Ему было за что умирать у черной речки
Счастливчик Пушкин. Булат Окуджава
Александру Сергеичу хорошо!
Ему прекрасно!
Гудит мельничное колесо,
боль угасла,
жил в Одессе, бывал в Крыму,
ездил в карете,
деньги в долг давали ему
до самой смерти.
Очень вежливы и тихи,
делами замученные,
жандармы его стихи
на память заучивали!
Даже царь приглашал его в дом,
желая при этом
потрепаться о том о сем
с таким поэтом.
Он красивых женщин любил
любовью не чинной,
и даже убит он был
красивым мужчиной.
Он умел бумагу марать
под треск свечки!
Ему было за что умирать
у Черной речки.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Ему было за что умирать у черной речки
Льву Александровичу Аннинскому
Эта книга еще не была закончена, когда ее автору уже пришлось столкнуться с неудовольствием отдельных читателей по поводу первых опубликованных глав. Одним – быть может, заслуженно – не нравилась кандидатура биографа, другие – быть может, обоснованно – полагали, что время для взвешенной работы на эту тему еще не пришло.
Булат Окуджава жил среди нас недавно: одиннадцать лет для истории не срок. Многим из нас – подобно автору – повезло его слушать и с ним говорить (сказать «мы знали его» имеют право лишь ближайшие родственники и узкий круг друзей). Его жизнь тесно сплетена с историей российского двадцатого века, несколько раз эта история проехалась по его биографии асфальтовым катком, а однозначно оценить великие и страшные события, пристрастным свидетелем и участником которых ему довелось быть, вряд ли смогут даже потомки. Все еще горячо – и вряд ли остынет, если так и будет повторяться.
Наверное, другой персонаж не вызвал бы такой полемики. Но Окуджава – случай особый: каждый чувствует его личной собственностью. С помощью сложных, сугубо индивидуальных приемов, которых мы попытались коснуться в этой книге, он создавал рамочные конструкции, в которые слушатель может поместить себя и свою судьбу – так сказать, пропитать его стихи, песни и даже прозу личными биографическими обстоятельствами. Каждый был уверен, что Окуджава поет лично для него и о нем. Каждый – кроме тех, кто с первых звуков его песен и самого имени испытывал к нему необъяснимую, избыточную злобу, подобную той, какую ладан вызывает у чертей.
В результате почти любой слушатель Окуджавы имеет свою версию его биографии и тайного смысла его сочинений, а к чужим попыткам истолковать и просто изложить его судьбу относится с пристрастием и ревностью. Это не просто нормально – для поэта это счастье, свидетельствующее о стойком читательском неравнодушии. Проблема в одном: между биографами и исследователями поэта, на которого каждый смотрит как на близкого родственника, существуют неизбежные разногласия, переходящие в конфликты.
Автору хотелось бы призвать к некоему «водяному перемирию». Все, кто любит Окуджаву, заинтересованы в том, чтобы появилась его научная биография, чтобы вышло тщательно выверенное и по возможности полное собрание сочинений с черновиками, вариантами и комментариями, чтобы мы получили наконец полное собрание его песен (честь, которой уже неоднократно удостаивались Галич и Высоцкий). Его творчество активно изучается, чему порукой регулярные научные конференции в переделкинском дачном музее. Биографических книг об Окуджаве выйдет еще не один десяток: места хватит всем. Я постарался учесть пожелания, советы и поправки родных и близких поэта, всех его друзей, кто любезно согласился ознакомиться с рукописью, и наиболее видных исследователей его творчества. Разногласия в оценках и расхождения в датировках, увы, неизбежны, поскольку речь идет о недавней истории, а главное – о литераторе, сознательно и умело путавшем следы при создании авторского мифа. Мне кажется, создание полного, документированного и выверенного жизнеописания одного из самых известных и значимых поэтов России – повод забыть о любых личных трениях и общим усилием осмыслить его судьбу и дар.
А предложить читателю нечто безупречное я не надеюсь. При работе над книгой мне часто приходилось вспоминать слова из авторского предисловия к повести «Будь здоров, школяр!»: «Всем ведь не угодишь». При всей своей простоте они серьезно облегчают работу.
Москва, сентябрь 2008
НА ТОЙ ЕДИНСТВЕННОЙ ГРАЖДАНСКОЙ…
4 октября 1993 года правительственный кризис в России разрешился расстрелом Белого дома – здания парламента России, где засела оппозиция. Итогом долгого противостояния между президентом Ельциным и вице-президентом Руцким (сторону последнего взял парламент во главе со спикером Русланом Хасбулатовым) стал указ президента от 21 сентября о роспуске парламента. В ответ парламентарии стали вооружать своих сторонников, стекавшихся к Белому дому не менее активно, чем в августе девяносто первого. Под знаменем защиты закона и демократии объединялись люди, которые в случае своего прихода к власти оставили бы очень мало и от закона, и от демократии. Командиром гражданского ополчения, собравшегося у Белого дома, был назначен генерал Альберт Макашов, известный откровенным антисемитизмом. «День» – газета «духовной оппозиции», как она сама себя титуловала, – приглашал демократов на фонарь открытым текстом. Постепенно российский парламент становился центром сопротивления ельцинизму – в каковое понятие включались грабительские реформы, разнузданность демократических свобод и коррупция, все черты российской революции девяностых.
К этому времени повстанцы уже осадили Останкино, грузовиком протаранив стеклянный вход. В районе телецентра всю ночь шла перестрелка. Функционировал единственный телеканал – Российское телевидение, созданное за три года до событий. Оппозиция уже поговаривала о походе на Кремль. Президента в Москве не было, и о его местонахождении толком никто не знал. В ночь с 3 на 4 октября российская интеллигенция резко раскололась. Егор Гайдар призвал москвичей выйти к мэрии, расположенной на Тверской, и перекрыть подходы к Кремлю. Под балконом мэрии собралось около трех тысяч человек – значительно меньше, чем у Белого дома. В то же время в прямом эфире все того же российского телеканала выступили «прожекторы перестройки» – создатели и ведущие программы «Взгляд» Александр Любимов и Александр Политковский. Они предложили москвичам спокойно лечь спать и не участвовать в уличных боях; с их точки зрения, такое участие превращало людей в заложников политического противостояния двух заведомо нелегитимных и аморальных сил. Эта надсхваточная позиция у многих вызвала недоумение, но впоследствии оказалась самой дальновидной.
Главный парадокс ситуации заключался в том, что, защищая ельцинскую власть, любой россиянин автоматически становился защитником и отчасти виновником всех будущих художеств президента – а в том, что они будут, трудно было сомневаться уже и в конце восьмидесятых. Союзник Ельцина и защитник свободы столь же автоматически оказывался врагом законности – вечное русское противостояние свободы и закона обозначалось в очередной раз. Шансов сохранить личную порядочность в этом конфликте не оставалось, но и позиция над схваткой выглядела не слишком нравственной – хотя бы потому, что в заложниках у власти, так уж получилось, ходила тогда вся российская интеллигенция. Она ела у этой власти с рук (это можно сказать почти обо всех, исключения единичны). Эта власть защищала ее – в том числе и танками. Эта власть фактически купила ее на свободу – слова, печати, совести и отсутствия таковой – и теперь держала на этой свободе, как на вживленном в тело крючке. В 1993 году этичной позиции не было, и нужно было прожить еще много лет, чтобы понять простую истину: в циклической, механически воспроизводящейся истории нравственной позиции нет вообще, а есть позиции выгодные или невыгодные, самоотверженные или конформистские. Вот, собственно, и весь выбор. Причем угадать, кто победит, в те дни было нелегко – бездарность оппозиции смело соперничала с бездарностью власти, решимости было не занимать и тем и другим, и хотя из верных ельцинцев Руцкого с Хасбулатовым вожди оппозиции получились, прямо скажем, неважные, но и свердловский обкомовец Ельцин, срывший дом Ипатьева, где расстреляли царскую семью, не с меньшей натяжкой мог воплощать собой демократические ценности. Так на глазах потрясенной России в очередной раз подтверждался главный ее парадокс: здесь нельзя быть правым. Не в смысле политической ориентации, а в смысле нравственной правоты. В пьесе, где все роли расписаны и на каждую утвержден случайный актер, нет ни настоящих героев, ни настоящих злодеев. Зрители этого не знают – они искренне верят, что пьеса импровизируется у них на глазах, болеют за добрых и злых, аплодируют, шикают, толкают исполнителей под руку, – и хорошо, если до некоторых успеет дойти, что все эти действия одинаково бессмысленны.
Дни затмения за миллиард лет до конца света
«Он умел бумагу марать под треск свечки!
Ему было за что умирать у Черной речки…»
/Из стихотворения Б.Окуджавы о Пушкине/
Оно, это Мироздание, определило человечеству круг обитания, из которого нельзя выходить. Говоря образно, каждый человек, как овца, привязан к колышку, и граница его обитания в пределах длины верёвки.
Большинство людей так и живёт на привязи и считает свою жизнь нормальной. Но на любом отрезке исторического времени обязательно рождаются люди с дерзкими мыслями и желанием познать истину о происхождении сущего. Мироздание зорко следит за этими беспокойными мыслителями и всеми способами (вплоть до физического уничтожения) пресекает их попытки.
Другими словами, пока человек не обрывает верёвку и не выбегает за пределы отведённых ему границ, Мироздание выступает в роли благодушного и снисходительного пастуха, в противном случае кнутом или пряником загоняет обратно.
А тема в том, что герой повести и фильма Дмитрий Малянов слишком близко подошёл к открытию тайны мироздания, и Мироздание приняло контрмеры. Оно стало создавать Малявину такие условия жизни (сначала положительные, затем отрицательные), в которых труд над исследованием становился невозможным.
Из повести ясно, что астрофизик Малянов на пороге какого-то великого открытия и пишет об этом научную работу, чем Мироздание сильно обеспокоено. В фильме детский врач Малянов тоже пишет какое-то исследование, тема которого не называется. Можно лишь предположить, что именно исследует детский врач, основываясь на его недоговорённой фразе о том, что «дети, живущие в семье, где веруют в Бога, болеют реже». Тема вроде безобидная, но тем не менее Мироздание пытается остановить Малявина.
Дмитрий сначала не связывает свалившиеся на него перемены со своей работой, но постепенно приходит к пониманию того, что столкнулся с невероятной вселенской силой: «вокруг ходят и реют чудовищные неразличимые тени, которым даже и зубастых пастей не надо – достаточно легкого движения плавника, чтобы стереть меня в порошок, расплющить, обратить в ничто. И мне дано понять, что, пока я сижу в этой щели, меня не тронут».
Герои книги и герои фильма должны либо остановиться (испугаться), либо продолжать идти вперёд. В подтверждение первого варианта в повести приводятся строчки из стихотворения «Трусость» Ёсано Акико (в пер. Веры Марковой):
Сказали мне, что эта дорога
меня приведёт к океану смерти,
И я с полпути повернула вспять.
С тех пор все тянутся предо мною
кривые, глухие окольные тропы…
Можно идти к цели «глухими, окольными тропами», но дойдёшь ли? Хватит ли жизни дойти до цели? Хватит ли сил и мужества идти по «дороге к океану смерти»?
В фильме Малянова об этом предупреждает мёртвый сосед Снеговой: «Всем … определён круг, выйти за который нельзя ни на одно мгновение … теряя этот круг, пытаясь выйти из него разумом, вы не ведаете каких сторожей разбудили, какую силу направили против себя. Пересекая черту круга, вы навсегда теряете то, что находится в его границах, обратной дороги нет … «
Трудный выбор стоит и перед другими знакомыми Дмитрия: в повести это (помимо Снегового) Вайнгартен, Глухов, Губарь, военнослужащий-дезертир и Сашка, близкий друг Малявина. Они покорились Мирозданию, кто-то поддался на приятные подачки, кто-то выбрал «кривые и окольные тропы», кто-то банально испугался. Их выбор – остаться в привычном, безопасном круге, «выйти за который нельзя ни на одно мгновение».
В фильме Малявин остаётся один на один с будущим. Мироздание «пробует» на нём разные приёмы устрашения, даже подлые – давит на жалость. Оно подсылает маленького мальчика, избиваемого родителями за сочувствие Малявину. Мироздание считает свой психологический ход беспроигрышным, и оно сначала побеждает.
Пообщавшись с ребёнком, Малявин сдаётся – он лечит детей, но не мучает их!
Он разводит костёр и бросает в него свою рукопись, торжествуй, Мироздание! Ан нет, Дмитрий передумывает, выхватывает из огня листы и засовывает обратно в папку. Разумный мальчик внимательно читает невытащенный из пишущей машинки очередной лист рукописи, и горестно опускает голову. Он, вестник Мироздания, понимает, что Дмитрий не отступил.
Друг Малявина Сашка переживает потрясение от грозного предупреждения «сверху»: Мироздание в буквальном смысле слова размазывает по стене его собаку, тем самым вынуждает Сашку покинуть друга, оставляя без моральной поддержки.
В фильме много эпизодов, похожих на застывшие фотокадры: долго показываются скалисто-песчаные поверхности, убогие жилища, город с домами, как спичечные коробки, люди с бессмысленными, но радостными лицами, неуют и запустение, камень и песок … Это режиссёрская манера Сокурова – застывшие кадры без слов и без музыки. Иногда включаются звуки какофонии – то ли людей, то ли природы, то ли космоса …
Режиссёр тем самым даёт зрителю время включить соображение и правильно осмыслить видеоряд, а также действия и слова героев.
К примеру, длительный показ луны тревожного красного цвета. Дмитрий смотрит в закатное небо, где по нашим человеческим понятиям обитает Мироздание, и по медленному движению луны становится понятно, как долго он обдумывает создавшееся положение и ищет выход.
Дмитрий принял решение продолжать научные исследования, и Мироздание это понимает. Друг Сашка уезжает навсегда и зовёт с собой, но Малявин остаётся, хотя:
В фильме Малявин не хочет идти «окольными тропами», он пойдёт прямой дорогой, даже если она ведёт «к океану смерти». Да и от Мироздания нигде не скрыться.
В фильме Малявин легко вспрыгивает на одну бочку, затем на бочку повыше и смотрит на пароходик, увозящий друга, потом опять долго смотрит вверх.
Это один из значительных эпизодов в фильме, на мой взгляд, самый определяющий. То, что Дмитрий вспрыгивает на бочки, можно расценить, как простое желание получше и подольше понаблюдать за уплывающим на пароходике другом, но этот эпизод надо понимать шире.
В этой части фильма показаны только голова Малявина и часть шеи, они долго находятся в кадре. Фигура целиком не показана, потому что именно в голове живёт пытливый человеческий разум, который Мирозданию никогда не уничтожить. Если мысль родилась, то она пробьётся через все препятствия.
Дмитрий смотрит в небо и широко улыбается, потом его лицо становится спокойным – решение принято, он бросил вызов и окончательно вышел из круга.
Небо над каменистыми взгорьями – это путь вырвавшегося из круга, путь к свободе без бдительного Ока мироздания. Человек на то и Человек, что не может примириться с тем, что для Мироздания его жизнь на планете Земля, как загон для овец. Или игрушка для забавы: надоест играть – отбросит и уничтожит.
Поэтому Дмитрию (который в фильме) надо спешить, ведь до конца света всего лишь миллиард лет!
Цитата из повести: «До конца света еще миллиард лет Можно много, очень много успеть за миллиард лет, если не сдаваться и понимать, понимать и не сдаваться».
«Он умел бумагу марать под треск свечки! Ему было за что умирать у Черной речки». День памяти Пушкина
… «Полициею узнано, что вчера в 5 часу пополудни, за чертою города позади комендантской дачи, происходила дуэль между камер-юнкером Александром Пушкиным и поручиком Кавалергардского её величества полка Геккерном, первый из них ранен пулею в нижнюю часть брюха, а последний в правую руку навылет и получил контузию в брюхо. Г-н Пушкин при всех пособиях, оказываемых ему его превосходительством г-м лейб-медиком Арендтом, находится в опасности жизни. О чем вашему превосходительству имею честь донесть.
28 января 1837 года. Старший врач полиции Иоделич».
…«Александру Сергеичу хорошо!
Гудит мельничное колесо,
баба щурится из избы,
только десять минут езды
до ближней ярмарки.
У него ремесло первый сорт
Он губаст и учен как черт,
жил в Одессе, бывал в Крыму,
деньги в долг давали ему
Очень вежливы и тихи,
жандармы его стихи
на память заучивали!
Даже царь приглашал его в дом,
потрепаться о том о сем
Он красивых женщин любил
и даже убит он был
Он умел бумагу марать
Ему было за что умирать
Стихотворение «Счастливчик Пушкин» Булат Шалвович Окуджава написал в 1967 году.
Сегодня, 10 февраля, в России отмечается День памяти Александра Сергеевича Пушкина. В 1837 году в этот день (29 января по старому стилю) «завершилось земное бытие великого поэта земли русской Александра Пушкина, но его поэтический гений, его слава бессмертны», как писал друг поэта князь Пётр Андреевич Вяземский.
«Мы чтить тебя привыкли с детских лет,
И дорог нам твой образ благородный;
Ты рано смолк; но в памяти народной
Ты не умрешь, возлюбленный поэт!
Бессмертен тот, чья муза до конца
Добру и красоте не изменяла,
Кто волновать умел людей сердца
И в них будить стремленье к идеалу;
Кто сердцем чист средь пошлости людской,
Средь лжи кто верен правде оставался
И кто берег ревниво светоч свой,
Когда на мир унылый мрак спускался.
И всё еще горит нам светоч тот,
Всё гений твой пути нам освещает;
Чтоб духом мы не пали средь невзгод,
О красоте и правде он вещает.
Все лучшие порывы посвятить
Отчизне ты зовешь нас из могилы;
В продажный век, век лжи и грубой силы
Зовешь добру и истине служить.
Вот почему, возлюбленный поэт,
Так дорог нам твой образ благородный;
Вот почему неизгладимый след
Тобой оставлен в памяти народной!».
Фото: картина русского живописца Алексея Аввакумовича Наумова (1840—1895) «Дуэль Пушкина с Дантесом», 1884 год (по другим данным 1885 год), холст, масло.
У Черной речки
Галина Седова. Ему было за что умирать у Черной речки.
– СПб.: Росток, 2012. – 735 c.
Автор этой книги – Галина Седова – пушкинист и хранительница дома-квартиры на Мойке, 12. Казалось бы, о Пушкине, как ни о ком, известно все или почти все. Но при этом мы «ленивы и нелюбопытны», а кажимость, что знаем все, опасно обманчива. Внимание знатоков и исследователей творчества привлекут архивные находки автора, читателя же – история последней дуэли поэта.
Название книги – строка из стихотворения Окуджавы «Ему было за что умирать у Черной речки». Вот это «за что» и прослеживается в книге: автором подробно описывается путь Пушкина к смертельному поединку – это и духовное становление личности поэта и человека, и неутолимая жажда общественного признания, и мучительная борьба за независимость, за возможность «истину царям с улыбкой говорить», за тайную и явную свободу, за честь, за семью, за Слово.
Хочется отметить наблюдения Седовой относительно проблемы православного сознания поэта: она показывает влияние на Пушкина религиозного мировоззрения его жены, а также семейного уклада, которым поэт бесконечно дорожил. Лирика Пушкина, созданная летом 1836 года, предстает как отражение событий церковной жизни, происходивших тем же летом.
События, которые привели Пушкина к дуэли и гибели, обычно рассматриваются в литературе как результат непримиримого антагонизма поэта и толпы. Из этого логично следует кажущееся стремление поэта свести счеты с жизнью в последние годы. Галина Седова считает, что Пушкин – поэт и человек – до конца своих дней умел сохранять психологическое равновесие, основанное на поразительном жизнелюбии, и что стремление поэта к диалогу с миром всегда сочеталось с неизменной верой в возможность подобного диалога и уверенностью в завтрашнем дне. Не случайно глава о каменноостровской лирике, в которой нашли отзвук настроения Пушкина незадолго до гибели, названа словами из стихотворения конца 1835 года: «…Высок смиреньем терпеливым».
Принято считать, что будущий поэт «был человек без детства», что он его «вычеркнул из жизни». Седова полагает, что это не совсем так, что именно в родительском доме, предоставленный самому себе и внимательно наблюдая за взрослыми, он извлек один из главных уроков жизни: счастье состоит в умении при любых обстоятельствах оставаться самим собой.
 Высок смиреньем терпеливым. Петр Соколов. Портрет А.С.Пушкина, 1836. Всероссийский музей А.С.Пушкина |
Там, где профессор Лотман находил «неуверенность в себе» Пушкина-лицеиста, Галина Седова видит иной психологический рисунок: в Лицее, а затем и после него будущий поэт почти осознанно избирал непослушание, эпатаж, безудержную и опасную игру с миром как один из действенных способов обретения внимания.
Особое место занимает в книге сюжет, связанный с историей создания стихотворения «Жил на свете рыцарь бедный…». Галина Седова отыскала в швейцарском монастыре Айнзидельн прообраз, как она считает, Мадонны из этого стихотворения и полагает, что в некоторой степени «рыцарем бедным» оказывается и сам Пушкин. Баллада о рыцаре трактуется автором как тернистый путь духовного преображения художника, как символ верности избранному пути и знак мужественного противостояния уничижительному пренебрежению и непониманию окружающих.
Седова показывает, как творческие замыслы поэта оказались связаны с трудами таких его современников, как немецкий романтик Вакенродер, религиозный писатель Муравьев, лицейский профессор Галич.
Украшением книги, как мне кажется, стали наблюдения за реальными историко-культурными событиями, которые исследователи обычно оставляют в стороне, но которые существенно повлияли на становление творческих замыслов Пушкина и формирование его личности. Среди таких важных событий – негласно отмечаемый летом 1836 года юбилей казни и ссылки декабристов и широко отпразднованное десятилетие коронации Николая I.