщины: сестра Карла Великого Гисла, или Гизела, которая в кружке звалась Люцией, впоследствии ставшая аббатисой монастыря в Шелле, дочь Императора Ротруда – Колумба, графиня Дуода из Аквитании, мать герцога Вильгельма Септиманского.
Глава Палатинской академии Алкуин и его творческое наследие
Рабан Мавр (слева) и Алкуин (в центре) подносят свои книги епископу Отгару Майнцскому Алкуин познакомился с Карлом в Парме, на возвратном пути из Рима, в 781-м г., когда он был зрелым мужем и состоял в диаконском сане, а родился он около 735 г. в британском Йорке. Он рано осиротел и остался на попечении родственников. Одним из них был знаменитый миссионер епископ Виллиброрд. Как и тот, Алкуин был отдан в монастырь в детском возрасте. Там он получил первоначальное образование, а затем обучался в соборной школе Йорка, прославленной высокой квалификацией своих профессоров, так что учиться в ней приезжали студенты не только из Британии, но и из других стран. В этой школе Алкуин, благодаря своим незаурядным способностям, любознательности и прилежанию, приобрел обширные знания в библеистике, латинской патристике, классической литературе. Ввиду своего знатного происхождения он пользовался покровительством со стороны архиепископа Йоркского Эгберта.
Магистром Йоркской школы был его родственник Эльберт, который взял с собой в Рим Алкуина. Одной из целей поездки было изучение книг, хранившихся в библиотечных собраниях «вечного города». После возвращения на родину Эльберт был поставлен на архиепископскую кафедру Йорка, а Алкуин, его ближайший помощник, был рукоположен в диакона. В 778-м г. Эльберт ушел на покой, его преемником по епископскому служению стал Эанбальд, а заведование соборной школой было возложено на Алкуина. В 780-м г. он снова отправился в Рим, чтобы получить там от Папы паллиум для Эанбальда. Встретившись на возвратном пути с Карлом Великим, он принял его предложение переселиться в королевство франков, где вначале возглавил школу Ферьерского монастыря, но вскоре, уже в 782-м г., был вызван Карлом ко двору в Ахен, возглавив Палатинскую Академию, при которой существовала школа, в ней сам Алкуин преподавал классические тривиум и квадривиум. Вместе с Алкуином из Британии в государство франков переселились четверо других ученых монахов: Визон, Фредегизом, Сигульф и Онульф. Онульф вскоре отошел от Алкуина, оставил монашество и занятия науками, став человеком светским, а трое других остались верными помощниками Алкуина в его просветительских трудах. Неизвестно, по какой причине около 790-м г. Алкуин вернулся на родину, в Англию, но в 793-м г. он снова находился в Ахене.
Он был одним из самых деятельных участников Франкфуртского Собора 794 г., на котором подверг обстоятельной критике адопционистское учение, появившееся в Испании, но распространившееся и на юге государства франков. Алкуин был вероятным автором так называемых «Карловых книг», иначе говоря, написанных от имени самого монарха; в них содержится критика как иконоборчества, так и учения VII Вселенского Собора о почитании святых икон, которое разделяла и римская курия. Эту позицию Карла и Алкуина можно охарактеризовать как умеренное иконоборчество, поскольку в священных изображениях они находили лишь дидактический материал для научения вере, полезный для неграмотных, но отнюдь не святыню, достойную почитания.
Алкуин был ближайшим советником Карла, он давал уроки его детям, он рекомендовал ему кандидатов на вакантные места епископов и аббатов, придавая при этом важное значение их образовательному уровню. В 796-м г., оставаясь в сане диакона, Алкуин был поставлен аббатом прославленного монастыря Святого Мартина в Туре (Сен-Мартен-де-Тур), где он создал школу, одну из лучших на Западе. Он писал о своем преподавании в этой школе Карлу Великому:
При монастырской школе Алкуин открыл один из самых крупных тогда скрипториев в Западной Европе
К числу его выдающихся учеников принадлежит знаменитый впоследствии Рабан Мавр, аббат монастыря Святого Бонифация в Фульде, а позже архиепископ Майнца. При монастырской школе Алкуин открыл один из самых крупных тогда скрипториев в Западной Европе, в котором он и сам занимался перепиской книг. В Туре Алкуин предпринял огромный труд по редактированию Вульгаты – латинского перевода Библии, выполненного блаженным Иеронимом. Переписываясь с Карлом Великим, он к одному из посланий, адресованных Императору, присовокупил выполненный его собственной рукою манускрипт ревизованной им «Вульгаты». Впоследствии эта рукопись, получившая название «Библии Алкуина» была утрачена, но в XX столетии предпринят опыт реконструкции текста Библии в редакции Алкуина. Алкуин скончался в 804-м г. в стенах обители Святого Мартина.
Оставленное им литературное наследие обширно и разнообразно. Значительное место в нем занимают богословские, по преимуществу экзегетические труды. Ему принадлежат толкования на Евангелие от Иоанна – сочинение компилятивного характера, воспроизводящее тексты древних экзегетов, в особенности Блаженного Августина – в ту пору уже самого авторитетного из западных отцов. К числу его более оригинальных богословских трудов принадлежит трактат «О вере в единую и святую Троицу» (De fide sanctae et individuae Trinitatis). Он – автор богословского и философского трактата «О сущности души» («De ratione animae») и посвященной маркграфу Бретонскому Видону книги религиозно-нравственного содержания «О добродетелях и пороках». Эти два его сочинения пользовались настолько широкой популярностью в Средневековье, что выдержки из них использовались в качестве тем для проповедей с амвона. Алкуин был также искусным агиографом. Он написал жития основателя монастыря, который он возглавлял, – Мартина Турского, – и англо-саксонского миссионера, своего родственника епископа Виллиброрда, канонизованного Западной Церковью.
УАлкуина христианская и классическая наука не вступают в противоречие или конкуренцию
Его учебники по диалектике и риторике написаны в виде диалога между учеником – «королем Карлом» и учителем – «магистром Альбином», то есть самим Алкуином. С содержательной стороны они представляют компиляции, построенные на основе классических трудов Исидора, Цицерона, Юлия Виктора, Боэция. Учебный характер имеет и написанный Алкуином для сына Карла Великого Пипина «Диспут августейшего и знатнейшегоо юноши Пипина с Альбином Схоластиком» (Disputatio regalis et nobilissimi juvenis Pippini cum Albino scholastico), в котором часто в шутливой форме, в виде загадок и разгадок, излагаются полезные сведения из разных отраслей знания.
В историю литературы Алкуин вошел как родоначальник средневековой латинской поэзии. Он автор около 400 стихотворений, из которых самым пространным является своего рода церковно-историческая поэма, написанная им в юности – «О Предстоятелях и святых Йоркской Церкви» (De pontificibus et sanctis Ecclesiae Eboracensis), содержащая ценные сведения из истории Англо-саксонской Церкви, не известные из других источников. Другое его пространное стихотворение – состоящая из 120 двустиший элегия «De clade Lindisfarnensis monasterii” (О разорении Линдисфарнского монстыря), в которой Алкуин находит утешительные слова для братии обители, подвергшейся в 793-м г. грабительскому нападению данов. Перу Алкуина принадлежат стихотворения разных жанров, написанные по поводу тех или иных событий в церковной и светской жизни, стихотворные панегирики, эпиграммы. Алкуин писал также и песни, возможно, сам сочиняя и их мелодию, и эти песни исполнялись с аккомпанементом на дворцовых празднествах в Ахене.
И все же, при всей своей незаурядной эрудиции, остроумии, свободном владении стихотворными размерами, Алкуин не был поэтом высокого и органичного дара. Его стихи – характерные образцы книжной, ученой поэзии, так что его нельзя сравнивать ни с Горацием, чье имя Флакк он себе усвоил, ни с его любимым Вергилием, ни с великими поэтами, писавшими уже на новых и живых языках. Выдающийся деятель на ниве просвещения, он не стал большим поэтом, и наверно, не мог им стать, даже и по не зависящим от него причинам. Средневековая латинская поэзия была все-таки искусственным изделием, поскольку родной язык стихотворцев был иным, и эта ее искусственность неизбежным образом негативно сказывалась на творческом вдохновении поэтов, пользовавшихся прекрасно разработанным и богатым, но уже мертвым или умирающим языком.
Алкуин придавал стихотворную форму и некоторым из своих писем. Эпистолярный жанр составляет едва ли не самую солидную часть его литературного наследия. Большинство его посланий и писем утрачено, но и число сохранившихся значительно – 232 письма к разным лицам. Они адресованы Карлу Великому, Папе Льву III, другим епископам, аббатам, светским сановникам, друзьям, некоторые из них – его землякам-англосаксам. Все послания и письма Алкуина представляют значительную историческую ценность, являясь документами, характеризующими свою эпоху, но особую значимость имеет его переписка с Карлом. Весьма часто Алкуин обращается в этих письмах к Карлу, употребляя его «академическое» прозвище – «королю Давиду – отцу отечества». В некоторых письмах монарху Алкуин, отвечая на его просьбу, дает ему справки из разных областей знания. Но в этой их переписке обсуждались и темы государственной политики, дипломатии, военной стратегии, и особенно часто – темы церковные. Так, в самом первом письме, адресованном Карлу, Алкуин предлагает административные меры, призванные содействовать успешному миссионерству среди побежденных аваров, а именно – он считает, что не следует взимать церковную десятину с новообращенных. Письма Алкуина, человека ученого, обильно оснащены цитатами из Священных книг, из латинских отцов Церкви, из классических писателей и поэтов, особенно из стихов его любимого поэта Вергилия, из его «Энеиды».
Жизнь и труды палатинских «академиков»
Павел Диакон Самым значительным после Алкуина ученым и писателем из Палатинской школы был Павел Диакон, иерархический сан которого стал частью имени, с которым он вошел в историю. По происхождению Павел был романизованным лангобардом, родным языком которых стала вульгарная латынь в ее италийском варианте. Он был значительно старше Алкуина и родился в 720-м г. в Чивидале, в прошлом этот город назывался Форум Юлия, откуда идет название итальянского региона Фриули-Джулиа. В ту пору там находилась резиденция Патриарха Аквилейского, поскольку, разоренная Аттилой, сама Аквилея стала крохотным поселением, скорее сельского, чем городского типа. Лангобарды составляли сословную элиту в Италии, но лишь немногие из них стремились дать своим детям образование. Отец Павла Варнефрид, принадлежавший к придворной знати короля Ратхиса, позаботился об образовании сына, которое тот получил вначале в патриаршей школе в родном городе, а потом в придворной школе в лангобардской столице Павии, где, помимо классических тривиума и квадривиума, преподавалось римское право. Под руководством своего учителя Флавиана Павел изучил греческий язык, знание которого на Западе Европы в ту пору было уже редкостью. По окончании школы он принял монашество и был хиротонисан в диакона. В пору правления короля Дезидерия Павел служил придворным нотарием, историографом и учителем королевской дочери Адальперги, выданной позже замуж за герцога Беневента Арихиса и слывшей одной из самых образованных женщин на Западе. По просьбе Адальперги Павел в 768–769-м гг. написал компилятивную «Римскую историю», основанную на предшествовавших трудах Евтропия, Орозия, Иордана, святителя Григория Турского, Беды Достопочтенного, доведя историческое повествование до Императора Юстиниана. После падения Лангобардского королевства, завоеванного франками в 774-м г., Павел перебрался в Беневент, потом уехал на север Италии, поступив в монастырь, расположенный на берегу озера Комо. Там он преподавал в монастырской школе, занимался литературным творчеством, переложив стихами составленное Папой Григорием Великим житие преподобного Венедикта Нурсийского.
В 776-м г брат Павла Арихис принял участие в закончившемся поражением восстании лангобардов против господства франков, был схвачен и отправлен заложником в Галлию, после чего сам Павел поступил в основанный отцом западного монашества преподобным Венедиктом прославленный монастырь в Монте Кассино. Когда в 782-м г. Карл Великий посетил Рим, Павел через приближенного к монарху Петра Пизанского направил Карлу стихотворную элегию, в которой изложил горестную участь своей семьи.
Рассказав о бедствиях своих близких, Павел просит короля явить им свое милосердие. Надежда Павла Диакона на великодушие Карла не была посрамлена, его брату дарована была свобода. Оценив ученость Павла, монарх пригласил его в Ахен ко двору.
4 года Павел провел в Ахене, став там одним из самых авторитетных «академиков». Вместе со своим соотечественником и другом Петром Пизанским Павел исполнял должность преподавателя греческого языка при Академии. По поручению короля он составил двухтомную хрестоматию образцовых проповедей, сочинял эпитафии лицам, принадлежавшим к королевской династии, знатным сановникам и придворным дамам, писал стихотворные послания Карлу, на которые от имени монарха стихами же отвечал Петр Пизанский, составил «Деяния Мецких епископов» (Gesta episcoporum Mettensium), послужившую образцом для позднейших авторов трудов по истории той или иной епископской кафедры.
Несмотря на успех своих научных и литературных трудов, несмотря на свою славу и популярность, на уважение со стороны монарха, Павел тяготился пребыванием на чужбине и стремился вернуться в Италию, в монастырь в Монте Кассино, и после 4 лет пребывания при дворе, в 787-м г., он, наконец, выехал из Ахена, задержавшись на пути в Монте Кассино в родном Чивидале во Фриуле. Там он составил Кодекс посланий святого Григория Двоеслова для монастыря Корби. Собранию предпослано предисловие в виде послания аббату Корбийскому Адаларду. Сохранился единственный манускрипт с автографом Павла Диакона, который ныне хранится в Публичной библиотеке Санкт-Петербурга.
Свою любовь к родине, свой восторг перед красотой ее природы он выразил в стихотворении, написанном на чужбине и посвященном окрестностям озера Комо:
«Вечно весна над тобой: опоясан ты дерном зеленым. Ты побеждаешь мороз! Вечно весна над тобой! Средь плодоносных олив окруженный лесистой каймою, вечно богат ты листвой средь плодоносных олив. Вот поспевает гранат, в садах твоих радостно рдея, в зарослях лавра таясь, вот поспевает гранат. Мирт благовонных кусты кистями струят ароматы, радуют блеском листвы мирт благовонных кусты. Запахом их победил едва появившийся персик, всех же, конечно, лимон запахом их победил».
Строки этой идиллии, стилизованной под антологические стихи поэтов поздней античности Авзония или Клавдиана, проникнуты искренним, неподдельным воодушевлением.
Павел Диакон был самым крупным историком и самым талантливым поэтом свой эпохи
Павел Диакон скончался в старости в Монте Кассино на исходе VIII столетия. Известен календарный день его смерти – 13 апреля, но не год его кончины. Он был самым крупным историком и самым талантливым поэтом свой эпохи.
Павлин Аквилейский Еще одним одаренным поэтом был его земляк Павлин, в конце жизни занимавший патриарший престол Аквилеи. Он родился в 726-м г. в Премариакко, близ Чивидале, где появился на свет и Павел Диакон, но, в отличие от Павла, Павлин происходил не из лангобардского, а из романского рода. Образование он получил в патриаршей школе родного города, изучал Священное Писание, патристику, латинскую классику, юриспруденцию. По окончании школы он принял тонзуру и был рукоположен в сан диакона, затем – пресвитера и оставлен преподавателем в школе, где он учился. Карл Великий узнал о существовании Павлина после завоевания лангобардской Италии в 774-м г. Своей эрудицией, а также своей непричастностью к восстанию лангобардов против господства франков Павлин заслужил признательность Карла, и тот пожаловал ему имение, конфискованное у одного из участников мятежа Вальданда, о чем в Иврее, где тогда находился король, была составлена сохранившаяся по сей день жалованная грамота. В 776-м г. Павлин принял приглашение Карла переселиться в Ахен, ко двору, где он занял должность преподавателя грамматики (grammaticus magister) при Палатинской академии. Павлин провел в Ахене около 10 лет, подружившись с Алкуином и другими участниками ученого сообщества, став одним из самых деятельных ученых и литераторов, творчество которых историками культуры было названо «каролингским возрождением».
В 787-м он был по инициативе Карла Великого поставлен на вакантный престол Патриархов Аквилеи, резиденция которых находилась в его родном городе Чивидале, и возвратился на родину, поддерживая оттуда эпистолярную связь с Алкуином. а также с самим монархом, и иногда встречаясь с ними. Патриарх Павлин стал надежной опорой Карла в управлении северной Италией. В 796-м г. он сопровождал сына Карла Великого Пипина в его победоносном походе против аваров, два года спустя исполнял должность «посланца государя» (missus dominici) в тосканском городе Пистое.
Патриарх Павлин стал надежной опорой Карла в управлении северной Италией
В силу своего высокого сана он председательствовал на нескольких церковных Соборах, в своих выступлениях на них и в сочинениях он полемизировал против адопционизма, осужденного при его деятельном участии на Соборах в Регенсбурге в 792-м г. и во Франкфурте в 794-м. Павлину принадлежит и сомнительная заслуга апологии учения об исхождении Святого Духа от Отца и Сына (Filioque), включение которого в Символ веры послужило впоследствии одной из главных причин церковного разделения Востока и Запада. После разгрома аварского каганата Павлин инициировал христианскую миссию среди аваров и зависевших ранее от них славян, которые проживали на территории Аквилейского Патриархата. При этом он был противником применения насилия над язычниками ради их обращения, к чему готовы были прибегнуть некоторые из миссионеров. Своим попечением о христианском просвещении альпийских славян он заслужил именования «апостола словенцев». Чуждый властных амбиций, он не возражал против того, чтобы северная часть Паннонии, освобожденная от аварского ига, была передана в юрисдикцию епископа Зальцбурга. Патриарх Павлин скончался 11 января 802 и после смерти, уже в IX веке, был причислен Западной Церковью к лику святых.
Еще одним талантливым поэтом из окружения Карла Великого был епископ Орлеанский Теодульф
Еще одним талантливым поэтом из окружения Карла Великого был епископ Орлеанский Теодульф. Он родился в Испании около 750 г. и происходил из романизованной вестготской знати. Но нет точных сведений ни о времени и месте его рождения, ни о его родителях, ни о школах, в которых он приобрел свое основательное образование, богословское и классическое, включавшее также знание основ римского права. Неизвестна и дата его приезда в Ахен, ко двору Карла Великого, который пригласил его, узнав о его учености и незаурядных способностях. К тому времени он был уже, вероятно, клириком.
Прожив несколько лет при дворе, в кругу ученых «академиков», Теодульф, по воле монарха, в 788-м г. был поставлен епископом Орлеана и аббатом Флерийского монастыря, позже он управлял еще одним монастырем – Эньянским. Он составил два капитулярия о постановке дел в своей епархии, оказавших влияние на развитие средневекового канонического права. Один из них был переведен на староанглийский язык. В своей епархии Теодульф позаботился об устроении школ, и не только при кафедральном соборе, но и в приходах – городских и сельских, причем обучение в них велось безвозмездно, так что начальное образование там, где такие школы были открыты, стало доступным для детей малоимущих горожан и крестьян, что позволяло выявить и привлечь к церковному служению способных мальчиков из социальных низов. Занимая кафедру в Орлеане, Теодульф по-прежнему часто встречался с Карлом, оставаясь среди ближайших советников монарха по церковным делам. Как Алкуин и Патриарх Павлин, Теодульф участвовал в богословской полемике против адопцианистской ереси, был одним из вероятных соавторов приписанных самому монарху «Карловых книг», в которых подвергается критике орос VII Вселенского Собора о почитании икон.
В 800-м г. он находился в свите Карла Великого, когда тот совершил поездку в Рим. Ему монарх поручил рассмотреть судебное дело Льва III, и оно решено было в пользу Папы, после чего тот возложил на голову Карла Императорскую корону, и Теодульф был среди свидетелей этого действа. Двумя годами раньше Теодульф в должности «государева посланника» (missus dominici) вместе с епископом Лионским Лейдрадом по поручению Карла ревизовали Септиманию, несколько месяцев пребывая в Нарбонне, Арле и Марселе. О положении дел на юге Галлии ревизоры не только доложили монарху в не дошедших до нас деловых рапортах, но Теодульф по материалам своих наблюдений написал сатирическую поэму в 956 стихах «Песнь против судей» (Carmen contra judices). Главный предмет его бичеваний – корыстолюбие судей, которых он увещевает оставить свой прежний порочный образ жизни и деятельности, исполниться страха Божия, страха грядущего Суда, и впредь судить подвластных людей справедливо и с человеколюбием, чтобы тем искупить свои прежние грехи и угодить Богу. Стихотворение представляет ценность как документальный памятник эпохи, дающий представление о судопроизводстве в государстве франков. Теодульф был усердным храмоздателем. Построенная им и освященная в 805-м или 806-м г. церковь в Жерминьи-де-Пре, образцом для которой послужил Ахенский собор, дошла до наших дней, представляя собой один из самых древних сохранившихся христианских храмов Франции. В ней сохранились мозаичные панно, выложенные в византийском стиле, программа которых была разработана самим епископом Теодульфом.
Пока был жив Император Карл, и в первые годы правления его сына Людвига Благочестивого Теодульф пользовался покровительством со стороны монархов; в 816-м г. он вместе с другими высшими церковными и светскими сановниками встречал Папу Стефана IV, прибывшего в Реймс для коронации Людвига. Но в 817-м г. на Соборе в Ахене его обвинили в причастности к заговору короля Италии Бернарда против Императора, лишили сана и заточили в монастырь в Анжере. Теодульф отрицал свою виновность, и в 1821 –м г. был оправдан или помилован, ему вернули его сан и кафедру, но он скончался 18 декабря 821 г. на пути в Орлеан и был погребен в монастыре, куда его сослали.
Литературное наследие Теодульфа составляют 6 Кодексов с опытом ревизии библейского перевода Блаженного Иеронима – «Вульгаты», предпринятой независимо от параллельного труда Алкуина, два богословских трактата, в одном из которых, «Об исхождении Святого Духа» (De processione Spiritu Sancto), он собрал патристический материал в подкрепление доктрины о Filioque, а другой, и более самостоятельный, озаглавлен «О чине Крещения» (De ordine baptismi), несколько проповедей и около 80 стихотворений. Его поэма «Семь свободных искусств» дает читателю содержательное представление о методе школьного преподавания наук, входивших в классические тривиум и квадривиум.
Одно из самых значительных произведений Теодульфа – стихотворное послание, адресованное Карлу Великому (Ad Carolem regem). Поэма, написанная в Орлеане, начинается хвалой Карлу, которую поэт воздает ему за победу над «гуннами», то есть аварами. Ее высший смысл – в торжестве христианства над язычеством, эта победа – залог обращения гуннов к вере во Христа. А в перспективе еще и победа над мусульманами. Придет время – и Кордова также откроет ворота христианскому монарху, и подобно тому, как «гунны» вынуждены были уступить свои сокровища, которыми теперь наполнен двор короля франков, так и арабы, столь же свирепые, как и «гунны», отдадут свои несметные богатства христианскому монарху, и в результате их обращения христианский мир, который Теодульф уподобляет Царству Божию, распространится на всю Испанию. В поэме много места уделено описанию семейной жизни Карла и его двора, дворцовых церемоний и празднеств.
Упомянув знатных персон из окружения короля, Теодульф затем набрасывает характерные словесные портреты его ученых сподвижников:
Преобладающий тон этих характеристик – юмористический, доброжелательно-насмешливый. Поэма заканчивается описанием пиршества, когда от потоков вина развязываются языки, и обладающие поэтическим даром участники королевского пира читают свои стихи, а захмелевший суровый воин Вибод проклинает стихотворцев, предающихся столь недостойному, с его точки зрения, занятию, злой критик по имени Юстеллий бранит прочитанные стихи, указывая на их несовершенство, а автор поэмы, напротив, находит их достойными похвалы.
Когда Теодульф пребывал в заточении в Анжерском монастыре, он сочинил песнопение «Gloria, laus et honor» (Слава, похвала и честь), вошедшее затем в обиход западного богослужения в неделю Ваий. В написанной Якобом Ворагином «Золотой легенде» воспроизведена легенда, или, возможно, действительная история: как Теодульф сидел в своей камере-келлии у окна и так вдохновенно пел этот свой гимн, что посетивший монастырь в Вербное воскресенье 821 г. Император Людвиг, оказавшись под этим окном, был восхищен, растроган и решил помиловать узника и возвратить его на Орлеанскую кафедру.
По характеристике В. Г. Васильевского,
В Палатинской Академии решительно преобладали иностранцы
Из древних латинских поэтов своими учителями Теодульф считал Вергилия, Овидия, Марциала и Пруденция, которому подражал в молодости, из христианских поэтов ему особенно близок был Венанций Фортунат и менее известный Оптациан Порфирий, в правление святого Константина Великого – префект Рима. В Палатинской Академии решительно преобладали иностранцы, выходцев из господствующего в государстве народа франков, романизованных или германоязычных, среди них было не много. Это, разумеется, не случайность, в VIII столетии людей образованных среди франков было намного меньше, чем среди ирландцев, англосаксов или выходцев из Италии.
Самым масштабным писателем из числа франков в окружения Карла Великого был Эйнгард, но его творчество приходится в основном уже на правление сына и преемника Карла Людвига Благочестивого, а во времена самого Карла выделялся своим талантом другой франк – Ангильберт. Точное время его рождения неизвестно, но оно относится к середине VIII века, вероятно, он происходил из франкской знати. Получив солидное образование, он познакомился с Алкуином, который и ввел его в Палатинскую Академию. Обладая незаурядным музыкальным талантом, он возглавил придворную капеллу в Ахене. Он был также талантливым поэтом и получил шутливое прозвище Гомера. Карл возложил на него дело воспитания и образования своего сына Пипина. Ангильберт хорошо ориентировался в хитросплетениях политической жизни, в делах дипломатических, чему, вероятно, способствовало его происхождение из франкской аристократии, и Карл давал ему ответственные поручения политического характера, прибегал к его советам при решении важных государственных дел. Сведения о его личной жизни противоречивы и вызывают некоторое недоумение. Несмотря на то, что Ангильберт, как и все почти лица из ученого окружения Карла, был клириком, он вступил в близкие отношения с дочерью Карла Великого Бертой, которая родила ему двух сыновей: Нитгарда и Гарнида – внуков монарха, но, похоже, эти отношения не были скреплены Венчанием, либо их брак был заключен тайно, однако эта связь не послужила причиной его опалы, по крайней мере такой, которая бы оставила след в документах эпохи. Но в 790-м г. Ангильберт был поставлен аббатом монастыря Сен-Рикье (Святого Рихария) в Пикардии, где он создал школу, библиотеку и один из самых продуктивных скрипториев. Там он и скончался в один год с Императором Карлом – 18 февраля 1814 г. Несмотря на свою проблемную личную жизнь, Ангильберт пользовался почитанием у братии, прижизненным и посмертным, и был канонизован Западной Церковью.
Его литературное наследие составляют несколько стихотворений. В одном из них он воспроизводит свой образ жизни, другое стихотворение – это состоящее из двустиший приветственное обращение к своему ученику и сыну Карла Пипину, написанное после его победного похода против аваров, и, наконец, наиболее содержательным его произведением является сохранившийся отрывок из большой поэмы о Карле. Это 8-я книга большой поэмы, озаглавленная «Карл Великий и Папа Лев» (Karolus Magnus et Leo papa). Но своим содержанием этот фрагмент выходит за рамки темы, обозначенной в заглавии книги. Это также поэтический рассказ о дворах Карла в Ахене и Падерборне, в нем начертаны словесные портреты членов семьи монарха, со вкусом описаны роскошные одеяния родственниц Карла и придворных дам, выразительно представлены яркие эпизоды королевской охоты. Слог поэмы, написанной классическим гекзаметром, гармоничен и музыкален. Эту поэму и другие произведения придворного поэта высоко оценили его коллеги по Палатинской Академии, усвоив ему прозвище Гомера. Своим учителем в искусстве поэзии Ангильберт считал Вергилия, а из поэтов христианской эпохи – Венация Фортуната. Несмотря на вполне светский характер поэзии Ангильберта, поскольку он, однако, почитается как святой в Католической церкви, эти три его стихотворения включены в «Патрологию» Миня, в ее 99-й том.
В окружении Карла был еще один поэт, настоящее имя которого осталось неизвестным, но его
Палатинская академия и школа в эпоху Карла Великого
Помимо литературных успехов участников кружка ученых сотрудников Карла Великого, другим и, возможно, главным результатом их деятельности стало открытие школ там, где их ранее не существовало. Монарх издавал указы, которыми он побуждал церковных сановников, епископов и аббатов, позаботиться об устроении школ и о качестве образования, которое в них получают учащиеся, о том, чтобы в них, наряду с преподаванием церковных знаний, изучалась и классическая латынь, потому что хорошее знание ее помогает глубже понимать Священное Писание. В одном из таких указов он обращается к аббату монастыря в Фульде Баугальду с предписанием:
При Карле Великом создавались школы трех типов
При Карле Великом создавались школы трех типов. Одни из них представляли учебные заведения, в которых преподавались классические тривиум и квадривиум с углубленным изучением Священного Писания. Эти школы предназначены были главным образом для подготовки кандидатов священства, но не только. Правительственная канцелярия нуждалась в образованных чиновниках. Поэтому такие школы давали основательное образование и тем лицам, которые готовились для государственной службы. В эпоху Карла Великого очагами классического образования и своего рода научными центрами, где изучались и Священное Писание, и патристическое наследие, и классические науки, стали школы Ферьерского, Анианского, Сан-Риккьерского, Корбийского и Фонтенельского монастырей в Галлии, Фульдского и Сан-Галленского монастыря в Германии. Там собирали, хранили и переписывали манускрипты как христианских, так и классических древних писателей. В правление Карла Великого в монастырских скрипториях был выработан новый стиль письма, названный «каролингским минускулом». Характеризуя последствия этой реформы, Ж. Ле Гофф писал, что новое начертание букв
Второй тип школ, которые Карл требовал учреждать по возможности повсеместно, представляли начальные училища, в которых давались элементарные знания, включая и латинскую грамматику. В капитулярии, составленном в 789-м г., монарх повелевает учреждать в монастырях школы с преподаванием чтения, письма, арифметики и церковного пения. Такие школы должны быть доступны лицам разных сословий, включая и крестьянских детей. Исполняя волю короля и следуя требованию своей архиерейской совести, епископ Орлеанский Теодульф стремился к тому, чтобы такие школы открыты были в каждом приходе, при этом он запрещал подведомственным ему клирикам брать деньги за обучение, разве только добровольные подарки от состоятельных родителей. Очевидно, что подобные начальные школы с изучением латинской грамматики могли легче внедряться в романоязычной половине Империи Карла – в Галлии и Италии, чем в германоязычных регионах.
Для обучения германоязычных детей и взрослых грамматике на родных немецких наречиях не было ресурсов, ввиду отсутствия письменности на них, если не принимать во внимание существование англо-саксонские текстов, которые могли быть без особого затруднения понимаемы носителями саксонского и других нижненемецких диалектов на континенте. Карл Великий обратил внимание на эту проблему и предпринял первые шаги на пути создания литературной версии родного ему немецкого языка. Он сам пытался составить грамматику немецкого языка, дал немецкие названия месяцев и направлений ветра, и самое главное, он поощрял запись произведений устной германской поэзии. Карл Великий, по словам его биографа Эйнгарда, приказал
Карл Великий предпринял первые шаги на пути создания литературной версии немецкого языка
Первыми памятниками письменности на немецком, более определенно – древневерхнемецком языке были глоссы – немецкие эквиваленты латинских слов и выражений. Такие глоссы помещались между строками латинских рукописей (интерлинеарные) или на их полях – маргинальные глоссы. Но создавались также сборники глосс, или глоссарии – своего рода двуязычные словари. Древнейший глоссарий назван по первому латинскому слову в нем – Abrogans. Он был составлен в середине VIII века. Его вероятный автор – монах Сан-Галленского монастыря Керон. Этот глоссарий не завершен, он обрывается на букве J. Он сохранился в трех манускриптах.
Второй глоссарий связан с тем же монастырем, что и Abrogans, он так и называется Сан-Галленским, его автор неизвестен, написан он на алеманском диалекте древневерхнемецкого языка. Вот отрывок из него: «stomahus mago, umpiculo nabulo, tronus stool, celus himil, sol sunna, luna mano, stellas sterron” (желудок, облако, трон, небо, солнце, луна, звезда).
В правление Карла и по его почину были созданы школы церковного пения
Помимо училищ начальных и тех, что давали полное образование, основу которого составляли тривиум и квадривиум, в правление Карла и по его почину были созданы школы церковного пения. Пение, принятое в церквях франков, вызывало неодобрение со стороны певчих и ценителей пения из Италии. Они с насмешкой говорили, что вместо пения франки ревут, как дикие звери, и Карл, имевший возможность сравнить пение в его родной стране с итальянским вокалом, находил эту критику справедливой. Он попросил Папу Адриана прислать ему своих певцов, и тот откликнулся на эту просьбу, направив к франкам двух искусных певцов – Феодора, который, судя по имени, мог быть ромеем, греком, и Бенедикта. Карл направил одного из них в Мец, а другого в Суассон, там у них должны были учиться местные певчие. Так при кафедральных соборах этих городов и сложились две музыкальных школы, способствовавшие заимствованию итальянской, более определенно – римской манеры пения в церквях Франкского государства.
В ту пору в церквях пели без инструментального аккомпанемента. Орган впервые появился у франков в правление Пипина Короткого. В 757-м г. Император Константин прислал орган в подарок королю Пипину. При Карле Великом в его государство было завезено еще несколько таких драгоценных по тем временам органов, так что установлены они были лишь в немногих кафедральных соборах. Местное изготовление органов восходит уже только к правлению сына Карла – Императора Людвига Благочестивого.
«Каролингское возрождение» и его место в истории
Утрехтская Псалтирь. Фрагмент
Эпоха Карла Великого ознаменована была заметным культурным ростом, но не следует преувеличивать масштабы «каролингского возрождения». При всей образованности и талантливости ученых монахов из окружения Карла, среди них все же не было глубоких богословов и великих мыслителей и философов, которых можно было бы хотя бы отдаленно сравнивать с отцами Церкви, с Максимом Исповедником или Иоанном Дамаскиным, с Августином Блаженным и даже с Боэцием, ни с великими схоластами Средневековья – Фомой Аквинским или Дунсом Скотом. Это были школьные эрудиты, начитанные в латинской классике и латинских отцах, но с относительно узким кругозором, мало осведомленные в греческом христианском и классическом наследии, и лишь некоторые из них умели читать греческих писателей. К тому же дворцовая Палатинская Академия, немногие кафедральные соборы, в которых служили просвещенные епископы, несколько монастырей во главе с хорошо образованными аббатами, позаботившимися о создании библиотек, о собирании и переписывании манускриптов, об открытии школ – представляли собой все-таки лишь островки теплично возделываемой духовной и светской культуры посреди бескрайнего моря варварства.
Не следует преувеличивать масштабы «каролингского возрождения»
Значительное большинство не только сельского населения, но и городских жителей, почти вся вооруженная знать состояла из людей неграмотных, исключение представляли лишь ближайшие к монарху сановники. Ситуация была, конечно, разной в разных регионах разношерстной Империи: тотальной безграмотности германцев противостояла более просвещенная Италия, но и там, что касается мирян, даже элементарная грамотность была привилегией горожан, в основном купеческого элемента. А в масштабах всего государства Карла грамотность была специальностью духовенства, так что в канцелярской службе в основном задействованы были клирики. В эпоху Карла Великого уровень культурного развития в государстве франков оставался несравненно более низким, чем на Западе до великого переселения народов или в современной Карлу Ромейской Империи. А за кратковременным проблеском просвещения в правление Карла последовало новое погружение во мрак одичания, снова, как и в V веке, имевшее не внутренние, но экзогамные причины – агрессию со стороны норманнов и венгров.