Дядя не рассказывай родителям что я пью
Как объяснить ребенку, почему ты пьешь
В нашем окружении встречается множество противоречивых воспоминаний про пьяных родителей. Одни рассказывают, как радовались приходу поддатого бати, который в порыве родительской доброты отстегивал пятьсот рублей «на мороженку». Другие вспоминают про то, как приходилось бегать во дворе до глубокой темноты, потому что дома сидит пьяный отец, готовый вломить даже коту за то, что не старается ловить мышей.
К сожалению, вторых статистическое большинство. Потому любой разговор об употреблении алкогольных напитков при детях чаще всего превращается в чтение нотаций по ролям. Отвратительные мужики не будут заниматься морализаторством, а попробуют предельно адекватно взглянуть на вопрос алкогольного поведения отцов в присутствии детей.
Короче, если ты любишь после работы хлопнуть рюмашку под борщ любимой жены, но волнуешься, что мелкий может неправильно это понять — этот текст для тебя.
Пить при детях — можно?
Начнем с фундаментального. Если для тебя самого бутылка стаута на семейном барбекю или упомянутая рюмка под борщ — обычное поведение, то скрывать это от детей не следует. Во-первых, незачем лишать себя полноты гастрономической жизни, во-вторых это единственный способ показать детям правильную культуру потребления.
И вообще стоит помнить, что люди, регулярно попадающие в пьяном угаре в различные неприятности, являются плохой поведенческой моделью для всех. Но надеемся, среди читателей нет персонажей с нарушениями самовосприятия, не способных признать собственных проблем.
Словом, выпивать при детях — можно. Но только в том случае, если сам алкоголь не является проблемой для тебя и окружающих.
Папа, почему ты пьешь?
Раскручивая логическую цепь, ребенок придет к выводу, что на самом деле все вкусно и все можно. И дальше все исследования темы будут происходить уже без твоего участия.
Сколько помню свое детство, мне частенько перепадало со взрослого стола лизнуть пенку от пива, сербнуть шампанского в Новый год или понюхать рюмочку с ликером. Но после того, как бабуля однажды дала мне попробовать самогона на чайной ложечке, я на долгие годы остановил все эксперименты с алкоголем. И до сих пор не люблю самогон, хотя отношусь к нему значительно лояльнее.
Поэтому твоя тактика — максимальная открытость. Ты пьешь, потому что тебе нравится вкус, потому что тебе надо согреться, потому что надо немного расслабиться после работы.
Помни, что категоричность в ответах лишает тебя пространства для маневра: «пить плохо, но дядя Коля все равно пьет, он плохой?» Нет, алкоголь это не плохо, это просто еще одна часть непонятного мира взрослых, как тот острый соус к шашлыку, вкус которого нравится только папе. Ты все поймешь, когда повзрослеешь сам.
Папе пиво — мне лимонад
Дальнейшее развитие идеи открытости — игра в равноправие. Со спиртным это, по понятной причине, недопустимо, но ничто не мешает вводить равноправие через ролевые элементы.
В качестве разового эксперимента попробуй сделать так: по дороге из садика через магазин рядом с бутылкой своего «жигуля» брось в корзину бутылку лимонада, чтобы ребенок стал частью твоего особенного «ритуала возвращения домой». И лучше всего сделать это со словами: «я сегодня много работал и устал, можно позволить себе немножко пива».
Твоя задача в этом кейсе — четко дать понять, что вы делаете одно и то же, только в параллельных мирах — в детском и взрослом. Для ребенка это разделение интуитивно понятно, и он быстро подхватит правила игры: «у папы своя бутылка, у меня своя, я часть процесса». Его не будет волновать, что у вас разные напитки.
Исследования подросткового пьянства закрепляют главный вывод: алкоголь употребляется не потому, что он действительно нравится или ребенок реально стремится к опьянению, а потому что это маркер взрослого поведения. Привязка к нему позволяет подростку выйти из ряда вон, нарушить правила взрослых.
Отличный вариант избежать этой ситуации — вычеркнуть спиртное из списка признаков взрослости, лишить его особенного статуса, отвязать от ярких эмоций. Когда алкоголь не является каким-то особенным атрибутом жизни, то не так уж интересно подчеркивать с его помощью свой бунтарский имидж.
Это нормально, когда дети имитируют алкогольное поведение взрослых и даже — держись за свои скрепы! — чокаются и пьют газировку из рюмок. Конечно, многие родители приходят от этого в ужас, считая, что «ребенок приучается к рюмке». Дети повторяют за взрослыми если не все, то очень многое, в том числе и питейные ритуалы. Именно этот спрос в свое время родил такое предложение как «детское шампанское». Если у тебя с этим проблемы, то перестань пить совсем.
Папа просто очень устал
Разумеется, если алкоголь регулярно водится в твоем баре, то случается оказия перебрать. И вновь неправильно объяснять родительское опьянение пространными фразами, типа «папе плохо, он хочет спать». Ребенок четко должен уяснить причинно-следственные связи: папа выпил слишком много, из-за этого он не может ходить и говорить — так бывает всегда, если выпить слишком много. В этом нет ничего хорошего, но папе не грозит опасность, он придет в себя и признает свою ошибку.
При этом важно то, как реагируют на ситуацию окружающие: смеются ли над пьяным, ведут себя агрессивно или проявляют заботу. Соответствующий рефлекс будет сформирован и у ребенка.
Я не раз наблюдал, как завидев пьяненького батю 4-летняя дочка бросалась на него с кулаками, вереща «опять нажрался, скотина!» Как думаешь, у кого она подсмотрела эту поведенческую модель, и насколько высок авторитет родителя в этой семье?
Как-то мы с другом играли в «Денди», и в этот момент в квартиру буквально внесли его отца в полнейшей отключке. Мой товарищ без лишних эмоций нажал на паузу, пошел раскладывать диван и помог уложить папу спать. Стоит ли говорить, что о таком отношении мечтает каждый родитель?
Кстати говоря, батя у товарища пьяницей не был. Просто всегда плохо переносил спиртное, вырубался и потому старался не выпивать. Видимо, в тот вечер выбора не было.
Задумайся, какие ассоциации и эмоции строятся вокруг употребления алкогольных напитков в твоем доме. Возможно, придется корректировать свое поведение: эти эмоциональные связи впитываются ребенком на протяжении всего процесса взросления.
Когда нальешь ему сам
От родителей можно часто услышать фразу «пусть лучше дома, чем по подъездам», но при этом ни у кого нет конкретного понимания, когда и как это должно произойти. И, зачастую, это самое «пусть лучше дома» включается тогда, когда ребенок уже спалился на употреблении, и приходится срочно возвращать контроль над ситуацией.
Впервые полную кружку пива в компании со взрослым я выпил в 16 лет. Налил мне двоюродный дядя со словами «давай хоть, племяш, пива вместе выпьем». Тогда пиво быстро выдохлось и мне не понравилось. Даже странно, что спустя буквально три года я пил его уже вполне регулярно и с удовольствием.
Здесь и правда нет работающего рецепта. Если ты думаешь, что первое совместное распитие должно случиться, когда ребенок будет «достаточно взрослым», помни:
у вас разное понимание взрослости. Поэтому просто однажды налей сам и все.
И еще тебе придется смириться с тем, что окончательное освоение искусства выпивать все-таки произойдет без тебя. Впервые настоящее опьянение, как правило, случается вне дома, и у каждого совершенно уникальный опыт первого нетрезвого возвращения домой. Как на это реагировать родителям — тема для отдельного разговора.
Главное, что тебе следует уяснить из этого текста: неискренность и двойные стандарты — худшие враги воспитания. Возрастная психология давно уже пришла к пониманию, что бессмысленно прятать от детей правду. Будь это правда о сексе, смерти, социальном неравенстве или алкоголе. Отсутствующие звенья легко достраиваются, а отношение к выпивке сформируется обходными путями с помощью знаний, подхваченных на стороне: у сверстников, любимых музыкантов, в кино, интернете. И вряд ли тебе понравится то, что вырастет на этих дрожжах.
Мама кричала: «Хоть бы ты сдох, ненавижу!» Дети алкоголиков — о родителях, страхе и взрослой жизни
Из-за пьянки дом превращался в ад, а я вышла замуж за алкоголика
Ольга Раменская, Владимир, 40 лет:
— Главное воспоминание моего детства — отец, сидящий на кухне с бутылкой водки. На столе, прямо на газете — нарезанное сало, куски хлеба. Иногда он пил, не закусывая. Мама в такие дни спала в моей комнате, и я слышала, как она плачет ночами.
Иногда мама не выдерживала и начинала выговаривать ему, пьяному. Сейчас я понимаю, что она нарушала элементарную технику безопасности — нельзя лезть к пьяному, нельзя! Нервы ее сдавали и она кричала в сердцах: «Хоть бы ты сдох, тварь! Ненавижу тебя. Всю жизнь мне сломал!» Тогда отец, рассвирепев, выбивал двери, разбивал стекла. Один раз он силком затащил маму в ванную, бросил ее лицом на кран и начал поливать водой. Я просыпалась от шума и умоляла его: «Папа, не надо!»
Я до сих пор помню ужас от того, что самые родные люди так ведут себя. От того, что этот пьяный шатающийся человек — не папа. И воющая мама с зареванным лицом, с размазанной тушью, — не мама.
Однажды мы с мамой убежали из дома ночью. Бежали по темной осенней улице, меня она успела одеть, а сама выбежала в тапках. Ночевали у ее подруги, сквозь дрему я слышала, как мама жаловалась ей, а тетя Лариса убеждала уйти от отца.
Страх и стыд — главные спутники моего детства. Иногда отец мочился в кровать, и мне было стыдно за него. Даже я уже давно не писаюсь в постель, а ведь он взрослый, как же так?! Сначала мама стягивала с него мокрые трусы и брюки, потом перестала. Утром отец зло снимал с себя мокрое белье, устало шел в ванную. А в большой комнате еще несколько дней стоял тяжелый запах мужской мочи. Порой пьяный отец не доходил до туалета и мочился в комнате или коридоре. Его рвало в ванную, сам за собой он не убирал, это приходилось делать маме.
Его запои длились по 3–4 дня, и в такие дни дом превращался в ад. Получку он отдавал маме, а когда требовалось выпить, сначала клянчил, а потом и выбивал эти деньги из нее.
Тяжелые запои у отца случались несколько раз в год, в остальное время мы были обычной семьей — ходили в кино, зоопарк, летом ездили в лес. О бытовом алкоголизме отца знали только самые близкие люди. Для меня его болезнь была стыдной, и я ни с кем этим не делилась.
Я не стала пить, как мой отец, но стала жертвой, как мама. И в 22 года вышла замуж за запойного алкоголика. К сожалению, женщины действительно часто выбирают мужчин, похожих на отцов. Ничем другим я свое замужество объяснить не могу, дочери пьющих мужчин часто идут по этой дороге.
Как и отец, муж был социально успешен, и только самые близкие знали о нашей беде. Моя жизнь крутилась по спирали «живем хорошо — муж уходит в запой — трезвеет, кается, я его прощаю — живем хорошо — муж уходит в запой». В фильме «Москва слезам не верит» героиня Ирины Муравьевой говорит подругам: «Что я только не делала. К каким только врачам его не водила». Вот и я что только не делала — водила к наркологам, психотерапевтам, бабкам. Кодировала, подсыпала чудо-порошки, ничего не помогало. Муж напивался, потом трезвел, обнимал мои ноги и умолял простить. Я прощала. Он снова запивал. Я научилась делать капельницы. Покупала в аптеке раствор Рингера, глюкозу, мочегонное, вгоняла в его вену иглу и пару часов сидела рядом. Вечерние капельницы были нужны, чтобы утром он мог пойти на работу.
Я смогла уйти от него. Это случилось, когда он стал спать в обуви и терять память. Вечером надебоширит, а утром ничего не помнит. Кодирования хватало на 3–4 месяца. Я поняла, что мне больше не нужны его уверения в вечной любви и вообще больше ничего не нужно. Для детей развод стал драмой, но я попросила их понять меня.
За год из тревожного существа с запуганными глазами я превратилась в спокойную веселую женщину. У меня улучшилось здоровье, ушла бессонница. И я не понимаю, для чего, зачем, я почти 20 лет прожила в аду. Ведь у меня есть профессия, дети, жилье. Я работаю с психологом, чтобы окончательно избавиться от созависимости и не вступить снова в отношения с пьющим человеком. И я бы всем советовала: «Бегите, бегите, пока вы еще молоды и у вас есть силы бежать. Пьющий человек будет пить всегда».
Отчим сильно бил маму и выносил вещи из дома, когда не хватало на выпивку
Юлия Дубова, 45 лет, Ангарск:
— Осознание, что отец пьет, у меня появилось лет в пять, наверное. Мне об этом говорили другие родственники, когда я спрашивала, почему папа не смог забрать меня из детского сада. А папа просто спал пьяный. Меня воспитательница приводила домой, это был позор на весь двор.
Папа работал инженером-электриком на комбинате в Ангарской нефтехимической компании, его периодически пытались уволить. Работал он хорошо, но только трезвый, а в трезвом состоянии он был, возможно, половину всего времени. Но я папу не ненавидела, скорее, жалела. Он был человеком довольно тихим и безобидным, и проблемы доставлял больше другим родственникам, чем мне.
Мне было с кем сравнить папу — мама с ним развелась и снова вышла замуж. Отчим был алкоголиком громким, скандальным, каждая пьянка была с дракой, битьем посуды, ломанием мебели. Отчима я ненавидела лютой ненавистью, мне доставалось, когда я бросалась на него в попытках защитить мать. Маму он сильно бил. Все кончилось, когда у отчима случилось шесть подряд инсультов и инфаркт.
Сейчас я понимаю, что почти половину своей жизни провела в страхе и ненависти. Вот ты идешь домой и не знаешь, что тебя там ждет. Может, дома тихо и удастся пересидеть вечер тихонечко у себя в комнате за закрытой дверью. А, может, там пьянка и скандал. И отчим снова бьет кафель в ванной, колотит посуду. Иногда он при моих друзьях выпирался в одних трусах пьяный и начинал истерить, мне было очень стыдно.
Жили мы бедно: он таскал вещи из дома и продавал, когда денег на выпивку не было. Мама научилась выживать и в этих условиях: она практически из минимума делала более-менее приличную еду, макароны в ста видах, 50 блюд из картошки. Картошку и овощи мы сами выращивали на даче.
Не уходила она от отчима, потому что считала: одна с двумя детьми не справится. В 90-е лишилась работы в институте биофизики в Ангарске. И затем работала, где пришлось: полы мыла, на рынке торговала, репетиторством занималась. Вряд ли мама когда-то была счастлива. Ни отца, ни отчима давно нет в живых, мама ходит на кладбище к ним обоим.
Я сама не из тех, кто не берет ни капли в рот, но я пью совсем по чуть-чуть, что называется, больше для вкуса. У меня плохие сосуды, мне надо беречься. А вот мой муж не пьет совсем. Я его выбирала не за это, конечно, это просто оказалось дополнительным бонусом, что ли. Его братья и отец такие же — не пьют совсем.
Если я вижу где-то скандалящего алкоголика, у меня желание закрыть глаза, убежать, спрятаться, эти люди неприятны мне до сих пор. А когда вспоминаю свое детство, на меня накатывает тоска. Если бы оно было другим, мне было бы проще строить отношения с людьми. А самое грустное для меня — отсутствие опыта нормальных семейных отношений. Многие вещи, с которыми другим людям посчастливилось расти, я постигала сама во взрослом возрасте. И, как мне кажется, так до конца и не постигла. Но теперь уже как есть.
Мы прятали от деда ножи и со страхом ждали, когда он вернется с работы
Татьяна Михайлова, 47 лет, Санкт-Петербург:
— Впервые в четыре года я осознала, что мой дед — пьяница. Я жила с ним и бабушкой, мама с отчимом жили отдельно, но и они выпивали. Это было тихое бытовое пьянство, пили по вечерам, после работы.
Главным чувством детства был страх. Дедушкиного возвращения с работы мы всегда ждали с напряжением. От того, как он зайдет в дом — либо по-человечески, либо открывая ее пинком, становилось понятно, каким будет вечер. Однажды дедушка попытался меня ударить и я ушла жить к маме.
А бабушка прожила с ним до самой смерти. И у меня на нее была обида за то, что она такую жизнь выбрала для себя и нас на нее обрекла. Стыдно было за своих пьющих родственников, было неловко подруг домой приводить. И я еще в детстве твердо решила: в моей жизни такого быть не должно, жить с пьющим человеком я не при каких условиях не буду.
Мой первый брак распался как раз из-за этого. Когда мы поженились, проблем не было, алкоголь появился в последние полтора года семейной жизни. Первый муж был талантливым творческим человеком, для них это, увы, свойственно. Мы прожили восемь лет, я ушла. Мой второй муж не пьет вообще. Я сама к алкоголю отношусь нейтрально, в состоянии опьянения не была много лет.
Как и любой ребенок алкоголиков, я выросла травматиком. И фактически вся моя жизнь оказалась стратегией по компенсации трудного детства: когда ты отыгрываешь детский страх и делаешь все, чтобы твои дети жили в других условиях, чтобы они не узнали, что такое унижение. У детей из других семей это получается само собой, а мне приходилось прикладывать для этого усилия. Это довольно энергозатратно, и я с удовольствием эту энергию потратила бы не на сохранение баланса, а на личностный рост, например.
Брат угрожал меня сжечь, когда не дала ему денег
Марина Щербакова, 35 лет, Красноярск:
Когда я выросла, узнала, сколько бытовых убийств происходит на почве алкоголя. Он нас не бил, но иногда нам с мамой и братьями приходилось прятаться от него. Мне лет шесть было, когда я осознала: мой отец — пьяница. Поняла сама, не помню, чтобы мама мне об этом говорила. Он пил дома и я видела, что он пьет водку и становится не таким, как обычно.
Мама нашла в себе силы уйти от него и одна поднимала троих детей. Мне тогда было девять лет, братьям еще меньше. Нам было трудно, возникли проблемы с деньгами, отец не помогал, но мама со всем справилась. А отца убили на охоте. В последний раз я видела его, когда мне было лет 10. Сначала я ничего не чувствовала по этому поводу, потом винила себя, что не дала ему шанса. И себя, и его я простила, будучи уже взрослой.
Я сама практически не пью алкоголь. Однажды были отношения с мужчиной, который постоянно выпивал. Я быстро поняла, что он «тихий алкоголик», и отношения развалились. Когда я узнаю, что нравящийся мне мужчина любит выпить, перестаю с ним общаться. И мне это несложно. Повторения детского сценария не хочу ни в каком виде.
А вот один из моих братьев стал алкоголиком. Когда я после развода жила с детьми у мамы, он постоянно ей досаждал. Однажды, пьяный, разбил стекло моей машины. Через два дня звонил и как ни в чем не бывало просил денег. Много раз угрожал мне, например, сжечь меня. Он вообще не понимает, сколько боли причиняет близким людям, а потом имеет наглость просить у них денег.
Несколько раз по просьбе мамы и его бывшей жены я отвозила его в клинику, где ему очищали кровь и «зашивали». Но он быстро «расшивался» и все по новой начиналось. Сейчас я не хочу иметь с братом никаких дел, я, наверное, единственный человек, который ему говорит: «Нет, я не дам тебе денег». Он из-за этого терпеть меня не может, но зато перестал беспокоить. Второй брат, слава Богу, не пьет.
Отца парализовало, но он продолжает пить
Ксения Соколовская, 42 года, Новосибирск:
— 11 лет я прожила, не зная, что мой отец — запойный алкоголик. Он был закодирован или, как раньше говорили, «зашит». Ему даже настойку календулы или валерьянку на спирту было нельзя, он мог от этого умереть. Папа хотел второго ребенка и мама поставила ему условие: «Если хочешь дочь, бросаешь пить». Он «зашился» и я родилась.
А потом у старшего брата случилась свадьба, папа начал к ней готовиться к ней и потихоньку запил. Действие «торпеды» закончилось. И тогда-то на меня и обрушилась эта страшная тайна: мой папа — алкоголик. Это осознание далось мне очень тяжело. Мама с папой давай сразу разводиться, я очень сильно переживала, постоянно плакала, не хотела в это верить. Как и в то, что мой папа — пьет.
Он ушел в запой на два года. Когда не пил, построил дом родителям, купил три машины, мы на море ездили, вообще все хорошо было. А когда запил, пропил все машины и этот дом. И этот кошмар продолжался два года: он то приезжал, то уезжал, мама его выгоняла, куда-то сама уезжала. Мне было очень тяжело, но папу я не переставала любить.
Отец не просыхал в принципе. Его привезли, помню, к маме в полумертвом состоянии. У него все отказывало, печень почти не работала, мама его выхаживала, делала дома какие-то капельницы. Он тогда не ел, не пил, сильно похудел, опять зашился и много лет опять не пил.
Потом снова запил, и его парализовало 16 лет назад. Они так и не развелись, вместе 53 года. Отец продолжает пить. Сейчас он сидячий больной, ходит только с помощью ходунков. Иногда просит: «Принесите мне в комнату поесть, до стола тяжело мне идти». Но если речь идет о бутылочке или стопочке, он подлетит и подбежит, как будто у него с ногами все в порядке.
Когда я приезжаю к родителям, он мне всегда говорит: «Привези мне бутылку “Алазанской долины”». Если честно, в родительском доме всегда стоит алкоголь. Гости часто бывают, да и мама до сих пор любительница выпить.
Моя мама была мэром в нашем поселке. У них то презентации, то совещания, и постоянно коньяк в ее жизни присутствовал. Когда я выросла, поняла, что мама тоже алкоголичка. Кто-то в гости пришел или просто вечером заскочил и мама всегда: «А давайте рюмочку, 100 грамм, 100 грамм». Но она не напивается, она так, две-три рюмочки пропускает.
Я сама впервые попробовала алкоголь в подростковом возрасте. Это были 90-е и спирт «Royal». Я, конечно, пару раз напилась в свои 15–16. У меня сейчас детям 16 и 18 лет, мне даже страшно представить себе, что они могут прийти домой пьяные. А мы тогда вот так росли, с такими экспериментами. Но постепенно пришло понимание, куда я иду, зачем, что мне от жизни нужно. И я поняла, что алкоголь мне вообще не нужен.
В 22 года я замуж вышла, в 23 у меня ребенок старший родился. И постепенно все вечеринки с пивом и другими напитками сошли на нет, я вообще перестала переносить алкоголь. Я много лет на всех корпоративах и вечеринках пила морсы, и мне говорили: «Ты что, Ксюха, закодировалась?». Я смеялась: «Да, закодировалась». Это был самый простой способ избежать долгих объяснений. Два моих мужа не пили. Ну как не пили, была культура употребления — бутылка вина за семейным ужином.
А недавно мне Вселенная отправила молодого человека, который оказался алкоголиком. Два месяца последних он трезвый, но я понимаю, что от этого он не перестал быть алкоголиком. И мне бывает страшно, что тема алкоголизма в моей жизни снова проявилась. У меня сердце разрывалось на части от осознания этого. И у меня же чувства возникли, это для меня уже не чужой человек. Я слышу внутри себя голос: «Не теряй с ним время, что он тебе может дать? Это деградировавшая личность».
Я работала в центре профилактики наркомании и алкоголизма, сейчас я бизнес-тренер, занимаюсь вопросами личностного развития, я знаю, что такое деградация. И я поняла, что единственное, что могу сделать — не сливаться с ним, не вступать в созависимые отношения, не контролировать, не спасать, не лечить, беречь свои границы. Это единственный бережный для психики способ существования в отношениях с алкоголиком.
Но я сама не понимаю, зачем вступила в эти отношения. Может быть, чтобы ослабить излишний самоконтроль, перфекционизм? Пересмотреть свои какие-то амбициозные цели на соотношение материального и духовного?
Когда я съехала от родителей, то похудела на два размера — дома заедала обиды
Валерия Ланских, 26 лет, Подмосковье:
— Впервые я осознала, что мой отец пьет, в младшем школьном возрасте. У него резко менялось настроение. Трезвый папа — злой папа. Выпивший папа — добрый папа. И я старалась использовать это как-то для себя: просила новую игрушку, например.
Но к 13 годам я стала понимать, что алкогольное опьянение начало работать против меня. У пьяного папы возникало ко мне все большее количество претензий. Маленькой я была хорошей, а мама плохой. Со временем, когда я выросла и у меня стали появляться свои увлечения, друзья, вектор изменился. «Все плохие, а дочь хуже всех». Это активно транслировалось именно в момент употребления алкоголя.
И я напрямую связываю это с алкогольной деградацией — у отца заметно упала критичность мышления и понимание чужих границ. Когда в жизни возникали трудности, он предпочитал выпить, чтобы избавить себя от ответственности и иметь возможность выплескивать эмоции. Тогда-то я и поняла, что алкоголь полностью блокирует сострадание и способность понимать ближнего. Из-за этого я рано повзрослела, ведь полагаться я могла только на себя.
Это отсутствие опоры очень ранило. Потому что ты не мог прийти к родителям с неразделенной любовью, лишним весом, травмой, болезнью и попросить: «Папа, у меня такая проблема, помоги мне, пожалуйста, ее решить». Я не могла это сделать, потому что отец был неуправляемым агрессивным алкоголиком и знатным манипулятором. Он был ростом под два метра, и когда выпивал, становился просто опасен. Мог побить и не помнить потом этого. И это было самое страшное: когда ты вынужден реально взрослеть, учиться решать свои проблемы, и в то же время держать на расстоянии своего отца, чтобы хоть немного его контролировать.
При этом отец хорошо зарабатывал и с точки зрения общества выполнял все обязательства перед семьей и детьми. Дети алкоголиков, которые тащат все последнее из семьи, могут рассчитывать на социальное сочувствие. У меня такого права не было, и главный аргумент отца звучал так: «Я зарабатываю, значит, имею право». И социум тебе транслирует: у тебя очень хороший отец, он о тебе так заботится.
Этот диссонанс между домашней реальностью и социумом приводит к сложные психическим расстройствам. Я с этим обращалась к психологу, он подтвердил, что возник жесткий конфликт самооценки. Таже на психике сказалась постоянная жизнь в стрессе. Также психолог сказал, что использование алкоголизма как орудия, средства давления — очень популярная история в обеспеченных семьях. Когда в мои 19 у меня появился молодой человек, отец по этому поводу устроил специализированный запой.
Постепенно у меня появлялось ощущение клетки от того, что я полностью бессильна и беспомощна перед пьющим человеком. Он сильнее меня и я завишу от него финансово. И я ни у кого не могу попросить помощи, потому что все уверены: у меня все круто, а я сама по себе лентяйка и белоручка, и за меня все делает мой папа. У меня появились мысли о суициде, началась настоящая клиническая депрессия, которую я лечила у специалистов.
Но благодаря работе с психологом я проработала внутренние проблемы. Затем я нашла работу и сняла квартиру. Мне пришлось делать выбор: либо я нищеброд, но с хорошей самооценкой, либо я живу в обеспеченной семье, но у меня нет ни друзей, ни молодого человека, и меня постоянно травят. У меня прошел конфликт самооценки и синдром самозванца (мне казалось, что я сама по себе из себя ничего не представляю). С родителями я почти не общаюсь. Я очень много весила, когда жила с ними — заедала обиды. Съехав, я похудела на два размера.
У меня нет зависимости от алкоголя и я не бываю в алкогольных компаниях. Я уверена, что никогда не свяжу свою жизнь с пьющим человеком. Одно время мне нравились мужчины, похожие на моего отца легкой напористостью и агрессией. Сейчас мне нравятся уравновешенные добрые мужчины. Сломать семейный сценарий мне удалось только благодаря своей осознанности и работе с психологом. Я все это проработала и сейчас могу сказать, что я счастливый свободный человек.