Жерло вечности что такое
Анализ стихотворения Державина Река времен в своем стремленьи
Вариант 3
Произведение является одним из последних творений поэта, относящейся к его философской лирике, и имеет литературную незавершенность, поскольку остается отрывком недописанного стихотворения, название которого планировалось автором в виде «На тленность».
Композиционная структура стихотворения представляется краткой и состоит из восьмистишия, созданного под впечатлением картины «Река времен», изображающей всемирную историю в виде вечности и времени, образы которых и изображаются в стихах.
Основной тематикой произведения является изображение силы времени, проявляющейся в скоротечности и склоняющей перед собой в пучине забвения страны, народы и каждого человека в отдельности.
Авторский замысел произведения раскрывает ценность каждого жизненного момента, вкладывая в него особый философский смысл, поскольку любой человек в определенный промежуток времени оказывается перед входом в вечность. Поэт сравнивает время с течением воды, подчеркивая образу времени его силу и необратимость.
Властное влияние времени на жизнь человека поэт выражает посредством использования средств художественной выразительности в форме многочисленных метафор олицетворений, а также применения глаголов несовершенного вида для усиления длительности и повторяемости временного процесса.
Стихотворным размером стихотворения является четырехстопный хорей в сочетании с перекрестной рифмовкой, выражающих напряженность и экспрессию произведения, написанного в состоянии мрачного и грозного фатализма, демонстрирующего пессимистическое настроение поэта в преддверии собственной кончины.
Образы вечности и времени в стихотворении отождествляются поэтом с отсутствием гармоничности и наличием определенного необратимого, непостижимого процесса. При этом автор не дает развернутой характеристики образу вечности, позиционируя его в качестве единственного признака – всепожирающего жерла, бездны, тогда как образ времени представляется поэтом детализировано, в виде определенной взаимосвязанной цепочки.
Предчувствуя близость смерти, стихотворение передает тягостное душевное состояние автора, потерявшего надежду на бессмертие.
Анализ стихотворения Державина «Река времен»
История создания К концу XVIII века Державин достиг многого: он был сенатором, министром, спорил с царями. Но много было министров, сенаторов, статс-секретарей, а он все же был один — поэт Державин. Как-то само собой получилось, что все признали в нем гения. Конечно, Державин был прежде всего царедворец, карьерист. В его глазах орден был поважнее оды. Но с годами он понял, что именно в литературе — ключ к его бессмертию. А этого всегда желала его гордая, честолюбивая душа. Не случайно он переложил с латыни на русский язык «Памятник». Он думал,
что именно его стихи станут вечным памятником ему… Но нет! Шли годы, он слабел, терял зрение и постепенно его взору открывалась вечная и печальная истина, которая недоступна была ему, молодому.
формулу на грифельной доске: Река времен в своем стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей. А если что и остается Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрется И общей не уйдет судьбы. Восприятие, истолкование, оценка Философское произведение «Река времен в своем стремленьи» — попытка поэта изложить свой взгляд на вопрос о смысле жизни.
Стихи заставляют задуматься над тем, что останется от деяний человека после его смерти. Автор размышляет о вечности, о том, что абсолютно все человеческие дела и стремленья рано или поздно будут забыты. Действительно, все когда-нибудь проходит. Человеческие поступки могут быть злыми и добрыми, благородными или не очень, но они не вечны. Проходит время, и все забывается. Приходят новые люди, которые не помнят о том, что
было до них. Важно лишь то, что есть сейчас, потому что все остальное просто не имеет значения.
На земле нет ничего вечного, поэтому не имеет смысла придавать поступкам и действиям человека слишком большое значение. Судьба всего земного слишком хрупка и эфемерна, все существует только лишь какой-то миг. «Вечные» философские проблемы выведены автором в подтекст произведения. Стихотворение пронизано пессимистическим чувством. Его автор — человек пожилой, умудренный опытом лет, возможно, старец, спокойно и мудро взирающий на мирскую суету. Ему некуда спешить, он знает цену жизни. Экспрессия стихотворения создается концентрацией метафор (река времен, пропасть забвенья, жерло вечности) и фонетической организацией (повтор [р] определяет напряженную тональность восьмистишия; последовательность ударных гласных в третьей и предпоследней строках (о — о-ээ-о-о)). В стихотворении 2 образа: образы времени и вечности. И время, и история в стихотворении Державина имеют конец и не предполагают ни торжества прогресса, ни установления гармонии: слова уносит, топит, пожрется, забвенье, пропасть и жерло близки по значению «гибель», «утрата», «конец», «небытие». Распространенность этих признаков на «все дела людей»
В первом четверостишии используются глаголы несовершенного вида, обозначающие длительность процесса и повторяемость законов истории, продолжающих действовать, пока течет земное время. Во втором четверостишии совершенный вид, придающий глаголам значение предела, служит своеобразной метафорой конца мировой истории. Образ времени сопоставляется с образом вечности, а план настоящего постоянного сменяется планом будущего (То вечности жерлом пожрется). Если в бытовом языковом сознании вечность обычно сводится к временной длительности, не имеющей ни начала, ни конца, то Державин, говоря о вечности, избегает конкретных временных характеристик и измерений.
С одной стороны, вечность у него динамична (пожрется), с другой, в соответствии с поэтической традицией XVIII в., она сближается с Хаосом, который для античных философов и поэтов и воплощался в образе бездны. Непостижимость вечности в стихотворении Державина находит отражение в отказе от ее развернутой образной характеристики. Если образ истории (времени) строится на основе цепочки тесно связанных друг с другом метафор и детализируется (время — река с бурным течением, несущаяся к «пропасти забвенья»), то вечность в тексте имеет только один образный признак — все пожирающее жерло. Многозначным в последней строке оказывается слово судьба: с одной стороны, оно имеет здесь значение «участь, удел», с другой — реализует значение «непреложный закон».
В стихотворении Державина развивается мотив суда, имеющий несколько аспектов: это и определение истинной цены деяний людей, и подведение итогов, и установление места искусства в истории, и суд времени над человеком, и преодоление самого времени.
Анализ Река времен в своем стремленьи
Не только название стихотворения относится к философской науке, но и его содержание. Гавриил Державин был достаточно многосторонней личностью, изначально приоритетом для него была карьера, но в конце концов он пришел к заключению, что именно творчество подарит ему память в умах людей. Следовательно, ближе к концу жизни Державин уделил больше внимания каким-то идеям, мыслям. Стихотворение было написано в последствии некого раздумья, когда в силу возраста поэт осознал то, что было сокрыто перед ним в молодые годы. Именно это он и хотел вложить в свое творение. Пусть оно и не закончено, но в нем все равно осталась главная задумка и очень броские, цепляющие слова, которые невероятно подобраны. Благодаря лексике стихотворения оно имеет всепоглощающий смысл, масштабный.
Далее Державин говорит читателю о том, что если что-то и останется, то, что смогло пройти сквозь время «чрез звуки лиры и трубы», то есть ставшее знаменитым, важным для людей, невероятным во времени, то вечность будет безжалостна. В вечности перемелится все и не уйдет от предназначенной, общей судьбы.
Данное стихотворение, хоть и является незаконченной работой, но явно исполнило мечту Гавриила Державина остаться в людской памяти. От замысла, передачи его, до лексики-все прекрасно в «Реке времени». Самое главное, что можно понять для себя из стихотворения, так это то, что никто не способен и ничто не способно устоять перед вечностью, а время-ее душа, многое может унести в течении своей реки.
Анализ стихотворения Река времен в своем стремленьи по плану
Я стар — юн духом по грехам…
Река времён… Загадочное восьмистишие — возможно, начало задуманной Державиным пространной оды «На тленность». Хотя не всегда первые написанные строки становятся началом стихотворения. В поэзии Державина рассыпано немало оптимистических оценок собственной посмертной судьбы: «А я пиит — и не умру». Не без основания надеялся он остаться на земле и службой на благо правосудия. А тут вдруг впал в грусть, едва не доходящую до чёрного уныния. Легче всего предположить, что в следующих строфах поэт сформулировал бы антитезу унынию, обратился бы ко Всевышнему и утешился в молитве. Но ода называется «На тленность» — и одному Богу известно, куда завела бы Державина эта тема. Под старость он снова обратился к духовной лирике — и даже во дни войны с иноземными захватчиками работал над пространной одой «Христос». Русские полки воевали во Франции, загнанный Наполеон сражался из последних сил, бросая в бой мальчишек. Потом победители — монархи и дипломаты — решали будущее человечества в австрийской столице. Казалось бы, Державин должен был углубиться в плетения политических расчётов, а он писал:
Кто Ты? И как изобразить Твоё величье и ничтожность, Нетленье с тленьем согласить, Слить с невозможностью возможность? Ты Бог — но Ты страдал от мук! Ты человек — но чужд был мести! Ты смертен — но истнил скиптр смерти! Ты вечен, — но Твой издше дух! Получилась огромная богословская ода о Христе, взволнованное размышление о богочеловеке, написанное на пределе уходящих сил. И вот — река времен в своём стремленьи… Этот поток пожирает всё — и дурное, и доброе. И Наполеона, и Суворова. Батыев и Маратов — и великомучеников. Вечная мельница — вроде тех, что можно встретить и в Званке, и в аракчеевском Грýзине.
Всё проходит, «всё вечности жерлом пожрётся», но разве наши старания напрасны? Оптимисты и жизнелюбы под старость лет нередко впадают в мизантропию. Неужто и Державин?
Недописанный этюд — или всё-таки отточенная фреска? Державин скептически оценивал свои возможности в малой стихотворной форме. Эпиграммы, надписи — как силён был в этих лаконических жанрах Сумароков! Пожалуй, Державин недооценивал себя: «На птичку», надписи к портрету Ломоносова и на характер императора Павла — разве это не победы поэта? И восемь строк ненаписанной оды «На тленность» составили загадочное, но законченное стихотворение. По большому счёту, продолжение не потребовалось. А утешительная антитеза пускай подразумевается, остаётся в подтексте. Восемь строк — и ни одного случайного или сомнительного слова. «Звуки лиры и трубы» — неужто можно чётче и яснее определить поэзию Державина, вообще поэзию XVIII века? Труба — это гомеровская линия, героика. Лира — анакреонтика Державина и его философские размышления в стихах. Само понятие «Река времён» связано, как это часто бывало у Державина, со зримым предметом. В 1816 году эти восемь строк вышли в журнале «Сын Отечества». Первая публикация! Там появилось и краткое примечание: «За три дня до кончины своей, глядя на висевшую в кабинете его известную историческую карту “Река времен”, начал он стихотворение “На тленность” и успел написать первый куплет». По какому маршруту старый стихотворец намеревался повести корабль философской оды?
Эта тайна никогда не раскроется. Поэт умер.
На грифельной доске осталось восемь строк — ни больше, ни меньше. И никакого утешения. «Всё вечности жерлом пожрётся». И это — жизнелюбивый, полнокровный Державин. Даже не тёплый, а горячий в любом стихотворении, в любой реплике. Наверное, это к лучшему — стихотворение стало горше, крепче, в нём нет ни одного лишнего, случайного слова. Мы знаем эти восемь строк наизусть. А жизнеутверждающих строк у мурзы (Державин любил самого себя величать этим татарским титулом) и без того немало… Может сложиться обманчивое впечатление: а что, если Державин на закате дней разочаровался, впал в уныние, столь несвойственное ему в зрелые годы? Так бывает с сильными людьми: теряя здоровье, они предаются панике, скисают. Но это не про Державина!
В старости, несмотря на недуги, он написал едва ли не лучшие стихи — да хотя бы эти последние восемь строк…
Он всегда жил новыми стихами, счастливыми минутами, когда ощущаешь власть над словом, когда дух захватывает от полёта — и вдохновение (назовём это так) не оставило его до конца. После взятия Парижа Державин задумал написать похвальное слово императору Александру. Летом 1814-го он попросил племянницу — Прасковью Николаевну Львову вслух читать ему панегирики разным историческим деятелям. От некоторых его клонило в сон, а вот похвальное слово Марку Аврелию Антуана Тома понравилось старику. Но в конце концов Державин прервал чтения: «Я на своём веку написал много, теперь состарился. Моё литературное поприще закончено, теперь пускай молодые поют!». Сохранилась в его архиве и такая запись:
«Тебе в наследие, Жуковской! Я ветху лиру отдаю; А я над бездной гроба скользкой Уж преклоня чело стою».
И всё-таки он писал даже в последнее лето — и как писал! А жизнь званская тянулась медлительно. Только бездетные старики так влюбляются в собачек, как Державин в свою Тайку. Всегда он носил её за пазухой, поглаживал… О тех днях мы знаем по запискам Прасковьи Львовой.
Анализ стихотворения Державина Река времен в своем стремленьи
История создания
Стихотворение Державина «Река времён в своём стремленьи» — одно из самых мистических стихотворений русской литературы. Державин умер в возрасте 73 лет, что в начале 19 века считалось глубокой старостью. Последние 13 лет своей жизни вышедший в отставку Державин прожил в собственном имении Званка в Новгороде, где и умер 8 июля 1816 г (по старому стилю). Державин до последних мгновений оставался поэтом. За 2 дня до смерти, 6 июля, он написал своё последнее стихотворение «Река времён в своём стремленьи».
История создания стихотворения описана в комментариях к посмертной публикации в журнале «Сын отечества» № 30 за 1816 г. Державин написал стихотворение в своём кабинете и читал племяннику, Семёну Василевичу Капнисту.
Очевидно, поэт вдохновился таблицей «Река времён». Эта составленная немцем Страссом схема была переведена на русский язык и издана в 1805 г. «Эмблематическое Изображение Всемирной Истории» представляло историю каждого государства с древности и до 18 века как реку, на русле которой были написаны имена «славных мужей». Можно было наблюдать исток каждой реки, иссушение некоторых рек, впадение рек одна в другую. Реки существующих государств просто обрывались в конце схемы, которая наглядно показывала тленность всего сущего: не только человеческой жизни, но и великих держав. Между тем, имя Державина тоже было вписано в реку времени последним среди великих деятелей эпох Просвещения.
Державин всегда писал стихотворения начерно на аспидной доске грифелем. Так было написано и его последнее восьмистишье. В посмертных изданиях стихотворение называлось «Последние стихи Державина» или «На тленность». Сегодня буквы на доске едва различимы.
Анализ стихотворения Державина «Река времён в своём стремленьи…»
«Река времён в своём стремленьи…» была написана Гавриилом Романовичем Державиным (1743 – 1816) 6 июля 1816 года, то есть, буквально перед самой смертью поэта. Это стихотворение – ребус, первые буквы строк образуют выражение «Руина чти». Этот приём называется акростих. Возможно, фраза была бы продолжена, так как известно, что две строфы, составившие это произведение, были началом стихотворения «На тленность». Однако читателю никогда не удастся узнать, что на самом деле задумывалось автором.
В журнале «Сын отечества» в номере №10 за 1816 год «Река времён в своём стремленьи…» вышла под заголовком «Последние стихи Державина». Заметка, сопровождавшая текст стихотворения, включала в себя упоминание о том, как были найдены эти строк. Автор статьи сообщал, что по своей привычке записывать черновой вариант мелом на грифельной доске Державин и с этим произведением поступил так же. Поэтому, к сожалению, не удастся найти каких-либо дневников, блокнотов, где бы содержались наброски поэта.
Тема плавного, но неумолимого течения времени, часто встречается в творчестве Гавриила Романовича. Читатель может проследить развитие этой мысли в оде « », «Памятник», « » и в других произведениях. Связана с ней и идея неизбежности смерти. Эти мысли были уже раскрыты поэтом в стихотворениях «Облако», «Время» и т. д. Но в «Реке времён…» этот мотив звучит особенно грозно.
Обратим внимание на образы, которые использует поэт в восьмистишии. Сравнивая время с текущей водой, автор подчёркивает его силу и необратимость. «Река не течёт вспять», «вода камень точит» — такие поговорки о мощи водного потока сразу приходят на ум. Стихия воды у Державина – не созидающая добрая энергия, а отнимающая, безразличная: Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей.
То, как ведёт себя вода в стихотворении, напоминает о Лете, реке забвения, которая течёт, согласно древнегреческим мифам, в царстве смерти.
Есть и другие образы, которые говорят о разрушении. «Пропасть», унылая пустая «вечность» — всё это будет уничтожено. Недаром первое слово «руина», образуемое строками, тоже указывает на гибель.
В предчувствии кончины Гавриил Романович подвергает сомнению даже надежду на бессмертие в своих творениях, которую он воспел в « »: А если что и остаётся Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрётся И общей не уйдёт судьбы.
Это наполненное мрачным фатализмом произведение производит тягостное впечатление. В отличие от других стихов, оно не содержит урока, наставления или утешения. Трудно представить, в какой ситуации можно обратиться к этим строкам, но они помогают понять состояние и чувства поэта в его роковой час.
Вы можете прослушать аудиозапись стихотворения «Река времен в своем стремленьи…». Текст читает Заслуженный артист России Александр Дмитриевич Фёдоров.
Мы подошли к последней странице творчества Державина. Уже глубоким стариком, за несколько недель до смерти, он написал свое последнее стихотворение. Оно короткое, всего в восемь строк:
Река времен в своем стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей. А если что и остается Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрется И общей не уйдет судьбы!
Поэт уходил в Вечность. И смотрел в нее философски спокойно, печально и мудро. Никто не властен избежать могучего потока времени. Мы все, живущие на земле, объединены этим стремительно уносящим нас потоком. И все-таки, все-таки есть надежда, что остается нечто от каждого поколения людей, остается «чрез звуки лиры и трубы». Иначе нарушилась бы связь времен. А державинский символический образ «реки времен» не звучал бы с такой достоверной силой, не оставался бы надолго в нашей памяти.
Литературное направление и жанр
Державин всегда оставался просветителем, хотя и пережил эпоху просвещения. Недаром за полгода до смерти Державин, «в гроб сходя, благословил» молодое поколение лицеистов – представителей новой эпохи с новыми литературными направлениями.
Литературное направление просветительского классицизма предполагает, что содержание произведения просветительское, а форма – классицистическая. Излюбленный поэтический жанр классицизма – ода. Ещё родственники Державина в своих воспоминаниях называли последнее стихотворение поэта началом оды, которая не была дописана из-за смерти автора. Мандельштам считал начало этой торжественной песни подобным трубному гласу пророка.
Только в середине 20 в. американский языковед Морис Халле заметил, что стихотворение Державина – акростих, из первых букв каждой строчки которого составляются загадочные строки: «Руина чти». По факту своего предсмертного написания стихотворение – автоэпитафия, надпись у порога собственной могилы, сделанная умирающим поэтом.
Тема, основная мысль и композиция
Тема стихотворения стала одним из его заголовков. Это стихотворение о тленности, смертности всего сущего. В основе стихотворения библейская истина о том, что слава человеческая подобна цвету на траве, который опадает, когда засыхает трава. По сравнению с Библией, основная мысль стихотворения усечена. В Библии человеческая слава противопоставлена слову Божьему, пребывающему вовек. Это одно из доказательств незаконченности последнего произведения Державина.
С другой стороны, отсутствие логического завершения могло быть замыслом автора, символизирующим внезапный и незапланированный конец любой земной жизни.
По свидетельству племянницы жены Державина Елизаветы Львовой, за два дня до смерти дядя начал «оду о быстроте времени», написав первую строфу и две строчки второй строфы. Трудно сказать, что имела в виду племянница. Стихотворение Державина представляет собой восьмистишье. Первый катрен посвящён идее бренности всего земного: людей и царей, народов и царств, всех человеческих деяний. Второй катрен о том, что забвению подлежит даже то, что, с точки зрения человека, заслуживает вечной памяти. Это слава человеческая, добытая творчеством (лира) или сражением (труба).
Анализ стихотворения Державина Река времен в своем стремленьи
Стихотворение «Река времен» является произведением одного из знаменитых и любимых многими поэтов Гавриила Державина. Написано данное произведение в 1816 году, причем если у большинства стихотворение известен лишь год написания, то что касается этого произведения, можно сказать даже точную дату, а именно 6 июля.
Поэт написал данное произведение находясь в своем личном имении в Новгородской губернии.
Не только название произведения является философским, но и его содержание наполнено размышлением, большим количеством различных мыслей и так далее. Данный поэт в течении всей своей жизни был очень многогранной личностью, и все его произведения, без исключения, были именно такими.
Вот только на протяжении всей своей жизни главным приоритетом для себя автор ставил карьеру, и лишь под конец своего жизненного пути стал задумываться о вечном. Данные мысли очень часто приходили к Державину, и он просто не в силах их осмылисть решил вылить их на бумагу, создав очередное уникальное по своей сути произведение. Именно таким стало стихотворение «Река времен».
Пусть данное стихотворение так и не было закончено, но основную задумку автор все же успел воплотить в жизнь. Яркие литературные приемы, которые используются в данном произведении являются этому прямым доказательством.
В заключении следует отметить, что в данном стихотворении прекрасно абсолютно все, от основного замысла, до слова, ставшего последним, как в данном стихотворении, так и в жизни этого великого человека.
Основной идеей это произведения стала мысль о том, что ни один человек не способен устоять перед вечностью. У каждого свой путь, но каждый рано или поздно окажется на пороге вечности, и пожалуй, главное что нужно сделать в эту секунду, это поблагодарить за все лучшее, что было в жизни.
Тропы и образы
Образ реки времени, конечно же, отсылает к древнегреческому Стиксу – реке, через которую души умерших переправлялись в царство мёртвых. Так что стихотворение – свидетельство готовности автора предстать перед Всевышним Судьёй. Вся первая строфа – метафора реки времени, которая топит «народы, царства и людей» «в пропасти забвенья». Во второй строфе появляется ещё более угрожающий образ-метафора – жерло (глотка) вечности. Старославянизмы в фразе «Вечности жерлом пожрётся» одновременно и пугают читателя, оставляя его перед страшной разверстой бездной, и становятся приметой жанра высокого стиля. Аллитерация, повторение шипящих в соединении с сонорными (чн, жр, жрл) создаёт клокочущий, грозный звуковой образ.
Лира и труба в стихотворении – символы двух путей достижения человеческой славы. Эти благородные пути – творчество и подвиг. Но и они не обеспечивают вечности: «И общей не уйдёт судьбы».
Содержание произведения
Стих «Признание» Державина написан всего лишь одной строфой, размер которой — 32 строки. Условно его можно разделить на 3 части:
Заканчивается произведение словами, что никто в этом мире не безгрешен. Финальная строка — перефразированная цитата из библии: «Брось, мудрец! На гроб мой камень, если ты не человек». Это цементирует основную мысль стихотворения «Признание» Державина.
Река времен: от истоков к устью
Путешествие по предсмертным стихам Державина
Об авторе: Максим Игоревич Лаврентьев – поэт, эссеист.
И поди пойми, куда эта река времен ведет. Леандро Бассано. Святой Гиацинт, идущий по воде реки Днепр. 1610. Собор Санти-Джованни-э-Паоло, Венеция
6 июля 1816 года, находясь у себя в новгородском имении Званка, Гавриил Романович Державин написал на грифельной доске, которой пользовался как черновиком, восемь строк:
Река времен в своем
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом
И общей не уйдет судьбы.
В том же году эти стихи вышли в № 30 журнала «Сын Отечества» со следующим редакционным пояснением: «За три дня до кончины своей, глядя на висевшую в кабинете его известную историческую карту «Река времен», начал он (Державин. – М.Л.) стихотворение «На тленность» и успел написать первый куплет…»
Долгое время произведение считалось незавершенным. Так, составитель девятитомного академического собрания сочинений Державина Яков Грот даже не счел нужным упомянуть о «куплете» в выпущенной им биографии поэта. Вместо этого он ограничился цитированием написанных постфактум страниц дневника племянницы второй державинской жены, Прасковьи Львовой. В них тоже ничего не говорится о последних державинских стихах, а шестым июля датирован незначительный, хотя и небезынтересный эпизод с обыгрыванием поэтом вольтеровской строки «il est grand, il est beau de faire des ingrats» (фр.: «Величественно, прекрасно – создавать неблагодарных»).
К дневнику Львовой мы еще вернемся, а пока отметим повышенную внимательность к поэтическому тексту, владевшую в тот день Державиным.
В согласии с предшественниками другой державинский биограф, Владислав Ходасевич, именовал восьмистишие «началом оды». «Стихи были только начаты, – писал Ходасевич, – но их продолжение угадать нетрудно. Отказываясь от исторического бессмертия, Державин должен был обратиться к мысли о личном бессмертии – в Боге. Он начал последнюю из своих религиозных од, но ее уже не закончил. Бог было первое слово, произнесенное им в младенчестве, – еще без мысли, без разумения. О Боге была его последняя мысль, для которой он уже не успел найти слов».
Отдавая должное догадливости Ходасевича, все-таки нельзя согласиться с его выводом, то есть признать убедительным суждение об этих стихах как об отрывке. Лучшее доказательство ошибочности такого суждения – то впечатление, которое вот уже более 200 лет производит на большинство читателей предсмертное стихотворение Державина: оно говорит как раз об обратном.
Поскольку обращение к автографу ничего не даст – надпись на грифельной доске, хранящейся ныне в санкт-петербургской Государственной публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, уже во времена Грота, то есть в 1880-х годах, была практически нечитаемой, – внимательно вглядимся в опубликованный текст и в обстоятельства, сопутствовавшие его созданию.
Глагол времен! металла звон!
Твой страшный глас меня
Зовет меня, зовет твой стон,
Зовет – и к гробу приближает.
Едва увидел я сей свет,
Как молнией, косою блещет,
И дни мои, как злак, сечет…
Слова об утопленных «в пропасти забвенья» царях соответствуют непосредственному продолжению оды:
Ничто от роковых кохтей,
Никая тварь не убегает;
Монарх и узник – снедь червей,
Гробницы злость стихий
«Цареборческая» тема была вскоре продолжена Державиным в доставившем ему много неприятностей переложении 81-го псалма Давида, которому он дал собственное заглавие – «Властителям и судиям»:
Цари! Я мнил, вы боги
Никто над вами не судья,
Но вы, как я подобно,
И так же смертны, как и я.
И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб
Зияет время славу стерть:
Как в море льются быстры
Так в вечность льются дни
Глотает царства алчна
Кроме того, последней строке эквивалентны слова о жерле вечности, пожирающем даже и то, что временно остается «чрез звуки лиры и трубы». Невозможность ухода от «общей судьбы» звучит и как окончательный приговор «смертному» – в оде:
Не мнит лишь смертный умирать
И быть себя он вечным чает…
Здесь нетрудно заметить противоречие с текстом державинского «Памятника» (1795), являющегося вольным переложением XXX оды Горация «К Мельпомене», в котором поэт говорит о личном бессмертии:
Я памятник себе воздвиг
Металлов тверже он и выше
Ни вихрь его, ни гром
не сломит быстротечный,
И времени полет его
Так! – весь я не умру;
но часть меня большая,
по смерти станет жить,
И слава возрастет моя,
Доколь славянов род вселенна
 |
| Родившийся и умерший в июле Гавриил Державин предчувствовал свой уход. Сальватор Тончи «Портрет поэта Г.Р. Державина». 1801. ГТГ |
О традиции подражания Горациевой оде в русской поэзии речь впереди, а в связи с Державиным, стоявшим у истока этой традиции, замечу лишь, что в «Памятнике», как мне представляется, отразилось не его собственное, а заимствованное, присущее именно Горацию, как человеку античного мира, крайне субъективное и абсолютизированное представление об индивидуальном бессмертии.
Для сравнения, «Жизнь Званская» (1807), посвященная стареющим поэтом другу, епископу Евгению Болховитинову, завершается иначе, по-державински:
Так, разве ты, отец! святым
Ударив об доски, заросши
И свитых вкруг моей могилы змей гнездом
Прогонишь – бледну зависть
Не зря на колесо веселых,
На возвышение, на пониженье
Единой правдою меня в умах
Чрез Клии воскресишь
Так, в мраке вечности она
Удобна лишь явить то место,
От лиры моея шумящею рекой
Неслись чрез холмы, долы,
Ты слышал их, и ты, будя
Потомков ото сна, близ
Шепнешь в слух страннику,
в дали как тихий гром:
«Здесь Бога жил певец, –
Что же касается оды «Бог» (1784), то в записях Львовой, относящихся к началу рокового июля 1816 года, она упомянута дважды. «Раз утром, – пишет Львова, – (кажется, 1 июля) я читала то место из литургии, где речь идет о благоговении, с каким присутствующие должны все свое внимание сосредотачивать на священнодействии. «Как это трудно! – сказал дядя. – Как часто во время службы о молитве и не думаешь. Правда, иной раз сердце разогреется, слезы брызнут от восторга; кажется, как бы искра Господня заронится в душу, вспыхнет; но потом суета мирская опять займет собою, и искра эта божественная совсем потухнет. Я в таком восторге, стоя у заутрени на Светлый праздник, написал первую строфу оды «Бог». Вечером того же дня на предложение племянницы почитать что-нибудь вслух из недавно вышедшего V тома его сочинений Державин выбрал небольшую оду «Полигимнии» – «…имя, – комментирует рассказчица, – вымышленное для обозначения девицы Стурдзы, которая однажды очаровала его на вечере у г-жи Свечиной, прочитав ему в совершенстве всю оду «Бог». Думается, однако, что именно последним обстоятельством, а не просто воспоминанием о «девице» был обусловлен выбор Державина. В «Полигимнии», кстати, тоже упоминается ода «Бог» («Мой гимн возглашаючи Богу»). Еще более интересна в контексте нашего разговора финальная строфа этой оды:
Зрится в моем, горит вображенье,
Ах! как солнце, твоя красота!
Слышу тобой, мое выраженье
И очаровательна мечта
Всю душу мою наполняет
Пеньем твоим песен моих.
– Буду я, буду бессмертен!
Все это важно для понимания истоков возникновения «Реки времен…», и Ходасевич совершенно прав, когда говорит об обращении поэта «к мысли о… бессмертии – в Боге», тем самым указывая нам на кульминационный момент державинской оды:
Твое созданье я, Создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ
Душа души моей и Царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну
Мое бессмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность
Отец! – в бессмертие Твое.
Но Ходасевич почему-то считал, что сказанное Державиным некогда в «Боге» должно было непременно быть повторено им и в «Реке времен…», между тем как вполне достаточно и того, что оно там подразумевается. Ну право же, не все нужно разжевывать внимательному читателю, а уж тем более знатокам творчества «певца Фелицы», незабвенный Владислав Фелицианович!
Присмотримся теперь к первой строфе «Бога», написанной, как мы знаем, гораздо ранее – за четыре года до остального текста оды:
О Ты, пространством
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все Собою наполняет,
Кого мы называем – Бог.
Вот за каким началом должно было что-то последовать, а «Река времен…», напротив, производит впечатление законченного высказывания, исчерпывающего тему и потому афористически сжатого. В нем – перекличка и одновременно итог многолетних размышлений Державина о бессмертии поэта и всего созданного им. Вывод не столь уж пессимистичен, как может показаться на первый взгляд: да, «памятник нерукотворный» рано или поздно пожрется вечностью, но все-таки, как мы помним, «металлов тверже он и выше пирамид»! А сама эта прожорливая вечность есть не что иное, как аспект Бога:
Хаоса бытность довременну
Из бездн Ты вечности воззвал,
А вечность, прежде век
В себе самом Ты основал.
Вообще же оригинальное творчество Державина не опровергает Горация, а открывает его узкоэгоистичной философии необозримую перспективу, не вторит древним авторам «К Мельпомене» и «Дао де цзин» (ср. у Лао-Цзы: «Кто умер, но не забыт, тот бессмертен»), а говорит о более высоких материях – о бессмертии абсолютном, не личном, как полагал Ходасевич, а сверхличном, достижимом лишь в Боге.
До середины прошлого века «Река времен…» считалась не до конца ясным, а по причине его пресловутой неоконченности еще и бесперспективным для литературоведения текстом. Однако в начале 1950-х американец Морис Халле одним из первых заметил, что начальные буквы державинского восьмистишия представляют собой акростих: «РУИНА ЧТИ». В работе «О незамеченном акростихе Державина» (1959) Халле привел следующий отрывок из державинского трактата «Рассуждение о лирической поэзии»:
«Наконец сюды же относятся акростишия, или, как у нас в церковных книгах называются, краеграния (краестишия), в которых заглавные каждого стиха буквы содержат в себе имя, в честь коего стихи писаны, или какое-нибудь значительное слово, коего поэт открыто для всех сказать не хотел».
Очевидно, Халле не обманулся – замеченный им акростих не выглядит случайным в стихотворении, даже если бы интерес его автора к «краегранию» остался нам неизвестен. Мы же, напротив, знаем, что к подобному способу шифровки Державин прибегал на практике, в поэзии. Но известные державинские акростихи, как «КНЯЗ КУТУЗОВ СМОЛЕНСКОИ» («Когда в виду ты всей вселены…», 1813), не представляют ничего необычного, а вот как следует понимать «РУИНА ЧТИ»?
Тут мнения филологов разошлись. Одни полагали, что слово «руина» было употреблено Державиным в более раннем своем значении, близком к европейским языкам, то есть в смысле «разрушение, погибель». «Чти», согласно версии, предложенной Халле, относилось в далекое прошлое, ко времени создания «Слова о полку Игореве» (XII век), в котором оно встречается дважды как форма родительного падежа к слову «честь». Таким образом, весь акростих попросту повторяет основную мысль восьмистишия о бренности земной славы.
В противовес этому было высказано другое предположение, а именно – что Державин, противопоставляя даже зрительно вертикальный текст горизонтальному, все-таки воздвиг внутри своего пессимистического по тону предсмертного стихотворения «знак бессмертия». «Осмысляя себя в качестве руины, – писал Левицкий в статье «Образ воды у Державина и образ поэта» (1996), – автор создает себе своеобразное надгробие, которое будет стоять, несмотря на вечность в человеческом понимании времени, и не случайно «река времен», аналог вечности, дословно вытекает в стихах из образа «руины», последнего авторского представления о себе как дряхлейшем из стариков, которое сопровождало более ранние его изображения ключей, рек и водопадов… Но если раньше воды времени истекали из урн, то в этом стихотворении, олицетворяя себя самого в руине, Державин одновременно сам становится источником «реки времен». Будучи ее «ключом», он «уходит» общей судьбы вечности и воздвигает себе грандиознейший последний памятник – надгробие над звуками своей лиры, которое прочнее самого жерла вечности. Такого памятника не воздвиг сам Гораций. В нем… слышен «рев времен», исходящий из вечно осыпающейся, но вечно возвышающейся, как водопад над рекой жизни, руины, которую невозможно не «чтить».
При всей соблазнительности версии, предложенной Левицким, при всей ее поэтичности и одновременно простоте и кажущейся самоочевидности, она покоится на довольно шатком основании – произвольной интонационной разбивке: «РУИНА. ЧТИ!» Однако, как представляется, в ней более верно, чем у Халле, толкуется второе слово, а именно как глагол (Гаспаров в «Записках и выписках» (2001) почему-то назвал его бессмысленным).
То, что Державину был известен текст памятника древнерусской литературы, ни о чем в данном случае еще не говорит. Американскому филологу можно было и не заглядывать так далеко в прошлое чуждого ему языка, а всего лишь присмотреться к слову «почтение». Тогда он мог бы заметить, что выражения «мое почтение» и «имею честь» недаром идентичны по смыслу – существительные в них одной корневой основы. Почтение – почесть – честь. Совершенно неважно, оказываем ли почтение памяти Державина, воздаем ему почести или чтим его память.
То же касается и слова «руина». Оно, кстати, во времена Державина употреблялось и в современном нам значении, хотя в его поэтических текстах оно отсутствует. Именуется ли этим словом процесс или результат разрушения – разница, согласитесь, небольшая. Но в словосочетании «РУИНА ЧТИ» ее все-таки оказывается достаточно, чтобы от подтверждения мысли, высказанной в восьмистишии, дойти до опровержения этой мысли.
Чтобы понять, наконец, державинский акростих, нужно поставить себя на место автора. Причем буквально. Правда, господский дом на живописном берегу Волхова, в Званке, как и предсказывал поэт, давно разрушился, но в Петербурге, на набережной Фонтанки, в доме-музее Державина воссоздана обстановка его рабочего кабинета. Особое место в интерьере занимает висящая на стене под стеклом «Река Времен, или Эмблематическое Изображение Всемирной Истории…» – копия созданной Фридрихом Штрассом, переведенной Алексеем Варенцовым и выпущенной в России в 1805 году той самой карты, глядя на которую Державин писал свое последнее стихотворение. В верхней ее части изображен парящий в облаках голубой шар, из которого изливаются вниз «исторические потоки». На крайне правом из них, под грифом «Изобретения, Открытия, Успехи Просвещения. Славные мужи», среди других знаковых имен XVIII века читаем: «Державин».
Думается все-таки, что, несмотря на очевидный личный момент, так сказать, спровоцировавший стихотворение, в акростихе автор подражания Горацию не воздвигает себе очередной памятник, но призывает потомков ЧТИТЬ РАЗРУШЕНИЕ – закономерный процесс, вовсе не бессмысленно устроенный Богом в природе, чья «бездна» другим поэтом справедливо названа не только всепоглощающей, но и миротворной. А заодно и уважать то, чему суждено исчезнуть.
В этом прощальном завете – подлинное духовное величие Державина.
Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.