Житков рассказы что я видел
Житков рассказы что я видел
Эта книга — о вещах. Писал я её, имея в виду возраст от трёх до шести лет.
Читать её ребёнку надо по одной-две главы на раз. Пусть ребёнок листает книгу, пусть рассматривает, изучает рисунки.
Книжки этой должно хватить на год. Пусть читатель живёт в ней и вырастает.
Ещё раз предупреждаю: не читайте помногу! Лучше снова прочесть сначала.
Я был маленький и всех спрашивал: «Почему?»
— Смотри, уже девять часов.
— Потому что девять часов.
— А почему девять часов?
И меня за это называли Почемучкой. Меня все так называли, а по-настоящему меня зовут Алёшей.
Про что мама с папой говорили
Вот один раз приходит папа с работы и говорит мне:
— Пускай Почемучка уйдёт из комнаты. Мне нужно тебе что-то сказать.
— Почемучка, уйди в кухню, поиграй там с кошкой.
Но папа взял меня за руку и вывел за дверь. Я не стал плакать, потому что тогда не услышу, что папа говорит. А папа говорил вот что:
— Сегодня я получил от бабушки письмо. Она просит, чтобы ты с Алёшей приехала к ней в Москву. А оттуда он с бабушкой поедет в Киев. И там он пока будет жить. А когда мы устроимся на новом месте, ты возьмёшь его от бабушки и привезёшь.
— Я боюсь Почемучку везти — он кашляет. Вдруг по дороге совсем заболеет.
— Если он ни сегодня, ни завтра кашлять не будет, то, я думаю, можно взять.
— А если он хоть раз кашлянет, — говорит мама, — с ним нельзя ехать.
Я всё слышал и боялся, что как-нибудь кашляну. Мне очень хотелось поехать далеко-далеко.
Как мама на меня рассердилась
До самого вечера я не кашлянул. И когда спать ложился, не кашлял. А утром, когда вставал, я вдруг закашлял. Мама слышала.
Я подбежал к маме и стал кричать:
— Я больше не буду! Я больше не буду!
— Чего ты орёшь? Чего ты не будешь?
Тогда я стал плакать и сказал, что я кашлять не буду.
— Почему это ты боишься кашлять? Даже плачешь?
Я сказал, что хочу ехать далеко-далеко. Мама сказала:
— Ага! Ты, значит, всё слышал, что мы с папой говорили. Фу, как нехорошо подслушивать! Такого гадкого мальчишку я всё равно не возьму.
— А потому, что гадкий. Вот и всё.
Мама ушла на кухню и стала разводить примус. И примус так шумел, что мама ничего не слыхала.
— Возьми меня! Возьми меня!
А мама не отвечала. Теперь она рассердилась, и всё пропало!
Когда утром папа уходил, он сказал маме:
— Так, значит, я сегодня еду в город брать билеты.
— Какие билеты? Один только билет нужен.
— Ах, да, — сказал папа, — совершенно верно: один билет. Для Почемучки не надо.
Когда я это услыхал, что для меня билета не берут, я заплакал и хотел побежать за папой, но папа быстро ушёл и захлопнул дверь. Я стал стучать кулаками в дверь. А из кухни вышла наша соседка — она толстая и сердитая — и говорит:
— Это ещё что за безобразие?
Я побежал к маме. Бежал и очень плакал.
— Уходи прочь, гадкий мальчишка! Не люблю, кто подслушивает.
А вечером папа приехал из города и сразу меня спросил:
— Ну, как ты? Кашлял сегодня?
Я сказал, что «нет, ни разу».
— Всё равно — он гадкий мальчишка. Я таких не люблю.
Потом папа вынул из кармана спичечную коробку, а из коробки достал не спичку, а твёрдую бумажку. Она была коричневая, с зелёной полоской, и на ней буквы всякие.
— Вот, — сказал папа, — билет! Я на стол кладу. Спрячь, чтобы потом не искать.
Билет был всего один. Я понял, что меня не возьмут.
— Ну, так я буду кашлять. И всегда буду кашлять и никогда не перестану.
— Ну что же, отдадим тебя в больницу. Там на тебя наденут халатик и никуда пускать не будут. Там и будешь жить, пока не перестанешь кашлять.
Как собирались в дорогу
А на другой день папа сказал мне:
— Ты больше никогда не будешь подслушивать?
— А потому, что коли не хотят, чтобы слышал, значит, тебе знать этого не надо. И нечего обманывать, подглядывать и подслушивать. Гадость какая!
Встал и ногой топнул. Со всей силы, наверное.
Мама прибежала, спрашивает:
А я к маме головой в юбку и закричал:
— Я не буду подслушивать!
Тут мама меня поцеловала и говорит:
— Ну, тогда мы сегодня едем. Можешь взять с собой игрушку. Выбери, какую.
— А почему один билет?
— А потому, — сказал папа, — что маленьким билета не надо. Их так возят.
Я очень обрадовался и побежал в кухню всем сказать, что я еду в Москву.
А с собой я взял мишку. Из него немножко сыпались опилки, но мама быстро его зашила и положила в чемодан.
А потом накупила яиц, колбасы, яблок и ещё две булки.
Папа вещи перевязал ремнями, потом посмотрел на часы и сказал:
— Ну, что же, пора ехать. А то пока из нашего посёлка до города доедем, а там ещё до вокзала…
С нами все соседи прощались и приговаривали:
— Ну вот, поедешь по железной дороге в вагончике… Смотри, не вывались.
И мы поехали на лошади в город.
Мы очень долго ехали, потому что с вещами. И я заснул.
Я думал, что железная дорога такая: она как улица, только внизу не земля и не камень, а такое железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упасть из вагона, то о железо очень больно убьёшься. Оттого и говорят, чтобы не вылетел. И вокзала я никогда не видал.
Вокзал — это просто большой дом. Наверху часы. Папа говорит, что это самые верные часы в городе. А стрелки такие большие, что — папа сказал даже птицы на них иногда садятся. Часы стеклянные, а сзади зажигают свет. Мы приехали к вокзалу вечером, а на часах всё было видно.
У вокзала три двери, большие, как ворота. И много-много людей. Все входят и выходят. И несут туда сундуки, чемоданы, и тётеньки с узлами очень торопятся.
А как только мы подъехали, какой-то дяденька в белом фартуке подбежал да вдруг как схватит наши вещи. Я хотел закричать «ой», а папа просто говорит:
— Носильщик, нам на Москву, восьмой вагон.
Носильщик взял чемодан и очень скоро пошёл прямо к двери. Мама с корзиночкой за ним даже побежала. Там, в корзиночке, у нас колбаса, яблоки, и ещё, я видел, мама конфеты положила.
Папа схватил меня на руки и стал догонять маму. А народу так много, что я потерял, где мама, где носильщик. Из дверей наверх пошли по лесенке, и вдруг большая-большая комната. Пол каменный и очень гладкий, а до потолка так ни один мальчик камнем не добросит. И всюду круглые фонари. Очень светло и очень весело. Всё очень блестит, и в зелёных бочках стоят деревья, почти до самого потолка. Они без веток, только наверху листья большие-большие и с зубчиками. А ещё там стояли красные блестящие шкафчики. Папа прямо со мной к ним пошёл, вынул из кармана деньги и в шкафчик в щёлочку запихнул деньгу, а внизу в окошечке выскочил беленький билетик.
Что я видел
Борис Степанович Житков (1882–1938) – русский писатель, педагог, путешественник и исследователь, автор популярных приключенческих рассказов и повестей, произведений о животных, классик детской литературы.
Главный герой цикла детских рассказов «Что я видел» – забавный любознательный мальчик Алёша-Почемучка, прототипом которого стал маленький сосед писателя по коммунальной квартире Алёша. Небольшие рассказы повествуют о ярких впечатлениях детства: о поездке на поезде в Москву, посещении зоопарка, путешествии на пароходе, новых друзьях и многом другом.
Со времени написания рассказов прошло немало времени, но до сих пор их с удовольствием читают и дети, и взрослые. А некоторые рассказы автора легли в основу мультипликационных фильмов: «Кнопочки и человечки», «Почему слоны?», «Пудя».
На даче у бабушки 15
Дворец Пионеров 21
Как мы ехали в колхоз 26
Борис Житков
Что я видел
К взрослым
Эта книга – о вещах. Писал я её, имея в виду возраст от трёх до шести лет.
Читать её ребёнку надо по одной-две главы на раз…
Книжки этой должно хватить на год. Пусть читатель живёт в ней и вырастает.
Ещё раз предупреждаю: не читайте помногу! Лучше снова прочесть сначала.
Железная дорога
Как меня называли
Я был маленький и всех спрашивал: «Почему?»
– Смотри, уже девять часов.
– Потому что девять часов.
– А почему девять часов?
И меня за это называли Почемучкой. Меня все так называли, а по-настоящему меня зовут Алёшей.
Про что мама с папой говорили
Вот один раз приходит папа с работы и говорит мне:
– Пускай Почемучка уйдёт из комнаты. Мне нужно тебе что-то сказать.
– Почемучка, уйди в кухню, поиграй там с кошкой.
Но папа взял меня за руку и вывел за дверь. Я не стал плакать, потому что тогда не услышу, что папа говорит. А папа говорил вот что:
– Сегодня я получил от бабушки письмо. Она просит, чтобы ты с Алёшей приехала к ней в Москву. А оттуда он с бабушкой поедет в Киев. И там он пока будет жить. А когда мы устроимся на новом месте, ты возьмёшь его от бабушки и привезёшь.
– Я боюсь Почемучку везти – он кашляет. Вдруг по дороге совсем заболеет.
– Если он ни сегодня, ни завтра кашлять не будет, то, я думаю, можно взять.
– А если он хоть раз кашлянет, – говорит мама, – с ним нельзя ехать.
Я всё слышал и боялся, что как-нибудь кашляну. Мне очень хотелось поехать далеко-далеко.
Как мама на меня рассердилась
До самого вечера я не кашлянул. И когда спать ложился, не кашлял. А утром, когда вставал, я вдруг закашлял. Мама слышала.
Я подбежал к маме и стал кричать:
– Я больше не буду! Я больше не буду!
– Чего ты орёшь? Чего ты не будешь?
Тогда я стал плакать и сказал, что я кашлять не буду.
– Почему это ты боишься кашлять? Даже плачешь?
Я сказал, что хочу ехать далеко-далеко. Мама сказала:
– Ага! Ты, значит, всё слышал, что мы с папой говорили. Фу, как нехорошо подслушивать! Такого гадкого мальчишку я всё равно не возьму.
– А потому, что гадкий. Вот и всё.
Мама ушла на кухню и стала разводить примус. И примус так шумел, что мама ничего не слыхала.
– Возьми меня! Возьми меня!
А мама не отвечала. Теперь она рассердилась, и всё пропало!
Билет
Когда утром папа уходил, он сказал маме:
– Так, значит, я сегодня еду в город брать билеты.
– Какие билеты? Один только билет нужен.
– Ах, да, – сказал папа, – совершенно верно: один билет. Для Почемучки не надо.
Когда я это услыхал, что для меня билета не берут, я заплакал и хотел побежать за папой, но папа быстро ушёл и захлопнул дверь. Я стал стучать кулаками в дверь. А из кухни вышла наша соседка – она толстая и сердитая – и говорит:
– Это ещё что за безобразие?
Я побежал к маме. Бежал и очень плакал.
– Уходи прочь, гадкий мальчишка! Не люблю, кто подслушивает.
А вечером папа приехал из города и сразу меня спросил:
– Ну, как ты? Кашлял сегодня?
Я сказал, что «нет, ни разу».
– Всё равно – он гадкий мальчишка. Я таких не люблю.
Потом папа вынул из кармана спичечную коробку, а из коробки достал не спичку, а твёрдую бумажку. Она была коричневая, с зелёной полоской, и на ней буквы всякие.
– Вот, – сказал папа, – билет! Я на стол кладу. Спрячь, чтобы потом не искать.
Билет был всего один. Я понял, что меня не возьмут.
– Ну, так я буду кашлять. И всегда буду кашлять и никогда не перестану.
– Ну что же, отдадим тебя в больницу. Там на тебя наденут халатик и никуда пускать не будут. Там и будешь жить, пока не перестанешь кашлять.
Как собирались в дорогу
А на другой день папа сказал мне:
– Ты больше никогда не будешь подслушивать?
– А потому, что коли не хотят, чтобы слышал, значит, тебе знать этого не надо. И нечего обманывать, подглядывать и подслушивать. Гадость какая!
Встал и ногой топнул. Со всей силы, наверное.
Мама прибежала, спрашивает:
А я к маме головой в юбку и закричал:
– Я не буду подслушивать!
Тут мама меня поцеловала и говорит:
– Ну, тогда мы сегодня едем. Можешь взять с собой игрушку. Выбери, какую.
– А почему один билет?
– А потому, – сказал папа, – что маленьким билета не надо. Их так возят.
Я очень обрадовался и побежал в кухню всем сказать, что я еду в Москву.
А с собой я взял мишку. Из него немножко сыпались опилки, но мама быстро его зашила и положила в чемодан.
А потом накупила яиц, колбасы, яблок и ещё две булки.
Папа вещи перевязал ремнями, потом посмотрел на часы и сказал:
– Ну, что же, пора ехать. А то пока из нашего посёлка до города доедем, а там ещё до вокзала…
С нами все соседи прощались и приговаривали:
– Ну вот, поедешь по железной дороге в вагончике… Смотри, не вывались.
И мы поехали на лошади в город.
Мы очень долго ехали, потому что с вещами. И я заснул.
Вокзал
Я думал, что железная дорога такая: она как улица, только внизу не земля и не камень, а такое железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упасть из вагона, то о железо очень больно убьёшься. Оттого и говорят, чтобы не вылетел. И вокзала я никогда не видал.
Вокзал – это просто большой дом. Наверху часы. Папа говорит, что это самые верные часы в городе. А стрелки такие большие, что – папа сказал – даже птицы на них иногда садятся. Часы стеклянные, а сзади зажигают свет. Мы приехали к вокзалу вечером, а на часах всё было видно.
У вокзала три двери, большие, как ворота. И много-много людей. Все входят и выходят. И несут туда сундуки, чемоданы, и тётеньки с узлами очень торопятся.
А как только мы подъехали, какой-то дяденька в белом фартуке подбежал да вдруг как схватит наши вещи. Я хотел закричать «ой», а папа просто говорит:
– Носильщик, нам на Москву, восьмой вагон.
Носильщик взял чемодан и очень скоро пошёл прямо к двери. Мама с корзиночкой за ним даже побежала. Там, в корзиночке, у нас колбаса, яблоки, и ещё, я видел, мама конфеты положила.
Папа схватил меня на руки и стал догонять маму. А народу так много, что я потерял, где мама, где носильщик. Из дверей наверх пошли по лесенке, и вдруг большая-большая комната. Пол каменный и очень гладкий, а до потолка так ни один мальчик камнем не добросит. И всюду круглые фонари. Очень светло и очень весело. Всё очень блестит, и в зелёных бочках стоят деревья, почти до самого потолка. Они без веток, только наверху листья большие-большие и с зубчиками. А ещё там стояли красные блестящие шкафчики. Папа прямо со мной к ним пошёл, вынул из кармана деньги и в шкафчик в щёлочку запихнул деньгу, а внизу в окошечке выскочил беленький билетик.
Житков рассказы что я видел
Житков Борис Степанович
Читать её ребёнку надо по одной-две главы на раз. Пусть ребёнок листает книгу, пусть рассматривает, изучает рисунки.
Книжки этой должно хватить на год. Пусть читатель живёт в ней и вырастает.
Ещё раз предупреждаю: не читайте помногу! Лучше снова прочесть сначала.
Я был маленький и всех спрашивал: «Почему?»
— Смотри, уже девять часов.
— Потому что девять часов.
— А почему девять часов?
И меня за это называли Почемучкой. Меня все так называли, а по-настоящему меня зовут Алёшей.
ПРО ЧТО МАМА С ПАПОЙ ГОВОРИЛИ
Вот один раз приходит папа с работы и говорит мне:
— Пускай Почемучка уйдёт из комнаты. Мне нужно тебе что-то сказать.
— Почемучка, уйди в кухню, поиграй там с кошкой.
Но папа взял меня за руку и вывел за дверь. Я не стал плакать, потому что тогда не услышу, что папа говорит. А папа говорил вот что:
— Сегодня я получил от бабушки письмо. Она просит, чтобы ты с Алёшей приехала к ней в Москву. А оттуда он с бабушкой поедет в Киев. И там он пока будет жить. А когда мы устроимся на новом месте, ты возьмёшь его от бабушки и привезёшь.
— Если он ни сегодня, ни завтра кашлять не будет, то, я думаю, можно взять.
Я всё слышал и боялся, что как-нибудь кашляну. Мне очень хотелось поехать далеко-далеко.
КАК МАМА НА МЕНЯ РАССЕРДИЛАСЬ
До самого вечера я не кашлянул. И когда спать ложился, не кашлял. А утром, когда вставал, я вдруг закашлял. Мама слышала.
Я подбежал к маме и стал кричать:
— Я больше не буду! Я больше не буду!
— Чего ты орёшь? Чего ты не будешь?
Тогда я стал плакать и сказал, что я кашлять не буду.
— Почему это ты боишься кашлять? Даже плачешь?
Я сказал, что хочу ехать далеко-далеко. Мама сказала:
— Ага! Ты, значит, всё слышал, что мы с папой говорили. Фу, как нехорошо подслушивать! Такого гадкого мальчишку я всё равно не возьму.
— А потому, что гадкий. Вот и всё.
Мама ушла на кухню и стала разводить примус. И примус так шумел, что мама ничего не слыхала.
— Возьми меня! Возьми меня!
А мама не отвечала. Теперь она рассердилась, и всё пропало!
Когда утром папа уходил, он сказал маме:
— Так, значит, я сегодня еду в город брать билеты.
— Какие билеты? Один только билет нужен.
— Это ещё что за безобразие?
Я побежал к маме. Бежал и очень плакал.
— Уходи прочь, гадкий мальчишка! Не люблю, кто подслушивает.
А вечером папа приехал из города и сразу меня спросил:
— Ну, как ты? Кашлял сегодня?
Я сказал, что «нет, ни разу».
Потом папа вынул из кармана спичечную коробку, а из коробки достал не спичку, а твёрдую бумажку. Она была коричневая, с зелёной полоской, и на ней буквы всякие.
Билет был всего один. Я понял, что меня не возьмут.
— Ну, так я буду кашлять. И всегда буду кашлять и никогда не перестану.
— Ну что же, отдадим тебя в больницу. Там на тебя наденут халатик и никуда пускать не будут. Там и будешь жить, пока не перестанешь кашлять.
КАК СОБИРАЛИСЬ В ДОРОГУ
А на другой день папа сказал мне:
— Ты больше никогда не будешь подслушивать?
— А потому, что коли не хотят, чтобы слышал, значит, тебе знать этого не надо. И нечего обманывать, подглядывать и подслушивать. Гадость какая!
Встал и ногой топнул. Со всей силы, наверное.
Мама прибежала, спрашивает:
А я к маме головой в юбку и закричал:
— Я не буду подслушивать!
Тут мама меня поцеловала и говорит:
— Ну, тогда мы сегодня едем. Можешь взять с собой игрушку. Выбери, какую.
— А почему один билет?
Я очень обрадовался и побежал в кухню всем сказать, что я еду в Москву.
А с собой я взял мишку. Из него немножко сыпались опилки, но мама быстро его зашила и положила в чемодан.
А потом накупила яиц, колбасы, яблок и ещё две булки.
Папа вещи перевязал ремнями, потом посмотрел на часы и сказал:
— Ну, что же, пора ехать. А то пока из нашего посёлка до города доедем, а там ещё до вокзала.
С нами все соседи прощались и приговаривали:
— Ну вот, поедешь по железной дороге в вагончике. Смотри, не вывались.
И мы поехали на лошади в город.
Мы очень долго ехали, потому что с вещами. И я заснул.
Я думал, что железная дорога такая: она как улица, только внизу не земля и не камень, а такое железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упасть из вагона, то о железо очень больно убьёшься. Оттого и говорят, чтобы не вылетел. И вокзала я никогда не видал.
У вокзала три двери, большие, как ворота. И много-много людей. Все входят и выходят. И несут туда сундуки, чемоданы, и тётеньки с узлами очень торопятся.
А как только мы подъехали, какой-то дяденька в белом фартуке подбежал да вдруг как схватит наши вещи. Я хотел закричать «ой», а папа просто говорит:
— Носильщик, нам на Москву, восьмой вагон.
Носильщик взял чемодан и очень скоро пошёл прямо к двери. Мама с корзиночкой за ним даже побежала. Там, в корзиночке, у нас колбаса, яблоки, и ещё, я видел, мама конфеты положила.
Папа схватил меня на руки и стал догонять маму. А народу так много, что я потерял, где мама, где носильщик. Из дверей наверх пошли по лесенке, и вдруг большая-большая комната. Пол каменный и очень гладкий, а до потолка так ни один мальчик камнем не добросит. И всюду круглые фонари. Очень светло и очень весело. Всё очень блестит, и в зелёных бочках стоят деревья, почти до самого потолка. Они без веток, только наверху листья большие-большие и с зубчиками. А ещё там стояли красные блестящие шкафчики. Папа прямо со мной к ним пошёл, вынул из кармана деньги и в шкафчик в щёлочку запихнул деньгу, а внизу в окошечке выскочил беленький билетик.
— Это касса-автомат. Без такого билета меня к поезду не пустят вас провожать.
Папа быстро пошёл со мной, куда все шли с чемоданами и узлами. Я смотрел, где мама и где носильщик, но их нигде не было. А мы прошли в дверь, и там у папы взяли билет и сказали:
Житков «Что я видел»
Борис Житков «Что я видел»
КАК МЫ ЕЗДИЛИ В ЗООСАД
Мы с мамой сели в трамвай. И мама сказала, что мы сейчас поедем смотреть диких зверей. А я спросил:
— А они нас не заедят?
Все кругом засмеялись, и одна тетя незнакомая сказала:
— Они в клетках сидят в железных. Они не могут выскочить. Там есть маленькие лошадки. Попроси маму, она тебя покатает.
КАК МЫ В ЗООСАД ПРИЕХАЛИ
Мы в трамвае не очень долго ехали. Нам сказали, что нам скоро выходить. Мы пошли вперед, чтобы выходить.
И все нас спрашивали:
— Вы у Зоосада выходите?
Это потому, что они тоже хотели выходить. А если мы не выходим, так чтоб их вперед пустить. Нам надо было выходить, и нас пропускали. Один дядя даже сказал:
— Давайте, гражданка, я вам мальчика вынесу.
И он меня вынес. Мама сказала «спасибо» и взяла меня за руку. И мы пошли в Зоосад. Там стенка. И на стенке стоят звери. Только они не живые, а сделанные. И надо брать билет, как на поезд. Там, в стенке, окошечки, и в окошечки дают билеты.
А потом надо идти в ворота. А там дальше сад.
ЗЕБРА
Мама очень скоро пошла. И вдруг она сама сказала:
И встала. А это была за решеткой лошадь. И я думал, что на ней одеяло нашито. Потому что на ней желтые и черные полоски. А мама сказала, что никакое не одеяло, а это у нее
шерсть сама так растет. И сказала, что это зебра. Мама даже сказала:
— Ай, надо им дать поесть!
Их там две было. А они вовсе не хотели есть. Они даже на нас не смотрели. А я на них смотрел. И я потому смотрел, что они очень красивые. У них волосы стоят на шее, как щетка.
А мама вдруг сказала:
СЛОНЫ
Я увидел, что там земля идет немножко вверх. И там стоит очень большой слон.
Он такой большой, что я подумал, что не может быть и что он не живой, а сделанный. Потому что на такого по лестнице надо лезть, чтоб ему на спину залезть. Он сначала ничего не делал, так что я думал, что он правда неживой. А он живой. Он хоботом стал крутить.
Это у него из головы идет хобот. И хобот до самой земли доходит. И он хоботом как угодно может крутить. И крючком загибать. И как угодно.
Он набирал в хоботе с земли пыль, а потом всю пыль выдувал себе на спину. И живот тоже обдувал пылью.
А мне сказали, что это он для того, чтоб его никакие блохи не кусали. У него волос нет, а прямо толстая кожа. И вся кожа в складках. А на голове у него большие уши. Уши такие большие, прямо во всю голову. И он ими трясет и хлопает. А глазки совсем маленькие.
А слон стоял, стоял да вдруг пошел к нам. Он вниз к нам пошел. А я немножко испугался. Вдруг он к нам придет и начнет нас всех хоботом убивать! А он тихонько шел. Ноги у него очень толстые, прямо как столбы. И на ногах пальцы, а не видно, а только одни ногти очень коротенькие. И я думал, что это у него копыта маленькие торчат из ноги. А это ногти. Он такой ногой может кого угодно стоптать. И я стал бояться. И сказал маме тихонько:
— Я боюсь. Чего он сюда идет?
А один дядя услыхал, как я говорю, и сказал громко:
— Он боится, что слон на нас идет! Ха- ха-ха!
И все стали показывать, что там кругом сделана дорожка. А она каменная. И она вся в гвоздях. Там гвозди острым кверху стоят. Слон через нее перейти не может, потому что он себе ногу поколет. И он до нас не дойдет.
КАК СЛОН КУПАЛСЯ
Меня поставили на заборчик, чтобы я увидал, как сделана эта дорожка. И я тогда увидал, что там внизу, за этой дорожкой, есть вода. И слон пошел прямо к этой воде. Я думал, что он пить хочет, а он не пить. Он купаться хотел. Он в эту воду совсем залез. Так что только голова одна наверху была. И спина немножко.
А потом он стал хоботом набирать воду и ее выливать себе на спину. Прямо как пожарные пожар заливают.
А потом я увидел, что еще один слон купаться идет. Только он меньше этого. И мне сказали, что он небольшой, что он еще мальчик. И у него рядом с хоботом два белых зуба вперед торчат.
А все стали смеяться и мне кричать:
— Это клыки! Это клыки!
— А почему у большого нет?
Никто ничего не говорил, только один дядя сказал, что тот слон — мама. И что «вот у твоей мамы усов нет, так и у той слонихи клыков нет». У слоних клыков не бывает. А эта слониха взяла набрала воды в хобот да как дунет на нас водой! Так все и побежали. Все очень смеялись, и я тоже.