Доска маннергейма что это
Новое в блогах
Точка взлома. Когда некомпетентность опаснее злого умысла.
Российским военно-историческим обществом (РВИО) 16 июня в Санкт-Петербурге открыта мемориальная доска генералу Карлу Маннергейму. По словам участвовавшего в торжественной церемонии министра культуры РФ Владимира Мединского, это сделано, чтобы «в канун столетия русской революции преодолеть трагический раскол в нашем обществе». Однако с преодолением раскола что-то не заладилось: увековечивание памяти Маннергейма вызвало гневную реакцию как в прессе, так и в социальных сетях. Уже через пару дней на доску плеснули красную краску, и подобное, судя по всему, повторится еще не раз.
Что же пошло не так?
Установка мемориальной доски Маннергейму стала возможна не благодаря изменению политики Кремля по отношению к проблеме героизации нацистских пособников, а исключительно из-за вопиющей некомпетентности сотрудников РВИО. Подобно не выдерживающему элементарной критики современному украинскому мифу о непричастности ОУН-УПА и ее руководства к массовым убийствам и этническим чисткам в определенных кругах российского общества сложился миф о Маннергейме как о честном и благородном русском офицере, любившем свою вторую родину. Этот миф сформировался прежде всего благодаря мемуарам самого маршала, и согласно ему Маннергейм был вынужден вступить в Великую Отечественную войну на стороне Гитлера, однако он остановил на «старой границе» наступавшие на Ленинград финские войска и тем самым спас город. Более того, в отличие от германских войск финны не обстреливали и не бомбили Ленинград. Участие Финляндии в войне против Советского Союза ― не более чем досадная случайность, которая к тому же была преодолена в 1944 году.
Проблема в том, что многочисленные публикации профессиональных ученых, занимавшихся историей Финляндии соответствующего периода (таких, например, как профессор В.Н. Барышников из Санкт-Петербургского государственного университета или профессор С.Г. Веригин из Петрозаводского государственного университета), рисуют совсем другую картину.
В 1941-м руководство Финляндии видело целью войны против СССР не только восстановление границ 1939 года, но и приобретение новых территорий. К Финляндии должны были отойти Кольский полуостров и вся Карелия, южную границу планировалось провести по Неве. Что же касается Ленинграда, то финское правительство соглашалось с нацистами: этот город необходимо ликвидировать. В полном соответствии с общим планом финские войска замкнули северное полукольцо блокады и вопреки мифу остановились не сами, а были остановлены частями Красной Армии на рубеже Карельского укрепрайона, преодоление которого сулило огромные потери. Именно поэтому, кстати, финская артиллерия не обстреливала Ленинград ― дальности орудий не хватало. К осени 1941 года финские войска перекрыли пути сообщения Ленинграда с Мурманском и Архангельском, а также Балтийско-Волжский водный путь, тем самым внеся весомый вклад в массовую гибель ленинградцев от голода. А в октябре 1942 года финские части совместно с немцами предприняли попытку перехватить ладожскую Дорогу жизни и захватить остров Сухо — к счастью, безрезультатно. Так что гибель ленинградских блокадников ― на совести Маннергейма в той же мере, как и германских генералов.
На оккупированной финскими войсками территории Карелии все было не лучше. Первое, чем занялись там финны, ― это этнической чисткой «инородцев», то есть в первую очередь русских. В соответствии с приказом Маннергейма №132 от 8 июля 1941 года для русских организовывались концлагеря. По численности угодившего за колючую проволоку мирного населения Карелия быстро вышла на первое место среди всех оккупированных территорий СССР. Ни в одной из областей, оккупированных нацистами, не было такого количества лагерей. В финских концлагерях погибло от четверти до трети узников. А ведь были еще и военнопленные… В хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации фонде Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию преступлений оккупантов более чем достаточно материалов об этих преступления против человечности, совершенных в соответствии с приказами Маннергейма.
Обо всем этом известно любому мало-мальски интересующемуся историей Великой Отечественной войны человеку. Стоит ли удивляться такой бурной реакции на установленную в Петербурге мемориальную доску финскому маршалу? В российском обществе, консолидированном памятью о Победе, подобные вещи приводят к катастрофическим с политической точки зрения последствиям. И они уже очевидны.
На внешнеполитической арене подорвана проводимая Министерством иностранных дел работа по противодействию героизации нацистских пособников в странах постсоветского пространства. Трудно возражать против установки памятника тому же Гарегину Нжде или Степану Бандере, если государственное РВИО увековечивает память создателя концлагерей для русского населения. В украинских СМИ уже торжествуют: Россия-де, «потеряла моральное право осуждать “украинский фашизм”». Нет никакого сомнения, что вскоре этот тезис возьмут на вооружение и дипломаты. Российскому МИД в Генассамблее ООН теперь будет трудно убеждать другие страны голосовать за резолюцию, осуждающую героизацию нацистских пособников.
С точки зрения внутренней политики проблем не меньше. Вопреки рассуждениям РВИО о «преодолении раскола», доска Маннергейма этот раскол породила, причем прежде всего ― в лояльном власти «крымском» большинстве. Несистемная «либеральная» оппозиция установку доски либо одобряет, либо относится к ней нейтрально, а вот «крымское» большинство впервые оказалось расколото и искусственным образом поставлено в оппозицию к власти. Достигнутое в последние годы единение общества дало серьезнейшую трещину. Более того, была создана долгоиграющая «точка раскола». Доску Маннергейма уже облили краской. Что теперь делать властям? Выставлять у доски охрану? Если нет ― это будет повторяться снова и снова. Если да ― получится, что российская полиция охраняет мемориальную доску соорганизатору блокады. В этот раз атаковавшие доску люди скрылись; а что если найдется человек, который публично расколет доску и сдастся полиции? Его придется судить ― за уничтожение мемориальной доски организатору концлагерей для русского населения Карелии. Подобный процесс, вне всякого сомнения, вызовет еще большее общественное негодование и сильно ударит по власти. Причем в преддверии парламентских выборов.
Закрывать глаза на возникшие проблемы неразумно — необходимо принимать оперативные меры по исправлению ситуации. Насколько это возможно. И, разумеется, стоит задуматься о том, как предотвратить подобные инциденты в будущем.
В принципе, к мнению эксперта такого уровня добавить нечего, кроме, разве что, одного.
Министр культуры Мединский, принимавший участие в установке доски одному из организаторов блокады Маннергейму (а ранее осуждавший его как гитлеровского пособника в книгах), теперь от подобных вопросов просто убегает, повизгивая и сбивая с ног журналистов.
Интересно выходит. Вроде памятником гитлеровцу хотели какой то раскол устранить. А теперь цельный министр по задворкам от журналистов прячется, устранил раскол и сразу откололся, получается?
В Петербурге демонтировали мемориальную доску Маннергейму
Мемориальную доску финскому маршалу Карлу Густаву Маннергейму сняли с фасада здания на Захарьевской улице в Санкт-Петербурге, передает ТАСС. Эту же информацию подтверждают «Интерфакс» и «Фонтанка». Последняя пишет, что доску сняли «неизвестные». Также издание опубликовало фотографии с места событий.
По данным ТАСС, в настоящее время рабочие закрашивают место, где размещалась доска. Они рассказали корреспонденту агентства, что демонтаж произошел около 22:30 мск. Заказчика демонтажа рабочие не назвали, отметив лишь, что их наняли «просто закрасить дырки на стене».
Российское военно-историческое общество на своем сайте сообщило, что доска Маннергейму перенесена в музей Первой мировой войны в Царском Селе. «Теперь он [памятный знак] будет храниться в качестве экспоната в Музее Первой мировой войны «Ратная палата», — говорится в сообщении организации.
В конце сентября Смольнинский районный суд Петербурга отклонил административный иск к правительству города с требованием демонтировать доску Маннергейму и признать ее установку незаконной. С иском обращался житель Петербурга Павел Кузнецов.
Однако позже источник в органах власти Петербурга рассказал «Интерфаксу», что доска все же будет демонтирована. Это будет сделано до конца 2016 года, утверждал собеседник агентства. «Есть решение доску демонтировать. Снимут ее те же, кто и устанавливал», — сказал источник. Он добавил, что доска выглядит «непрезентабельно» из-за постоянного нападения вандалов.
Памятная доска Маннергейму была установлена в июне этого года на фасаде здания, где в XIX веке располагались казармы Кавалергардского полка, где Маннергейм служил после окончания Николаевского военного училища.
После того как памятная доска была установлена, ее неоднократно обливали краской, в начале октября на ней были обнаружены повреждения, похожие на следы от пуль, а 10 октября активисты «Другой России» порубили ее топором.
«Личность Маннергейма вызывает горячие споры. Но однозначно можно сказать, что это личность незаурядная и имеющая отношения к нашей истории, и роль его еще долго будут изучать историки», — говорил пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков.
Министр культуры России Владимир Мединский, который присутствовал на церемонии открытия памятной доски, подчеркивал, что мемориал Маннергейма устанавливается для того, чтобы сохранить память. Он отмечал, что возведение памятников героям Первой мировой войны — это попытка справиться с трагическим расколом в обществе.
Карл Густав Маннергейм родился в 1867 году в Великом княжестве Финляндском (входило в состав Российской империи), с 1887 года по 1917 год служил в русской армии, участвовал в Русско-японской войне, командовал несколькими частями в Первую мировую войну. После прихода большевиков к власти Маннергейм уехал в Финляндию, которая провозгласила независимость от России, и в 1918 году был назначен главнокомандующим финской армией. В ходе Зимней войны и Второй мировой войны возглавлял финскую армию в боях против СССР. 4 августа 1944 маршал Маннергейм стал президентом Финляндии.
«Доска Маннергейма оказалась в ответе за многое»
Мемориальный знак в память Карла Маннергейма, размещавшийся на стене Военной академии материально-технического обеспечения имени генерала армии А.В. Хрулева, перенесен в музей Первой мировой войны «Ратная палата» в Царском Селе. О переносе памятной доски в музей сообщило Российское военно-историческое общество.
Недовольные установкой знака говорили о роли Маннергейма в блокаде Ленинграда финской армией, главнокомандующим которой он был, упоминали его контакты с Гитлером и всячески подчеркивали, что в Петербурге этой памятной доске не место. В то же время многие высказывали мнение, что местные власти не могли принять решение об установке доски Маннергейму без ведома и согласия президента России Владимира Путина.
Еще в июне 2016 года, вскоре после открытия доски, историк Лев Лурье в интервью BBC достаточно подробно ответил на вопрос «Что Путину Маннергейм?» «Довольно близкий к президенту человек, бывший председатель ЦИК Владимир Чуров, написал две книжки про Маннергейма и всегда был его поклонником. Думаю, он и стал главным лоббистом. Вряд ли Владимир Владимирович имеет какое-то особое чувство к Маннергейму, но в принципе он должен ему нравиться, поскольку тоже государственник, автократ и сильная личность», – таково было предположение Льва Лурье.
Но даже такое объяснения не снизило напряженности ни в самом городе, ни в социальных сетях, где тема установки и необходимости демонтажа доски обсуждалась очень широко и, по мере приближения годовщины установления блокады Ленинграда, все более горячо. Евгений Примаков, журналист, телеведущий и руководитель Русской гуманитарной миссии, на своей странице в социальной сети Facebook высказался по этому вопросу так:
«Мемориальная доска Маннергейму в Санкт-Петербурге – это настоящая низость.
Маннергейм не обстреливал Ленинград? Ок.
Маннергейм вышел из войны и заключил с СССР мир? Ок.
Маннергейм царский русский офицер? Ок.
Маннергейма простил Сталин? Ок.
Только вот блокаду он держал. Когда 900 дней ленинградцы вымирали. Участвовал в военном преступлении.
Война в 1944 уже для него была проиграна.
Власов тоже был русским офицером. И даже довольно хорошим. И Шкуро был офицером царским. И тоже хорошим.
Ах, ну раз Сталин простил – ну, это всё меняет. Но вот дед мой, Алексей Таиров, блокадник, не прощал. Я такого не помню.
И как мы теперь будем возражать на памятники Шухевичу, Бандере, Гарегину Нжде, Краснову, Власову?
А никак. После памятной доски Маннергейму только и остаётся, что помалкивать. Мы теперь ничем не лучше вообще. Тихо улыбаемся и смущенно ковыряемся в носу вот ровно с этого самого момента.
А если это сделано «по недогляду», «по ошибке» или ещё как «недосмотрели», то ошибки нужно признавать и исправлять. Сильные люди тем и отличаются от прочих.
И добавлю: я не уверен, что открытая вот эта доска, даже получив такие благословения и разрешение на установку, уже стала памятником культуры и чем-то охраняемым. Питерцы меня поймут правильно. Потому как, если те, кто установил доску, не уберут и не исправят этого позора, то сделать это имеют право питерцы. Даже не право, а долг – вот эту доску разъяснить и позор этот исправить, хоть бы и натуральным манером.»
Тем не менее, к 8 сентября, дате установления блокады, доска осталась на месте. Высказывались предположения, что ее снимут незадолго до выборов 18 сентября, чтобы не раздражать избирателей, однако этого не произошло. Лишь 10 октября, когда неизвестный изрубил доску топором, было заявлено, что памятный знак решили демонтировать.
Сам демонтаж был произведен очень тихо, вечером 13 октября. Первоначально СМИ даже сообщили, будто это было сделано неизвестными, и не связывали событие с решением властей.
Властям стоило бы продумывать возможную реакцию общества на те или иные решения заранее – например, негатива в связи с установкой доски можно было ожидать. Об этом в беседе с «Полит.ру» рассказал Алексей Макаркин, первый вице-президент Центра политических технологий, главный редактор «Политком.ру», подчеркнувший, что памятный знак к тому же оказался «в ответе» за многое.
«Доску убрали, потому что стало ясно, что от нее не отстанут. Стало ясно, что все это куда серьезней, чем предполагалось первоначально, когда были только первые нападения на эту доску. Но, фактически, доска Маннергейма стала «ответственной» за очень многое.
И речь идет не только о памяти о войне. Речь идет о том, что нельзя ударить, например, Обаму или еще кого-то из внешних мировых руководителей. Но можно топтаться на доске Маннергейма и почувствовать себя хотя бы частично удовлетворенным. У тех же условно говоря, большевиков, сейчас наступило разочарование, что современная российская власть слишком осторожна на Украине, не пошла дальше. Они, наверно, мечтали войти в Киев и так далее, но не вышло. Значит что? Ну, есть же доска Маннергейма, и можно выразить на нее свою эмоцию. Она же рядом, близко.
Кроме того, даже те люди, которые занимались ее обустройством и охраной, в данном случае просто исполняли приказы своего начальства и, насколько я понимаю, тоже вряд ли сами были вдохновлены фигурой Маннергейма. И, соответственно, стало ясно, что все это будет продолжаться и дальше.
Наверно, первоначально была мысль, что пройдут месяц-два, ну, три – и люди успокоятся. Но стало ясно, что это не так.
Причем здесь интересен такой момент: доску атаковали люди, которые для власти не являются полностью «своими», но в нынешней ситуации оказались ей скорее все же союзниками, чем наоборот. То есть они ненавидят Америку, ненавидят нынешнюю украинскую власть, ненавидят Запад, они «за великую страну». Поэтому, получается, происходило такое парадоксальное столкновение со «своими». В общем, выйти из этого положения решили самым простым способом.
Наверное, история с доской Маннегейма показывает, что надо все же заранее просчитывать эффекты тех решений, которые принимаются. Потому что всего этого можно было ожидать.
Дело в том, что сама же власть дает разные сигналы. С одной стороны, дается сигнал, что все, кто воевал против Советского Союза в Великой Отечественной войне, – фашисты. Этот сигнал есть; а также подается и более глобальный сигнал о том, что Россия и Советский Союз, всегда были правы, во всех исторических событиях, а если были не правы – то смотри пункт первый. Это одни сигналы. И другие сигналы были связаны с доской Маннегейма: что надо уважать своего противника, что СССР в войне 1939-1940 годов с Финляндией был явно неправ; что Маннергейм имел серьезные заслуги перед Россией как офицер императорской российской армии.
Но первый набор сигналов – о безусловной правоте России во всех случаях – оказался сильнее. Он куда более активно продвигается, имеет куда большее количество сторонников, соответствует общественным настроениям. Поэтому можно было ожидать протестов.
У власти, видимо, было представление, что здесь не существует никаких ограничений, и сегодня можно говорить одно, а завтра – делать другое. Оказалось, что нет – оказалось, что общество куда сложнее. Что есть радикалы, которые готовы не отставать от этой доски и для которых это в некотором роде компенсация за то, что много чего не получилось из того, что они ждали в начале 2014 года, когда было присоединение Крыма. В общем, если мы посмотрим на мнение общества в целом, то, конечно, общество в целом не будет склонно заниматься таким вандализмом, но, думаю, что и сочувствия к Маннергейму у людей нет.
Так что, наверное, надо все-таки просчитывать последствия своих шагов. Особенно когда обществу посылаются крайне противоречивые сигналы», – объяснил Макаркин.
Эксперт согласился с предположением, что переместить памятную доску в музей вместо того, чтобы просто снять ее, решили для того, чтобы не признавать, что с открытием доски были неправы, а также высказал мнение, что увековечивать память Маннергейма в Петербурге с самого начала было бы разумнее в рамках какого-либо музея.
«Ну конечно. Но, кроме того, я думаю, что если как-то увековечивать память Маннергейма, то лучше всего изначально было делать это с помощью музея. Тем более, что в Петербурге уже есть небольшой музей Маннергейма – частный. Я думаю, что, допустим, если создавать какую-то музейную экспозицию или расширять действующую, можно было бы вполне найти там место Маннергейму как человеку, который внес вклад в историю России. Наверно, это было бы изначально лучше», – подчеркнул Алексей Макаркин.
Почему в Петербурге установили мемориальную доску Маннергейму? Профессиональные историки отвечают, должны ли почитать в городе участника блокады Ленинграда
Вчера в Петербурге открыли мемориальную доску Карлу Маннергейму, который в разные годы был генералом-лейтенантом Российской империи, маршалом, регентом и президентом Финляндии, воевал на стороне России в Первой мировой войне против Германии, а потом на стороне последней против СССР во Второй мировой войне. Табличку разместили на здании Военного инженерно-технического университета на Захарьевской улице: до революции 1917 года в этом доме находилась полковая церковь лейб-гвардии Кавалергардского полка, в котором служил Маннергейм.
Как заявил на торжественной церемонии открытия доски глава администрации Кремля Сергей Иванов, «никто не собирается обелять действия Маннергейма после 1918 года, но до 1918 года он служил России».
У мемориальной доски немало противников, считающих, что финский политик и военный, участвовавший в блокаде Ленинграда, не заслуживает такого внимания в Петербурге. Во время церемонии за огороженной территорией на Захарьевской улице оппоненты кричали «Позор!».
The Village узнал, что по поводу мемориальной доски Маннергейму думают профессиональные историки.
Кирилл Александров
кандидат исторических наук
Владимир Барышников
заведующий кафедрой истории нового и новейшего времени СПбГУ, доктор исторических наук, автор книги «К. Г. Маннергейм без ретуши. 1940–1944»
Маннергейм действительно был офицером российской армии, был царским генералом. Но таких генералов было много, и говорить о том, что у него были какие-то выдающиеся достижения в русский период его жизни, нельзя. Он участвовал в Русско-японской войне, был одним из организаторов и руководителем исследовательской экспедиции в Китай, участвовал в Первой мировой войне, но он не был блестящим генералом, который одержал выдающиеся победы на полях сражений. И да, конечно, в какой-то степени он является героем Финляндии (хотя и там идёт дискуссия по его поводу).
Самое неприятное, на мой взгляд, что из Маннергейма пытаются слепить образ спасителя Ленинграда в годы блокады. Появилась популярная версия, что тогда он отдал приказ финским войскам остановиться у стен Ленинграда и не штурмовать город. Всё это объясняется романтическими, но совершенно вымышленными причинами: мол, Маннергейм когда-то сам ранее жил в нашем городе и его просто обожал. Роль спасителя объясняют ещё и тем, что со стороны Карельского перешейка не велись интенсивные обстрелы нашего города из дальнобойных орудий. Однако, во-первых, в Финляндии их просто не было, а во-вторых, 22 июня 1941 года именно с финской территории немецкие самолёты нанесли первые удары по районам Ленинграда, и именно на Карельском перешейке в районе Парголова был сбит первый немецкий самолёт, и первый не немецкий пилот был взят в плен 23 июня.
В целом все документы подтверждают, что задача Маннергейма заключалась в том, чтобы Ленинград взять. Финляндия имела свой собственный сектор блокадного кольца. Показательно: немецкий план агрессии, план «Барбаросса», был сорван, но финская армия на завершающей фазе наступления на Ленинград значительно больше сделала из этого плана, чем германская группа армий «Север». По плану, финские и немецкие войска должны были встретиться на реке Свири. Финны выполнили эту задачу, а вот немцы — нет.
А осенью 1942 года с территории Финляндии была предпринята попытка перекрыть Дорогу жизни — высадить десант в стратегически важном месте, на острове Сухо, расположенном в юго-восточной части Ладожского озера. Его захват позволял заблокировать нормальное функционирование Дороги жизни, прервать единственную более или менее надёжную связь Ленинграда со всей страной. Операция закончилась провалом, но факт её планирования бесспорен, и, естественно, всё происходило по согласованию с главнокомандующим войсками Финляндии маршалом Маннергеймом.
Также стоит вспомнить, что финские войска во время Зимней войны также оккупировали советскую часть Карелии, и работа местных концлагерей — это отдельная большая тема, которая сейчас активно изучается и в России, и в Финляндии.
Если учитывать все эти факты, мемориальная доска Маннергейму выглядит издевательством.
Охто Маннинен
профессор истории в Университетах Тампере и Хельсинки
Для Финляндии Маннергейм исторический герой — это логично и понятно. Если же посмотреть глазами петербуржцев, то здесь, конечно, всё будет не так очевидно. Другое дело, что мемориальные доски, как мне кажется, ставятся не хорошим или плохим людям, а историческим героям, большинство из которых по определению противоречивы.
И в этом смысле Маннергейм, безусловно, герой не только финский, но и русский. И не только потому что он служил в царской армии. Есть исторические оценки, в соответствии с которыми во время Второй мировой войны Маннергейм сдерживал наступление финских войск на Ленинград, так как сохранил личные хорошие воспоминания об этом городе. Они отчасти спорные, но до конца объяснить мотивы Карла Маннергейма всё-таки историки пока не могут. Понятно одно: это был тонкий политик.
Точно можно сказать, что Финляндия по разным причинам стремилась ограничить участие своих войск в боевых действиях на Восточном фронте. Такое решение было принято задолго до того, как состоялись бои под Москвой. За этим решением стояли два момента. Во-первых, Финляндия не могла себе позволить проводить военные операции, потому что финская армия была маленькая. 16 % населения Финляндии находилось под ружьём, страна несла серьёзные потери, а с советской стороны у старой границы находились сильные укрепления, для прорыва которых у финнов не было пикирующих бомбардировщиков и тяжёлых орудий. Вторая причина, опять же прагматичная, состояла в том, что Финляндия не хотела нарушить отношения с Англией и с другими западными союзными державами.
Также важно, что Финляндия всё-таки не бомбардировала Ленинград, авиационных ударов не было. Есть один пример, когда финские самолёты проводили авиаудары по аэродромам северней Ленинграда. И это были те аэродромы, с которых вылетали советские истребители, бомбардировавшие финские города.
Да и провал операции на острове Сухо, про которую в Финляндии не любят вспоминать, по разным сведениям, можно объяснить некоторым саботажем со стороны Маннергейма.