Жванецкий что такое 60 лет
6 факторов достойной старости: цитаты Михаила Жванецкого
Как жить, чтобы жить? Однажды такой вопрос задали сатирику Михаилу Жванецкому. В ответ он составил список, выполнение пунктов которого со временем преобразуется в достойную старость.
Первый
«Главное — не заболеть. Болезнь поставит вас в тупик. Лекарства, больницы, коридоры. И вам будет не до этих размышлений…»
Болезнь, действительно, рушит все планы и ставит в тупик. Многие болезни человек может предотвратить, отказавшись от собственных вредных привычек и пристрастий.
Второй
«Стараться сохранить чувство собственного достоинства. Для себя. Оно действительно никому не нужно, это не анекдот. Оно не нужно даже вам. В местах, где надежность человека определяется именно отсутствием собственного достоинства, оно выглядит дико. Как принято говорить, вас никто не поймет, и будут урезать зарплату до тех пор, пока вы не уедете в тайгу. Непонятно, почему это так, не скажу, преследуется, как изживается. Почему так ценится готовность поддакивать, совсем не свидетельствующая о готовности сделать или даже о попытке посоображать на заданную тему. Сохранить достоинство можно только уходя. Уходя домой. Уходя от телефона. От книги. От газеты. И все-таки. Его надо пытаться сохранить, потому что у многих есть дети».
Жванецкий с грустью замечает, что словосочетание ЧСД, встречается в наши дни разве что в анекдотах. Но нужно его холить, лелеять и взращивать. Для самих себя. Не соглашаться на унизительные условия труда, уходить со скучного фильма, никому не поддакивать, не держать рядом с собой неприятных людей.
Многие живут под лозунгами «наглость второе счастье» и «тащи с работы каждый гвоздь», очень ценным стал навык «устраиваться» в жизни. Но это устройство, как правило, граничит с тем, что сначала надо у одного человека что-то отобрать, чтобы оно стало твоим. Работу, деньги, мужа или жену. Мечту, перспективу.
Сделки с совестью дадут результат, а вот грязь с души уже не отмоется.
Третий
«Появилось довольно много противозачаточных средств. Ими надо пользоваться. Это предохранит от многого. В частности, от вопросов: «Папа, почему?»
Почему современные люди все больше отказываются от радостей материнства и отцовства? А старшее поколение не понимает их и пристает с расспросом: «Что не рожаете-то? Даст бог зайку, даст и лужайку. Вот мы в свое время…» и идет перечисление, как стирали руками, сушили над головой, выживали в холодных бараках.
Не всем ныне живущим дана возможность стать хорошими родителями и обеспечить ребенку счастливое детство. Иногда лучше не делать, чем делать плохо.
У меня есть сосед, живет один. Он хвалится направо и налево, что у него семеро детей от разных жен, и что его, 40-летнего, 25 летний сын уже на машине катает. Многодетный отец, завидуйте. По факту он семерым женщинам жизнь испортил своим неумением жить в браке.
Четвертый
«Жить напряженной духовной жизнью. Как? Выбор за вами. Изучать труды древних греков, расшифровывать надписи на скалах, шахматы. Или уединение, самосовершенствование. Читать вечерами. Тяжелую классическую литературу, что будит мысль, будоражит душу, напоминает о достоинстве, уважении независимости, выводит на улицу с горящими глазами».
Пятый
«Выражение «У каждого свои неприятности» сейчас теряет силу. Ибо они какие-то общие. Как сердечно-сосудистые заболевания. Разница в причинах, положивших вас в отделение, незначительная – НТР, ИТР, ДНК, СНС. Короче, общение. Стараться не общаться. Поменьше выходить на улицу, невзирая на риск удлинения контактов с телевидением. Накаленность возникает не от людей, но прорывается на людей».
Если не можете долго сидеть дома, отправляйтесь на просторы природы, куда глаза глядят, на край света. Или исследуйте в одиночку родной район. От себя, как говорится, не убежать. Но от общества можно.
Вы ничего не потеряете, если замените разговор со своим приятелем «ни о чем и обо всем» на пару страничек книги писателя с хорошим словарным запасом и слогом. Послушаете приятную, расслабляющую музыку, или, напротив, потанцуете перед зеркалом под ритмичный мотив. Положительных эмоций будет явно больше.
Шестой
«Помнить, что все хорошо! Еда есть. Одежда. Тепло зимой и жарко летом. Черное море и небо. Песни, женщины, которые прекрасно живут, устраивают детей, борются с мужьями. Есть кино, есть работа, есть люди, которые живут теми же заботами и гомонят, как чайки, вокруг нас, так какого же вам черта читать все это, когда бьют часы и пора куда-то?!»
Новое видео:
СЕРЕБРЯНАЯ АКАДЕМИЯ
Поиск по этому блогу
Михаил Жванецкий, 85: «Главное, чтобы старость не кончалась»
Мне не хочется говорить слово «старость», лучше будем говорить «старение». Так вот, старение должно быть рабочее. Это когда ты занят — не знаю чем, но ты занят, у тебя куча дел. Поэтому, если есть такая возможность, то работайте до последнего — это самое главное.
Юбилейный концерт Михаила Жванецкого «Отметим!», приуроченный к 85-летию писателя-сатирика, с аншлагом прошел 3 марта в Концертном зале имени Чайковского в Москве.
— Чтобы старость не кончалась. Этой мой лозунг. Мой возраст дает больше счастья, но меньше удач. Больших удач я уже не жду. Бывает, что-нибудь хорошее напишешь, но чаще бывает, что найду старое, что еще не читал на публике, и перепишу.
— Есть у меня на эту тему: старость — это бесконечная проверка змейки брюк, хотя внешней угрозы никакой. Ну а окончательная такая старость — это пиджак, заправленный в брюки. Или кто женился на молодой — тот расплатился сполна: она его никогда не увидит молодым, он её никогда не увидит старой. Самое главное, что старость — это наше будущее. Нам долго вбивали, что дети — наше будущее. Это неправда. Детей ты не увидишь, когда они будут пожилыми, а вот старость — это твоё настоящее будущее. Ты, когда видишь пожилого человека, понимаешь: ты точно будешь таким. Если доживёшь. Есть старость красивая, ухоженная. Я видел спикершу конгресса в Америке в Вашингтоне. При виде сзади 30 лет вид спереди — 70, если ты случайно попал на лицо.
Ещё, конечно, очень хорошо стареют богатые. Некоторые даже покупают остров. Тогда можно жениться на молодой. Ключи от катера — только у тебя, и никуда она не денется. И гости никогда не приедут, если у них нет договорённости, что ты встретишь их на катере. Вот такое пребывание с женой молодой на острове — тоже достойная старость, замечательно!
Бывает хорошая старость у врачей, особенно знаменитых. Благодаря высочайшей квалификации они уже даже издали могут поставить диагноз. Вот он, когда видит, что я поднимаюсь на 4-й этаж, спрашивает: «Чего вы так дышите?» И говорит, что не так. Вот такой врач для живого человека — это просто счастье. А та молодёжь, которая лечит стариков. Я иногда краем уха слышу сюсюканье: «Ручку поднимите, пожалуйста, глазик закройте. Ножку можете согнуть? Чуть-чуть приподнимитесь». Старик чувствует, что он уже не старик — он уже идиот — и ему явно угрожает что-то плохое. Потому что вот это: «глазик», «вам не трудно промокнуть себе веко?» — очень напрягает и унижает.
Я не хочу быть стариком
Из нового монолога Михаила Жванецкого
Журнал «Огонёк» №6 от 19.02.2018, стр. 8
В моей записной книжке 66-го года, ноября: «Я не хочу быть стариком. Я не хочу быть стариком. Я не хочу быть стариком. »
Три крика.
Сегодня февраль 2018 года.
И что с того, что не хотел? И что с того, что не хотел?! Что?!
Услышал бы меня Господь.
Он точно слышал.
Он просто понял — от какого идиота. Представляю!
Если б меня услышали.
Я бы не сел в автомобиль.
Я б сына не увидел.
Не посадил за стол сто человек.
Я бы моря не увидел из своего окна.
Я бы прохладу летом не включил.
Не знал компьютера.
И не узнал свободы.
И не увидел проводы трех пареньков в Москве.
То главное, что видел в жизни.
Я не прочел бы Оруэлла, Ницше, Пруста.
Себя бы не прочел.
Что делать. За продолжение жизни мы платим старостью. За старость платим смертью.
Кто виноват, что все так дорого?
За право повидать, как взрослым станет сын, услышать, что он скажет, я должен был болеть, лечиться, кашлять.
Но я обязан был увидеть другую жизнь: отели, яхты, переполненные магазины.
Автомобили, лезущие друг на друга.
Японский рыбный рынок.
Греческие острова.
Себя в Карнеги-холл.
Как бы увидел, если бы не постарел?
Я много дал.
Я дорого купил.
Я заплатил годами, силой, остроумьем, успехом, женщинами, красотою ранней смерти, столь любимой у нас в стране.
Остаться в памяти красивым, сильным и молодым.
Я выбрал путь труднее.
Я старел, седел, ушел из ежедневного употребления, из популярности.
Я отдал все, чтоб только посмотреть: газеты, спонсоры, помады, памперсы и интернет.
Дошел, увидел.
Михаил Жванецкий, 2018
Михаил Жванецкий: О возрасте
«Я люблю, когда концерт начинается и заканчивается одинаково»
3 марта Михаил Жванецкий вышел на сцену зала им. П.И. Чайковского под овации, зал встретил его стоя. Два с половиной часа Жванецкий читал свои произведения и говорил о любви, о памяти, о своей родной Одессе, о проблемах отцов и детей. 6 марта сатирику исполнилось 85 лет.
— Ну, подошел к черте, на этой черте всем интересно, как оно там? Вот я отвечаю: «Хорошо!» Этот возраст укладывается в формулировку — «наслаждение старостью».
—Только надо постараться совместить душу с телом, потому что они разного возраста. Душа младше
— Когда меня спрашивают: «Эм-эм, сколько вам лет?» Я говорю: «Заткнись, мальчик, все будет хорошо, главное, чтобы старость на кончалась».
— Главное, что я заслужил к 85 годам – хорошая публика. Причем она везде хорошая: умная, слушающая, слышащая, понимающая. Что в Москве, что в Мюнхене, что в Калуге. Высшая радость для меня – видеть полный зал. Это очень освежает артиста. Сразу выздоравливаешь. Своей публикой я горжусь.
Все желают здоровья.
А здоровье только для работы.
И работа только для дальнейшей работы.
Пока мыслишь, ты живёшь для такого же.
Михаил Жванецкий. Три монолога о трех возрастах женщины
Вряд ли кто-то еще так же гениально может написать о женщинах, как Михаил Жванецкий. Тонко, хлестко, с юмором. В каждой строчке подмечена невероятная обезоруживающая правда жизни о повседневном быте, мыслях и чувствах прекрасного пола. Три монолога. Три возраста женщины. Михаил Жванецкий. Наслаждайтесь!
О молодых женщинах
Женщины, подруги, дамы и девушки! В чем радость и прелесть встреч с вами? Почему вы созданы такими? Нежная кожа, эти глаза, эти зубы и волосы, которые пахнут дождем. Этот носик и суждения по различным вопросам.
Товарищи женщины, дамы и девушки! Назад! Вы уже доказали: вы можете лечить, чинить потолки, собирать аппараты, прокладывать кабель. Хватит! Назад! Обратно!
В поликлиниках женщины, в гостиницах женщины, в ресторанах женщины, в цехах женщины.
Где же прячутся эти бездельники?
Она ведет хозяйство, она прописывает мужа и сидит в техническом совете. Она и взрослеет раньше, и живет дольше. У нас в новых районах одни старушки, где же старики. А вот бездельничать не надо – тогда будем долго жить.
Пьем, курим, играем в домино, объедаемся, валяемся на диванах, а потом же в претензии — мало живем. Морщины в тридцать, мешки у глаз в тридцать пять, живот в сорок. Кто нами может быть доволен?
Они, конечно, зарабатывают больше нас, наши женщины, с этим мы уже смирились.
Они выглядят лучше, с этим мы тоже смирились. Они одеваются красивее. Сейчас мы пытаемся что-то предпринять — жабо, кружевные воротнички, броши на шее… Ну куда?! С лысиной на голове и брошью на шее далеко не уедешь. А какие у нас походки от долгого лежания на диванах и сидения в креслах на работе? Вы видели эти зады, черпающие землю. А зубы — от курения, употребления соленого, сладкого. Горького и противного. А глаза, в которых отражается только потолок.
Наши милые дамы, наше чудо, наше украшение. Вставать рано, собирать детей и этого типа на работу. Самой на бегу проглотить маленький кусочек, успеть причесаться, кое-что набросать на лицо. Прийти на работу — и выглядеть. И в обед занять очередь в четырех местах и все успеть. И прибежать домой, накормить детей и этого типа. И бегать, и вытирать, и шить, и починять.
А утром будильник только для тебя. Для тебя будильник, как для тебя огонь плиты, для тебя толпа и давка, для тебя слова, шипящие сзади. А ты поправишь прядку, и бегом. И любят тебя как раз не за это: к этому привыкли. Любят за другое — за кожу твою, за ресницы твои, за губы, и слабость, и нежность твою. И тебе еще надо умудриться, пробегая в день пятьдесят километров, оставаться слабой.
И ты умудряешься: пойди пойми, что главное.
И я тебя люблю за все. Только прошу, остановись на бегу — на работе, дома, встань стройно, посмотри в зеркало, поправь что-то в лице. Чуть сделай губы, чуть глаза, реснички вперед и наверх, покачайся на красивых ногах и опять… А мы ждем тебя. Ждем всюду. С букетиком и без. Со словами и молча. На углу и дома. Приходи! И в дождь, и в снег… И — не все ли равно.
О женщинах за 40
Я жду появления в нашей стране женщины около сорока пяти, стройной, ухоженной, ненакрашенной, ироничной, насмешливой, независимой, с седой девичьей прической.
Пусть курит, если ей это помогает.
Пусть будет чьей-то женой, если ей это не мешает.
Это неважно.
Её профессия, эрудиция второстепенны.
Но возраст — не меньше сорока.
И юмор, царапающая насмешка, непредсказуемость и ум.
Все это не редкость. Одно порождает другое.
Такая женщина — ценность.
Она возбуждает то, что не употребляется в сегодняшней стране. Ответный огонь, ум, честь, юмор и даже совесть, не применимую ко времени, которое не знает, что это такое. Как пунктуальность, твердость слова и прочее, что не имеет значения во время полового созревания целой страны.
Та, о которой речь, и услышит, и поймет, и ответит, и научит, и главное — ей есть что вспомнить. Как и вам.
Какое чудесное минное поле для совместных прогулок.
В нашей стране такие были. Отсюда они уехали, а там не появились.
О женщинах после 50
К тому, что в нашей стране исчезают отдельные люди, мы уже привыкли.
Но у нас внезапно исчезло целое поколение.
Мы делаем вид, что ничего не случилось.
Пропадают женщины.
Пропадают женщины после пятидесяти.
Они исчезли с экранов, они не ходят в кино, они не появляются в театрах.
Они не ездят за границу. Они не плавают в море.
Их держат в больницах, в продовольственных лавках и на базарах и в квартирах.
Они не выходят из дому.
Они не нужны. Как инвалиды.
Целое поколение ушло из жизни, и никто не спрашивает, где оно.
Мы кричим: «Дети — наше будущее»!
Нет. Не дети. Они — наше будущее. Вот что с нами произойдет.
Всю карьеру, всю рекламу мы строим на юных женских телах и на этом мы потеряли миллионы светлых седых голов.
Почему?!
Как девицам не страшно? Это же их будущее прячется от глаз прохожих.
Много выпало на долю этих женщин.
Дикие очереди, безграмотные аборты, тесные сапоги, прожженные рукавицы. И сейчас их снова затолкали глянцевые попки, фарфоровые ляжки, цветные стеклянные глаза.
Юное тело крупным шепотом: «Неужели я этого недостойна?»
Ты-то достойна… Мы этого недостойны.
Мы достойны лучшего.
Мир мечты заполнили одноразовые женщины, которых меняют, как шприцы. Поддутые груди, накачанные губы, фабричные глаза. Все это тривиально-виртуальное половое возбуждение, от которого рождается только визит к врачу.
Вы представляете стихи об этой любви?
Мы изгнали тех, кто дает стиль, моду, вкус к красоте, изящной словесности, кто делает политиков, кто сохраняет жизнь мужей.
На них кричат в больницах: «Вы кто — врач?» «Я не врач, — говорит она тихо. — Но я борюсь за жизнь своего мужа, больше некому в этой стране».
Они — эти женщины — сохраняют для нас наших гениев.
Потеряем их — уйдут и их мужья, люди конкретного результата.
Останутся трескучие и бессмысленные политики и несколько олигархов, личная жизнь которых уже никого не интересует.
Они ее вручают в совершенно чужие руки. Вопрос только в том, станет ли иностранная медсестра за большие деньги временно любящей женой.
Конечно, в редкий и короткий период телевизионного полового возбуждения мы прощаем все очаровательным ягодицам, даже их головки, их песенки, их всяческие бедрышки, их гордость: «Мой муж тоже модель…»
Они правильно, они верно торопятся.
В тридцать лет останутся только ноги, в сорок — глаза, в сорок пять уплывет талия, в пятьдесят всплывут отдельные авторши отдельных женских детективов, в пятьдесят пять — борцы за присутствие женщин в политике, а в шестьдесят исчезнут все.
Хотя именно эти исчезнувшие женщины создают королей и полководцев.
Они второй ряд в политике.
А второй ряд в политике — главный.
Они оценивают юмор, живопись, архитектуру и все сокровища мира, а значит, и оплачивают их через своих мужей.
Я этим летом на одном благотворительном концерте увидел их. Я увидел исчезнувшее в России племя, племя пожилых дам — стройных, красивых, в легких шубках и тонких туфлях — и их мужчин, чуть постарше.
Это была толпа 60, 65, 70, 80, 85-летних.
Они хохотали и аплодировали, они танцевали и играли в карты.
Они заполняли огромный зал с раздвижной крышей.
Это были не олигархи, не министры, не короли.
Это были женщины, лица которых составляют герб Франции.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Я его вызвал
Я его вызвал, и он пришел ко мне с тонометром.
– Вам шестьдесят лет, – сказал он. – Что тут не ясно?
Большой живот – вот результат.
Вам шестьдесят и от чего-то надо отказаться.
Так от чего отказываться будем?
а) Бабы – вычеркиваем.
б) Выпивка – вычеркиваем.
в) Вкусная еда – вычеркиваем.
г) Лежание с книгой – вычеркиваем.
– Что там осталось? – просипел больной.
Остались: свежий воздух, утренний бассейн, вареная морковь, жена.
Неделю пролежал со списком.
Потом восстановил последний пункт.
Последний пункт, он легкий самый.
Одна газета на ночь…
Но там такие гадости, но там такие сволочи, но там такие выборы. Ну, не заснешь, и все… Берешь хоть книгу.
А там такие гадости, а там такие мерзости, там все так мерзко красочно, и так умирают длительно от ран в паху.
Причем все в шестьдесят. Все в шестьдесят!
Ну, как тут не восстановить пункт ж).
И тут оно как завертелось и выстрелило наблюдениями, итогами и меткими словами.
Ну как тут не поговорить чуть-чуть.
Ведь надо же узнать, кто есть…
Прощупать хоть по телефону… людей…
А дома спят. Из мужиков же по ночам почти никто не говорит.
Они все спят от вредности дневного…
Приходится слегка восстановить пункт а).
Слегка… Чтоб жизнь почувствовать.
А там все оживились.
Куда пропал? Что за манеры и когда?
Зачем когда? Я просто так.
Ну просто так когда?
А о здоровье с дамой неприлично. Мы разные. Здоровье разное и разные врачи. За что и любим.
Понастыдили. Нарушил пункт второй по-крупному.
С ним третий. Как же без закуски.
И мужики не говорят так просто. Только с пунктом д).
То есть оплачиваю я их выпивку, депрессию, рукопожатия.
А как там разглядишь копчености во всем масштабе нарушений.
От утреннего кофе отказался, хотя бы потому что наступает он в 16.00.
Ночной обед, дневная баба. Зарядка вечером, а утром мертвый сон. Живот, подагра, ревматизм, ангина, сердце, частый пульс, друзья, копчености, девицы с маринадом.
– Так от чего откажемся? Давай попробуем от новостей.
– Нет, нет, – вновь просипел больной.
– От баб? – Он поглядел на циферблат. – От выпивки, от чтенья на ночь, от ночных раздумий. Ты видишь, что нельзя от одного. Ото всего.
– Ото всего. Ото чего ото всего? И что там остается?
– Прогулки, свежий воздух, овощи, окно.
– И никаких ночных раздумий?
– Когда ответ. Постой, а может, я здоров?
– Вполне возможно. Когда б не результаты измерений…
– Тогда поступим так. Мы список размножаем в двух экземплярах и ищем точки соприкосновения. А если не найдем – то снова соберемся. А если в третий раз не выйдет, тогда исход один.
– Со своим списком каждый. Но список наоборот. Перечисление органов: желудок, печень, сердце, голова, суставы, позвоночник… Кто от чего откажется. И снова соберемся.
Ура! Мы снова живы!
Марку Захарову
Ура! Мы снова живы! Как в один день все становится желтым, так в один день все становится белым. Шестидесятилетие пришло сразу. Одно на всех. С деревьев посыпались все тридцать третьего – тридцать четвертого годов. Евтушенко, Вознесенский, Софи Лорен, Джина Лоллобриджида, Арканов, Захаров и я…
Теперь и не скажешь: как жизнь, старик? – «Сынок». Это уже будет правда…
Пожилые дети, взрослые внуки, юные жены.
Прогулки вместо ходьбы, лекарства вместо вещей, палата вместо квартиры, мудрость вместо ума. И очень здоровый образ жизни, пришедший на смену самой жизни.
Я уже не говорю о работе с молодежью. Они нам – как бы. И мы им – как бы. У нас, как бы, есть что им рассказать. Хотя они прекрасно видят сами и больше боятся увольнения, чем наших воспоминаний.
«Мы боролись. Нам запрещали. Это благодаря нам вы…»
Тут мы стушевались, мальчик.
Мы не умеем пить в зрительном зале и танцевать у сцены. А когда мы держали на плечах наших девочек, мы возбуждались и не видели ничего, и они не видели ничего. Хотя там и видеть было нечего. В основном это были похороны.
Спроси любого из осыпавшихся юбиляров, задай любимый вопрос журналистов: «Что самое веселое у вас было в жизни?» Тебе ответят: «Похороны членов политбюро»7 Это было очень весело, красиво и продолжалось целый год. В магазинах появлялась незнакомая еда, с шести утра по всей стране звучала красивая музыка… А какие играли пианисты, мальчик! Мы не знали, в честь кого, но мы все подтягивались. Торжественно шли трамваи, отменялись концерты. Мы звонили пианистам:
– Володя Крайнев, своими черными рукавами ты напоминаешь грифа над падалью. Только скажи кто, кто, Володя?
– Не знаю, – говорил он. – Это старая запись.
А мы гадали… Брежнев… Подгорный… Косыгин…
Ничто так не сплачивает народ, как похороны руководства.
Тогда мы научились смеяться сквозь слезы. А плакать надо было. Обязательно. За этим очень следили, мальчик. И, если говорить честно, мы тогда жили лучше. Хотя сама жизнь стала лучше сейчас.
Творческие гении – величина постоянная. Как камни на дне. Жизнь поднимается и опускается, то делая их великими и заметными, то покрывая с головой. Чем выше жизнь, тем они менее заметны. С углублением жизни их высказывания как бы мельчают. Они не виноваты. Это меняется жизнь. Всеми вокруг сказано столько, что нечего добавить. Да и в сплошном крике не очень хочется говорить.
Слушай, пацан, хочешь я расскажу тебе, что такое шестьдесят? Если коротко: это испуг в ее глазах, все остальное – то же самое.
Так что ты не бойся. Смелей старей, старик. Там есть свои прелести. Ну, вот это… Уважение… Потом вот это… Без очереди… Потом… ну эти… врачи в друзьях. На юбилее по специалистам ты легко поставишь диагноз юбиляру.
Что еще, пацан? Ну, одежда уже и лишняя. Квартира, как правило. Дача, в принципе. Бессонница в основном. Деньги в детях. Камни в женах. Остатки несбывшихся надежд. Остальные – сбылись…
И очень много лекарств. На окнах, в карманах, в портфеле. «Вот еще это выпью – и полегчает». А чем дороже лекарство, мальчик, тем хуже дела.
И конечно, экстрасенсы, облучатели в друзьях.
– Сейчас мы займемся вашим сердцем, потом я подпитаю вас по мужской части. Подпитать?
– Ну, критериев нет, конечно… Вы вчера трудились, трудились, а я прождал всю ночь и опозорился к утру…
– А я вам сказал: срок действия два часа.
– Ну, это не мне надо было сказать…
Только в этой проклятой, любимой стране, которую многие называют родиной, обыкновенный человек за шестьдесят лет спотыкался головой об 37-й – посадочный. Об 41-й – отечественный. Об 48-й – голодный, Об 53-й – переломный. Об 85-й – перестроечный. Об 91-й – путчевый. Это же надо так кромсать биографию! Что же они хотят там в Америке? Чтоб в этом полуживом состоянии мы думали о вечном? Зачем? Мы просто увидим вечность раньше других.
Это удивительно: мы спрашиваем у всех, как нам жить, – а живем. А живем!
И в этой проклятой, любимой стране, называемой поэтами Родиной, воистину – жизнь отдельного человека значения не играет и роли не имеет. При царизме, социализме, демократизме здесь только веют ветры и клонятся колосья, и жизнь здесь общая для всех.
А если о радостном, – то жидами, наконец, перестали называть только евреев. Это теперь все, с таким трудом живущие на этой земле.