Дуранда в блокаду что это
Набираю это слово на Яндексе. Ну правильное «научное» значение: жмых, остатки от семян масло содержащих растений после того, как из них выжмут масло. Применение: отличный корм для скота. И всё? Не могу найти того значения, которое я вынес в заголовок, и которое является самым главным для меня и вроде бы должно быть таким же для обширной своры борзописцев с придыханием пишущих о блокаде.
Скота в городе да и вообще домашних животных не стало уже после первых месяцев блокады. Дуранда стала целиком доставаться людям. Конечно её можно было размачивать, размалывать в муку и т. п. Но настоящим лакомством она была в первоначальном виде, в виде крепких камней выходивших непосредственно из-под пресса. Достаточно чтобы осколочек такого камня входил в рот. Что конфеты? Их острый плебейский вкус исчезал уже после пары минут. Дуранда во рту излучала тонкий вкус и аромат подсолнечного масла и медленно сгрызалась несколько часов. Божественно!
Конечно, как и всякое лакомство она была довольно редким гостем в блокадном меню, но всё-таки! Масложировой завод работал на полную мощность всю блокаду и хотя конечно этого масла из рядовых ленинградцев никто не видел.. но уж дуранда вся шла им. Клич «Дуранду дают!» поднимал даже умирающих.
Вынужден предупредить тех, кто увлечённый моим описанием достанет кусочек современной дуранды и попытается насладиться ею. Теперь масло не только выжимают, но и извлекают с помощью мощных растворителей. В жмыхах уже ничего не остаётся, а без этого. даже вкус прессованных опилок лучше.
Дуранда в блокаду что это
В годы блокады Ленинград был не просто осаждённым городом, жители которого пытались выжить вопреки голоду, холоду, бомбёжкам и страданиям. Он превратился в целый обособленный мир с сильными и мужественными людьми, со своими порядками и, можно сказать, со своим языком. За 900 страшных дней и ночей в лексиконе ленинградцев появилось много слов, используемых для обозначения предметов блокадной жизни.
Из-за отсутствия табака в городе ленинградцы изготавливали его самостоятельно из подручных средств. Берклен — это курительная смесь из опавших берёзовых и кленовых листьев. Их просушивали, перемалывали и начиняли полученным порошком сигареты и папиросы.
Выковыренными называли людей, вывезенных из блокадного Ленинграда в другие города. Такое название прижилось благодаря созвучности со словом « эвакуированные».
Граммиками ленинградцы ласково называли свой ничтожный паек — 125 г хлеба в сутки на человека. Блокадный хлеб более чем на половину состоял из опилок, жмыха, целлюлозы и обойной пыли. Для большинства жителей осаждённого Ленинграда этот хлеб был единственной пищей, и они съедали его, не теряя ни одной крошки.
Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская
Даже под непрекращающимися артобстрелами в условиях страшного голода ленинградцы не теряли чувства юмора, что и помогало им выживать. Так дистрофию — истощение, которым страдал каждой второй житель города — очеловечили и придумали ей полное имя: Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская. В то время шроты, измельчённые и обезжиренные семена растений, служащие для корма животным, считались настоящим деликатесом, а о тарелке щей с говяжьей вырезкой оставалось только мечтать.
В первый год блокады в ленинградских магазинах ещё продавался жмых — спрессованные бруски отходов, оставшихся от производства муки. Такие куски жмыха называли дурандой. Её распаривали в кастрюле до консистенции каши или же запекали, добавляя в лепешки из дуранды последние остатки сахара: получались своеобразные конфеты. В самую страшную и голодную первую блокадную зиму дуранда спасла жизни сотен тысяч ленинградцев.
В январе 1943 года жители блокадного Ленинграда всего за 17 дней проложили на левом берегу Невы 33 км железной дороги, соединявшей осаждённый город со страной. Блокадники строили мост через Неву, пока фашисты обстреливали их с Синявинских высот. Из-за повышенной опасности работ сами ленинградцы назвали прокладываемую дорогу Коридором смерти. В результате по этой железной дороге в Ленинград доставлялось 75% всех грузов, а по Дороге жизни через Ладогу — лишь 25%. Один эшелон на железной дороге заменял полторы тысячи « полуторок». Однако к тому времени Дорога жизни была уже воспета, поэтому о Коридоре смерти с его страшным названием знали только ленинградцы.
Кровавым ленинградцы называли пересечение Невского проспекта и Садовой улицы. В годы блокады здесь располагалась трамвайная остановка, поэтому это место очень часто подвергалось вражеским обстрелам. В августе 1943 года на Кровавом перекрестке в результате фашистской бомбёжки погибли одновременно 43 человека.
Во время блокады истощённых детей-дистрофиков, находящихся на лечении в стационаре, называли крючками. Из-за сильной потери веса маленькие дети худели настолько, что походили на обтянутых кожей скелетов, а их позвоночники выдавались вперед, что и повлекло за собой подобное сравнение.
Пеленашками ленинградцы называли обёрнутые в простыни трупы, перевозимые жителями блокадного Ленинграда на санках к месту захоронения. Эти простыни и тряпки заменяли умершим гробы.
Первое время в блокаду ленинградцы варили кашу из отрубей. Такая еда была совершенно безвкусной, некалорийной. Кашу называли « повалихой» — считалось, что после употребления её в пищу человека сразу же клонило в сон.
Понятие « хрусталь» появилось в первую суровую блокадную зиму и не имело никакого отношения к благородному виду стекла или сервизу. Этим словом называли промёрзшие и окоченевшие трупы, которые лежали на улицах блокадного Ленинграда.
Литейный мост всегда пользовался в городе на Неве дурной славой: при его возведении погибли десятки, а потом он стал местом притяжения самоубийц со всего города. Когда фашисты начали беспрерывно обстреливать Литейный мост из-за его близости к Дороге жизни, жители блокадного Ленинграда окончательно поверили в то, что мост проклят, и стали называть его Чёртовым.
В годы блокады ленинградцы устроили своеобразный огород перед Исаакиевским собором: там они выращивали капусту. Правда, полноценные кочаны на площади не росли — выходили лишь отдельные зелёные листья, которые называли хряпой. В первую блокадную зиму хряпу солили и квасили, а во вторую — ели с постным маслом.
Долиной смерти ленинградцы называли площадь Ленина и Финляндский вокзал. Именно отсюда начиналась знаменитая Дорога жизни, по которой в осаждённый Ленинград доставлялось продовольствие и всё необходимое для жизнеобеспечения города. Немцам было известно об этом, и они бомбили Финляндский вокзал практически круглосуточно.
Дуранда была деликатесом для пацанов блокадного Ленинграда
В одном интервью уважаемый профессор, на чье детство выпали 900 дней блокады Ленинграда, признался, что в его памяти те дни сохранились как дни жуткого страха и полчища крыс. Юрий ПЕРЕЛЬЦВАЙГ тоже пережил блокаду в юном возрасте. Судьба к нему благоволила, он был одним из тех немногих детей города на Неве, кому довелось выжить. О стойкости и мужестве защитников Ленинграда написано немало. Предлагаем рассказ Юрия Перельцвайга о его жизни в осаждённом городе, который гитлеровцы собирались стереть с лица земли.
Перед началом войны семья «врага народа» Соломона Перельцвайга, сосланного в лагеря, жила в Ленинграде на Московском проспекте, неподалеку от Новодевичьего монастыря. Для тех, кто знаком с городом на Неве, заметим, что именно за этим монастырем находились знаменитые Бада-евские склады. На этих складах в то время, по разным оценкам, находился неприкосновенный запас продовольствия, рассчитанный лет на 20-25. В сентябре 1941 года при первых массированных бомбежках весь НЗ Бадаевских складов был уничтожен. Склады горели неделю, после пожара ленинградцы пытались найти на пепелище продукты питания, но находили лишь жженый сахар, все остальное было бесповоротно уничтожено огнем.
С того времени обстрелы и бомбежки стали постоянными спутниками военной жизни ленинградцев. Кольцо блокады сомкнулось.
Из школы, в первый класс которой Юрий Перельцвайг пошел в сентябре 41-го, учеников перевели в подвал дома напротив, где теперь и проходили уроки. А к декабрю первого года войны, после смерти учительницы, занятия и вовсе прекратились, и дети из дома на Московском проспекте остались предоставленными сами себе.
Первую блокадную зиму Юра прожил вдвоем с бабушкой, Ниной Александровной, на Московской заставе, так как мать работала на заводе и находилась там же на казарменном положении. В те дни прифронтовая зона проходила в двух трамвайных остановках от их дома. А у ДК имени Ильича, под мостом окружной железной дороги, располагался фронтовой КПП. С крыши же дома на Московской заставе можно было увидеть бои на Пулковских высотах.
В то время у детворы на Московском проспекте самой популярной игрой было соревнование, кто первым после объявления воздушной тревоги по радио добежит до сирены во дворе, чтобы крутить ручку ревуна, оповещая всех о налете фашистской авиации.
Зимой 41-го года, когда открылась ледовая дорога через Ладогу, матушка Юрия настаивала на том, чтобы сын с бабушкой отправились на Большую землю. Но, по словам Юрия Соломоновича, его бабушка — человек железной воли, отказалась наотрез от этих предложений дочери. Так маленький Юра остался в блокадном Ленинграде.
Рядом с домом, где жили Юра с бабушкой, находился военно-морской госпиталь. Туда по просьбе врачей стали приходить соседские ребятишки. Они читали раненым книги и письма, помогали убирать палаты.
Время от времени во двор госпиталя приезжала машина-пятитонка. И медсестры с ходячими ранеными грузили в нее трупы. Пацанам доставалась работа полегче — они ходили по улицам и собирали окоченевшие трупы ровесников.
По признанию Юрия Соломоновича, к трупам, обстрелам, крови и стонам раненых они привыкли быстро. Быть может, все дело в юном возрасте, когда дети не так восприимчивы к боли и ужасам. А быть может, и действительно любой человек привыкает со временем ко всему. Тем более что кровь, обстрелы, стоны, которые окружали ленинградцев каждый день и от которых ни у кого не было возможности спрятаться, были сутью блокадной жизни.
Блокадные 125 граммов
Перепадало пацанам съестное и за работу в госпитале. Подкармливали медсестры и сами раненые.
А однажды матери Юры позволили привести сына с собой на завод и там, вот где было счастье, его угостили НАСТОЯЩЕЙ КАШЕЙ. С тех пор, как вспоминает Юрий Соломонович, замечательный вкус той самой каши не удалось воспроизвести ни одному кулинару. Но самым главным блокадным деликатесом была «дуранда» — плитки прессованного жмыха, слаще которого для детей окруженного врагами города на Неве все военные годы не было ничего.
Летом 42-го всем жителям Ленинграда пришлось переехать с окраин города за границу Обводного канала, все мосты которого на случай прорыва фашистов были заминированы и подлежали уничтожению. Так Юрий с бабушкой перебрались к Финляндскому вокзалу, к тете. Ее дом примыкал к знаменитым Крестам — ленинградскому следственному изолятору. Недалеко отсюда находился завод, где работала мать. Жить стало немного легче. Зимой поддерживала ледяная дорога через Ладогу, летом ленинградские партизаны с боями доставили в город большой обоз с провизией.
В сентябре 42-го Юра вновь пошел в школу, а еще через год Юра с бабушкой уже вернулись в дом на Московской заставе.
В шестиэтажный дом на Московском проспекте, где жил Юра с бабушкой, за всю блокаду попало шесть снарядов. Но, к счастью, никто от них не погиб. Однако трагических случаев на памяти Юрия Соломоновича было немало.
После окончательного снятия блокады (это произошло 27 января 1944 года) первыми в город вошли ленинградские партизаны. Они шли огромным строем через весь город. У ленинградских мальчишек самым шиком считалось прорваться через шедших по краям колонны автоматчиков и пройти в строю с партизанами по улицам города. Откуда им — маленьким блокадникам было знать, что большую часть партизан после этого парада разоружат и отправят в лагеря.
В то же время на восстановление разрушенных домов в Ленинграде стали привозить пленных немцев. Одной из первых акций, которую провело командование Красной Армии, стала показательная казнь шестерых гитлеровцев. Приговоренных к смерти поставили на кабины автомашин. Пятеро из обреченных вели себя спокойно, а один, самый молодой, по рассказу очевидца Юрия Соломоновича, просто бился в истерике. По команде — машины тронулись с места.
Собравшиеся на казнь ленинградцы смотрели на происходящее молча.
Быть может, представляли, как фашисты вешали наших партизан и солдат.
И все же, как тогда показалось маленькому Юре Перельцвайгу, жалости к обреченным в тот момент было больше, чем ненависти.
Час памяти
«МЫ СКОРБЬЮ ПЛАТИМ ВАМ И ВОСХИЩЕНИЕМ», посвященный Дню снятия блокады Ленинграда, состоится 20 января в 13 часов в библиотеке № 8, ул. Герцена, 250. Телефон для справок 29-97-13.
Дуранда в блокаду что это
Одним из самых страшных воспоминаний ленинградцев, переживших блокаду, был, несомненно, голод. Если верить изданию « Blockade Leningrads 1941-1944: Dossiers» (« Блокада Ленинграда», редактор Петер Ян), от голода в Северной столице погибло 641 803 человека. Поэтому неудивительно, что большинство слов, появившихся в эти страшные годы, были связаны с продуктами питания и болезнями.
Граммики
К началу блокады все население Ленинграда эвакуировать не успели. Как утверждает автор книги «Военная история России ХХ – начала ХХI веков» Ю. С. Рябцев, тогда в Северной столице насчитывалось около 2,5 миллионов жителей. Запасов продовольствия катастрофически не хватало, поэтому даже нормы выдачи хлеба по карточкам регулярно сокращались. Уже 20 ноября 1941 года была установлена норма в 125 граммов хлеба, состоявшего из отрубей, соевой муки, жмыха и даже целлюлозы. Однако даже эти кусочки ленинградцы ласково именовали «граммиками».
Повалиха
Несмотря на такие ничтожные нормы продуктов, жители блокадного Ленинграда находили в себе силы шутить и выдумывать забавные названия для новых блюд. Так, как указывает Наум Синдаловский в своей книге «Петербург в армейском мундире: военная столица России в городском фольклоре», кашу, которую ленинградцы готовили из отрубей, они окрестили «повалихой». Считалось, что это блюдо обладает снотворным эффектом и в буквальном смысле валит с ног.
Блокадное пирожное
«Придумывали» изобретательные жители Северной столицы и незатейливые лакомства, которые получали «доблокадные» названия. Например, В. П. Коровушкин в своем «Словаре русского военного жаргона» упоминает о «блокадном пирожном». Так ленинградцы называли тонкий кусочек эрзац-хлеба (от немецкого Ersatz – заменитель), на который был намазан толстый слой горчицы, посыпанный солью и перцем. По словам Игоря Чернышева, автора книги «На морском охотнике: записки морского офицера», ленинградцы считали такое «пирожное» вкусным, полезным, а главное очень питательным.
Дуранда
Питательной казалась блокадникам и так называемая «дуранда». Дурандой, как пишет Анатолий Даров в своей книге «Блокада», именовали прессованные отходы маслобойного производства, которые нередко заменяли хлеб. Дуранду поначалу продавали в магазинах, но впоследствии ее с трудом можно было достать даже на черном рынке. Несмотря на то, что дуранда и в самом деле являлась отходами производства, Александр Берлин в своих мемуарах «О блокаде Ленинграда и о другом, о чем не могу забыть» утверждал, что дуранда казалась ему тогда вкуснее теперешних конфет. Дуранду действительно сосали, а также добавляли в лепешки или попросту разводили водой до консистенции каши.
Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская
Тем не менее ленинградцы старались не падать духом и подчас иронизировали даже над собственным бедственным положением. Так, голодающих, то есть по сути самих себя, жители осажденного города именовали дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская. Этот шуточный «диагноз» — вовсе не набор бессмысленных слов. Как уверяет Наум Синдаловский, автор «Словаря петербуржца», шротами называют измельченные семена, которые, как правило, предназначены для кормления скота. Шроты считались в блокадные годы настоящим деликатесом. Безвырезовская же, по мнению Синдаловского, является своеобразным намеком на мясную вырезку, а точнее на ее отсутствие.
Выковыренные
Но если «диагноз» дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская блокадники не считали обидным, то прозвище «выковыренные» неприятно резало слух. Именно так, если верить воспоминаниям жителей Ленинграда, приведенным в издании «Блокада Ленинграда. Народная книга памяти», называли жители других городов тех, кого эвакуировали из Северной столицы. По мнению советского художника Евгения Ухналева, написавшего книгу «Это мое» и тоже пережившего блокаду, такими «определениями» ленинградцев «награждали» потому, что никто в стране, кроме самих «выковыренных», не знал, что творилось в Ленинграде и что такое блокада на самом деле.
Продовольственные тайны блокадного Ленинграда: сто кило масла за танк
«Серое платье променяла на дуранду»
После 75-летия снятия блокады Ленинграда обсуждение спецпайков и привилегий в умирающем городе продолжается. Мы постарались собрать в этой публикации наиболее достоверные сведения о том, что делала и как жила в окруженном врагами городе партийная, научная и творческая элита.
Фото: wikipedia.org/RIA Novosti archive/Boris Kudoyarov
Начнем с того, что группы людей, которым обеспечивалось улучшенное питание, в блокадном Ленинграде были.
Партийное и советское руководство города и его районов, люди, возглавлявшие крупные производства, важнейшие предприятия и организации городского хозяйства имели право на так называемое литерное питание.
Оправдание подобной привилегии выглядит вполне логично. На главных руководителях – высших партийцах и исполкомовцах, директорах и главных инженерах, – лежала ответственность по организации обороны города, эвакуации, снабжению ресурсами фронта и тыла. Человек, ослабленный развившейся дистрофией, просто не смог бы справляться с подобными обязанностями, руководить сотнями и тысячами подчиненных.
По мнению исследователей, в общей сложности таких «литерников» насчитывалось в самый трудный период блокады не более сотни, хотя впоследствии, когда ситуация со снабжением несколько улучшилась, этот список был значительно расширен. Увеличенные пайки доставляли по месту работы или предлагали забирать в особом, неизвестном для простых граждан «пункте снабжения».
Известно о существовании в городе спецраспределителя, где отоваривались продуктами «прикрепленные». Этот «продовольственный Клондайк» работал в знаменитом «елисеевском» – Гастрономе № 1 на Невском проспекте. Сам магазин был вскоре после начала войны закрыт, однако со двора существовала заветная дверь, в которую стучались люди, включенные в особый список.
Не так давно были опубликованы воспоминания одной из ветеранов-блокадниц, Нины Ивановны Спириной, которая некоторое время в 1942 году работала в этом магазине. Она описала увиденное там поразившее ее изобилие: колбасы, кофе, фрукты и овощи.
Были и еще несколько категорий граждан не из числа начальников, которым официально полагалось дополнительное питание. В числе них – заболевшие дети, беременные женщины, доноры-добровольцы (таких в блокадном кольце даже в суровые 1941-42 гг. насчитывалось почти 10 тысяч!) А еще – профессиональные альпинисты, выполнявшие трудную и весьма опасную работу по маскировке высотных объектов в городе.
Некоторым жителям – работникам тыла, руководство давало временное прикрепление к одной из организованных в Ленинграде столовых усиленного питания.
Как правило, счастливчиками в первую очередь оказывались инженерно-технические сотрудники важных промышленных предприятий, высококлассные специалисты, некоторые художники, занятые выполнением заданий по созданию агитационных материалов – те из них, кто особо страдал от прогрессирующей дистрофии. «Курс лечения» в такой спец-столовой помогал людям хоть немного окрепнуть и более эффективно выполнять свою работу.
Вот что вспоминала Лидия Филиппова, которой в начале блокады было 25 лет. «Я работала в номерном научно-исследовательском институте Наркомата обороны в Ленинграде. Была младшим научным сотрудником. В 1942 году на заводах и у нас в институте были открыты пункты для особо истощенных, я входила в их число.
В течение 10 дней нас кормили, давали суп и даже немного красного вина. Затем следующую партию, которую отбирали врачи. Супом мы не могли делиться с остальными, за этим строго следили, так мы на «буржуйке» сушили хлеб и передавали товарищам».
Судя по всему, в числе «укрепляющих организм» оказывались порой и работники из числа обслуживающего персонала столовой. Подтверждением тому может служить запись, которую оставил в своем дневнике один из посетителей заветного «питательного заведения» художник-баталист Иван Алексеевич Владимиров: «Опрятные и чисто одетые официантки расторопно разносят подносы с кушаньями и стаканы чая. За порядком наблюдают «распорядительницы». Это живые и весьма убедительные доказательства, какую пользу здоровью приносит человеку «усиленное питание» в «фабрике-кухне».
Сколько сливочного масла в одном танке
Теперь несколько слов о цене жизни ленинградцев. О тех неофициальных, спекулятивных «тарифах», которые существовали в осажденном городе на продукты – главную, спасительную «валюту» для жителей.
Фото: wikipedia.org/RIA Novosti archive/Boris Kudoyarov
Вот фрагменты из дневников блокадных лет:
«Вчера Татьяне принесли полкило пшена за 250 р. Даже я поразилась наглости спекулянтов, но все же взяла». (Сотрудница Публичной библиотеки М. В. Машкова, 20 марта 1942 г.)
«Я пошла на Сытный рынок, где была барахолка. Взяла свои платья. Голубое крепдешиновое я променяла на один килограмм хлеба. Это было плохо, а вот серое платье променяла на килограмм 200 грамм дуранды (так называли жмых – авт.). Это было лучше». (Зинаида Александровна Лихачева, жена будущего известного академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, начало 1942 г.)
«Ура! М. И. принесла за крепдешиновое платье 3 кило хлеба.» (И. И. Жилинский, начальник отделения Управления дорожного строительства Октябрьской железной дороги, 10 февраля 1942 г.)
А вот еще красноречивые цифры блокадных цен: весной 1942-го у спекулянтов можно было купить сливочное масло из расчета 1800 рублей за кило. (Для сравнения: танки Т-34, на покупку которых в годы войны устраивались многочисленные кампании по сбору средств среди населения, стоил около 150 000 рублей. То есть чуть меньше 100 килограммов нелегально продаваемого масла).
Но, помимо успешного решения проблем с добычей продовольствия, у жителей был и еще один вариант спасения: выбраться за пределы блокадного кольца. Конечно, людей вывозили в соответствии с составляемыми в «руководящих кабинетах» общими списками, однако своей очереди можно было прождать долго. – Ведь транспортное сообщение с «большой землей» было весьма ограничено, – лишь два пути: на самолете или по «Дороге жизни» через Ладожское озеро.
Находились люди, которые, пытаясь спасти себя от смерти в осажденном, яростно обстреливаемом врагами городе, не скупились на деньги. Одна из блокадниц записала в своем дневнике на исходе зимы 1942 года: «Эвакуация – тоже прибежище спекулянтов: за вывоз на машине – 3000 р. с головы, на самолете – 6000 р.».
Съедобная краска
Как жилось в городе, оказавшемся отрезанным о страны кольцом вражеской блокады, людям науки? Это сейчас, в связи с заварухой вокруг фильма «Праздник», особенно интересно оценить.
Тут следует учитывать одну важную деталь. С точки зрения «кремлевцев», руководивших войной с гитлеровскими захватчиками, необходимо было обеспечить максимальную работоспособность высококлассных специалистов, которые занимались важными для военных и хозяйственных нужд страны вопросами. Немало таких оказалось в начале войны и в Ленинграде.
Когда вокруг Северной столицы замкнулось кольцо блокады, «наверху» предприняли меры по эвакуации этих людей. Известно, что осенью 1941-го из Москвы в Смольный поступило распоряжение: организовать переброску на самолетах из города нескольких десятков известных ученых, а также крупных деятелей культуры. Однако большинство из тех, кто значился в этом почетном списке, отказались воспользоваться предоставленной им возможностью. В частности замечательный хирург, академик, генерал-лейтенант медицинской службы Юстин Юлианович Джанелидзе категорически заявил: «Я никуда из Ленинграда не уеду!»
Кто-то из оставшихся в блокадном кольце крупных ученых, ведущих сотрудников научных институтов получал дополнительный паек, однако объемы такого подспорья вряд ли были значительны и отнюдь не всегда могли спасти людей от голодной смерти. Красноречивым подтверждением тому являются цифры, опубликованные в одном из справочников на основании изученных архивных документов времен войны.
Фото: wikipedia.org/RIA Novosti archive/Boris Kudoyarov
К концу 1943 года от истощения организма, болезней и ран в Ленинграде умерли 3 академика, 5 членов-корреспондентов, 22 профессора и доктора наук. А за все 900 дней блокады в городе скончались от голода и ранений, полученных при бомбежках, почти 500 сотрудников академических научных учреждений.
Некоторые служители науки показали примеры настоящей самоотверженности. Наверное, самый показательный случай – эпопея с сохранением уникальной коллекции Всесоюзного института растениеводства. Она включала в себя собранные за долгие годы образцы сельскохозяйственных культур – расфасованные по мешочкам и ящикам десятки тонн редких и элитных сортов семян, клубней.
Лишь часть этой коллекции успели эвакуировать до того, как вокруг города замкнулось вражеское кольцо. Оставшиеся тысячи образцов культур в течение всей блокады хранились в здании на Исаакиевской площади. Вместе с этими коробками и мешками находились сотрудники института. В труднейших условиях они сумели сохранить коллекцию практически полностью.
Бывало, под вражеским обстрелом отправлялись на поиски дров, чтобы хоть как-то отапливать помещение-хранилище, ведь иначе семена и клубни могли погибнуть от мороза. И даже в самые голодные месяцы, люди, изнемогавшие от голода, не посмели взять из доверенного им собрания хоть пригоршню риса, пшеницы или несколько картофелин. Коллекция была спасена, но почти три десятка сотрудников Института заплатили за это своими жизнями.
Оставшиеся в блокадном Ленинграде ученые оказали неоценимую помощь в обеспечении жителей и солдат на фронте продовольствием. Как такое возможно? Они придумывали способы, технологии превращения несъедобного в съедобное.
Например, обратили внимание, что в городе с мирного времени сохранилось на складах довольно много краски, изготовленной с использованием растительного масла. Группа физиков и химиков разработала метод, позволявший «выгонять» съедобное масло из краски, инженеры спроектировали соответствующее оборудование. Вскоре в Ленинграде работало несколько установок по «перегонке» краски. На выходе получалось вполне пригодное в пищу растительное масло. Правда, оно сохраняло характерный красочный запах, но голодающим людям было уже не до таких пустяков.
На одном из складов обнаружили около 4 тысяч тонн хлопкового жмыха, который до войны использовался в качестве промышленного сырья. Вот бы добавлять его в муку для увеличения массы выпекаемого хлеба! Однако просто так сделать это было нельзя: ведь жмых содержит ядовитое вещество, опасное для здоровья человека. Специалисты взялись экспериментировать и нашли выход: нужно подвергнуть жмых высокотемпературной обработке, при которой ядовитый компонент полностью разрушается. Так город получил добавку в несколько тысяч тонн для выпуска пайкового хлеба.
Еще на «хлебную» тему. Одним из весомых компонентов, используемых хлебопеками в блокадном Ленинграде, была целлюлоза. В нормальных условиях этот «продукт» к пищевым не относится, а те довольно значительные запасы, которые находились в Северной столице, изначально предназначались для выпуска бумаги. Но в условиях практически полной изоляции огромного города от остальной страны на целлюлозу взглянули, как на добавку в пайковый рацион жителей.
Специалисты из ленинградского Института гидролизной промышленности занялись разработкой технологии, позволяющей за счет процесса гидролиза превращать целлюлозу в пищевую добавку. Задача была успешно решена как раз к началу зимы 1941-го. Так что целлюлозный компонент оказался весьма значимым (до 50%) дополнением в тех самых наиболее скудных пайках ленинградцев, которые они получали в ноябре-декабре. Без переработанной в добавку целлюлозы даже 125 граммов эрзац-хлеба в день жителям выдавать не смогли бы.
Фото: wikipedia.org/RIA Novosti archive/Alexey Varfolomeev
Ученые того же Института гидролизной промышленности смогли выполнить и еще одну очень важную работу. Они создали технологию, позволяющую получать из обычной древесины белковые дрожжи. Этот весьма питательный компонент пригодился для приготовления многих продуктов и блюд.
Можно упомянуть о заслугах ленинградских ученых-химиков в предотвращении развития у людей авитаминоза и массовых заболеваний цингой в блокадном городе. Была разработана технология и спроектировано оборудование, позволившие наладить для ленинградцев массовое производство витаминосодержащих напитков из хвои, листвы деревьев, цветков.
Букет на ужин
Артисты, художники, писатели, музыканты – счет известным деятелям искусств, которые оказались внутри блокадного кольца, шел на сотни. Здесь мы упомянем лишь несколько фактов и эпизодов, связанных с продовольственными проблемами этих людей.
Среди творческих коллективов, которые продолжали работать в качестве фронтовых артистических бригад даже в самые трудные периоды обороны Ленинграда, были танцевальный агитвзвод, ансамбль Ленинградского фронта, театральная группа Балтийского флота. Их участники давали тысячи концертов для фронтовиков, раненых и жителей города. Вот очень красноречивый фрагмент из мемуаров одного из фронтовых офицеров о встрече с артистами: «Они были похожи на дистрофиков. Я спросил: «Как, товарищи, вы сейчас покушаете, а потом будете выступать, или сначала выступать, а потом кушать?» Они с укоризной посмотрели на меня и чуть ли не в один голос сказали: «А можно сначала покушать, а потом выступить и опять покушать?»
Удивительным «островком оптимизма» в блокадном Ленинграде был Театр музыкальной комедии. Его труппа выступала даже в самые суровые дни зимы 1941-42 гг. В неотапливаемом здании театра стоял такой холод, что грим замерзал в баночках. Однако, играя веселые оперетты про «красивую жизнь», исполнительницы женских ролей мужественно выходили на сцену в открытых бальных платьях и даже по ходу действия обмахивались веерами, будто вокруг царит жара и духота.
Зрители отдавали должное искусству и мужеству артистов, старались как-то поддержать их. Традиционных цветочных букетов в Ленинграде уже было не достать, и тогда на сцену бросали перевязанные цветными ленточками еловые или сосновые ветки. Сохранилось воспоминание очевидца об одном удивительном случае, когда после окончания спектакля на сцену из зрительного зала вдруг подали целую корзину с такими ветками хвои. Кто-то из вышедших на поклон артистов-«премьеров» взял было ее в руки, но не смог удержать: корзина оказалась неожиданно тяжелой. Секрет выяснили уже за кулисами. Под верхним украшением из хвойных веток лежали морковь, картофелины, кочан капусты.
О том, насколько же скудно питались в блокадном Ленинграде люди искусства, красноречиво говорит такой факт. Зимой 1942 года в городе «для поднятия боевого духа» была устроена выставка «Ленинград в дни Отечественной войны». В экспозиции организаторам удалось собрать более 120 картин, эскизов и рисунков 37 художников. Один из этих мастеров (в воспоминаниях некоторых участников тех событий упоминается фамилия Герц), несмотря на то, что был сильно истощен, все-таки смог дотащить до выставочного зала две свои недавно законченные работы, которые заботливо вставил в красивые рамы – чтобы «хорошо выглядели». А спустя всего несколько часов этот художник умер прямо там, на выставке.
Были и другие потери среди ленинградских живописцев. В декабре 1941-го умер от голода известный художник-авангардист Павел Филонов. Еще несколько месяцев спустя, не пережив суровой зимы, скончался знаменитый иллюстратор русских сказок Иван Билибин. Ему в свое время сам нарком просвещения Потемкин предлагал эвакуироваться, но мастер ответил отказом: «Из осажденной крепости не убегают. Ее защищают».
Почти год провела в осажденной неприятелем Северной столице киноактриса Янина Жеймо – будущая знаменитая на весь Союз «Золушка». Эта миниатюрная женщина записалась в отряд противовоздушной обороны. По ночам часто дежурила на крышах домов и при гитлеровских бомбежках вместе с другими тушила и сбрасывала вниз зажигательные бомбы. Но и своей основной работы она не оставила: в составе фронтовой бригады киностудии «Ленфильм» выезжала с концертами в действующую армию, выступала перед ранеными в госпиталях.
Актриса оказалась в одной из самых скудно снабжаемых категорий блокадников. Был период зимой 1941-го, когда она, как «служащая», получала по талонам лишь 125 граммов хлеба в день. Однако, вспоминая об этом, Жеймо впоследствии даже шутила: «Гитлер сделал одно доброе дело, – благодаря ему я похудела».
Рассказывая о продовольственном снабжении работников культуры и искусства в годы ленинградской блокады можно упомянуть об одном достоверно известном эпизоде. Он непосредственно связан с поистине эпохальным для осажденного города событием: 9 августа 1942 года в зале Ленинградской филармонии состоялось исполнение Седьмой «ленинградской» симфонии Дмитрия Шостаковича.
Обеспечить необходимый для этого большой состав симфонического оркестра оказалось очень непросто. Дирижеру Карлу Элиасбергу пришлось даже организовывать самые настоящие «поисковые экспедиции»: из воевавших на передовой частей, из госпиталей, с зенитных батарей, охранявших небо над городом, из «полуживых» квартир он собирал музыкантов – трубача, флейтиста, барабанщика, тромбониста.
Первая общая репетиция оркестра продолжалась рекордно короткое время – около четверти часа: на большее у изможденных людей просто не было сил. Чтобы исправить ситуацию и подготовить выступление, заранее намеченное на 9 августа, удалось добиться льготы для музыкантов: на весь период до концерта им по официальному распоряжению из Смольного увеличили продуктовый паек. Однако даже такая радикальная мера помогла не всем. Несколько участников оркестра, находившихся в наиболее тяжелом дистрофическом состоянии, умерли, не дожив до этого музыкального праздника.