За то что сердце в человеке не вечно будет трепетать
Алджернон Чарльз Суинбёрн
Алджернон Чарльз Суинбёрн (англ. Algernon Charles Swinburne ; 5 апреля 1837, Лондон — 10 апреля 1909, Лондон) — английский поэт.
Цитаты [ править ]
Египет солнце растерзало,
Шершавит губы всем жара,
От зноя щёки пышут ало,
Палят их южные ветра,
Из пыльных врат вонзая жало. — перевод: А. Лукьянов
All Egypt aches in the sun’s sight;
The lips of men are harsh for drouth,
The fierce air leaves their cheeks burnt white,
Charred by the bitter blowing south,
Whose dusty mouth is sharp to bite.
«Сад Прозерпины» (The Garden of Proserpine), 1866 [ править ]
Смерть разожмёт все руки,
Все охладит сердца,
Но нет ни вечной муки,
Ни райского венца;
Без гнева, без участья
Листву сорвёт ненастье,
Не может быть у счастья
Счастливого конца.
В венке из листьев палых
Она стоит у врат,
От уст её усталых
Стремится нежный хлад;
И все, все без изъятья,
Все смертные, как братья,
В бессмертные объятья
Текут к ней — стар и млад. — 6-я и 7-я строфы; перевод: М. А. Донской
Though one were strong as seven,
He too with death shall dwell,
Nor wake with wings in heaven,
Nor weep for pains in hell;
Though one were fair as roses,
His beauty clouds and closes;
And well though love reposes,
In the end it is not well.
Pale, beyond porch and portal,
Crowned with calm leaves she stands
Who gathers all things mortal
With cold immortal hands;
Her languid lips are sweeter
Than love’s who fears to greet her
To men that mix and meet her
From many times and lands.
Устав от вечных упований,
Устав от радостных пиров,
Не зная страхов и желаний,
Благословляем мы богов,
За то, что сердце в человеке
Не вечно будет трепетать,
За то, что все вольются реки
Когда-нибудь в морскую гладь. — 11-я строфа; перевод: А. Г. Громова, Р. Нудельман, 1971 [1]
From too much love of living,
From hope and fear set free,
We thank with brief thanksgiving
Whatever gods may be
That no life lives for ever;
That dead men rise up never;
That even the weariest river
Winds somewhere safe to sea.
Цитаты из книги «Мартин Иден»
Устав от вечных упований, Устав от радостных пиров, Не зная страхов и желаний, Благословляем мы богов, За то, что сердце в человеке Не вечно будет трепетать, За то, что все вольются реки Когда-нибудь в морскую гладь.
Лира, прочь! Я песню спел! Тихо песни отзвучали. Словно призраки печали, Утонули в светлой дали! Лира, прочь! Я песню спел! Я когда-то пел под кленом, Пел в лесу темно-зеленом, Я был счастлив, юн и смел. А теперь я петь бессилен, Слёзы горло мне сдавили, Молча я бреду к могиле! Лира, прочь! Я песню спел.
Глаз не спускаю с весов, стараюсь взвесить твою любовь и понять, что она такое.
Ее идеалом мужской красоты была до сих пор элегантная стройность.
Мартин был упоен своей победой, до такой степени упоен, что, вспомнив о пятнадцати долларах, которые ему должен был «Шершень» за «Пери и жемчуг», решил незамедлительно взыскать и этот долг. Но в редакции «Шершня» сидели какие-то гладко выбритые молодые люди, сущие разбойники, которые, видно, привыкли грабить всех и каждого, в том числе и друг друга. Мартин, правда, успел поломать кое-что из мебели, но в конце концов редактор (в студенческие годы бравший призы по атлетике) с помощью управляющего делами, агента по сбору объявлений и швейцара выставил Мартина за дверь и даже помог ему очень быстро спуститься с лестницы. – Заходите, мистер Иден, всегда рады вас видеть! – весело кричали ему вдогонку. Мартин поднялся с земли, тоже улыбаясь. – Фу, – пробормотал он. – Ну и молодцы, ребята! В ответ снова послышался хохот. – Нужно вам сказать, мистер Иден, – сказал редактор «Шершня», – что для поэта вы недурно умеете постоять за себя. А знаете что, не выпить ли нам в честь этого? Разумеется, не в честь поврежденной шеи, а в честь нашего знакомства. – Я побежден – стало быть, надо соглашаться, – ответил Мартин.
Любите красоту ради нее самой.
Он искал любви всю свою жизнь. Его природа жаждала любви. Это было органической потребностью его существа. Но жил он без любви, и душа его все больше и больше ожесточалась в одиночестве.
Все связано в мире, от самой далекой звезды в небесных просторах и до мельчайшей крупицы песка под ногой человека.
Наблюдая летящих птиц, он часто размышлял над механизмом их полета; но он никогда не обобщал этого явления и не думал о механизме полета вообще и о том процессе развития, который привел к появлению живых летающих существ. Он даже и не подозревал о существовании такого процесса. Что птицы могли «стать», не приходило ему в голову. Они «были» — вот и все, уж так случилось. И как обстояло дело с птицами, так обстояло и со всем остальным.
Теперь вселенная предстала перед ним как единое целое, и он странствовал по ее закоулкам, тупикам и дебрям не как заблудившийся путник, сквозь таинственную чащу продирающийся к неведомой цели, а как опытный путешественник-наблюдатель, старающийся ничего не упустить из виду и все заносящий на карту. И чем больше он узнавал, тем больше восхищался миром и своей собственной жизнью в этом мире.
Ты хотел создавать красоту, а сам ничего не знал о природе красоты. Ты хотел писать о жизни, а сам не имел понятия о ее сущности. Ты хотел писать о мире, а мир был для тебя китайской головоломкой; и что бы ты ни писал, ты бы только лишний раз расписался в своем невежестве.
Разум не должен вмешиваться в любовные дела.
— Это нечестно! — вскричала Руфь. — Я так и знала, что вы сведете весь разговор к шутке. — Но согласитесь, что шутка остроумна!
Наверно, есть в нём какая-то злая сила, иначе откуда у него эта власть над ней.
Сонеты из цикла «Аморетти»
* * *
Тебя, моя любовь, ищу повсюду.
Ты ж ускользаешь, как лесная лань.
И я опять готов поверить чуду
И перейти ту роковую грань,
Когда, отдав слепой надежде дань,
Тебя я снова вижу пред собой.
«О не надейся, сердце, перестань!» –
Шепчу и все ж за призрачной мечтой
Бегу. Но пал на землю мрак густой,
И образ твой отходит вдруг куда-то,
И безучастен небосвод пустой,
И все уходит в вечность без возврата.
Бессилен взгляд проникнуть в мир теней,
Но ты жива на дне души моей.
* * *
Однажды имя милой начертал
Я на песке, но стер его прибой.
Я вновь чертил, но вновь девятый вал
Его увлек в пучину за собой.
Она смеялась долго над тщетой
Попыток жалких Время обмануть:
«Все смертные идут одной тропой,
Все прахом станем мы когда-нибудь».
«Вас не коснется тление ничуть–
Я отвечал. – Оно рабов удел.
А Вам звездой бессмертною блеснуть
Дано в стихах, что лишь для Вас я пел.
Когда же тьма покроет все вокруг,
Найдем мы в детях счастье, милый друг».
* * *
Лишенный этих ласковых лучей
И обреченный странствовать впотьмах,
Один брожу средь призрачных теней,
И, как змея, сжимает сердце страх.
Пусть всем сияет солнце в небесах,
Немые тени убегают прочь,
Лишь луч небесный я ловлю в очах,
Как отблеск света, канувшего в ночь,
Дающего мне силы превозмочь
Безмерные страдания мои
И сердцу изнемогшему помочь
В его тоске по счастью и любви.
Пока бреду я к свету наугад,
Слабеет плоть моя и гаснет взгляд.
* * *
Ты для меня потеряна навек,
И дни идут унылой чередой.
А ночью, долго не смыкая век,
Я утра жду, но снова надо мной
Восходит солнце и опять душой
Овладевает смутная тоска:
Бессмысленно гляжу перед собой
И жду, чтоб вновь померкли облака,
И знаю, мне не размотать клубка
Тоскливых дней, и я давно привык,
Что чаша жизни для меня горька
И, словно вечность, долог каждый миг.
Медлительная тянется печаль,
А призрачное счастье мчится вдаль.
Мартин Иден
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
С этой книгой читают
Жизнь, не стремящаяся к жизни, ищет путей к смерти.
Жизнь, не стремящаяся к жизни, ищет путей к смерти.
Умственное утомление не вызывает такой потребности подкрепить свои силы алкоголем, как физическая усталость,
Умственное утомление не вызывает такой потребности подкрепить свои силы алкоголем, как физическая усталость,
Он теперь ясно понял, что никогда не любил Руфь на самом деле. Он любил некую идеальную Руфь, небесное существо, созданное его воображением, светлого и лучезарного духа, воспетого им в поэмах любви. Настоящую Руфь, буржуазную девушку с буржуазной психологией и ограниченным кругозором, он не любил никогда!
Он теперь ясно понял, что никогда не любил Руфь на самом деле. Он любил некую идеальную Руфь, небесное существо, созданное его воображением, светлого и лучезарного духа, воспетого им в поэмах любви. Настоящую Руфь, буржуазную девушку с буржуазной психологией и ограниченным кругозором, он не любил никогда!
То, что он предлагал ей, было так ничтожно в сравнении с тем, что она готова была отдать ему. Деньги – взамен любви! Он предлагал ей то, что у него было лишним, без чего он мог обойтись, – а она отдавала ему всю себя, не боясь ни позора, ни греха, ни вечных мук.
То, что он предлагал ей, было так ничтожно в сравнении с тем, что она готова была отдать ему. Деньги – взамен любви! Он предлагал ей то, что у него было лишним, без чего он мог обойтись, – а она отдавала ему всю себя, не боясь ни позора, ни греха, ни вечных мук.
Нет, в этом вы ошибаетесь, – в свою очередь возразил Мартин, – каждый человек и каждая группа общества всегда подражают тем, кто выше их по положению. А кто занимает самое высокое положение в обществе? Бездельники, богатые бездельники. Они обычно и понятия не имеют о вещах, которые известны людям, занятым каким-нибудь делом. Им, конечно, скучно говорить о таких вещах, и вот они объявляют, что это – профессиональный разговор, который в обществе вести неприлично. И они же определяют то, о чем можно беседовать в обществе. Беседовать можно: о новой опере, новых романах, картах, бильярдах, коктейлях, автомобилях, яхтах, лошадиных выставках, ловле форели и так далее, – то есть, заметьте, обо всем, о чем бездельники обычно имеют понятие. В сущности говоря, это профессиональный разговор бездельников.
Нет, в этом вы ошибаетесь, – в свою очередь возразил Мартин, – каждый человек и каждая группа общества всегда подражают тем, кто выше их по положению. А кто занимает самое высокое положение в обществе? Бездельники, богатые бездельники. Они обычно и понятия не имеют о вещах, которые известны людям, занятым каким-нибудь делом. Им, конечно, скучно говорить о таких вещах, и вот они объявляют, что это – профессиональный разговор, который в обществе вести неприлично. И они же определяют то, о чем можно беседовать в обществе. Беседовать можно: о новой опере, новых романах, картах, бильярдах, коктейлях, автомобилях, яхтах, лошадиных выставках, ловле форели и так далее, – то есть, заметьте, обо всем, о чем бездельники обычно имеют понятие. В сущности говоря, это профессиональный разговор бездельников.
Устав от вечных упований, Устав от радостных пиров, Не зная страхов и желаний, Благословляем мы богов. За то, что сердце в человеке Не вечно будет трепетать. За то, что все вольются реки Когда-нибудь в морскую гладь.
Устав от вечных упований, Устав от радостных пиров, Не зная страхов и желаний, Благословляем мы богов. За то, что сердце в человеке Не вечно будет трепетать. За то, что все вольются реки Когда-нибудь в морскую гладь.
Он положил себе за правило откладывать сколько-нибудь каждую неделю, ценой любых лишений.
Он положил себе за правило откладывать сколько-нибудь каждую неделю, ценой любых лишений.
Он мечтал возвеличиться в глазах мира, чтобы любимая женщина могла гордиться им и счесть его достойным.
Он мечтал возвеличиться в глазах мира, чтобы любимая женщина могла гордиться им и счесть его достойным.
конечной сущности вещей человек не в силах постигнуть и тайна красоты столь же недостижима, как и тайна жизни, – может быть, даже еще непостижимее; что красота и жизнь удивительным образом сплетаются между собою, а сам человек – частица этого сплетения солнечных лучей, звездной пыли и еще чего-то неведомого.
конечной сущности вещей человек не в силах постигнуть и тайна красоты столь же недостижима, как и тайна жизни, – может быть, даже еще непостижимее; что красота и жизнь удивительным образом сплетаются между собою, а сам человек – частица этого сплетения солнечных лучей, звездной пыли и еще чего-то неведомого.
Были письма от женщин, желавших с ним познакомиться; одно из писем заставило его улыбнуться: писавшая, желая доказать свою добропорядочность и благочестие, приложила к письму квитанцию об уплате за постоянное место в церкви.
Были письма от женщин, желавших с ним познакомиться; одно из писем заставило его улыбнуться: писавшая, желая доказать свою добропорядочность и благочестие, приложила к письму квитанцию об уплате за постоянное место в церкви.
Что значит- перевод?
Что значит- перевод?
Перевод бумаги или сотворение Гения, подчас и неизвестного, запомнившимся афоризмом на всю жизнь!
Переводы стихотворения Суинберна «From too much love of living»
From too much love of living,
From hope and fear set free,
We thank with brief thanksgiving
Whatever gods may be
That no life lives for ever;
That dead men rise up never;
That even the weariest river
Winds somewhere safe to sea.
1869
Алджернон Чарльз Суинберн
(сравни с переводом безимянного автора)
Взяты из конкурса художественного перевода стихотворения Суинберна из романа Джека Лондона «Мартин Иден» в библиотеке Максима Мошкова
Кирилл Берендеев
From too much love for living
Из яростной жизненной воли,
отчаянно зря в облака,
мы славим богов в юдоли,
из тех, что мы знаем пока,
что жизнь не продлится вечно,
что мертвец не восстанет, конечно,
что, устав по пути, беспечно
утопает в море река.
Мири Яникова
From too much love for living
За то, что мертвые не встанут,
а жизнь имеет свой конец,
и суждено реке усталой
найти покой в морской волне.
Женя Чуприна
From too much love for living
Алексей Кравецкий
From too much love for living
Чтоб от надежд освободиться,
И страхи чтоб развеять нам,
Не прекращаем мы молиться
Всем мыслимым богам.
Спасибо им, что смертен каждый,
И мертвым не востать однажды,
И что любой ручей уставший
Впадает в океан.
Светлана Гиренко
From too much love for living
Чтобы отринуть жажду бытия,
Надежду, страх и умноженье горя,
Благодарим богов и ты, и я,
Молитвой, с придыханьем, на повторе.
За то, что жизни выверен финал
И что никто из мертвых не восстал;
А бег реки, что тяжек и устал,
Найдет успокоенье в тихом море.
Кирилл Пейсиков (1)
From too much love for living
Чтоб смысл любви монументальной
К надеждам в страхе, к полой жизни
Утратить, как вчерашний вечер.
Кирилл Пейсиков (2)
From too much love for living
Чтобы стать свободным, оторваться
От надежд и страха, что есть жизнь.
Мы готовы вечно отделяться
От своей души, как архаизм.
Бесконечно сонная, усталость пряча,
Полая река, как ложь и стон,
Свою жизнь закончить очень хочет
С морем слившись в вязкий унисон.
Исаак Керч
From too much love for living
И где с Рекою спорят дураки,
что мертвые не оживают в споре,
Богам шепнет, покоясь на просторе:
«Благодарю, что я расстался с ней. «
Алексей Никитин
From too much love for living
Оставив за спиною
любовь и липкий страх,
молитвой удостоим
богов на небесах.
Женя Чуприна и Алексей Никитин
From too much love for living
Оставив за спиною
любовь и липкий страх,
мы просим о покое
богов на небесах.
Ведь мертвые не встанут,
их судьбы в лету канут.
Уйдут в нее, как реки
теряются в морях.
Юрий Изотов
From too much love for living
У нас ослабнет жизни жажда,
Уйдут надежда и тревога,
Когда в молитвах станет каждый
Благодарить смиренно Бога,
Что жизнь не длится без конца,
Что не воскреснуть мертвецам,
Что утомлённая река
В морские входит берега.
Сергей Страхов (1)
From too much love for living
Устав эту жизнь любить,
Устав от надежды и страха
Мы можем богов молить
Взамен дать свободу праха.
Как славно, что короток век,
Что мертвым уже не подняться,
Что струи усталых рек
В пучине морской растворятся.
Сергей Страхов (2)
From too much love for living
Прошу я вас, о боги
Свободу мне дать от любви,
От страха, надежды, тревоги.
Как мудро устроили вы,
Что жизнь не начнется сначала,
Что к мертвым восход не придет,
Река, что стремиться устала,
Свой в море покой обретет.
Ира Дворкина
From too much love for living
Сбросив оковы надежды и страха,
И к жизни любовь поборов,
Мы в краткой молитве благодарим
Каких угодно богов.
За то, что жизнь имеет конец,
Что никогда не воскреснет мертвец,
И самый уставший поток речной
Когда-нибудь в море найдёт покой.
Лора Андерсен
From too much love for living
Александр Шапиро
From too much love for living
Освободившись от надежды,
От страха, от желанья жить,
Нам остается как и прежде,
Чужих богов благодарить,
За то, что жизнь идет до срока,
Что не поднимется мертвец,
Что растревоженность потока,
Находит в море свой конец.
Владимир Туткевич
From too much love for living
неизвестный переводчик
From too much love for living
Устав от вечных упований,
Устав от радостных пиров,
Не зная страхов и желаний,
Благословляем мы богов,
За то, что сердце в человеке
Не вечно будет трепетать,
За то, что все вольются реки
Когда-нибудь в морскую гладь.