Джейн шемилт дочь о чем книга
Джейн Шемилт «Дочь»
Очередная книга серии «Детектив: Новый уровень». После первого же вышедшего в ней романа было ясно, что название обманка. Видимо «новый уровень» детектива это его отсутствие. Психологическое кое-где встречалось, стараясь оправдывать официальное название серии «Психологический триллер». А вообще выпущенные в ней книги были ниже среднего. Я забросила ее, но «Дочь» решила все-таки почитать. Вопреки своему правилу «не читай, если в аннотации есть слова «мать», «жена». Тема заинтересовала. Люблю я такие психологические выкрутасы, когда что-то выглядит не так, как на самом деле, а герои постепенно испытывают прозрение. Следовало бы не забывать, что роман издан в этой плохонькой серии, но я надеялась на удачу.
«Дочь» оказался одним из худших романов, по сюжету он даже не на уровне «Правды и другой лжи». Написан хорошо и это единственный плюс. Прочитается быстро, но останется только недоумение. Интрига на нуле, напряжения нет, к героям ничего не испытываешь, концовка странная, но при этом предсказуемая.
Главная героиня женщина средних лет, докторша, жена врача, в свободное время художница. Трое детей – двое сыновей и дочь. У нее стандартные взгляды на жизнь, на брак, на взрослеющих подростков. Отработав официально, она заступает дома во вторую смену, полностью обслуживая мужа и выросших детей. Считает почетным «все успеть», в тяжелые минуты утешается мыслями о соседке, воспитывающей сына с синдромом Дауна.
Однажды дочь героини исчезает – не возвращается домой с вечеринки. Вскоре выясняется, что вечеринки никакой не было, а после оказывается, что лгала дочь не только в этом. Что тут первым приходит в голову? Сюрпризов нет, оно самое. Я сначала не рассматривала такой вариант по причине его банальности. Надеялась на хорошую интригу. Неизвестно с чего. Но даже если мотив настолько избитый, то книгу можно было спасти психологическим наполнением или интересными характерами. По нулям и здесь. Героиня это комбинация всяческих неприятных мне черт. Взгляды ладно бы, но она сама по себе какая-то тормозная. «Ее изнасиловали – я знаю», через некоторое время «она сама ушла – я уверена», еще через некоторое время «это любовь, не будем мешать». Информацию не обрабатывает, мыслит стереотипами. Нарушает личное пространство детей во имя высших целей воспитания, шарится по ящикам, снимает взрослым сыновьям ботинки, когда ее никто не просит. Докапывается по малейшему поводу. Она из тех людей, что подарят вещь, а потом будут спрашивать «а почему ты не носишь?» или «а где та вещь, что я тебе дарила?».
Посыл романа довольно скоро мне стал понятен. Нет вопроса «зачем было писать эту банальщину?». Писательница проехалась по работающим женщинам, имеющим детей. По тем, кто не сидит над ними день и ночь, а выходит на работу и полноценно в нее вкладывается. Героиня не бросила работу и вела довольно активную жизнь, занималась живописью, когда находилось время. Ай-ай, какая нехорошая, «тыжемать!». И вот один из ее сыновей после исчезновения сестры говорит ей: «ты постоянно то работала, то писала картины, мы не могли с тобой пообщаться!». А она быстренько стала оправдываться: «для меня никогда живопись не была на первом месте». Муж героини при этом тоже работал, приходил поздно и детьми не интересовался совсем, не посчитал нужным заехать за ребенком после работы например. Но это ему в вину не ставят ни его жена, ни его дети. До самой концовки лейтмотив «виновата героиня, ведь она не уследила за состоянием дочери». Детоцентризм и пролайф прилагаются.
Роман ни о чем, наскоро слепленная поделка. Никаким психологическим триллером тут и не пахнет. Мне трудно поверить, что он имел успех.
Джейн шемилт дочь о чем книга
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Дженни – семейный доктор, мать троих детей, жена успешного нейрохирурга.
Ее жизнь идеальна. Но все рушится, когда ее пятнадцатилетняя дочь Наоми не возвращается домой…
Проходит год. Поиски не приносят результата. Семья распадается. И все-таки Дженни не прекращает попыток найти Наоми. Чем дальше она продвигается в поисках, тем отчетливее понимает, что многого не знала ни о дочери, ни о сыновьях, ни о муже.
А так ли нужна ей правда? Ведь порой она бывает такова, что пережить ее труднее, чем мучительную неизвестность…
Бывают вот такие плохие дни, как сегодня, когда дурные мысли не дают покоя. Мучают и мучают.
Бывают вот такие плохие дни, как сегодня, когда дурные мысли не дают покоя. Мучают и мучают.
Скальпель нарисовать легко; труднее передать дрожь пальцев.
Скальпель нарисовать легко; труднее передать дрожь пальцев.
С этой книгой читают
Отзывы 45
Мне самой 15 лет, но книгу я дочитала до конца.. хочу сказать, что на самом деле очень тяжелая книга. кому то она может показаться скучной и не интересной, но на самом деле все не так. Я бы советовала прочитать эту книгу многим, как матерям, так и детям. Конец я перечитывала 2 раза, и все время плакала. это может показаться странным, но книга меня сильно зацепила, потому что никогда ни над какой книгой я не плакала. Я не знаю чем закончить этот отзыв, потому что только что я перечитывала конец и меня переполняют эмоции, я просто советую почитать и все.
Мне самой 15 лет, но книгу я дочитала до конца.. хочу сказать, что на самом деле очень тяжелая книга. кому то она может показаться скучной и не интересной, но на самом деле все не так. Я бы советовала прочитать эту книгу многим, как матерям, так и детям. Конец я перечитывала 2 раза, и все время плакала. это может показаться странным, но книга меня сильно зацепила, потому что никогда ни над какой книгой я не плакала. Я не знаю чем закончить этот отзыв, потому что только что я перечитывала конец и меня переполняют эмоции, я просто советую почитать и все.
Книга очень понравилась. я бы порекомендовала ее прочитать всем матерям у кого есть дочь не важно в каком возрасте, ибо только мать может прочувствовать весь этот ужас пропажи ребенка. Конец книги же поразил и заставил задуматься над эгоизмом детей…
Книга очень понравилась. я бы порекомендовала ее прочитать всем матерям у кого есть дочь не важно в каком возрасте, ибо только мать может прочувствовать весь этот ужас пропажи ребенка. Конец книги же поразил и заставил задуматься над эгоизмом детей…
Я еще читаю эту книгу, но захотелось написать. Книга на нерве. Особенно для матерей. Увидела свои ошибки в воспитании. Читается легко.Прочитала в комментариях, что финал открыт, я так и подумала, читая ее. Но книга именно акцентирует на переживаниях матери.
Я еще читаю эту книгу, но захотелось написать. Книга на нерве. Особенно для матерей. Увидела свои ошибки в воспитании. Читается легко.Прочитала в комментариях, что финал открыт, я так и подумала, читая ее. Но книга именно акцентирует на переживаниях матери.
Совсем недавно дочитала психологический триллер от Джейн Шемилт «Дочь».
За всю книгу я нашла 4 опечатки, что уж очень не приятно. Сюжет, как по мне, слабоват. Из книги можно было бы убрать половину текста и это бы никак не повлияло на сюжет. Слишком много ненужных действий. Например, героиня открывает холодильник и перечисляет продукты, находящиеся в нем, и так несколько раз за книгу.
Сами герои получились какие то «картонные», не вызывающие никаких эмоций. А пропавшая девочка вызывает одно сплошное недоумение.
Жаль потраченного времени, которое можно было потратить на книгу достойнее.
Электронная книга Дочь | Daughter
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Вы должны быть зарегистрированы для использования закладок
Информация о книге
Дженни – успешный семейный врач, мать троих детей, девочки-подростка Наоми и двух мальчиков-близнецов, Эда и Тео, замужем за известным нейрохирургом. Их жизнь состоит из повседневной суеты, быстрых обменов приветствиями, катастрофической нехваткой времени.
Но однажды ночью все меняется. Наоми не приходит домой, и семья разваливается от навалившейся беды. Общенациональный розыск не принес результатов. Ни тела, ни следов, ни свидетелей.
Видеоанонс
Взято c youtube.com. Пожаловаться, не открывается
В мире продано более 30 миллионов экземпляров книг Шарлотты Линк. Бестселлер Der Spiegel. Шарлотта Линк — самый успешный современный автор Германии. Все ее книги, переведенные на почти 30 языков, стали национальными и международными бестселлерами. В 1999—2018 гг. по мотивам ее романов было снято более двух десятков фильмов и сериалов. Тревожная сага о цене личного освобождения. Ее начало пришлось на канун Первой мировой войны, а ошеломляющий финал разыграется уже в конце столетия.
Джейн Райленд была восходящей звездой журналистики, пока не отказалась раскрыть свои источники и не потеряла все. Теперь опальный репортер берется за любую работу, даже соглашается выследить тщательно скрываемую любовницу кандидата за несколько дней до выборов в Сенат.
Детектив Джейк Броган занят поисками возможного серийного убийцы. Тела уже двух женщин найдены под мостом и пресса начинает гудеть, что в городе появился маньяк, который охотится за молодыми женщинами.
Блистательный дебютный роман Мариши Пессл «Нектороые вопросы теории катастроф», удивительным образом, сочетает в себе повествовательные изыски Донны Тарт и непревзойденный саспенс Альфреда Хичкока.
Это история, рассказанная необычным подростком. Синь ван Меер провела свою недолгую жизнь в переездах от одного города к другому вместе со своим харизматичным отцом, профессором политологии, читающим лекции в различных университетах страны. Синь умна, невозмутима, владеет огромным арсеналом литературных и философских цитат из различных областей знаний.
Роман начинается достаточно просто и обыденно: сотрудник рекламного агентства двадцати с чем-то лет получает открытку от друга с изображением овцы со звездой на спине. Он решает использовать изображение в рекламной компании, чем привлекает внимание человека в черном, который выдвигает угрожающий ультиматум: или найти овцу, или столкнуться с тяжелыми последствиями отказа.
Жизнь семьи Грузиновых-Дворкиных складывалась вполне респектабельно: глава семьи — герой Отечественной войны, дошедший с батальоном до Праги, профессор, заведующий кафедрой; жена, красавица княжеских кровей; подающий надежды сын; просторная квартира в центре Москвы… Но ветры перемен не минуют в российской истории никого, и вот, уже в послевоенные годы, семейная идиллия дает трещину. А все началось с внезапного уплотнения, когда на профессорскую жилплощадь подселяют загадочную чету Рубинштейнов. После этого жизнь превращается в сплошные подмены. Ведь почти у каждого в благополучном семействе спрятано в шкафу по скелету, а у кого-то и не по одному.
Роман Григория Ряжского не просто семейная сага, жанр, столь почитаемый читающей публикой, примером чему знаменитые романы Людмилы Улицкой, Дины Рубиной, Марины Степновой. Это еще и жесткий психологический триллер с элементами детектива и панорамными кадрами из российской истории, вчерашней и современной.
Григорий Ряжский — писатель, кинопродюсер, сценарист. Член союза кинематографистов России. Лауреат Высшей кинематографической премии «Ника». Академик Академии киноискусств «Ника». Номинант литературных премий «Русский Букер», премии им. Бунина. Автор более десяти романов, часть которых переведена на европейские языки.
В переполненном жителями пригороде на окраине Токио четыре девочки-подростка готовятся к поступлению в престижные учебные заведения. Когда живущий по соседству Тоши обвиняется в зверском убийстве своей матери, девушки уверены, что полиция ошибается. У них есть веские основания подозревать, что убийство совершил подросток по прозвищу Червяк.
Девочки видели, как он бежал с места преступления, прихватив велосипед и мобильный телефон Тоши. В результате, они увязают в огромном количестве тревог, как внутри их самих, так и во внешнем мире.
Джейн шемилт дочь о чем книга
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
© Перевод. Л. Г. Мордухович, 2016
© Издание на русском языке AST Publishers, 2016
Часть первая
Глава 1
С наступлением ноября дни становятся короче. В саду на усыпанной яблоками траве деловито копошатся вороны. Возвращаясь от поленницы с охапкой дров, я наступаю на мягкий шарик. Он лопается, превращаясь в вязкую массу, прилипающую к подошве.
Мне зябко, но ей, наверное, сейчас еще холоднее. Так почему я должна наслаждаться комфортом? Какое у меня право?
Близится вечер, в комнате темнеет. Я разжигаю камин, подсаживаюсь ближе к огню. В голове разгорается привычный незатухающий костер, в котором трещат и плавятся возгласы сожаления.
Ах если бы… Ах если бы я чуть внимательнее присматривалась к детям, прислушивалась к их разговорам, наблюдала и делала правильные выводы… Если бы можно было вернуться на год назад и начать все сначала…
Я бросаю взгляд на стол, где лежит подаренный Майклом альбом для рисования в кожаном переплете, и нащупываю в кармане халата огрызок красного карандаша. Он говорил, что рисовать картинки из прошлого полезно, это отвлекает. А сами картинки уже готовы в моем сознании. Скальпель в дрожащей руке, кружащаяся балерина в музыкальной шкатулке, аккуратно сложенные на прикроватном столике листы с записями.
На первой чистой странице я пишу имя дочери. Наоми. А ниже набрасываю контуры лежащих на боку черных туфель на высоком каблуке с длинными ремешками.
Держа в руке айпад, она покачивалась в такт музыке. На шее оранжевый шарфик. Школьные учебники свалены рядом на пол.
Я тихо закрыла за собой заднюю дверь и поставила на пол пухлую сумку. Там у меня и стетоскоп, и шприцы, и коробки с лекарствами, и разные бумаги. День сегодня выдался нелегкий. На прием записалась куча пациентов, да еще дважды пришлось выезжать на дом. И, конечно, много писанины.
Прислонившись спиной к кухонной двери, я наблюдала за дочкой, невольно вспомнив лежащую в постели Джейд, маленькую девочку с руками в синяках.
Теперь-то я понимаю, что мне тогда в глаза попали капельки острого мексиканского соуса чили. Если слон повредил ногу, то ему в глаз брызгают этим соусом, и он отвлекается, пока люди занимаются лечением. Тео рассказал мне однажды такую любопытную подробность. Где он это услышал, не знаю. Так вот, я тогда смотрела и ничего не видела. Вы не подумайте, это довольно просто – не замечать чего-то очень важного.
Любуясь загадочной полуулыбкой Наоми – она в последнее время все чаще так улыбалась своим мыслям, – я представила, что рисую ее, стараясь как можно точнее передать округлость щек. Тени делаю слабые, чтобы подчеркнуть светящуюся белизну кожи.
Она пританцовывала, и в такт неслышной мне музыке ее белокурая челка подпрыгивала, мягко падая на лоб. А вдоль линии роста волос поблескивали капельки пота. Рукава ее школьного пуловера были подтянуты, и браслет с брелоками ритмично двигался вверх-вниз, почти соскальзывая с руки. Увидев его на ней, я обрадовалась, потому что считала браслет давно потерянным.
– Мам, ты здесь? – заметив наконец меня, Наоми сняла наушники. – Ну как, тебе нравится?
– Ты чудесно танцуешь.
Я подошла и быстро чмокнула дочку в румяную бархатистую щеку, вдохнув знакомый аромат лимонного мыла.
Резко отстранившись, она наклонилась, чтобы собрать книги.
– Да нет же, мама. – В ее тоне отчетливо проступали нотки раздражения. – Я говорю о туфлях. Ты что, не видишь?
Туфли были новые. Черные, с очень высокими каблуками и кожаными ремешками, туго оплетающими ее стройные ноги. Видеть такие туфли на дочке было странно. Ее обычная обувь – это кроссовки или лодочки из цветной кожи.
– Куда тебе такие каблуки? – Пытаясь смягчить тон, я неловко хохотнула. – Ты никогда не…
– Вот именно, никогда, – прервала она меня торжествующим тоном. – А теперь вот решила надеть.
– Но они, должно быть, стоят кучу денег. Ты потратила все, что у тебя было на карточке?
– Они такие удобные, – сказала Наоми, не обращая внимания на вопрос. – Словно созданы для меня. – Казалось, она не верила своему счастью.
– Но тебе нельзя в них выходить, дорогая. В этих туфлях ты выглядишь слишком экстравагантно.
– Ты это говоришь из зависти? Признайся. – На ее губах опять возникла та самая полуулыбка, какой я прежде не замечала. – Тебе тоже хочется иметь такие.
– Но у тебя их нет, а у меня есть. Понимаешь, я в эти туфли влюбилась. Да, да, я люблю их теперь не меньше, чем Берти.
Произнося эти слова, она гладила пса по голове. Потом повернулась и, широко зевнув, медленно пошла наверх, постукивая каблуками, которые издавали резкий металлический звук, как маленькие молоточки.
Дочка ускользнула к себе, так и не ответив на мой вопрос, который остался висеть в теплом воздухе кухни.
Я налила себе в бокал вина из бутылки, начатой Тэдом. Это что же получается? Наоми прежде мне не дерзила и не уходила посреди разговора.
Я убрала в шкаф свою сумку и, потягивая вино, принялась ходить по кухне, поправляя висящие на крючках полотенца.
Обычно она рассказывала мне все.
Повесив наконец пальто, я ощутила, что алкоголь слегка прояснил сознание. Да, все так и должно быть. Странно, что меня это удивляет. Ведь я сама придумала такой порядок много лет назад. Я занимаюсь своей работой, которую люблю, и зарабатываю хорошие деньги, но дома времени провожу меньше, чем другие матери. Зато мои дети имеют полную свободу и растут самостоятельными. Именно это мы с Тэдом и считали крайне желательным.
Я достала из чулана картошку и быстро вымыла под краном несколько клубней.
Впрочем, если подумать, то она нормально не разговаривает дома уже несколько месяцев. Тэд считает, что причин для тревоги нет. Переходный возраст. Девочка взрослеет.
От холодной воды закоченели руки. Я закрыла кран.
Взрослеет и одновременно отдаляется? Этот вопрос молотком стучал в моей голове, пока я искала в ящике картофелечистку. Прошлым летом в моем врачебном кабинете побывала юная девушка, не старше шестнадцати, у которой нежная кожа на запястьях была испещрена множеством красных линий.
Я встряхнула головой, чтобы избавиться от неприятного воспоминания. Но с Наоми вроде бы все в порядке. Никакого намека на депрессию. И эта ее новая улыбка все же лучше, чем раздражительность. А то, что дома она не такая разговорчивая, как прежде, может быть связано с ее участием в спектакле школьного театра. Может, она размышляет над ролью. А может, над тем, какую выбрать профессию. В прошлом году она проходила летнюю практику в лаборатории Тэда. Ей понравилось. Если она решит заниматься медициной, то исполнение главной роли в школьном спектакле повысит ее шансы на поступление в институт. В приемной комиссии отдают предпочтение абитуриентам с широкими интересами. Такие успешнее осваивают профессию врача. Может быть, следует не переживать, а радоваться? Вот мне, например, преодолеть стресс от того, с чем сталкиваешься во врачебной практике, помогло увлечение живописью. Рисуя, я как бы перемещаюсь в другой мир, где нет переживаний и тревог. Мой мольберт с незаконченным портретом Наоми стоит наверху, в мансарде. К сожалению, в последнее время мне не так часто удается там скрываться.
Бросив картофельные очистки в мусорное ведро, я достала из холодильника сосиски. Тео любит их с картофельным пюре, с детства. А с Наоми я поговорю завтра.
Примерно через час позвонил Тэд и сказал, что задерживается в больнице. Потом заявились близнецы – очень голодные. Эд поднял руку в молчаливом приветствии и, наложив с верхом тарелку тостов, отправился к себе наверх. Было слышно, как он хлопнул дверью. Не сомневаюсь, что тут же была включена музыка и он плюхнулся на кровать с тостом в руке и закрыл глаза. Я еще не забыла, каково это, когда тебе семнадцать. Иногда очень не хочется, чтобы тебя тревожили, стучали в дверь и, что еще хуже, приставали с разговорами.
Тео, сверкая веснушками на бледном лице, выкрикнул что-то нечленораздельное и принялся поглощать тосты один за другим, быстро опустошая миску.
Наоми прошла к выходу через кухню. Влажные волосы свисали густыми прядями, закрывая шею. Пока она двигалась к двери, я поспешно затолкала ей в рюкзак сверток с сэндвичами, а потом несколько минут постояла в дверном проходе, глядя ей вслед. Школьный театр находился недалеко, на соседней улице, но Наоми вечно опаздывала. Она перестала бегать по утрам, всю энергию отнимал спектакль. Ни на что другое сил не оставалось.
«Пятнадцатилетняя Мария в исполнении Наоми Малколм выглядит не по годам зрелой». «Завораживающая игра Наоми делает Марию одновременно и невинной, и невероятно сексуальной. Мы присутствуем при рождении новой звезды».
Наверное, стоило переутомиться и немного понервничать ради подобных отзывов на форуме школьного сайта. Ей осталось сыграть еще два спектакля: сегодня и завтра, в пятницу. А потом все опять вернется в прежнее русло.
Сегодня пятница. Я это знаю, потому что к дому подъехала продавец рыбы, приземистая полная женщина. Это событие застает меня под лестницей, откуда я через мутное стекло входной двери наблюдаю очертания белого автомобиля. Она нажимает кнопку звонка и ждет, чуть покачивая головой и поглядывая на окна. Пусть звонит, сегодня я ее надежд не оправдаю. Это исключено. Ведь, открыв дверь, мне придется улыбаться и произносить слова, на которые нет никаких сил.
Я стою, застыв в нелепой позе, следя за движениями ползущего по руке паучка, затем перевожу взгляд на пыльный ковер. Наконец фургончик с шумом отъезжает.
В этот день мне необходимо быть одной. Переждать, затаившись, пока он кончится. По пятницам рана кровоточит особенно болезненно.
Через некоторое время я захожу в гостиную и беру альбом для рисования, который оставила вчера вечером у камина. Переворачиваю страницу с рисунком ее туфель и на следующей вычерчиваю наплывающие друг на друга серебряные кольца.
На кухне я опустилась на колени рядом с открытой медицинской сумкой, сверяя лекарства по списку – сделать это на работе никогда не хватало времени, – и так увлеклась, что не заметила появления Наоми.
Она бы так и ушла, не окликнув меня, если бы не задела мое плечо сумкой. Я вскинула глаза, держа палец на том месте в списке, где значились парацетамол и петидин. Наоми рассеянно глянула вниз, явно занятая своими мыслями. Она уже загримировалась для спектакля, но темные круги под глазами все равно были отчетливо видны. И вообще, она выглядела измученной. Так что сейчас был не самый подходящий момент спрашивать о том, что меня интересовало.
– Скоро все закончится, дорогая, – весело произнесла я. – Сегодня твой предпоследний спектакль.
Из полиэтиленовой сумки выглядывала одежда – возможно, это был ее сценический костюм. На покрытом линолеумом полу виднелись маленькие углубления, оставленные каблуками туфель.
– Завтра мы с папой придем посмотреть на тебя. – Я сидела на корточках и смотрела вверх, вглядываясь в ее лицо. С подведенными черным глазами Наоми казалась старше своих пятнадцати лет. – Очень хочется сравнить премьерный спектакль с последними.
Она посмотрела на меня пустыми глазами и улыбнулась – по-новому, приподняв лишь один угол рта, будто не мне, а своим мыслям.
– Во сколько ты собираешься вернуться? – спросила я, поднимаясь на ноги, так и не закончив проверку лекарств. – Сегодня ведь четверг. Папа обычно забирает тебя по четвергам.
– Я ему уже давным-давно сказала не беспокоиться насчет этого. Мне интереснее пройтись пешком с приятелями. – Она помолчала, затем добавила скучающим тоном: – Сегодня ужин закончится где-то в полночь. Но меня подвезет Шен.
– Почему так поздно? – Помимо воли я повысила голос: она уже сейчас выглядела усталой. – У тебя завтра последний спектакль, и сразу после этого вы пойдете отмечать это событие. Можешь, конечно, поужинать с приятелями, но я жду тебя в половине одиннадцатого.
– Ничего не поздно, – фыркнула она, барабаня пальцами по столу. На свету поблескивало колечко, подаренное школьным приятелем. – Почему я должна уходить раньше остальных?
– Тогда в одиннадцать.
– Я уже не ребенок, – бросила она резким, злым тоном, который меня удивил. Никогда прежде дочка так со мной не разговаривала.
Препираться времени не было. Ей нужно уходить, а мне закончить с лекарствами и начать готовить ужин.
– Ты должна быть дома в половине двенадцатого. И ни секундой позже.
Наоми пожала плечами. Затем, наклонившись к спящему у плиты Берти, нежно погладила его за ушами. Пес чуть пошевелился и пару раз ударил хвостом по полу.
Я тронула ее за руку:
– Он у нас старый, дорогая. А старики любят поспать.
Наоми отдернула руку как ужаленная.
– Все в порядке, успокойся, – продолжала я, вглядываясь в ее напряженное лицо. – В театре у тебя большой успех, не забывай об этом.
В ответ на мое быстрое объятие Наоми отвернулась.
– Остался всего один день.
Мелодично пискнул ее мобильный. Звонила Никита. Дочь отошла поговорить, а я некоторое время стояла, любуясь ее длинными пальцами с милыми маленькими веснушками, заканчивающимися у второй фаланги. Повинуясь невольному импульсу, я быстро приблизилась, взяла ее свободную кисть в свои ладони и поцеловала. Думаю, увлеченная разговором, Наоми этого даже не заметила.
Затем, убрав телефон, она повернулась и взмахнула у двери рукой:
Ближе к полуночи я неожиданно заснула. Где-то около одиннадцати я включила чайник, чтобы согреть воды для грелки в постель Наоми, прилегла на диван и отключилась.
Когда я проснулась, шея у меня затекла, во рту был противный привкус. Я поднялась, одернула джемпер. Потрогала чайник – холодный. Посмотрела на часы и оторопела. Два часа ночи. Значит, она пришла… или нет? У меня защемило сердце. Так поздно она еще никогда не приходила. С полминуты я стояла, пытаясь унять болезненную пульсацию крови в ушах, призывая себя мыслить здраво. Ну конечно, все в порядке. Она вошла в переднюю дверь и поднялась к себе. А я спала тут внизу на кухне и не слышала. Она, наверное, сняла туфли еще на веранде и, зная, что провинилась, на цыпочках прокралась мимо нашей спальни в свою комнату на третьем этаже.
Ожидая, когда вскипит чайник, я потянулась. Грелку в постель ей все же положить стоит. Сделаю это незаметно. Заверну во что-нибудь и суну под бок. Пусть девочка поспит в приятном тепле.
Я медленно поднялась наверх, минуя комнаты мальчиков. Эд неожиданно вскрикнул во сне, заставив меня вздрогнуть. Еще один пролет – и вот ее комната. Войти мне удалось бесшумно, дверь была приоткрыта. В комнате пахло земляничным шампунем и чем-то цитрусовым.
На ощупь я прошла к комоду, вытащила рубашку, чтобы завернуть грелку. Затем осторожно приблизилась к кровати, по пути наступая на разбросанную по полу одежду. Протянула руку приподнять одеяло, но постель была аккуратно застелена.
Я щелкнула выключателем. Беспорядок в комнате был невероятный. И это у Наоми, славившейся своей аккуратностью. Почти все ящики комода выдвинуты, из них высовывались колготки, полотенца и другие вещи. На полу разбросана обувь. На прикроватном столике поверх красного кружевного лифчика брошены тонкие прозрачные трусики. Рядом на стуле черный лифчик с половинной чашечкой. Ни одну из этих вещей я не узнавала. Неужели у нее здесь переодевались подруги? Почему?
На туалетном столике из опрокинутого флакона с тональным кремом натекла небольшая бежевая лужица, в которой валялся тюбик губной помады. На полу я заметила и ее серый школьный пуловер с белой рубашкой.
Покрывало на кровати было слегка смято в том месте, где она сидела, но подушки никто не касался.
Я отошла к окну, оперлась рукой о стену. Этот холод каким-то образом проник в низ живота, но паника не успела разрастись. Через несколько секунд до меня донеслись спасительные звуки: двумя этажами ниже хлопнула входная дверь.
Слава… слава тебе господи.
Я засунула грелку пониже под пуховое одеяло, чтобы согрелось то место, где будут ее ноги. В этих легких туфлях она, наверное, озябла. Сбегая вниз и теперь уже не заботясь о тишине, я повторяла про себя, что ни в коем случае не подам вида, будто сержусь. Возможно, завтра, но только не сейчас. Обогнув лестницу и увидев Тэда, я остановилась. Наши взгляды встретились. Он стоял в пальто, поставив у ног дипломат.
– Ее до сих пор нет, – выпалила я. – Мне показалось, что это она.
– Что ты сказала? – устало спросил Тэд.
Он совсем измотался в своей клинике. Плечи опущены, под глазами темные круги.
Я подошла ближе. От него пахло чем-то горелым, наверное, на кожу попали брызги при диатермии – запайке рассеченных кровеносных сосудов. Он ведь только что из операционной.
– Наоми еще не пришла.
Тэд вопросительно посмотрел на меня. Глаза у него такие же, как у нее. Голубые.
– Но спектакль заканчивается в девять тридцать, разве не так? Боже, ведь сегодня четверг.
Муж, конечно, забыл, что Наоми просила больше не забирать ее по четвергам. Но его вообще мало интересовала жизнь детей.
– Наоми теперь возвращается пешком с приятелями, – ответила я, сдерживая злость. – Она тебе говорила.
– Да, конечно, говорила, – произнес он с облегчением. – Я просто забыл.
Боже, как он может быть таким спокойным, когда у меня сердце просто вырывается из груди?
– Сегодня после спектакля они пошли ужинать всей труппой.
– Ну, наверное, им там так весело, что они не хотят расходиться.
– Тэд, ради бога, посмотри на часы. Уже начало третьего! – Говорить спокойно не было сил. Меня трясло от ужаса.
– Что, неужели так поздно? – удивился он. – Извини. Операция затянулась. Я думал, ты уже спишь.
– Хватит об этом! – почти крикнула я. – Давай лучше думать, где она может быть, черт возьми! Такого еще никогда не случалось. Она всегда звонила, даже когда опаздывала на пять минут. – Произнеся эти слова, я вспомнила, что звонков с предупреждением об опоздании тоже давно не было. Но все равно так поздно она никогда не приходила. – Вон, в новостях передавали, в Бристоле появился маньяк, насильник…
– Джен, успокойся. С кем она пошла ужинать? Что за компания?
Было совершенно ясно: он не хочет думать ни о чем, кроме того как бы поскорее лечь в постель.
– С приятелями. Ну, с теми, из постановки. Никитой и остальными. Это просто ужин, не вечеринка.
– А может, они решили потом зайти в какой-нибудь клуб?
– Кто ее туда пустит?
– У нее теперь такой вид, что вполне могут.
Я вспомнила ее новые туфли, улыбку и засомневалась.
– Ты думаешь, возможно, что они пошли в клуб?
– Давай немного подождем, – Тэд по-прежнему выглядел спокойным. – Для клуба сейчас совсем не поздно. Даже рано, если они веселятся. Ну хотя бы до половины третьего.
– Думаю, к тому времени она вернется, – он потер ладонями лицо и направился в сторону кухни. – Если что, позвоним Шен. Ты, конечно, звонила Наоми!
Боже, я не звонила. Непонятно почему. Даже не проверила свой телефон на предмет сообщений. Полезла за ним, но его в кармане не оказалось.
– Где этот чертов телефон?
Протиснувшись мимо Тэда, я побежала на кухню. Наверное, валяется где-нибудь на диване. Да, вот он. Я быстро посмотрела на экран – сообщений не было.
Я набрала ее номер.
– Привет, это Наоми, – прозвучал в ответ ее голос. – Извините, но сейчас я очень занята. Оставьте сообщение, и я перезвоню. Обещаю. Пока.
Я лишь качнула головой, не в силах говорить.
– Давай-ка выпьем, – Тэд медленно подошел к буфету, налил два стакана виски, один протянул мне.
Алкоголь обжег горло, прошел дальше по пищеводу. Два пятнадцать. Через пятнадцать минут можно звонить Шен.
Но ждать не было никаких сил. Мне хотелось выскочить из дома, добежать до школьного театра, распахнуть дверь и громко позвать ее. Если она не отзовется, побежать дальше по главной улице, врываясь в каждый клуб, встречающийся на пути. Отталкивать вышибал и выкрикивать ее имя в толпу танцующих…
– У нас есть какая-нибудь еда?
– Дженни, я оперировал до поздней ночи. Пропустил ужин в столовой. У нас есть какая-нибудь еда?
Тем временем я нашла номер телефона Никиты, записанный на розовом стикере, приклеенном к пробковой доске в стенном шкафу. Никита тоже не ответила. Неудивительно. Ведь телефон у нее в сумке под столом, а сама она танцует. Что еще делать в клубе, если пришли. Все уже устали и хотят домой, зевают, но приходится ждать, пока Наоми и Никита закончат наконец танец. А тем хоть бы что, веселятся вовсю. Телефон звонит под столом, но никто не слышит. Шен, должно быть, тоже не спит. Тревожится, ждет. Только год прошел после ее развода с Нилом, одной в такие моменты куда тяжелее.
Половина третьего. Пора звонить Шен. Набирая номер, я вспомнила, как неделю назад она мне говорила, что Никита ей все рассказывает и советуется по любому поводу. Тогда я ей даже позавидовала: Наоми уже давно этого не делала. Теперь же я была рада, что Никита все еще доверяет матери. Значит, Шен знает, где их найти.
Она сняла трубку, голос сонный. Должно быть, заснула, как и я.
– Привет, Шен, – я попыталась говорить спокойно. – Извини, что разбудила. Где они, не знаешь? – Мне даже удалось рассмеяться. – Мы собрались за ними заехать, но Наоми забыла сказать, в какой клуб они пошли.
Я представила, как она садится, приглаживает волосы, смотрит, прищурившись, на будильник на прикроватном столике.
– Я ничего не поняла. Повтори, пожалуйста.
Я вздохнула и медленно произнесла:
– Наоми до сих пор нет дома. Они, наверное, пошли куда-то после ужина. Никита тебе ничего не говорила?
– Так ведь ужин у них намечен на завтра, Джен.
– Нет, завтра будет вечеринка. А сегодня просто ужин.
– Насчет сегодняшнего ужина я ничего не знаю. А Никита здесь. Она очень устала и сразу заснула, когда я привезла ее после спектакля.
– Что? – тупо произнесла я. Услышанное просто не укладывалось у меня в голове.
– Я забрала ее сразу после спектакля, – повторила Шен. А затем спустя секунду тихо добавила: – И никакого ужина не было.
– Но Наоми сказала… – я не могла говорить, во рту пересохло, – она надела новые туфли и сказала…
Я вела себя как ребенок, которому не хочется принимать действительность такой, какая она есть. Ведь она надела новые туфли и ушла с сумкой, полной одежды. Как это не было ужина? Может быть, Никиту не пригласили?
– Я спрошу у Никиты, – произнесла Шен после долгого молчания. – И сразу перезвоню.
Перед моим носом с легким щелчком захлопнулись ворота, отделяющие меня от мира, где дети спокойно спят в своих постелях, уютно свернувшись под одеялами, и не надо звонить приятельнице в половине третьего ночи.
Стулья на кухне были холодные и жесткие. Я посмотрела на Тэда, удивившись, какое у него бледное лицо, и хотела что-то сказать, но боялась раскрыть рот. Знала, что закричу.
Зазвонил телефон, я моментально схватила трубку, но к уху приложила не сразу.
– Дженни, ты меня слышишь? – Голос Шен звучал с придыханием. – Не было никакого ужина. После спектакля все сразу разошлись по домам.
В ушах возник слабый назойливый звон, заполняя тишину, возникшую после ее слов. Я ухватилась за край стола, чтобы унять головокружение. Вокруг меня закачался мир.
– А можно мне поговорить с Никитой?
Долгое молчание свидетельствовало о том, как плотно закрылись передо мной ворота, отделяющие от благополучного мира.
– Но она спит, – нерешительно проговорила Шен.
Что значит спит? Как это так? Никита, целая и невредимая, спокойно спит, а наша дочь неизвестно где. Меня охватила злость.
– Наоми, возможно, похитили, ей угрожает опасность. А Никита наверняка знает что-то такое, что поможет ее найти… – У меня перехватило дыхание.
Тэд выхватил трубку.
– Привет, Шанайя. – Он на секунду замолк. – Да, я понимаю, тебе не хочется будить Никиту… Его голос был спокойный, с повелительными нотками. Вот так он разговаривал с врачами-ассистентами, когда они звонили ему, чтобы сообщить о проблемах в отделении нейрохирургии. – Но, понимаешь, если Наоми не появится в ближайшие минуты, нам придется звонить в полицию. А Никита может сообщить какую-то полезную информацию… – он замолк. – Да. Хорошо, мы выезжаем. Скоро будем у тебя.
Перед отъездом я заглянула в комнаты мальчиков. Наклонилась над постелью одного, потом другого. Тео зарылся под одеялом с головой и мирно сопел. Эд разметался в постели. Черная челка была влажной от пота. Выпрямившись, я поймала в зеркале свое отражение, освещенное уличным фонарем из окна, и не узнала. Казалось, там стоит какая-то незнакомая женщина, намного старше. Волосы всклокочены. Я причесала их расческой Эда.
У школьного театра Тэд остановил машину, и мы вылезли.
Я до сих пор не знаю, почему нам потребовалось тогда проверить. Неужели мы в самом деле думали, что ты еще там, спишь, поджав ноги, на сцене? Мы что, надеялись тебя разбудить, увидеть, как ты, сонная, нам улыбаешься, потягиваешься, разминаешь затекшее тело, бормочешь какие-то объяснения: долго переодевалась, устала. А потом, после объятий, мы надеялись повезти тебя домой?
Застекленная дверь была заперта. Я подергала ручку, вгляделась. В фойе горел ночник. Были видны выстроенные в ряд бутылки в баре, на полу недалеко от двери валялась разорванная программка. Мне даже удалось разглядеть набранные крупным красным шрифтом слова: «Вест» и «История», а также фрагмент изображения девушки в синей юбке с вихрящимся подолом.
Тэд вел машину очень осторожно. Хотя я знала, как он устал. Он нажал кнопку на приборной доске, чтобы включить подогрев спинки моего сиденья. От жары меня замутило. Я взглянула на него. Он смотрел прямо перед собой. Не в его характере было поддаваться панике. Я рожала Наоми очень трудно, и его спокойствие мне очень помогло. Он быстро организовал эпидуральную анестезию для кесарева сечения и присутствовал, когда приняли ее маленькое, все в крови, тельце. Пытаясь отвлечься от этих мыслей, я посмотрела в затуманенное брызгами моросящего дождя окно на пустынную улицу. Что было на ней? Дождевик? И, кажется, шарф? Оранжевый. Я вгляделась в деревья вдоль обочины, как будто надеялась увидеть этот шарф, запутавшийся в мокрых черных ветках.
Тэд позвонил в дверь Шанайи. Кругом царили тишина и спокойствие, и если бы кто-то проходил мимо, то увидел бы лишь припозднившихся супругов – обыкновенных, ничем не отличающихся от других. На нас были теплые пальто, начищенные туфли, мы стояли тихо, скрываясь от дождя под навесом.
По лицу Шанайи было видно, что она готова к неприятному разговору. Она обняла нас со спокойной серьезностью. В ее опрятной гостиной был жарко натоплен газовый камин. Никита сидела на диване ссутулившись, обняв подушку и подобрав под себя длинные ноги в пижамных брюках с изображением кроликов. Я улыбнулась ей застывшими губами, дрогнули лишь уголки рта. Шен села рядом с ней на диване, мы – напротив. Тэд взял мою руку.
– Детка… – Шанайя обняла дочку. Та смотрела вниз, наворачивая на палец прядь своих густых волос. – Дядя Тэд и тетя Дженни приехали спросить тебя насчет Наоми.
Я пересела на диван к Никите, по другую сторону от матери. Девочка слегка напряглась и отодвинулась.
– Где она, Ник? – я пыталась говорить как можно мягче.
– Не знаю, – Никита наклонилась, уткнув голову в подушку. До нас доносился ее приглушенный голос: – Я ничего не знаю. Не знаю, не знаю.
Шанайя встретилась со мной взглядом поверх ее головы.
– Тогда можно я начну и расскажу тете Дженни то, что ты говорила мне? – Шен дождалась кивка дочери и продолжила, не поднимая на нас глаз: – Значит, Наоми сказала Никите, что после спектакля у нее встреча с парнем.
– С каким парнем? – спросил Тэд. Его слова совпали с моим прерывистым вздохом.
Вопрос звучал угрожающе. Значит, не мальчик, а парень, то есть старше. Мое сердце заколотилось что есть силы, и я испугалась, что Никита услышит и откажется рассказывать дальше.
– Она сказала… – робко продолжила Никита. – сказала, что у нее встреча с одним парнем. И что он очень сексуальный.
Я внимательно посмотрела на нее.
– Сексуальный? Наоми так и сказала?
– А что? Вы спросили, я ответила. – Никита наморщила лоб, на глаза у нее навернулись слезы.
Боже, она никогда не произносила при нас подобных слов. Я попыталась вспомнить наши разговоры. Мы иногда затрагивали темы секса – контрацепция и все такое, но, кажется, Наоми это мало интересовало. Или я ошибаюсь?
– А он, что… она… – Я заблудилась среди предположений. – Он из вашей школы?
Никита отрицательно покачала головой.
Наконец голос подал Тэд. Заговорил легко, как о чем-то не очень важном.
– А этот парень… она давно с ним встречается?
Плечи Никиты чуть опустились, она перестала вертеть свои волосы. Прием Тэда сработал. Мне даже стало завидно, что у меня так легко никогда не получается. Вот и сейчас предательски подрагивал голос.
– Да, – Никита смотрела вниз. – Он иногда приходил в театр. Садился где-то в задних рядах.
– В задних рядах, говоришь? – и опять в тоне Тэда не ощущалось особенного интереса.
– Ага. Там и другие сидели, кто приходил на репетиции. А вообще-то… – Она подняла глаза. – Я не очень присматривалась.
– Как он выглядел? – быстро спросила я.
– Не знаю, – ответила Никита, не глядя на меня, и замолкла. – Кажется, волосы у него были темные.
Она придвинулась к Шен и закрыла глаза. Было ясно, что ей не терпится уйти, но Тэд все же отважился спросить:
– А сегодня? Что она сказала насчет сегодняшнего вечера? Как они собирались его провести?
– Она устала, – твердо произнесла Шен, вставая. – Пусть идет досыпать.
– Ну, Никита, пожалуйста… – Я легко коснулась ее руки. – Пожалуйста… что она сказала, когда вы расставались?
Девочка вскинула на меня свои карие глаза, расширенные от удивления. И в самом деле, мама ее лучшей подруги была всегда такая занятая, такая отчужденная, постоянно куда-то бежала, хлопотала по каким-то своим делам и вот сейчас вдруг заговорила умоляющим тоном.
– Она сказала… – Никита на мгновение замолкла. – Она сказала: «Пожелай мне удачи».