Екклесиаста книга о чем
Екклесиаста книга о чем
Поясните, пожалуйста, смысл книги Екклесиаста. В чем ее мораль?
Отвечает Иеромонах Иов (Гумеров):
Брожу ли я вдоль улиц шумных,
Вхожу ль во многолюдный храм,
Сижу ль меж юношей безумных,
Я придаюсь моим мечтам.
Я говорю: промчатся годы,
И сколько здесь ни видно нас,
Мы все взойдем под вечны своды –
И чей-нибудь уж близок час.
Трудно сомневаться, что стихотворение навеяно чтением Екклесиаста, если обратиться к началу первоначальной редакции стихотворения:
Кружусь ли я в толпе мятежной,
Вкушаю ль сладостный покой,
Но мысль о смерти неизбежной
Всегда близка, всегда со мной.
В последних стихах 2-й главы проповедник приходит к важной мысли, что даже земные блага зависят не от человека. Продолжая мысль о Промысле Божием, священный писатель говорит о том, что жажда высшего блага (стремление к счастью) вложена в человека Самим Богом: Все соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца (Еккл.3:11). В еврейском тексте употреблено слово олам. В Септуагинте оно переведено словом вечность. В рассматриваемом стихе это понятие означает одарить человека богоподобными свойствами — наложить на человеческую природу отпечаток вечности. Все земное суета сует, только в Боге смысл и предел человеческого бытия: возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратился к Богу, Который дал его (Еккл.12:7). От ограниченности человека и суетности его земной жизни Екклесиаст приходит к своей главной мысли: Познал я, что все, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить, — и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его (Еккл.3:14). Проповедник поднимается до богословско-библейского учения о предстоящем для всех Божиим Суде: И сказал я в сердце своем: «праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и [суд] над всяким делом там» (Еккл.3:17). В последних стихах книги содержится её основной духовный смысл: Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека (Еккл.12:13-14).
Книга «Екклесиаст»: о чем говорится в самой страшной части Ветхого Завета
На греческом языке слово «экклизиастис» (ἐκκλησιαστής) означает того, кто проповедует перед людьми, оратора. Но всякий, кто начинает читать Екклесиаст в Ветхом Завете, сразу же понимает, что эта поучительная книга отличается от остального текста Библии и уж совершенно точно контрастирует с Новым Заветом, который, несмотря на страшные события, которые в нем описываются, заканчивается на высокой ноте надежды соединения человека с Богом и обретения вечной жизни.
Концовка Екклесиаста не настолько очевидна и оптимистична. Тем не менее книга является весьма важной частью Священного Писания.
Все в жизни – «хавель»
Книга Екклезиаста погружает читателя в мрачный, беспросветный мир человека, который всю жизнь был «успешным», но на склоне лет прозрел, что в жизни все суета и в нем нет ничего, ради чего стоило бы прилагать усилия. Слово, которое встречается в Екклесиасте больше 30 раз – это слово «хавель», которое переводится как «суета», но более точный перевод – это «пар», вздох», то есть практически – «ничего», «пустота», «воздух».
Для героя книги вся человеческая жизнь, все его труды, все, что происходит, происходило и будет происходить вокруг – это все только «хавель». И даже мудрость человеческая тоже ничего не значит перед лицом смерти, ибо «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1:18). То есть, говоря языком современности, – «от многих знаний многия печали».
Кто же автор
Но почему так происходит, ведь считается, что книгу написал великий царь Соломон – человек богатый, «успешный», с бесспорным авторитетом. Сам оратор называет себя «сыном Давида» и «царем Иерусалима», однако имя царя при этом нигде не упоминается. Справедливости ради стоит сказать, что в XVI веке вера в авторство Соломона была поколеблена христианским апологетом, протестантом Гуго де Гроотом – настолько ее дух выпадал из общего библейского повествования.
Неизвестно, когда точно был создан Екклесиаст – одни богословы уверяют, что книга была написана между X и VI веками до н. э., другие – что это V–IV век до н. э., а третьи считают, что книгу написали гораздо позже – во времена правления «злого гения» иудеев Ирода I Великого. «Атеистический словарь» под редакцией М. П. Новикова указывает, что в тексте есть явные признаки влияния греческой философии, а кроме этого, в ней встречаются слова на персидском и на арамейском языках, что совершено не соответствуют времени и духу царя Соломона. Известно, что книга была включена в Ветхий завет только после жарких споров между раввинистическими школами Шамая и Гиллела.
И все-таки это Соломон
При этом книгу высоко ценили такие православные святые, как Василий Великий, Григорий Нисский, блаж. Иероним, которые не сомневались в авторстве Соломона и считали, что Екклесиаст – прощальная речь царя, который достиг всего, о чем может мечтать человек, но неожиданно осознал, что жизнь его – суета сует. «И оглянулся я на дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я. все — суета. и нет от них пользы под солнцем!» (Еккл. 2:11).
Поэтому его речь проникнута горечью осознания того, что разум людской не может познать мудрость мира – человек старается познать ее, но она отдаляется от него прочь. «Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?» (Еккл. 1:3), – вопрошает он.
Влияние греческой философии на текст неоспоримо: автор все время твердит о цикличности мира, о том, что на земле из века в век происходят одни и те же события, но нет среди них новизны. Везде все одинаково – те же человеческие пороки, те же чувства, те же отношения, все неизменно: «Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки» (Еккл. 1:4).
Ради чего стоит жить
Но если все уже было и все обстоит именно так, то в чем же смысл человеческого существования? В ответе на этот вопрос и скрыт смысл этой мрачной книги.
Иеромонах из Сретенского монастыря Иов Гумеров указывает на то, что автор книги проходит несколько этапов, рассуждая о смысле жизни: он испытывает себя работой, которая не приносит ему утешения, затем – познанием мира и достижением мудрости, которая тоже не приносит облегчения, но лишь усугубляет печаль. Наконец испытывает себя весельем, но и оно кажется ему бессмысленным в свете того, что жизнь человеческая коротка, она лишь миг перед лицом вечности.
Но постепенно Екклесиаст приходит к выводу, что даже земные блага человека зависят не от его трудов, а от Божьей милости. И даже жажда всеобщего счастья, высшего блага заложена в человека самим Создателем. Без Бога жизнь не имеет смысла, пуста, а люди – впадают в уныние и печаль. И лишь в Боге можно найти смысл и утешение, стоя на пороге небытия: «Возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его (Еккл.12:7).
Достигший человеческого величия царь понимает: все, что имеет – дано ему Создателем. И что деяния людей – действительно «хавель», а созданное Творцом «пребывает вовек». Человеку же, чтобы обрести смысл существования, следует жить так, чтобы предстать перед судом Божьим в надежде на Его милость и прощение.
Это осознание поднимает оратора из глубин философской печали и возводит его на совершенно иную ступень: «Выслушаем сущность всего, – пишет он в последних стихах книги, – бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека (Еккл. 12:13–14). Таким образом, самое мрачное повествование в Библии поднимает читателя над бытием и приводит его к надежде, которая еще откроется ему в событиях грядущего Евангелия.
Екклесиаст: как в Библии оказалась такая «депрессивная» книга? И почему ее стоит прочесть
Приблизительное время чтения: 12 мин.
Многие исследователи называют эту книгу самой «небиблейской». Действительно, можно понять тех, кто, прочитав ее, спросят: а зачем вообще тогда жить? Но тем не менее это часть Библии, и совсем не случайная. Почему? Давайте разбираться.
Усталость вязкая, беспросветная, один день ничем не отличается от другого, рутина на работе, рутина дома, и кажется, даже церковная жизнь не поднимает дух… Неужели обещанное Христом блаженство недосягаемо?
Книга Екклесиаста удивительно точно передает это гнетущее состояние. Именно в ней звучит известная теперь на весь мир фраза: «Все суета сует и томление духа». Эта книга не только пропитана усталой печалью человека, которого мы бы сегодня назвали успешным, но и дает ответ, в чем причина нашего духовного и психологического выгорания и как вырваться из пожирающей жизнь суеты. Как ни парадоксально, автор Екклесиаста через свой текст, который кажется депрессивным, подводит нас к полноте и счастью, открывающимся в Евангелии.
Самая «небиблейская» книга
Екклесиаст — это точная древнегреческая калька с еврейского «Кохелет», что значит «говорящий в собрании» или «проповедующий». Это одна из самых загадочных и противоречивых книг Ветхого Завета. В ней нет яркого свидетельства веры, чудес или грозных пророчеств. Все сакральное здесь словно выветрено, обнажены лишь человеческое бессилие и усталость.
И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, всё — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем! (2:11)
Не случайно многие исследователи называли эту книгу самой «небиблейской», — настолько ее главный мотив — бессмысленность человеческого бытия, кажется, противоречит духу Священного Писания. Даже само включение Екклесиаста в еврейский библейский канон вызвало напряженный спор раввинистических школ Гиллела и Шамая в I веке после Р. Х. Судьбу книги тогда решило то, что она традиционно приписывалась царю Соломону, чей авторитет для иудеев был непререкаем. Древние христианские экзегеты — Ориген, святитель Василий Великий, святитель Григорий Нисский, блаженный Иероним — также полагали, что это прощальная речь царя Соломона. Однако в современной научной библеистике это вызывает сомнение.
Книгу Екклесиаста, как правило, датируют III веком до Р. Х., временем после окончания Восточного похода Александра Македонского (334–325). Эта военная кампания расшатала прежний политический и социальный миропорядок; античность вступила в диалог с востоком — началась эллинистическая эпоха. Именно это, как утверждают специалисты, и объясняет совершенно нетипичную для Священного Писания тональность Книги Екклесиаста. И особенно — повторяющийся рефрен о вечной цикличности событий, природных явлений и человеческих судеб, столь близкий греческому духу и столь чуждый духу ветхозаветному:
Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас (1:9–10).
Однако есть и иная точка зрения, ее придерживался Сергей Аверинцев: «Природные циклы не радуют Кохэлэта * своей регулярностью, но наводят на него скуку своей косностью. “Вечное возвращение”, которое казалось Пифагору возвышенной тайной бытия, здесь оценено как невыносимая и неизбывная бессмыслица. Поэтому скепсис книги Проповедующего в собрании есть именно иудейский, а отнюдь не эллинский скепсис; автор книги мучительно сомневается, а значит, остро нуждается вовсе не в мировой гармонии, а в мировом смысле, он утратил и оплакивает не Божественный космос, а Священную историю».
Важно, что этот текст откликается на глубинный человеческий кризис, к которому приводит девальвация смысла и духовное «выгорание», но даже на глубине отчаяния он вплетается в ветхозаветную реальность. Как справедливо заметил культуролог Михаил Эпштейн: «Если Екклесиаст находится на границе канона, то это его входные врата».
Диалог мысли и тайны
Автор Екклесиаста — человек, который ничего не ищет. Он не взывает к Богу, требуя от Него помощи или ответа. Он успешен, уважаем и мудр. Тем удивительнее, что его уверенность в бессмысленности и тщетности всех человеческих дел настолько тотальна и рациональна, что, кажется, совсем не оставляет места ни вере, ни надежде.
Последовательно взвешивая различные стороны человеческой жизни, автор каждый раз лишь устало отмахивается: все это суета. Переведенное на русский язык как «суета» слово «хавель» имеет и другие значения — «пар, вздох». Это слово употребляется в тексте более 30 раз — настолько емко и точно оно передает основную тональность авторских размышлений. Земное счастье и благополучие, все самые значительные и животрепещущие вопросы человеческого бытия и даже человеческая мудрость —
во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь (1:18)
— все это «хавель»: пар, дуновение, пустое, тщета.
Однако, если внимательно вчитаться, в тексте можно заметить внутреннюю драматургию. В сущности, перед нами разворачивается, как говорил священник Павел Флоренский, «диалог мысли и тайны». И мысль автора здесь совсем не статична и не догматична, она мучается, пульсирует, ходит по кругу, пытается обрести твердую почву, но, не найдя ее, каждый раз остается в молчаливом недоумении перед суетностью мира и своим внутренним нежеланием эту суетность принять.
Это особенно ощущается в его удивительно противоречивых суждениях. То он риторически вопрошает:
Выходит, автор непоследователен? Или он нарочно пытается сбить нас с толку? Некоторые комментаторы полагали: он просто иронизирует, потому что настолько разочаровался в жизни, что смотрит на все с усталой насмешкой.
Однако едва ли Церковь включила бы эту книгу в библейский канон, если бы ее содержанием была обычная, пусть и горькая, ирония. Дело в том, что за внешним скептицизмом и противоречиями открывается совершенно особенное богословие. В пустыне всеобщей тщеты автор ищет оазис евангельского блаженства, словно предчувствуя слова Нагорной проповеди, с которыми Христос обратится к тем, кто желает преодолеть суетность мира и обрести подлинное счастье.
Веселый пессимизм
«Кто не видит суеты мира, тот суетен сам», — писал Паскаль. Екклесиаст не суетен, он эту суетность осознал и над ней поднялся. Он без жалости лишает человека всех иллюзий в этом мире. Да, мы не можем знать, для чего нам суждено трудиться. Да, наше веселье и наше земное довольство — признак нашей глупости. А приобретенное нами знание и вся человеческая мудрость только умножают скорбь. И даже искание правды и справедливости на этой земле не более чем очередная тщета — автор прямо об этом пишет:
Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. И сказал я: и это — суета! (8:14).
Все одинаково бессмысленно и ничтожно перед лицом смерти. Однако там, где у Екклесиаста возникают явные противоречия, их напряжение всегда снимается именем Божиим.
Вот лишь несколько примеров:
Итак иди, ешь с весельем хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим (9:7); Как ты не знаешь путей ветра и того, как образуются кости во чреве беременной, так не можешь знать дело Бога, Который делает все (11:5); Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои; потому что это — доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем (9:9).
Человеку не дано знать судьбу того, что он посеял, не говоря о том, как распорядится его наследием потомство. Но это знает стоящий над всем Бог, и этого достаточно.
«Мы видим, как смыслоотрицание “нет пользы”, — пишет в связи с этим культуролог Михаил Эпштейн, — переходит в жизнеутверждение “нет ничего лучшего, как”. Это вовсе не противоречие, а глубочайшая правда веры как сомнения, как отрицания положительного знания. Человек не знает, для чего ему посланы его труды, но именно поэтому он знает, что ничего другого, ничего лучшего ему не дано. Этим предвосхищается знаменитое “верую, потому что абсурдно”, приписываемое Тертуллиану. Мысль Екклесиаста, как впоследствии мысль Тертуллиана, Дионисия Ареопагита и Сёрена Кьеркегора, движется от абсурда и отчаяния — к надежде, от суеты и томления духа — к вере».
Когда человек, с такой ясностью сознающий тщетность всех своих усилий, полностью принимает волю Божью, рождается, по выражению того же Михаила Эпштейна, «позиция веселого и деятельного пессимизма». Это жизнь — вопреки ее абсолютной бессмысленности — с абсолютным упованием на Бога. Иного человеку не дано.
В этом, если угодно, вся «каноничность» Книги Екклесиаста. Вера безосновательна, подсказывает нам автор. Она питается не формальным исполнением обрядов «по расписанию», а простотой хождения перед Богом — вот лаконичный и при этом бесконечно глубокий призыв к ветхозаветному человеку. И христианское мировидение — такой же радостный и деятельный пессимизм.
Верующий знает: Царство Небесное на земле неосуществимо — в Церковь никогда не войдут все населяющие ее народы, к ней всегда будет прислушиваться меньшинство, а всеобщая справедливость возможна только в утопических грезах. Христианский пессимизм — это трезвый, очищенный от иллюзий взгляд на мир.
Но в то же время он радостный, более того, деятельный, потому что все, что дано человеку в этой жизни, — от Бога, а Его благодать изливается на верующего просто так, помимо его мнимых или действительных заслуг. И значит, христианин не имеет права опускать руки. Он знает, что в суете и мимолетности земного существования всегда присутствует перспектива вечности и подняться над усталостью и рутиной быта, подобно Екклесиасту, можно — если помнить о том, что только в Боге обретаются покой и счастье. Такая вот нехитрая формула.
Все суета сует: как не сойти с ума от этой мысли?
Читаем Екклесиаста вместе с американским священником
Песня Пита Сигера (американский фолк-певец (1919–2014). — Ред.) «Как было — так и будет…» (To Everything There Is a Season) была очень популярна в Америке в 60-е годы. Она стала гимном Peace Movement (движение, которое выступало против войны во Вьетнаме. — Ред.). А после того как в 1965 году ее исполнила рок-группа The Byrds, она стала мировых хитом.
Удивительно, но кроме «turn, turn, turn» («вновь, вновь, вновь») и двух заключительных строк, все остальные слова этой песни прямо позаимствованы из Книги Екклесиаста (3:1–8) — настолько созвучны оказались ее смыслы настроениям того времени:
Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.
Эта самоочевидность вообще характерна для Книги Екклесиаста, которая относится к жанру библейских учительных книг. Мудрость, которая в них открывается, не несет в себе ничего сверхъественного. Наоборот, она открывает человеку то, что он и сам должен был бы видеть и понимать, но по каким-то причинам не видит и не понимает.
На первый взгляд кажется, что широко растиражированная фраза Екклесиаста: «Всё — суета сует и томление духа» — это крик отчаяния, вырвавшийся у человека, который абсолютно во всем разочаровался. Но такая интерпретация в корне неверна. Многие евангельские изречения, совершенно чуждые какому бы то ни было пессимизму, пропитаны духом именно этой книги.
Да, наша жизнь наполнена делами и событиями, постоянной тревогой, страхом перед будущим. Но Книга Екклесиаста напоминает нам, что все наши проблемы и тревоги на самом деле не имеют никакой ценности: в тот день, когда мы умрем, в мире все останется прежним. Что же тогда вечно и незыблемо, на что человек может по-настоящему опереться? Тот, кто нашел ответ на этот вопрос, следует истинным путем мудрости, говорит Екклесиаст. И путь этот — в Богочеловеке.
Помните, что Христос ответил на жалобу Марфы, что ее сестра Мария не помогает ей в хлопотах по хозяйству? Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее (Лк 10:41–42). Работать по дому нужно будет и завтра, и послезавтра, а Христос скоро покинет их, и значит, в этот момент важно только одно — быть с Ним. Разве то, что Он — Сам Богочеловек! — сейчас с ними, не заслоняет собой все остальное, не является уже бесконечным счастьем? И потому Иисус не позволяет Марфе навредить тому, что бесценно и не соизмеримо ни с какими другими земными благами, — душе Марии.
И Книга Екклесиаста — одно большое упражнение, которое учит человека видеть то, что ему по-настоящему необходимо, правильно расставлять приоритеты. Ведь все, что кажется нам важным — работа, здоровье, красота, веселье, власть, — временно и призрачно.
Очень важно впитать эту мысль Екклесиаста, потому что мир, в котором мы живем, пропитан соблазнительными, но глубоко ложными идеями. Современный человек, надменно полагаясь только на свои силы, вообразил, что способен изменить этот мир к лучшему, что технологии и научное знание приближают «светлое» будущее. И хотя во времена Екклесиаста люди вряд ли с таким же воодушевлением относились к науке, им было свойственно такое же высокомерие.
Есть у Екклесиаста одно туманное высказывание, которое проясняется только в контексте Нового Завета:
Всему и всем — одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и [злому], чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; как добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы. Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их; а после того они отходят к умершим (9:2–3).
Христос говорил, что Бог повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми (Мф 5:45) и что Он благ и к неблагодарным и злым (Лк 6:35). С одной стороны, эти слова лишают надежды тех, кто, совершая добрые дела, думают, что гарантированно получат ровно столько же добра в ответ. С другой стороны, именно потому мы и должны быть добры и великодушны к каждому — даже к злодеям! — что призваны быть совершенными, как Отец Небесный, который повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми. В жизни со Христом именно то, что кажется Екклесиасту «худым», становится путем к обóжению.
И предел всякой мудрости, говорит нам, христианам, ветхозаветный автор, — это смиренная память об этом и исполнение Божьих заповедей исключительно из любви к Нему, а не ради ожидаемой награды. Это и есть хождение перед Богом. А без Него даже самые великие добрые дела — суета и несут человеку лишь уныние и усталость. Перед лицом беспощадной и равнодушной смерти остается только то, что было изначально укоренено в вечном.
А на все, что мы оставим здесь, на земле, Екклесиаст учит смотреть с юмором. Мой любимый отрывок — в самой последней главе его книги — особенно актуален для тех, кто много пишет или читает: А что сверх всего этого, сын мой, того берегись: составлять много книг — конца не будет, и много читать — утомительно для тела (12:12). Каждый раз, когда я читаю эти строки, мне сквозь века улыбается загадочный автор, пожалуй, самой отрезвляющей во всей мировой литературе книги.
Книга Екклезиаст
Наименование книги
Писатель и цель написания книги
Писателем книги, скрывшим собственное имя свое под именем Екклезиаста, был Соломон. Он называет себя в книге сыном Давида, царем Иерусалимским (I, 12); он свидетельствует о себе, как о величайшем мудреце, проявившем свою мудрость в притчах (XII, 9–10; ср. 3Цар. IV, 29–34 ) и наконец изображает свои богатства и роскошь чертами, сходными с описанием богатств и славы Соломона в книгах Царств и Паралипоменон. Царю Соломону приписывается составление книги Екклезиаст также преданием иудейской и христианской Церкви.
Книга Екклезиаст написана Соломоном в последние годы его царствования, после того как бедствия, посланные Богом в наказание за увлечение идолопоклонством со всеми его гибельными последствиями, отрезвили царя и привели его к истинному раскаянию в прежней греховной жизни. Плодом этого покаянного состояния Соломона и явилась книга Екклезиаст. Здесь премудрый царь самообличает себя в том, что позволил себе увлечься различными благами жизни, забыв истинного Бога. После тщательных стремлений найти себе удовольствие в различных сторонах земного существования человека, автор приходит к тому несомненному выводу, что все на земле вне Бога и добродетельной жизни, ведущей к Нему, ничтожно и мучительно. Наученный опытом своей жизни, богопросвященный писатель, имел в виду напечатлеть это общее положение, которым определяется жизнь разумного существа на земле, в умах и сердцах других людей, чтобы своим примером предостеречь их от суетных исканий цели жизни в том, в чем он сам тщетно искал ее. Установив, что без добродетельной жизни, основанной на вере в Бога, человек не может достигнуть счастья на земле, Соломон старается укрепить людей на поприще этой добродетельной жизни, он указывает препятствия, какие часто встречаются на этом пути и соответственно сему дает различные советы к тому, чтобы с успехом можно было преодолеть эти препятствия.
Изложение содержания книги
Книга Екклезиаст разделяется на четыре части со вступлением и заключением.
Вступление в книгу содержится в первых 12-ти стихах 1-й главы. Здесь раскрывается общая главная мысль книги о суетности или бесплодности всего существующего вне Бога. Автор рассматривает мир физических явлений и находит, что все эти стихийные явления однообразно вращаются и от этого неизменного круговращения их, равно как и от всей стихийной работы, ничего не прибавляется ни в отношении количества, ни в отношении качества действующих сил. Отсюда следует, что не может быть никакого поступательного движения вперед, никакого совершенствования и в деятельности человека, направленной исключительно к этим явлениям. И это тем более потому что деятельность человека, рассматриваемая сама по себе, отягощается суетою забвения. В силу этого скорбного свойства человеческой жизни все, что ни делает человек на земле, подлежит забвению и через это как бы уничтожается, делая напрасным все труды человека.
В первой части книги, обнимающей собою I, 12–18 ст. и II главу, Екклезиаст на основании личного опыта доказывает сперва суету знания, науки, а потом суетность чувственных удовольствий. Знание, хотя и доставляет человеку известную долю довольства, однако оно не может, помимо Бога, удовлетворить человека полным счастьем. Екклезиаст приобрел знаний более чем кто-либо другой и в конце концов принужден был прийти к такому печальному выводу. Причина этой неудовлетворенности человека областью познавательных сил и обогащением их познаниями заключается в том, что человеку по мере усовершенствования в познании приходится ближе узнавать недостатки своей природы, нестроения в жизни общественной и болезни, от которых совоздыхает неразумная природа. Между тем сил и средств устранить наблюдаемое в окружающей действительности зло и сделать так, чтобы оно никогда не возвращалось, мудрец от своего знания не получает. При таком положении дела многознающего человека постигает участь горького разочарования и страдания (I, 12–18 ст.).
Еще менее человек может удовлетвориться областью чувственных удовольствий, которые относятся к разряду низших потребностей жизни. Екклезиаст приобретал богатства и предавался всевозможным видам наслаждений; но все это оказалось суетой и ничтожеством, ибо скопление земных благ сопровождается трудом и заботами и пользование ими не от человека зависит, а от Бога, во власти Которого самая жизнь человека (II, 1–26 ст.).
Третья часть книги начинается с VI-ой главы и продолжается до VIII-ой гл. 16 ст. В этой части предлагается ряд суждений, в которых автор, продолжая раскрывать учение об отношении человека к земным благам, говорит, что все блага, напр., богатство, долголетие, мудрость и др., зависят всецело от Бога, а человек самовольно ими пользоваться не может. Земные блага, к которым стремятся обычно люди, не могут иметь для них самодовлеющего значения в жизни; по указанию Екклезиаста, обладание земными благами нисколько не избавляет человека от бедствий, так как нередко бывают, по наблюдению Екклезиаста, такие бедствия, которые только отравляют собою наслаждение земными благами и должны отводить от них сердце человека, направляя его к нравственной деятельности (VI, 1 –10; VII, 1). Вся земная жизнь, по учению Екклезиаста, как подготовление к будущей загробной жизни, должна быть проводима человеком применительно к тому будущему времени. Руководясь таким взглядом на жизнь, Екклезиаст советует человеку лучше ходить в дом плача об умершем, нежели в дом пира, лучше слушать обличения мудрого, нежели пустую легкомысленную песнь глупых и лучше быть терпеливым, чем высокомерным в суждении о делах человека (VII, 2–9 ст.). Ропотное недовольство суетностью внешних явлений не делает человека лучше; посему в несчастиях, которых сами мы не можем отвратить, следует предавать себя воле Божией и не надмеваться своей праведностью; но в смиренном сознании, что нет человека праведного на земле, который бы делал добро и не грешил, должно заботиться об исправлении собственных недостатков.
Причина господства злой действительности в мире, в силу которой несчастие и глупость преобладают в людях сравнительно с мудростью и благочестием, почему и происходят различные бедствия, служит грех, как увлечение с правого пути в чувственность и самомнение. Господь же сотворил человека праведным и невинным, поэтому считать существующий непорядок в жизни людей от Бога несправедливо. Но нарушение правосудия Божия ненормальными и тягостными событиями в жизни людей будет продолжаться на земле только до будущего Божественного суда, на котором они будут разрешены и отношение между добродетелью и блаженством будет восстановлено. Тогда наступит полное торжество добра, и вера в это великое время воцарения правды Божией, по учению Екклесиаста, должна служить ободрением к мужественному перенесению всех переживаемых на земле, при явном господстве нечестия, бедствий (VII, 10–30 ст., VIII, 1 – 15 ст.).
В последней четвертой части книги, обнимающей собою VIII гл. 16–17 ст., IX гл., XI и XII, 1 – 17 ст. включительно, излагается сначала учение о значении земной жизни человека по отношение к загробной. Так как, по словам Екклезиаста, пути Промысла Божия в воздействии на людей непостижимы, а в жизни за гробом невозможна будет никакая деятельность, то не следует всецело отдаваться только одной земной деятельности, но пользуясь земными благами, как дарами и знаками благоволения Божия, следует заботиться особенно о неустанном совершении добрых дел, для которых создал Бог человека (VIII, 16-IX, 10).
Переходя затем к частным наставлениям, Екклезиаст учит о мудром поведении человека во время общественных бедствий, которые посылаются Богом, как вестники Его страшного суда. Мудрость, по учению Екклезиаста, обнаруживается не в слове, т.е., не в обычном течении земной жизни, когда она (мудрость) часто служит предметом презрения со стороны глупых, а в бедствиях, которые только мудрый переносит с кротостью и терпением. Особенно это заметно бывает и поучительно в отношениях общественной жизни (IX, 11 –18; X гл. 1–20 ст.).
Последние шесть стихов книги составляют заключение ее, которое приписывается составителю канона св. книг священнику Ездре и его сотрудникам, пророкам Аггею и Захарии. Содержание заключения таково. В нем сначала сообщаются исторические сведения об Екклезиасте, как мудром проповеднике и писатель книги. Раскрывая достоинства учения Екклезиаста, автор указывает на природную мудрость его, обогащенную при этом трудолюбием и на богодухновенный характер его книги. Этим обстоятельством и объясняется та благодатная сила действенности речей Екклезиаста, которая чувствуется сердцем при чтении его книги. Наконец, автор заключения кратко излагает сущность нравственного учения Екклезиаста, которая состоит в благоговейном подчинении человека Богу и в соблюдении Его заповедей; потому что всякое дело приведет Бог на суд (XII, 8–14 ст.).
Главные предметы учения в книге Екклезиаст
Предостерегая юношу от опасных увлечений юношеским возрастом, Екклезиаст говорит: «разумей, яко о всех сих приведет тя Бог на суд» (XI, 9). В этих словах Екклезиаста заключается учение о суде Божием над человеком после смерти, когда потребуется отчет во всех поступках человека, даже во всех мыслях и движениях сердца его.
Учение о мздовоздаянии и вообще о загробной участи человека выражается еще в следующих словах Екклезиаста: «И возвратится персть в землю, яко жe бе, и дух возвратится к Богу, иже даде его» (XII, 7). Это возвращение духа человеческого к Богу, как своему первообразу, по свидетельству Екклезиаста (III гл. 17; XII, 14) произойдет с тою целью, чтобы дать отчет Богу в добрых и злых делах на земле, после чего должно будет последовать мздовоздаяние Божие, сообразно с праведною или нечестивою жизнью подсудимого. Такое учение Екклезиаста об участи человека после смерти вполне подтверждается и учением Нового Завета, где эта истина раскрывается более ясно и определенно (Кор. IV, 5; Mф. X, 28; XVIII, 9 и др.).
Отношение учительных книг к законоположительным и историческим
Рассмотрение содержания учительных книг: Псалтири, книги Иова, Притчей и Екклезиаста показывает нам, почему сии книги называются учительными. Во всех этих книгах замечается одна общая цель, которую стараются достигнуть авторы их. Эта цель состоит в том, что писатели учительных книг выступают в качестве наставников, предлагающих с своей стороны вразумление, раскрытие нравоучительных истин, данных в книгах законоположительных и содержащихся отчасти в книгах исторических. Раскрытие этих истин получает у них характер не только простого уяснения истины, чтобы сделать ее понятною для ума и сознания человеческого, но и состоит главным образом в том, чтобы провести ее в жизнь человека. Они стремились в данном случае к тому, чтобы показать людям, что истина откровенная является таковою потому, что она открыта в откровении и потому, что сознание человека требует признания этого. При помощи различных соображений богопросвещенные наставники указывали, что проведение богооткровенных истин в жизнь человека улучшает, совершенствует ее. Следовательно, Закон Божий, требующий от человека согласовать свою волю с волей Божией, и природные свойства человека, по учению их, находятся в полном соответствии между собою и от взаимодействия того и другого начала зависит настоящая, истинная, благая жизнь человека на земле. Как пришли к такому выводу богопросвещенные авторы, что при этом передумали, какие встретили препятствия при решении указанного вопроса – памятником всего этого и служат учительные книги, в содержании которых отпечатлелся весь внутренний мир священных писателей. Таким образом учительные книги раскрывают внутреннюю сторону жизни ветхозаветных верующих людей, свидетельствуя о том, как они усвояли и проводили в жизнь те божественный истины, которые даны в Откровении, как нечто внешнее. Предложенные здесь в форме заповедей и запрещения, эти истины в учительных книгах являются живым убеждением благочестивых людей, располагавших свою жизнь согласно их указаниям.
Но жизнь в мире, который, по учению св. Иоанна Богослова, весь во зле лежит ( 1Иоан. V, 19 ), нередко представляет собою такие случаи, где правда Божия в отношении к человеку, по-видимому, нарушается. Часто кроткое, праведное и слабое терпит на земле от злого, гордого и сильного. Отсюда невольно в сознании ветхозаветного человека возникал вопрос: как примирить учение слова Божия с печальною противоречивою наличностью событий, происходящих в жизни? Этот вопрос и решается в книгах Иова, Притчей и Екклезиаст. Первоначально сомневавшийся в правосудии Божием, Иов, после разговора с друзьями и особенно выслушания речей Иеговы, является уверовавшим в непреложность правосудных и целесообразных действий Божественного Промысла в мире. В книге Иова вопрос о господстве зла в мире находит для себя освещение и в том назидательном наставлении, что зло в мире происходит от диaвoлa, который господствует над людьми в силу их первородного греха. Злая деятельность его, причиняющая людям много бедствий, попускается Богом, чтобы восторжествовала правда Божия. Несмотря на свою сильную злобу, которою диавол хотел поглотить, уничтожить добро в лице праведного Иова, он в конечном результате проявлениями своей злой деятельности содействуешь лишь намерениям Божиим и трудится, вопреки своему желанию, над осуществлением плана Провидения. Злые действия врага правосудным Богом направляются к добрым последствиям для человека, преданного воле Божией (XLII, 10–16).
Книга Притчей разъясняет тайну успеха всякого дела со стороны внутренних побуждений и личных усилий человека; тогда как в законе предлагаются только внешние требования и условия со стороны Бога. Книгою же Екклезиаст прямо разъясняется, что земная жизнь не может доставить человеку полного блага, она является лишь подготовлением для будущей загробной жизни, где добро и зло получат должное воздаяние. Отсюда, по учению Екклезиаста, не следует предаваться излишествам в жизни и смущаться теми кажущимися нестроениями в ходе ее, которые не соответствуют правде Божией, выраженной в откровенном Законе.
Наглядным примером раскрытия внутренней стороны законоположительных книг служит и книга псалмов. В законоположительных книгах точно определяются богослужебные отношения верующих к Богу со стороны священнодейства, обрядов, богослужебных лиц, времен и пр., но о внутренних условиях, определяющих отношения людей к Богу, подробных указаний здесь не делается, они сами собою предполагаются по установлению Закона. Псалтирь же учит, с каким внутренним сердечным настроением следует приносить Богу жертвы, как внутренно и сердечно должно молиться Богу. «Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит», говорит псалмопевец ( Пс. L, 19 ). Самое явление человека к священному месту особенного присутствия Божия для выполнения богослужебных обязанностей к Богу, по учению Псалтири, требует от него безупречной жизни. «Кто взыдет на гору Господню; или кто станет на месте святем его; неповинен рукама и чист сердцем, иже не прият всуе душу свою и не клятся лестью искреннему своему: сей приимет благословение от Господа и милостыню от Бога Спаса своего», восклицает псалмопевец ( Пс. XXIII, 3–5 ).
Равным образом и события книг исторических и подвиги благочестивых мужей рассматриваются в книгах учительных с точки зрения Божественного правосудия, нравственно-воспитательного значения по отношению к человеку, и в таком виде предлагаются для поучения всем верующим, как образцы благочестивой жизни. Так, напр., в псалме LXXVII-м раскрывается, что Ефремляне сделались недостойными хранить в пределах своих владений общую святыню Еврейского народа – Скинию Свидения. Господь за грехи лишил их этой чести и избрал вместо их для Своего селения колено Иудино, гору Сион, которую Он возлюбил и на которой утвердил Свое местопребывание. (См. пс. LXVII, 16–19 ст.).
Понятие о пророках вообще и пророчествах
Но пророков следует отличать от других служителей Божиих в еврейском народе – первосвященников и царей, служение которых по целям было сродно с служением пророков.
Первосвященники приносили жертвы и получали откровение Божие только лишь чрез урим и тумим и то не всегда, а в особенных исключительных обстоятельствах жизни еврейского народа. В толковании слова Божия первосвященники не шли далее простого его уразумения. Пророки же прав священнодействия не имели, но они получали откровение от Бога всегда, когда это требовалось усмотрением Промысла Божия к людям. Как вдохновенные мужи, пророки в толковании закона возвышались над простым пониманием его, они проникали в самую сущность учения закона и выясняли его мессианский смысл. Поэтому раскрытие Закона толкованием пророков, как недоступное простому уму человека, т.е. человека, не находившегося под воздействием благодати Божией, а свойственное только богопросвещенным мужам, каковыми были пророки, служит восполнением Закона и по своему значению является с ним совершенно одинаковым, как такой же самый богооткровенный источник.
От царей, которые сами не были пророками, как напр., таковым пророком был царь Давид, пророки отличались тем, что были их истинными руководителями. Учительная, просветительная деятельность пророков, восполнявшая самый Закон Божий, написанный Моисеем, естественно должна была для царей служить таким же руководительным началом, каким был для них и Закон.
Кроме того, пророки отличались от первосвященников и царей своим происхождением. Условия для вступления на пророческое служение не были приурочены к одному какому-нибудь роду, пророком мог быть всякий человек безразлично какого он был рода и происхождения, если только его призывал к сему служению Сам Господь Бог. Между тем как первосвященники происходили из рода Аарона – колена Левиина, цари же по закону должны были быть только из колена Иудина.
Пророков Божиих еще должно отличать от таких людей, которые самозванно старались быть таковыми, не будучи посылаемы Богом. Сюда, напр., относятся все ложные пророки, о которых очень часто упоминается в Библии, как-то пророки вааловы и астартины (3 Царств. XVIII, 19), пророки иерусалимские (Иерем. XXIII, 14), Седекия (3 Царств. XXII, 10–12) и др.
Затем пророков следует отличать от таких мужей, которые, хотя и удостаивались получать от Бога истинные откровения, но не были пророками и в слове Божием этого имени им не усвояется. К числу таких мужей, напр., относится Иосиф Прекрасный (Быт. ХХХVII, 5–10); Фараон (Быт. ХII, 17; XLI, 1–7 ст.); Навуходоносор ( Дан. II, 1–3 ст.) и др.
Принимая во внимание все эти особенности пророческого служения, придающие ему особый исключительный характер, как служению самому высшему и необычайному в ряду всех других служений в истории избранного народа Божия, мы можем составить следующее более полное и точное определение понятия о пророках. «Пророки суть истинные непритворные истолкователи воли Божией или чрезвычайные учители, избираемые и посылаемые на это служение Самим Богом и притом не всегда, а лишь по требованию особенных исключительных обстоятельств и по усмотрению Божию».
На основании такого понятия о пророках, пророчествами называются откровения, получаемые пророками от Бога и передаваемые ими людям, которые слушать непосредственно самого Бога не могут по своей слабости и недостойны сего вследствие своего греховного состояния.
Цель пророческого служения
Пророки, которым открыта была воля Божия, естественно становились духовными руководителями людей. Они должны были наблюдать за всеми сторонами жизни народа еврейского, к которому главным образом были посланы; а так как евреи входили в соприкосновение с языческими народами, то руководственная просветительная деятельность пророков касалась и этих последних. В чем же заключалась эта руководственная деятельность пророков? Она состояла прежде всего в том, что пророки разъясняли и раскрывали людям волю Божию, открытую в Законе, учили истинному богопочтению; в особенности же они старались оживить в сознании народа обетования о Мессии, которые составляли самую сущность Закона ( Галат. III, 24 ). Учение о Мессии и Царстве Его было раскрыто пророками с особенною ясностью и полнотою. Это была религиозная цель пророческого служения.
Но так как религиозная жизнь людей стоит в неразрывной связи с нравственною их жизнью, то пророки обращали внимание и на нравственное состояние человечества. Они наставляли людей добродетельной жизни, обличали пороки и заблуждения их, призывали их к раскаянию, возвещая суд и наказание нераскаянным грешникам и, наоборот, помилование и спасение раскаивающимся. Вообще нравственная цель пророческого служения была направлена к тому, чтобы воспитать человечество в духе требований Закона и таким образом приготовить его к принятию Мессии.
Кроме того, пророки старались раскрыть народу еврейскому его великое значение на земле, в силу которого Господь благоволил его сделать светочем для всех других народов, основав среди него Свое царство на земле. В этом случае пророки указывали евреям на то, что они не должны увлекаться могуществом языческих народов и забывать Своего Покровителя Господа, напротив языческие народы должны, по учению пророков, признать высокое положение народа еврейского в мире и обратиться к содействию его для того, чтобы просветиться светом богооткровенной религии. Вот почему пророки обращались в своих речах и к языческим народам и призывали их не злоупотреблять правами своего внешнего могучего положения на земле, помня, что они в своей силе являются только лишь орудием действий всемогущего Бога, исповедуемого народом еврейским, без обращения к Которому спасение их невозможно. Таким образом широка и многостороння была деятельность пророков, как посланников Божиих. На эту деятельность их указал Сам Господь в словах, сказанных пророку Иезекиилю: «Сыне человечь, стража дах тя дому Израилеву, да слышиши слово от уст Моих и воспретиши им от Мене или проповеси им от Мене » (Иезек. III, 17). Из этих слов видно, что пророки своим духовным взором, подобно сторожу, стоящему на башне, должны охватывать все стороны жизни людей, зорко следить за ними и принимать все меры предосторожности к охранeнию их от опасностей.
Способы восприятия пророками откровения от Бога
Сам Господь Бог указал на три способа получения пророками откровения, когда обратился к Аарону и Мариами с такими словами: «Аще будет в вас пророк Господень, в видении ему познаюся и во сне возлаголю», но не так, как рабу Моему Моисею: «усты ко устом возлаголю ему яве, и не гаданием» ( Числ. XII, 6–8 ). Следовательно Господь являл откровение пророкам, во 1-х, посредством видений в бодрственном состоянии; во 2-х, посредством сновидений и в 3-х, посредством слова.
Состояние пророка при первом способе восприятия откровения было состоянием духовного возбуждения, во время которого силы его отрешались от земного мира и возвышались к небесному; пророк своею душою переносился в горний мир и во время такого просветленного состояния часто созерцал будущие отдаленные события. Впрочем ясно представить себе душевное состояние пророков во время такого видения, по сознанию самих видевших их, очень трудно ( Деян. XXII, 17–18 ; Иер. XXIII, 9 ). Примерами этого способа откровения могут служить: видение пророком Исаиею Господа, седящего на высоком престоле ( Ис. VI ), видение пр. Иезекиилем славы Господней (Иезек. I гл.) и поля, усеянного костями человеческими (Иезек. XXXVII, 1–12) и др.
Второй способ откровения воли Божией состоял в видении во время сна. Этого способа откровения воли Божией удостаивались люди и не проходившие пророческого служения и даже язычники, как напр. Фараон, Новуходоносор и др. из пророков же, получавших таким способом откровение Божие, был, напр., пророк Даниил, удостоившейся видеть судьбу царств земных, Церкви Христовой и Самого Господа Иисуса Христа под образом Сына человеческого ( Дан. VII гл.). Все подобного рода откровения не были простыми снами, так как сами сновидцы убеждались в этом. После таких видений они обыкновенно испытывали большой страх и в бодрственном состоянии делали в точности то, что внушено им было Богом во время сна ( Быт. XX, 7–16; XXXI, 54; XXIX, 55 ; Mф. I, 20–24).
Третий способ откровения пророкам воли Божией посредством слова был наиболее частою и употребительною формою вдохновения.
Пророки часто указывают на это, когда говорят: «Господь возглагола», «рече Господь ко мне», «тако рече Господь» и т.п. Но между пророками при этом способе получения воли Божией было различие в самой степени отношения к ним Бога. Из слов Господа видно, что с Моисеем «Он беседовал усты ко устом, лицем к лицу, якоже аще бы кто возглаголал к своему другу» ( Числ. XII, 6–8 ; Исх. ХХХШ, 11). Следовательно Моисею, как величайшему из всех пророков, Господь являлся особенным образом и иначе, чем другим пророкам сообщал ему Свои откровения ( Втор. XXXIV, 10 ). Различие это состояло, как можно думать, на основании указаний Св. Писания, главным образом в том, что Моисей разговаривая с Богом, имел пред собою какой-нибудь видимый образ Божий, недоступный созерцанию других, между тем как другие пророки слышали голос Божий, не видя пред собою никакого образа Божия. Так, напр. прор. Самуил слышал голос Божий, призывавший его, но Бога не видел (1 Царств. III, 3–10).
Другие пророки слышали этот голос не совнe, как звук, исходящий от кого-либо, а в самих себе (Иерем. XX, 20; Авв. II, 1 ), именно когда они испытывали непреодолимое сердечное желание или стремление, вызванное воздействием благодати Божией на душу пророка (Иерем. XX, 9).
Что же касается состояния пророческого вдохновения, во время которого пророки получали откровение от Бога, то нужно заметить, что оно не было постоянным в пророке, как благодать священства в церкви Христовой. Дар пророчества всецело зависел от воздействия Бога на пророка, поэтому всегда и везде пророческая благодать могла осенить его, если на то была воля Божия, пророк же не мог воспротивиться этому и задержать в себе проявления пророческого вдохновения. Примером того, что пророки не постоянно находились в состоянии осенения пророческой благодати могут служить пророки Исайя и Елисей. Пророк Исайя сначала советовал больному царю Езекии приготовиться к смерти, но потом получив откровение от Бога, возвестил ему, что он еще будет жить (4 Царств. XX, 1–6). Пророк Елисей, при виде плачущей Саманитянки, только тогда узнал причину ее плача, когда получил об этом откровение от Бога (4 Царств. IV, 27 ст.).
Доказательством же того, что проявление пророческого вдохновения не могло быть задержано самим пророком служит пример пророка Иеремии. Под влиянием огорчений со стороны своих соотечественников, этот пророк хотел было отказаться от пророческого служения, но не мог это сделать и должен был против своей воли пророчествовать. Действие призвания Божия к пророческому служению Иеремия изображает как силу, влекущую пророка против его воли (XX, 37) и сравнивает его с силою пламени, с которою он не может справиться (XII, 39).
Но несмотря на такое мощное и непреодолимое действие благодати, пророки все-таки в это время не теряли сознания и свободы. Они ясно сознавали свое положение, строго и точно отличали им сообщаемые слова Божии от своих мыслей и относились к сообщаемым им истинам свободно, иногда прося у Бога разъяснения открытого. Они помнили содержание переживаемого вдохновенного состояния и в подробностях передавали людям все слышанное ими ( Иер. XXXI, 26 ; Дан. VII, 15, 28 ). Поэтому истинных пророков никак нельзя приравнивать к языческим жрецам и прорицателям, которые для получения своих языческих откровений прибегали к искусственным возбуждающим средствам, находились в бессознательном состоянии, а потому и изрекали свои предсказания бессвязно и бессмысленно. По словам св. Иоанна Златоуста, злой дух тогда овладевал их душою, ослеплял их ум и помрачал их мысли и они, находясь в таком состоянии, издавали звуки, подобно бездушной флейте.
Способы, чрез которые пророки сообщали откровения Божии людям
Получая Божественные откровения, пророки должны были, по повелению Божию, передавать их людям. Исполнение этой обязанности требовалось и самим званием пророка, ибо часто в Св. Писании пророку усвояется значение передатчика Божественных откровений людям; в этом отношении пророк говорил к людям за Бога, вместо Бога, как Его посланник ( Исх. VI, 10; VII, 1 ).
Пророки возвещали людям откровения Божии тремя способами: 1) посредством устной проповеди, 2) посредством письменного изложения их и 3) чрез символические действия.
Первый способ возвещения воли Божией чрез слово и пример является самым обыкновенным и наиболее употребительным. Этим способом пророки отрывали волю Божию всюду, где находили это возможным, напр. в храме, в местах народных собраний ( Иер. VII, 2; XXVI, 1–2 ), пред царями, священниками и вообще пред всеми теми лицами, которым надо было возвестить волю Божию, причем они совершали это с достоинством истинных посланников Божиих: прямо, смело без утаения, унижения и ласкательства ( Ис. VII, 3 ; Иер. XXII, 12 ; ХLII, 8; XXVIII, 13).
Способ сообщения откровений Божиих посредством письменного изложения их употреблялся пророками для большого распространения и точного хранения их в памяти людей. К этому способу пророки часто прибегали потому что не имели возможности передать волю Божию устно; иногда же пророчества записывались ближайшими сотрудниками и учениками пророков, так напр., Варух записывал пророчества Иеремии и читал их пред народом, когда Иеремия заключен был под стражу ( Иер. XXXVI, I-7 ст.). Нередко Сам Господь повелевал пророкам записывать пророчества по причине их важного значения или с целью предать их в качестве руководства людям на будущее время ( Иер. XXX, 2 ; Иер. XXXVI, 1, 2 ; Авв. II, 2 ). Употреблением пророками этого способа открытия воли Божией и объясняется то, что пророчества их сохранились в подлинном, неизменном виде и сделались достоянием всего человечества.
Третий способ сообщения пророческих откровений, состоявший в символических действиях, употреблялся пророками в особенных, чрезвычайных случаях, когда надо было употребить особенную силу воздействия Божия на людей, чтобы привлечь их внимание и глубже напечатлеть в сознании их определения Божии. С этою цельно пророки и совершали некоторые недоуменные и поразительные действия. Так напр., пророк Исаия, по повелению Господа, три года ходил босым и нагим в предзнаменование грядущих бедствий египтянам, которых царь Ассирийский отведет в плен нагими и босыми ( Ис. XX гл.). Пророк Иеремия в присутствии старейшин разбил новый глиняный сосуд в ознаменование разрушения, имеющего постигнуть город Иерусалим ( Иер. XIX ). Тот же пророк носил на шее ярмо в знак порабощения иудеев и других народов царем Вавилонским ( Иер. XXVII, 2 ). Пророк Иезекииль чертит Иерусалим на большом кирпиче и производит над ним вид осадного действия, изображая этим то, что будет происходить в Иудее над Иерусалимом (Иезек. IV, 1–7 ст.). Ввиду того, что символические действия были трудны для понимания и поэтому могли легко быть поняты в превратном смысле, совершающие их (пророки) всегда сопровождали устным или письменным изъяснением их ( Ис. XX, 3–4 ; Иер. XIII, 8–11; XIX, 11 ; Иезек. IV, 13; Ос. I, 2–9 ).
Число и наименование пророческих книг
Пророческое служение, как служение постоянное и непрерывающееся, начинается в истории евреев со времени пророка Самуила. Пророки были конечно и прежде Самуила. В общем смысле пророками в Св. Писании называются патриархи, так напр. Авраам ( Быт. XX, 7 ); во времена Моисея дар пророчески приписывается сестре его Мариами (Иех. XV, 20) и старейшинам ( Числ. XI, 20 ). Но пророки этого времени представляют собою редкие явления, вызываемые особыми обстоятельствами, при которых обычные органы Божественного откровения являлись недостаточными. К числу исключительных явлений следует отнести и Моисея, который по своему значению занимает особое место в ряду всех других пророков. Поэтому пророки в собственном смысле слова появляются в истории народа Божия со времени Самуила, это подтверждается и свидетельством апостола Петра, называющего Самуила первым пророком после Моисея, предвозвестившим об Иисусе Христе, за которым (Самуилом) следовали другие пророки, проповедавшие о Нем ( Деян. III, 22–24 ). С этого времени пророчество является непрерывно существующим до времени Неемии. За этот долгий промежуток времени оно имело очень много своих представителей. Всех ветхозаветных пророков можно разделить на два разряда: пророков, оставивших свои пророчества записанными и пророков, пророчества которых остались незаписанными. Пророчества первых и составляют собою отдел книг в Библии, известных под именем пророческих книг. Всех пророческих книг в каноне Православной Церкви считается шестнадцать. Они суть следующие: книга пророка Исаии, книга пророка Иеремии, книга пророка Иезекииля, книга пророка Даниила, книга пророка Осии, книга пророка Иоиля, книга пророка Амоса, книга пророка Авдия, книга пророка Ионы, книга пророка Михея, книга пророка Наума, книга пророка Аввакума, книга пророка Софонии, книга пророка Аггея, книга пророка Захарии и книга пророка Малахии. Из них первые четыре книги, т.е. Исайи, Иеремии, Иезекииля и Даниила называются великими, а прочие книги малыми, по их меньшему, сравнительно с первыми, объему.
Распределение пророческих книг в Библии
В нашей славянской Библии пророческие книги расположены не по времени жизни пророков, а по объему их содержания. Вот почему на первом месте стоят здесь книги великих пророков, в распределении и же книг малых пророков точного распорядка их соответственно времени жизни самих пророков также не наблюдается. Впрочем, общий распорядок некоторых из этих книг, состоящий в соответствии их с периодом, которым обнималась жизнь того или другого пророка, соблюдается. Так напр. книги пророков ассирийского периода: Амоса, Михея, Наума поставлены первее книг пророков вавилонского периода: Аввакума и Софонии, а эти последние стоят раньше книг пророков, живших после плена вавилонского: Аггея, Захарии и Малахии.
Содержание пророческих книг
Пророческие книги состоят главным образом из речей, в которых пророки изображают религиозно-нравственное состояние своих современников – евреев и язычников, призывая тех и других к раскаянию; они разъясняют народу Божий закон Моисея, данный ему для того, чтобы просвещаться светом истинного учения и быть чрез это достойными представителями великого своего избрания к обращению на путь истины всех языческих народов. Но главным предметом содержания пророческих книг служит Мессия, Господь Иисус Христос и Его Царство. Как бы ни разнообразно было содержание пророческих книг, заключающих в себе различные предметы поучения, обличения и назидания с указанием сведений исторических из жизни народов, обетования о Мессии и судьбах Его Церкви составляют главный центральный пункт, на который обращено внимание всех пророков. Все остальное содержание книг определяется и обусловливается этими мессианскими обетованиями и может быть понято только при свете их. Пророки с полною ясностью предсказали все главные обстоятельства земной жизни Иисуса Христа и совершенного Им спасения ( Иоан. V, 39 ; Деян. III, 24 ; 1Петр I, 10 ).
По учению пророков, благодатное царство Мессии предназначено для всех людей без различия национальностей; для вступления в него требуются только вера в обетованного Искупителя, послушание зову голоса Божия, говорившего чрез Закон и пророков и святая добродетельная жизнь, основанная на первых двух условиях ( Ис. XLII, 6; XLIX, 6; II, 2–3; XI, 10; XXXV, 1–2; LIV, 4–5 ; Иер. XXXI-XXXII гл.; Иез. XXXVII 26; XXXIV, 14 и др.).