Девушка объелась так что живот раздулся
Вздутие живота. Как с ним бороться?
Частыми признаками проблем с пищеварением становятся вздутие живота и тяжесть в желудке. Вздутие возникает из-за скопления газов в кишечнике, которое может происходить и в норме. Однако при чрезмерном газообразовании (метеоризме) человек начинает чувствовать дискомфорт и ощущение распирания. Игнорировать проблему однозначно не стоит, даже если она слабо выражена.
Почему возникает вздутие?
Вздутие живота и метеоризм могут быть вызваны разными причинами. Но в любом случае это симптомы, указывающие на возможные проблемы с пищеварительной системой. Повышенным газообразованием сопровождается подавляющее большинство заболеваний желудочно-кишечного тракта (ЖКТ). Одной из причин вздутия может являться аэрофагия – заглатывание воздуха во время еды. Происходить такое может из-за разговоров во время застолий, во время быстрых перекусов на ходу и вследствие таких факторов, как курение, некачественные челюстные протезы и др.
Даже у полностью здоровых людей метеоризм может появляться при употреблении следующих продуктов питания:
Что делать, чтобы вздутие не проявлялось?
Простые правила, снижающие риск возникновения метеоризма:
Перед большим застольем или при переедании о предотвращении вздутия * лучше позаботиться заранее. Для этого можно принять капсулу Креон ® 10000 во время еды или сразу после нее. Активные вещества, которые содержатся в препарате, помогают естественному пищеварению, снижая риск появления дискомфорта и тяжести после приема пищи.
Препараты при вздутии живота
Помочь в борьбе со вздутием живота, вызванным недостатком пищеварительных ферментов, могут препараты, содержащие ферменты, сходные с теми, что вырабатывает наш организм.
Что должен «уметь» препарат для улучшения пищеварения? 5
Преимущества Креон ® :
Узнать подробнее, чем отличается Креон ® от других препаратов «>можно здесь.
Первокурсница
Перевод рассказа с FantasyFeeder (ранее выкладывался на фиди.ру)
Первокурсница
(A bit more than 15)
Меган Магро — милая маленькая первокурсница, вместе с которой мы оказались на уроках химии. Очень худенькая и с птичьими косточками — меня просто поражало, как она с такой комплекцией дожила до 18 лет, не разбившись на кусочки. Когда она писала конспект, сразу и не поймешь, где заканчивалась ее ручка и начиналось запястье.
Я, как и большинство вас, читающих это, предпочитаю девиц пышных и сочных, с выпуклостями во всех местах, с округлыми тяжелыми грудями и роскошными ягодицами — в общем, таких, которые способны пережить голод в Сибири. Большая часть моих прежних подружек были девицами фигуристыми, пухлыми и объемистыми — но, увы, все они также просто были одержимы идеей похудания. Я миллион раз твердил им, что они великолепно выглядят, однако им вбили в голову, что красивая — значит, стройная, и сразу после свидания и подбора одежды посногсшибательнее, как только свидание завершалось нужным образом, они немедленно садились на диету. Уверяя, что это ведь для меня. Мои мольбы до них не доходили — они просто не могли поверить, что мужчина захочет иметь в подружках толстуху.
В общем, в университет я прибыл в одиночестве. Многие годы я мечтал как следует раскормить милую худышку, и при одном взгляде на Меган я просто облизывался. Эта девушка обладала потенциалом. Вечно занята учебой, это вам не анорексичная красотка-с-вечеринки. Сидячий образ жизни лишил ее и намеков на пресс, мягко очерченные бедра готовы были раздаться вширь. Большие зеленые глаза, губки бантиком, по-детски пухлые щечки — и тело, которое взывало «Накорми меня!».
Я ответил на зов.
Взять Меган в оборот было непросто, но как-то раз ее взгляд оторвался от конспекта секунд на восемь, и я таки успел назначить ей свидание. Договорились встретиться в закусочной после уроков. Я выбрал ту, где готовили отменные ватрушки с шоколадом, намереваясь соблазнить ее еще толикой десерта после того, что несомненно будет легкой трапезой. Потому как вряд ли в эту стройную фигурку влезет хотя бы один бутерброд.
— Мне, пожалуйста, швейцарский бургер с сыром и двойной ветчиной, и побольше лука. И молочный коктейль с шоколадом. А на закуску, пожалуй, соленья и несколько ломтиков моцареллы, — деловым тоном заказала она.
У меня челюсть отвисла.
— И в тебя что, все это влезет? — рассмеялся я.
— Я весь день не ела! — возразила она, и вряд ли преувеличила.
— От такой стройной девушки я скорее ожидал «стакан воды и пол-порции салата».
— Фу. Ненавижу салаты, — она сморщила носик. — Думаешь, я так каждый раз обедаю? Да меня разнесло бы втрое против нынешнего! Но у меня столько уроков, что на поесть толком и времени-то нет.
Меган втрое против нынешнего? У меня слюнки при одной мысли потекли.
— Когда удается выкроить возможность, я обычно так и ем, — добавила она. — И пусть я лучше буду сытой и счастливой, чем подавлюсь куском диетичечкого картона. Раньше мама следила, чтобы я питалась как следует, но я уехала в университет и теперь некому этим заниматься.
— Тебе повезло, — проговорил я. — Моя основная специализация — кулинария, и я всегда любил готовить для своих подружек.
Чистая правда. Этим они и попрекали меня, мол, я нарушаю их диеты. Я делал для них печенье или готовил что-нибудь из Южной [имеется в виду Южные Штаты] романтической кухни, в знак любви — а в ответ получал лишь возмущенные вопли.
— О, так ты не просто красавчик, но и наделен полезными умениями? — пошутила она, широко ухмыляясь.
— Но обязан тебя предупредить — я не экономлю на малых порциях, так что ты рискуешь немного поправиться.
Принесли моцареллу с соленьями, и Меган набросилась на них.
— Вот и отлично, — прожевав кусок, ответила она, — терпеть не могу, когда меня путают с двенадцатилетними мальчиками.
Я моргнуть не успел, а тарелка уже очистилась.
— То есть правда ты не возражаешь потолстеть? — переспросил я.
— Да и ты бы не возражал, если бы был таким тощим, как я. Думаю, мне понравится. И я всегда такая голодная.
Она поискала взглядом официантку, та уловила намек и без долгих проволочек принесла бургер. Я поневоле улыбнулся, глядя, как она ест — от бургера с луком и коктейля и следа не осталось, а я едва одолел половину своей порции.
— Пожалуйста, скажи, что у тебя там осталось местечко для десерта, — сказал я.
Девушка кивнула.
Меган смела четыре ломтя ватрушки и еще один молочный коктейль. Маленькое мягкое пузико заметно раздулось и округлилось, выпирая из-под рубашки. Она походила на удава, проглотившего антилопу. Я наклонился поцеловать ее, и на вкус она была ничуть не хуже, чем на вид.
На следующий день после уроков талия Меган все еще казалась округлой. Вчера вечером я испек для нее печенье, и когда я презентовал ей полную коробку калорийной выпечки, девушка накинулась на нее как воронья стая на добычу. Я восхищенно наблюдал, как содержимое коробки исчезает в ее стройном тельце, заставляя живот раздуться до вчерашних послеобеденных размеров.
— Проголодалась? — пошутил я, поглаживая ее живот. — Там еще много чего осталось.
— Вообще-то я наелась, — признала она, — но могу найти еще местечко, если все, что ты готовишь, такое вкусное.
— Так ты не против поужинать сегодня у меня?
— Против? Да ты что, после этой-то выпечки! Ни за что не откажусь! Ты великолепно готовишь, жду не дождусь.
Вот это называется повезло! Едва добравшись до апартаментов, я засучил рукава и взялся за дело. Домашний чесночный хлеб; картофельное пюре; тушеные макароны с сыром, щедро сдобренные сверху чеддером с хлебными крошками; курица, жаренная в масле с луком, картофелем-синеглазкой, перцем и солью. В последний миг я поставил в печку багет, чтобы она смогла собрать всю подливку, и сбегал в магазинчик за контейнером лучшего шоколадного мороженого на десерт. Я намеревался завалить ее съестным изобилием, надеясь, что девушка съест даже больше, чем в закусочной. Если я сделаю все как надо, она целиком предастся чревоугодию, забыв и про сегодняшнее печенье, и про вчерашнюю ватрушку.
Меган прибыла раньше, чем я думал, пуская слюнки от вкуснейших ароматов, доносившихся из кухни. Они наверняка сводили ее с ума, после стольких-то месяцев жизни на перекусах от случая к случаю. Я усадил гостью в кресло, подал ей чесночные хлебцы, которые не поместились в хлебнице, и навел финальную полировку на курятину. Птица была нежной и мясистой, с местной фермы. Я надеялся, что Меган вскоре станет такой же сочной и откомленной.
Я принес хлеб, масло, макароны и картофельное пюре, нарезал курицу на сочные, сочащиеся жиром ломтики. Нагрузив тарелку Меган целой горкой пюре и курятины, я полил и то, и другое сочной подливкой. Добавил пару половников макарон с сыром. Вот теперь и подавать не стыдно.
Девушка набросилась на еду, словно умирала от голода, хотя это явно было не так: после сегодняшнего печенья пузико у нее еще выпирало, а сейчас оно начало раздуваться еще сильнее. Приступив к третьей перемене, она вынуждена была расстегнуть брюки, чтобы куда-то вместить всю эту божественную снедь. Кстати, я и крошки не попробовал.
Четвертую перемену она доедала уже медленно, но решительно и целеустремленно. Макарон оставалось еще порядком, курятины — разве что пара ломтиков, а от картофельного пюре — только следы на дне миски. Вместо пятой перемены она придвинула к себе все блюдо с макаронами и попыталась очистить его полностью, но не сумела.
— Хорошая девочка, давай, очищай тарелку, — с ликованием во взгляде сказал я.
— Я б сама с удовольствием, — вздохнула она, откидываясь назад под весом собственного плотно набитого желудка, — но у меня уже челюсти склеиваются.
Я подал ей высокий стакан с цельным молоком, наклонился и погладил ее живот. Тугой как барабан, ни следа мягкости.
— Может, лучше я тебя покормлю? — предложил я, массируя ее твердое как камень пузо.
— Ох, как чудесно… — промурлыкала она, — не останавливайся. Может, я еще сумеею найти немного места… я так хорошо не ела с прошлого рождества.
Я массировал, пока ей не стало лучше, а потом начал скармливать ей остаток макарон с сыром, ложка за ложкой, потом собрал остатками хлеба всю подливку до последней капли, и наконец, начисто выскреб миски из-под курятины и картофельного пюре, потихоньку переправляя все это в ее переполненный живот. Сейчас Меган напоминала змею, проглотившую бегемота, живот был просто огромный, раза в три против вчерашнего.
— Мороженого? — с саркастической ухмылкой спросил я.
— С удовольствием, — простонала она, — но дай я сперва отдохну.
Она повернулась в кресле, и боковой шов на брюках треснул.
— Ты таки сделаешь из меня толстуху, — рассмеялась она.
— Ты сперва хотя бы до нормальных пропорций дорасти, — отозвался я, ущипнув ее за щечку.
— О, я буду вся такая симпатично-фигуристая, — промурлыкала девушка, — пышная грудь, округлые бедра.
О да, я уже себе это представил.
— Продолжай.
— А ты правда хочешь, чтобы я растолстела, — заметила она. — Ты ведь предпочитаешь пышек, так?
— Пышки — это хорошо, верно. Но что я действительно предпочитаю — это раскормить худышку, — я поцеловал ее в шейку. — Я окружил бы ее такой заботой, что она бы у меня стала эдаким колобочком.
— Пожалуй, мне подойдет, — решила Меган.
Я воспринял это как разрешение и начал скармливать ей мороженое. Одолев половину контейнера, она отключилась и заснула.
Пробудилась она от запаха жареной ветчины и гренок с корицей, творогом и клубничным джемом. Все еще сытая после ужина, Меган тем не менее сглотнула слюну и с трудом села. Потом воскликнула:
— Ох, я же вчера напрочь забыла об уроках!
— Не болтай, ешь, — я придвинул к ней большую тарелку с ветчиной, яичницей и гренками.
Она нахмурила бровь, взглянула на возлежащее на тарелке искушение, и сдалась. Запах пробудил в ней аппетит, и девушка одолела полторы порции. Оставшуюся половину я скормил ей, массируя одновременно ее живот и груди. Объевшись до отвала, она снова отключилась, и проснулась лишь за час до начала занятий.
Из кресла ее пришлось вынимать. Живот так раздулся, что ей пришлось расстегнуть рубашку, обнажив две небольшие, но округлые и дерзкие грудки, а также уже-не-небольшой и очень-очень круглый живот. Все остальное у нее оставалось худым, так что Меган выглядела изрядно беременной. Обеими руками она поддерживала снизу живот, переполненный едой так, что он чуть не лопался.
— Бедняжка. Ты не можешь прогулять денек? — спросил я, надеясь скормить ей остатки мороженого.
Она покачала головой. Ну ладно, будет еще вечер.
Вместо рубашки я надел на девушку свой свитер, чтобы хоть как-то ее прикрыть, и отвез ее на занятия. Всю дорогу она молчала, взгляд остекленел от обжорства, а на лекции девушка все силы тратила, чтобы только не заснуть. После занятий я предложил повторить вчерашний обед, но она отказалась.
— Сначала дело, а развлечения потом, — сказала Меган, поглаживая раздутое чрево.
Мы не виделись с ней до следующего понедельника. Все мое разочарование как рукой сняло при виде ее, так сказать, новых достижений. Мой труд уже принес плоды! Девушка раздалась везде, особенно — в бедрах. Завидев меня, Меган с разбегу бросилась мне в объятия и крепко поцеловала.
— Прости, что мы так и не виделись все это время, но я головы от учебников поднять не могла.
А потом покосилась, нет ли кого вокруг, и положила мою ладонь себе на живот.
— Вот, я стала мягче! — гордо заявила она.
О да. Проклятье, ну почему у меня с собой нет никакой выпечки? Мы прошлись в столовую, где взяли пиццу на двоих; все восемь ломтиков уничтожила она, а я пожирал ее глазами.
Всю следующую неделю я провел, откармливая Меган, так, чтобы всякий раз, когда мы расставались, она была самое малое сыта, если не лопалась от обжорства. И ей все это определенно нравилось. Что бы я ни готовил — девушка ни разу не сказала, что это невкусно. Дни сменялись неделями, и вскоре она каждое утро появлялась на занятиях с раздутым до предела животом. После уроков мы гуляли, и я снова кормил ее. Пока Меган делала уроки, я скармливал ей печенье, батончики, ломтики пиццы или пирога, а за ужином она так объедалась, что часто просто вынуждена была остаться на ночь, утром же я готовил для нее плотный завтрак и массировал ее живот, если девушка съедала больше, чем могла. Недели сменялись месяцами, аппетит у нее заметно вырос, а сама она быстро пополнела и превратилась в пухлую молодую женщину.
Сперва у нее раздались вширь бедра, потом брюки начали все плотнее облегать округляющиеся ягодицы. Ляжки полнели и округлялись, покрываясь растяжками под давлением моих блюд. Затем начали полнеть икры, став в обхвате почти такими же, как ее талия когда-то, а живот покрывался слоями мягкой нежной плоти. Сперва ее бедра раздались так сильно, что живот лишь чуть-чуть выдавался вперед, но потом бедра отлились в пышно-обширную форму, а ягодицы и живот стали расти как на дрожжах, уравновешивая друг друга. Груди оставались сравнительно небольшими, но она так поправилась, что даже они выросли размера на три. Руки потолстели и покрылись ямочками, содрогаясь, когда она писала. Щеки располнели как подушки, появился восхитительный второй подбородок и даже начало третьего.
Меган… худенькая птичка Меган… растолстела. Так растолстела, что ляжки у нее при ходьбе терлись одна о другую, пытаясь бегать, она переваливалась с боку на бок, а обильное седалище едва втискивалось за тесную парту. Кости у девушки были легонькие, и потому она была невероятно мягкой, словно плюшевой. Я не раз раздвигал ее роскошные ляжки так широко, как получалось, и наслаждался кк пышной маленькой щелочкой, которая от моих забот также расцвела, подобно спелому плоду. Я поверить не мог, что передо мной та самая худышка, на которую я облизывался в начале семестра… и откуда только возникли все эти кубометры восхититкльной плоти? Эти озера изобильных выпуклостей? Она растолстела, как призовая гусыня, которую силой раскармливают, чтобы печенка стала жирнее. И каждая калория в этом раскормленном теле создана мной. Я взял тощую как щепка девицу и превратил ее в Венеру Виллендорфскую!
Что ж, семестр подходит к концу. Ох и будет для ее родителей рождественский сюрприз!
Шейла
Перевод из Dimensionsmagazine (ранее выкладывался на фиди.ру)
Я завороженный наблюлал, как Шейла расправляется с фахитас. Это была уже вторая порция — а ведь на каждой тарелке было три солидных размеров лепешки с телятиной, сыром и луком, причем с изрядным гарниром из риса, бобов и чипсов-начо. Прикончив вторую тарелку, она поднялась и направилась к стойке за третьей.
72 кило, может, 75 — не так чтобы сильно много, но с шейлиным росточком в 155 сантиметров фигурка ее была весьма пышным вариантом «песочных часов». Черные брюки едва сдерживали напор бедер и ягодиц, заметно покачивающихся при каждом шаге. Красная безрукавка обнажала смуглые пухлые руки — не слишком толстые, но довольно округлые. Большие груди стремились в широкий вырез декольте. Бюстгальтер тесно врезался в мягкую плоть, создавая две пары складок — облегающая блузка никак не могла их скрыть. А ее живот, ее объемистый живот, в котором уже упокоилась солидная порция съестного — но, уверен, это лишь малая толька того, на что он на самом деле способен! Пупок, едва-едва прикрытый подолом блузки — волнительная каверна сантиметров четырех в диаметре, и весь этот океан мягкой плоти вздрагивает и волнуется, когда ее ступня касается земли… Черные волосы до плеч, пухлые округлые щечки — богиня, и только.
Богиня решительно устремилась к стойке с едой. Пора действовать. Я взял поднос и шагнул за ней.
— Привет, Шейла, — я расплылся в ухмылке, слегка ущипнув ее за мягкий бочок.
Девушка, прекрасно зная о наличии у себя излишков веса и не слишком этому радуясь, отнюдь не одобрила того, что кто-то хватает ее сзади и сгребает полную ладонь мягкой плоти. Она отпрыгнула в сторону и взвизгнула.
— Эй, ты чего? С тобой все в порядке? — я изобразил озабоченность.
— А… Не, Джим, все нормально, ты меня просто застал врасплох. Как ты?
— Полный порядок. Вот, пришел перекусить, тут классно готовят. — Я сгреб на тарелку большую порцию фахитас с телятиной и перцем и вручил ей. — Вот, попробуй, тебе понравится.
Ну еще бы не понравилось, она уже шесть таких лепешек умяла.
— Знаю, я уже парочку съела. Действительно вкусно. И с рисом и начо тоже хорошие.
— Ах вот как, — я мысленно улыбнулся и плюхнул ей в тарелку изрядную порцию названного гарнира. — Одной порции оказалось мало, нужна добавка?
— Ну… вроде того. Я в первый заход взяла только одну лепешку и чуток риса и начо, на попробовать. Возьму вторую тарелку, и все, хватит.
— Бери, конечно, не голодать же тебе.
Мы вернулись к ее столику, я сел рядом. На столе стояли две тарелки с остатками, которые вилкой было уже не собрать — можно сказать, девушка вылизала их дочиста.
— Хм, тут стоят две тарелки — или нам их подбросили, или кто-то скушал несколько больше, чем утверждает, — при этом я легонько шлепнул ее по пузу, отчего Шейла аж подскочила.
— Слушай, отвяжись, у меня с утра крошки во рту не было.
Что-то мне подсказывало, что это не так, но доводить красотку до кипения я не собирался.
— Нет вопросов, разве ж я тебя в чем-то ограничиваю? Так как у тебя делишки?
Мы немного поболтали, пока она расправлялась с содержимым тарелки.
— Ух, эти фахитас вышли слишком острыми. Может, сделаешь девушке одолжение, сходишь за водой?
— Сколько угодно. — Вот только «вода» пожалуй не лучший выбор, кока-кола покалорийнее будет. Я принес ей большой стакан.
— Спасибо. — Она осушила залпом едва не половину, потом прикончила тарелку и потихоньку допила колу. Мы продолжали болтать. Шейла откинулась на спинку стула, живот под блузкой изрядно округлился. Покушала девушка более чем хорошо.
— Тебе еще принести? — Не дожидаясь возражений, я сбегал к стойке и принес ей еще пару фахитас и риса. — Вот, возьми.
— Благодарю.
Шейла надкусила лепешку, в которую я снова добавил изрядную толику перца, и я принес еще порцию колы. На сей раз она ела медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек, но через полчаса тарелка опустела, и объевшаяся девушка со вздохом отодвинулась от стола. Потом посмотрела на стойку с десертами, где как раз обновляли ассортимент. В глазах вспыхнул явственный интерес.
— О боже, у них там мои любимые бисквиты! Пожалуйста, принеси мне ма-аленький кусочек, ну пожалуйста!
— Да не вопрос. — Стал бы я бегать за маленьким кусочком! Уж если брать, так что посолиднее, я сгреб на тарелкуп примерно треть целого бисквита.
— Большое спасибо! — глаза Шейлы блестели, она, похоже, даже не заметила, сколько я ей притащил, девушка просто взяла вилку наперевес и атаковала пирог. Через пять минут противник был расчленен и уничтожен. — Знаю, знаю, я и так слишком много съела, но можно мне ЕЩЕ ОДИН кусочек?
Второй кусочек размерами не уступал предыдущему — но я заметил, что пока я ходил за бисквитом, Шейла расстегнула штаны. Солидный живот с радостью заполнил освобожденное пространство, давая девушке возможность расправиться и с этой порцией в столь же короткие сроки. Под тяжестью пуза молния на штанах потихоньку ползла вниз, а край слишком тесной блузки начал вздергиваться вверх, оголяя полоску пышной плоти.
Я легонько ткнул ее в бок, стараясь попасть в эту самую полоску.
— Что, вкусный пирог?
Шейла попыталась втянуть пузо, но разумеется, ничего не получилось. И отозвалась:
— О да, просто божественный. И вообще… кажется, меня хватит еще на один кусочек. Если только ты будешь таким же милым и принесешь его, если можно, с сахарной пудрой, хорошо?
— Всегда пожалуйста.
Да, вот это я понимаю любительница покушать! Еще один громадный кусок калорийнейшего бисквита с сахарной пудрой. Шейла уже дышала, и то с трудом, но в итоге осилила и эту порцию. Потом мы еще немного посидели и поболтали, она потихоньку приходила в себя. Пора было уходить.
— Ну ладно, все, ПОСЛЕДНИЙ кусочек.
Этот уже действительно был последним. Затем она, не иначе как соизволением божьим, ухитрилась застегнуть штаны, а я помог ей встать. Раздувшийся живот полусферой выпирал из тесных штанов и блузки. Мы медленно вышли — она опиралась на мою руку и, кажется, с облегчением вздыхала, что наконец-то с внезапным приступом обжорства покончено.
— Ты на машине? — спросил я.
Шейла покачала головой, и я предложил подвезти ее. Со вздохом облегчения она плюхнулась на сидение моего крошечного спортивного авто, машина обиженно скрипнула.
— Уфф, ну я и обожралась. Сама поверить не могу, как в меня СТОЛЬКО влезло. Растолстею, видит бог… или просто лопну.
— А вот так легче не будет? — Ловким движением я расстегнул ей штаны, и раздувшееся пузо вырвалось на волю. Шейла чуть не взорвалась от ярости… но тут прислушалась к себе, поняла, что так действительно намного легче, и с улыбкой откинулась на спинку сидения. Огладила обеими ладонями внушительное пузо, начала его массировать. «Обожралась» это еще мягко сказано.
— Сегодня побила все рекорды, а? Покушала солидно. — Я снова легонько шлепнул ее по пузу.
На этот раз девушка просто наклонила голову, поглаживая округлое чрево.
— Мягко говоря. Неделю теперь на еду смотреть не смогу. — Ага, конечно. — Так, здесь налево, мой дом четвертый от угла по правой стороне… Слушай, может, зайдешь на минутку?
— С удовольствием. Планов на вечер у меня не было.
Я припарковался у живой изгороди, вышел, обошел машину с другой стороны и открыл ей дверцу. Она развернулась, уперлась ногами в землю и протянула мне руки, чтобы я извлек ее из машины, что и было благополучно проделано. Мы медленно зашагали к дверям, Шейла обеими руками поддерживала туго набитое пузо.
— Родители в отъезде, ключ под половиком.
Мне, конечно, следовало нагнуться и самому его достать, но я не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать, как это будет делать она.
Девушка медленно наклонилась, сокнула колени. Складки на боках выбрались из-под блузки, обнажая заодно верхний краешек заднего фасада. Она подцепила ключ, но когда клала половик на место — потеряла равновесие и чуть не упала носом вперед. Тут уже вмешался я, сцапав ее под грудью и поставив на ноги. Возможно, комплексующей из-за своих габаритов Шейле не очень понравилось чувствовать мои лапы там, где эти габариты невозможно было не заметить, но уж лучше это, чем носом в пыль. Мне самому также пришлось потрудиться, приводя ее в вертикальное положение — я в общем парень неслабый и поднять 75 кило или сколько там в ней для меня труд невеликий, но это если бы я мог как следует ее обнять, а так, фактически одними ладонями, и чтобы не задеть переполненного пуза — это уже непросто. Я попытался осторожно опустить ее на землю, но сантиметрах в пятнадцати от земли ладони мои соскользнули и, в попытке удержать падающую девушку, перехватили ее немного повыше. Спустя очень-очень долгую секунду я неохотно выпустил ее груди. Шейла развернулась с сердитым видом, но не смогла удержаться от улыбки.
— Спасибо. Прости.
Открыла дверь. Мы вошли, она сразу провела меня к себе в комнату.
— Садись и — ну, не знаю, делай что хочешь, я пока переоденусь. Буду через пару минут.
— Ладно, не спеши.
Мне хотелось пить и я сходил на кухню за стаканом воды. Возвращаясь, услышал из ванной:
— Еще минутку погоди. Я где-то там оставила халат, так что закрой глаза, ладно?
Какой же я иногда умный. Мгновенно заметив халат, я сунул его под кровать. Потом услышал ее шаги, подождал секунд десять и вошел в спальню, увидев Шейлу в одном белье — примерно на размер меньше нужного. Она аж подпрыгнула.
— Джим! Я думала, ты там… — Попыталась прикрыться чем-то, потом вздохнула. — Ладно, неважно. Я в конце концов не голая. Ты моего халата не видел?
— Извини, нет. Очень жаль. — Какой я все-таки хитрый!
— За что извиняться-то, ты не виноват. Ну раз халата нет… ты же не будешь возражать, если я пока похожу вот так вот? Другой домашней одежки все равно нет… после такого ужина я все равно больше ни во что не втиснусь. Переросла весь свой гардероб, — пожаловалась Шейла, поглаживая выпирающую полусферу живота.
— Конечно, я не возражаю, чего возражать-то?
— Спасибо. Может, составишь мне завтра компанию — хочу пройтись по магазинам и купить новые шмотки? А то ходить не в чем.
— Если хочешь — пожалуйста. Только, чур, плачу не я, а то знаю я вас женщин, вам на тряпки несколько сотен спустить — раз плюнуть.
— Ха-ха-ха. Не переживай, родители мне оставили штуку баксов на расходы. Они уехали в круиз на три недели. Три дня назад. Спасибо. — Я лишь улыбнулся в ответ. — Господи, как же я устала. Вчера пол-ночи не спала. Все тело ноет. Надо бы лечь. Хочешь, посиди рядом.
Мы переместились на двуспальную кровать.
— Ты умеешь делать массаж спины?
— Конечно.
Она повернулась и попыталась лечь ничком, но потом снова перевернулась на спину.
— Нет, не получится. Слишком объелась. — Шейла снова погладила раздувшееся пузо. Я присоединился, и через минуту она просто лежала и улыбалась от удовольствия, а я вовсю гладил ее мягкий-мягкий живот. — Оххх, как хорошо… не останавливайся, Джим, только не останавливайся… знаешь, я плохо выношу, когда кто-то или что-то мне намекает на то, как я разожралась… но почему-то когда ты вот так вот меня гладишь, не чувствую ничего неправильного.
— «Разожралась»? Было бы о чем говорить. Сколько ты весишь-то? — Главное — вполне уместно, правда?
— Утром было 72. На той неделе — 71.
— Не так уж и много. У тебя крепкие ноги и вообще много мышц, так что вполне резонный вес.
Мы сидели вот так часа два, наверное. Потом девушка наконец решилась перевернуться на живот, а я сделал ей обещанный массаж. Спиной я не ограничился, потихоньку спустившись ниже — бедра, ягодицы и ноги тоже получили свою долю внимания (сама же сказала, ВСЕ тело ноет). Наконец Шейла задремала. Был уже второй час ночи. Я пристроился рядом, поглаживая ее, и сам покемарил до половины шестого. Потом тихо поднялся и поехал домой.
По дороге мне попалась кондитерская, они как раз открывались. Я притормозил, взял корзинку свежей, оглушительно горячей выпечки — две дюжины пончиков с глазурью и четыре громадных калача с сыром и сосисками, — развернулся, вернулся к Шейле и оставил корзинку на кухонном столе, а сверху положил записку — мол, как проснешься, позвони, мой номер такой-то. Потом наконец добрался до дому и плюхнулся в постель.
Телефонный звонок поднял меня в полдвенадцатого.
— Алло? — отозвался я, пытаясь придти в себя.
— Ну как есть соня. Просыпайся и приходи.
— Договорились, дай мне минут десять.
Сжевал тарелку хлопьев и в путь. Шейла встретила меня в дверях, «одетая» как вчера, полусъеденный пончик в руке.
— Заходи. Зря ты принес мне пончики — я между прочим пытаюсь блюсти фигуру. — Она ухмыльнулась. — И вовсе не так, как ты вчера вечером подумал.
Я тоже ухмыльнулся и легонько шлепнул ее по мягкому бедру.
— Проходи в гостиную. Спорт любишь? Обожаю Спортцентр, там Кенни Мейн, он такой дуся.
Симпатичная, пышечка, любит покушать и спортивные каналы. Это не девушка, а просто клад.
— Люблю, конечно.
Мы расположились на диване. Одеться Шейла и не подумала. На кофейном столике лежала одна пустая коробка из-под пончиков, и вторая, в которой еще осталось штук семь. И корзинка с последним калачом. Под любимую программу она продолжала грызть выпечку; к полудню и то, и другое закончилось, и она пошла наконец одеваться «для выхода в люди». Живот ее слегка покачивался, выпирая из слишком тесного белья сантиметра на три; грудям также было явно тесно в бюстгальтере; бедра при каждом шаге весело вздрагивали. Несмотря на солидный вес, двигалась девушка довольно быстро. Я минут пять еще сидел, сражаясь с собственной восставшей плотью, и тут в дверях снова возникла Шейла, по-прежнему в одном белье.
— Сушилке еще минут десять крутиться, — объяснила она. — А пока там после рекламы вроде анонс следующего выпуска крутят.
И неожиданно села прямо мне на колени. Да, фактурная девица. Я обнял ее за талию и погладил животик. Наощупь мягкий — мягче, чем вчера вечером. А ведь завтрак был более чем солидный!
— Ты не голодная? — поинтересовался я.
— Нет, но места в желудке еще полно. Мне, правда, вообще не следовало завтракать, и так не знаю как втиснусь во вчерашние джинсы.
— Ну в крайнем случае пойдешь прямо так, — улыбнулся я и пару раз ущипнул ее за бока где помягче. Она хихикнула, отчего ее живот заколыхался. Потом обняла меня левой рукой за плечи и, все так же сидя у меня на коленях, отклонилась назад. Прямо передо мной оказался ее бюстгальтер — вернее, выпиравшее из него пышное содержимое.
Тут, как всегда, не вовремя пискнуло реле сушилки; Шейла попыталась подняться, при этом мой нос уткнулся ей в левую грудь. Со второй попытки она все-таки сумела встать, я только и успел, что шлепнуть ее по попке. Через минуту девушка вернулась, пытаясь натянуть джинсы. Круглые коленки протиснулись без проблем, а вот дальше понадобилось приложить силу. С изрядным трудом Шейла впихнула в джинсы свои широкие бедра и задумчиво посмотрела на застежку. Ха-ха. Втянула живот и потянула изо всех сил. Все равно между пуговицей и петлей осталось сантиметра полтора.
— Нужна помощь, — усмехнулась она и улеглась мне на колени, выгнув спину. Я уминал живот девушки, а она тащила пуговицу к петле. В итоге мы победили, она встала, потеряла равновесие и плюхнулась на меня всем весом. Хорошо, что Шейла такая мягкая. Обтянутые джинсами бедра казались еще шире, живот нависал над поясом сантиметра на полтора. В облегающую блузку девушка втиснулась с несколько меньшими усилиями, между джинсами и краем подола образовалась полоска голого живота.
В шесть сорок семь меня грубо растолкали и пожаловались «я голодная». Ладно, ответил я, поднялся, снова пожарил оладьи и яичницу, и принес ей прямо в постель вместе со стаканом шоколадного молока (Шейла его обожала). С полной тарелкой девушка расправилась практически не просыпаясь, икнула, допив молоко, и плюхнулась обратно на подушку. Я лег рядом, поглаживая ее живот, и также заснул. Часиков в одиннадцать мы проснулись уже окончательно, я приготовил очередную порцию оладьев и яичницу, теперь уже с сосисками и беконом. Шейла смела все без остатка.
— Вот интересно, сколько весит моя малышка?
— Ну, я сижу на строгой диете. Так что где-то 50-55 кило.
— Ага. На Марсе. — Я ущипнул ее за бока. — Весы в доме есть?
— Где-то есть. Погоди, сперва доем — очень сосиски вкусные. Ты чудесно готовишь, я бы и от добавки не отказалась.
Это всегда пожалуйста.
Насытившись наконец, Шейла направилась в ванную, где стояли весы — старые, с ручной балансировкой.
— Без одежды будет точнее, — заметил я.
— Наверное, ты прав. А то кто его знает, из какого брезента нынче шьют шмотки. — Девушка сбросила все, кроме трусиков; груди, более чем пышные, задорно торчали сосочками вперед. Взобравшись на весы, она принялась перемещать гирьки. — Два дня назад было 72. Так… 73… 75… 78. Шесть кило за два дня. Недурственно. Конечно, в основном это в желудке, но все это обжорство мне точно обойдется где-то в килограмм жира.
— Если не больше, — я сгреб в горсть складку у нее на боку. Шейла хихикнула.
— Два дня назад я ненавидела себя за это. А ты изменил все мое восприятие. Но если тебе покажется, что я стала слишком толстой — обязательно скажи, и я перестану есть.
— Ага, конечно. Ты — и перестанешь есть? Сильно сомневаюсь.
— Думаешь, не смогу? Спорим: следующие два дня я на жесткой диете — вода, лист салата и пара крошек хлеба. Просто чтобы показать тебе, что я могу продержаться и на лагерном пайке!
— Договорились. А если не выдержишь, я посажу тебя на СВОЮ диету и буду кормить, пока ты не пожалеешь, что Господь изобрел желудок!
— Заметано!
Шейла удивила меня. С полудня и до самой ночи она съела в общей сложности менее пятисот калорий. Но посреди ночи девушка проснулась и выскользнула из постели — я бы и не услышал, но когда она открывала дверь спальни, у нее очень громко заурчал желудок. Я притворился, что сплю, а потом тихо поднялся, прокрался за ней и подсматривал, пока она выгребала все, что нашлось в буфете и в холодильнике. Через полчаса, умяв съестного на целый взвод, Шейла икнула и довольно погладила раздувшийся живот. Убрала все следы преступления и собралась обратно в спальню.
Я выпрыгнул в коридор поямо перед ней, обвиняюще указывая на округлое пузо.
— Ты помнишь наш уговор?
— Ну и? — горделиво вздернула она подбородок, проскользнула у меня подмышкой и метнулась в спальню. Впрочем, я быстро ее поймал, поди побегай с таким пузом. Посмеялись и забрались обратно в кровать.
— Кормить меня будешь уже завтра.
— Ладно. В ресторанах съестного побольше, чем на кухне.
— ‘Еезет… — с набитым пиццей ртом выдохнула она. На щеках, подбородке, шее и груди — сальные пятна. Блузка расстегнута, штаны расстегнуты, раздувшееся пузо тяжело лежит на коленях.
— Что-что? Не слышу.
Шейла прожевала пиццу, проглотила.
— Не лезет больше. Все, не могу.
— Да ну брось, остался последний ломтик пиццы, потом бургеры — и все! Давай, ты можешь. Все равно ведь съешь. Я не отступлюсь — руки-ноги у тебя связаны, а откажешься открывать рот — отшлепаю по пузу, что будет крайне неприятно, учитывая, сколько ты уже умяла.
Я поднес ломтик пиццы к ее губам и она с явными усилиями одолела его. Но на бургерах заартачилась, и я звонко шлепнул ее по пузу. Тугое как барабан, факт, девушка более чем объелась. На столе — коробка из-под «семейной» пиццы и громадная миска, где была вермишель. Остались два больших бургера. Может, это и грубо, но уговор есть уговор — я силой открыл ей рот и принялся буквально запихивать их ей в глотку. Шейла едва не лопнула, секунд на десять даже сознание потеряла. Но — выдержала, и через пятнадцать минут с бургерами было покончено. Она устало, но торжествующе улыбнулась мне. Я улыбнулся в ответ, освободил ее, поцеловал и погладил подрагивающее от напряжения пузо. Потом стащил с нее штаны. Дальнейшее оставляю воображению читателей.
Когда ее родители наконец вернулись, Шейла весила 86 кило и с трудом влезала в те одежки, что купила на второй день. При родителях, впрочем, она поправлялась далеко не столь космическими темпами, к лету набрав еще где-то пяток килограммов. Впереди у моей 91-килограммовой красавицы был кошмарный лагерь. Мы договорились, что оттуда она мне о своем весе писать не будет.
В середине августа она вернулась, и тем же вечером я приехал к ней.
— Привет, Джим! — встретила она меня в дверях.
Я чуть не рухнул на месте.
— Ну как? — Девушка прошлась передо мной, как на подиуме, в тех же джинсах, что носила перед отъездом. Только тогда эти джинсы облегали ее подобно второй коже, а живот нависал над поясом.
Она обняла меня. Груди у Шейлы стали меньше, хотя оставались вполне достойных габаритов для ее росточка. Ладони мои сомкнулись на ее мускулистой спине.
— Что они с тобой там сотворили? Куда делось все остальное? — я ткнул ее в живот. Туда, где живот когда-то был. Кубиков пресса под блузкой не прощупывалось, но роскошная мягкая округлость исчезла без следа.
— Ну, мне там показали, какой мне следует быть. Похудела на 34 кило. И чувствую себя ГОРАЗДО лучше. Там я была толстухой. А теперь все отлично, я могу ходить куда угодно и все думают, что я красавица.
— Да, но как же я? Мне ты нравилась как раз такой. Я ОБОЖАЛ тебя именно такой.
— Ну, уж прости, но теперь я — такая.
Мы молча смотрели друг на друга.
— Ничего, я все равно тебя люблю, какой бы ты ни была.
Она улыбнулась и снова обняла меня. А я знал, что все равно своего добъюсь и как-то откормлю ее обратно.
Две недели спустя. Вряд ли она поправилась хоть на полкило. Выглядела точно так же. Впрочем, мой план потихоньку претворялся в жизнь. Шейла строго блюла диету, но не могла устоять перед моими фруктовыми коктейлями, куда я добавлял сахар и мед. Я на голубом глазу заявлял, что они не просто вкусные, но и очень полезные — что в принципе правда, если только знать меру. Шейла же поглощала их буквально литрами… и все равно ее фигура оставалась прежней. Тогда я добавил в рецепт мороженое. Вкус Шейле понравился еще больше. Ну, кажется, дело на мази.
Месяц спустя. Кажется, работает, очень потихоньку. Поправилась до шестидесяти, то бишь на пару кило. Стала лишь самую чуточку мягче, и то если знать где щупать. Но наступает осень, многие любимые шейлины фрукты отходят. Мне частенько удавалось уболтать ее на обычный коктейль из мороженого уже без фруктов. Плюс в холодную погоду она не будет бегать так активно… Да, немного усилий, и моя пышечка вернется.
Еще месяц. Фруктов нет, есть обычные молочные коктейли. И просто молоко, само собой, не обезжиренная водичка. Аппетит возвращается. Девушка все чаще ест со мной, а не только пьет «полезные коктейли». Вес 66, наконец-то снова появился мой любимый животик. Округляется зад, увеличились груди, а одежда трещит по швам, что лишь добавляет Шейле привлекательности.
День Благодарения. 69. Приглашаю ее к нам на ужин — после того, как она, соблюдая семейную традицию, съест полный праздничный обед (сытный ужин шейлина родня не признает).
— Можно мне еще картошки. Пожалуйста, передайте клюквенный соус… Ой, а можно мне еще чуточку индейки.
Она ела, ела и ела, а у меня сердце радовалось. Я наполнял ее тарелку, она улыбалась и очищала ее. Так продолжалось дольше часа. Потом семья потихоньку расползлась по углам, я привел ее к себе в комнату, уложил на большой диван и включил ящик — там показывали какой-то футбол. Девушка обеими руками поддерживала живот, раздувшийся от всего съеденного. Через некоторое время триптофан (если вы не в курсе, в индейке его полно) взял свое и она отключилась прямо у меня в объятиях. Моя пышечка вернулась. Я тоже задремал.
В два часа ночи она проснулась. Мы спали часов семь, и разумеется, Шейла снова хотела кушать.
— Я немного проголодалась, милый, не принесешь мне чего-нибудь? Сандвич с индейкой, например?
— Ну наконец-то твой аппетит вернулся. И животик. Я уж думал, никогда больше его не увижу.
— Я что, по-твоему, толстая? — оскорбленно взвилась она.
— Ну, местами, — фыркнул я и пощекотал ее животик и бока.
— Прекрати… не… смеши… меня… вовсе… я… не… толстая!
— Ага, а это что такое? — я прекратил измываться и несколько раз ткнул ее в бока и в пузико.
И тут ее накрыло. Она ТОЛСТАЯ, и толстой останется. Девушка разрыдалась, я обнял ее и принялся утешать. Одно к одному, и вот мы уже на диване и активно ласкаем друг друга, а потом прямо там и занялись куда как более приятным делом. Потом, утомленные и довольные, уже готовы были уснуть, но тут шейлин живот протестующе взвыл.
— Так где там мой сандвич? — вопросила она.
К рождеству Шейла весила 77 кило. К февралю — 81. Потом ее родители снова отправились в месячный круиз по европам, и мы провели этот месяц с обоюдной пользой и удовольствием, будьте уверены. Каждый вечер мы посещали тот ресторанчик, где впервые встретились. Шейла раздалась до 92 кило. Родители рвали и метали, но она их больше не слушала. Познав как изобилие, так и аскетизм, девушка решительно предпочитала первый вариант.
В начале лета Шейла весила уже 103, а в конце августа — 109. Родители отступились, разве что теперь не столь охотно выделяли дочери средства на обновление гардероба, который она постоянно перерастала. Я не возражал: мне нравилось видеть Шейлу в слишком тесных шмотках. 120 стало своего рода порогом, после которого девушка поправлялась уже очень медленно, хотя аппетит оставался прежним. Я был без ума от моей прожорливой красавицы.
Замуж (за меня, конечно — что я, дурак, упускать такое сокровище?) Шейла выходила 130-килограммовой. От «песочных часов» остались лишь старые фото, раздавшаяся в талии новобрачная напоминала наливное яблочко. Вот и прекрасно, кто бы возражал. Мы счастливы и возврата к былому не желаем.
А живот моей любимой продолжает расти.