Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки

Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки

Есть музыка, чей вздох нежнее упадает,
Чем лепестки отцветших роз,
Нежнее, чем роса, когда она блистает,
Роняя слезы на утес;
Нежней, чем падает на землю свет зарницы,
Когда за морем спит гроза,
Нежней, чем падают усталые ресницы
На утомленные глаза;
Есть музыка, чей вздох — как сладкая дремота,
Что сходит с неба в тихий час,
Есть мшистая постель, где крепко спит забота
И где никто не будит нас;
Там дышит гладь реки в согретом полумраке,
Цветы баюкает волна,
И с выступов глядя, к земле склонились маки
В объятьях нежащего сна.

8 комментариев

Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Смотреть фото Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Смотреть картинку Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Картинка про Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Фото Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки

Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Смотреть фото Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Смотреть картинку Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Картинка про Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Фото Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки

Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Смотреть фото Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Смотреть картинку Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Картинка про Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Фото Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки

Похожие цитаты

Не дразни меня, не дразни!
Вот возьму разозлюсь и приеду!
Перепутаю ночи и дни,
Все смешаю — обеды, беседы.
Буду пальцами гладить щеку
По загару, по легкой щетине,
И вплетать свое тело в строку,
И строкой отдаваться мужчине.
Что мне тысячи вёрст, города,
Самолеты, таможни, пикеты…
Не пугайся — ведь не навсегда,
Лишь на сон на один до рассвета…

СОН О ЧЕРНОМ СНЕГЕ.

А с неба тихо падал белый снег.
Он падал, закрывая все собою.
И время словно замедляло бег.
И небо темным становилось, голубое.
И все сильнее снег валил с небес.
Он хоронил всю землю укрывая.
Исчез мой город, лес давно исчез.
И кто-то брел по снегу белому ступая.
И утонули звезды в мертвой, темной мгле.
И стал проваливаться по снегу идущий.
И снег чернел, подобным став золе.
Летели черные снежинки гуще, гуще.
… показать весь текст …

Не приходи ко мне во сне, прошу, не надо,
Оставь как есть, (а слезы словно градом),
…Не мучай ты меня, ведь знаешь сам,
…Я не твоя судьба, всё знают небеса.
Мы не смогли, мы не сумели и должны
Забыть, и оборвать ту призрачную нить,
…Нам не дано с тобою вместе быть,
…Но друг о друге, знаю, не забыть.
Ты не врывайся ко мне в сон, оставь, молю,
Чего скрывать, по-прежнему, люблю.
…Мне боли в сердце не унять никак,
…Предательство, обман, а дальше мрак.
Пусть будет дальше так, как будет, ведь бывает,
Что жизнь людей приятно удивляет,
… показать весь текст …

Источник

Вкушающие лотос

«Смелей!» воскликнул он. «Вон там, в туманной дали,
Причалим мы к земле». Чуть пенилась вода.
И в сумерки они к чужой стране пристали,
Где сумеречный час как будто был всегда.
В тревожно-чутких снах дышала гладь морская,
Вздымался круг луны над сумраком долин.
И точно бледный дым, поток, с высот сбегая,
Как будто замедлял свой путь, изнемогая,
И падал по скалам, и медлил меж теснин.

О, тихий край ручьёв! Как бледный дым, иные
Скользили медленно по зелени лугов,
Иные падали сквозь тени кружевные,
Роняя дремлющий и пенистый покров.
Огнистая река струила волны в море
Из глубины страны; а между облаков,
Три мёртвые горы, в серебряном уборе,
Хранили след зари, и сосны на просторе
Виденьями росли, среди немых снегов.

На Западе Закат, навек заворожённый,
Горя, не погасал; и сквозь провалы гор
Виднелась глубь страны, песками окаймлённой,
Леса из пышных пальм сплеталися в узор,
Долины и луга, в сверканьи бледной влаги,
Страна, где перемен как будто нет и нет.
И, бледнолицые, как тени древней саги,
Толпой у корабля сошлися Лотофаги,
В их взорах трепетал вечерний скорбный свет.

Душистые плоды волшебного растенья
Они давали всем, как призраки глядя,
И каждый, кто вкушал, внимал во мгле забвенья,
Как ропот волн стихал, далёко уходя;
Сердца, в сознании всех, как струны трепетали,
И, если кто из нас друг с другом говорил,
Невнятные слова для слуха пропадали,
Как будто чуть звеня во мгле безбрежной дали,
Как будто приходя из сумрака могил.

И каждый, хоть не спал, но был в дремоте странной,
Меж солнцем и луной, на взморье, у зыбей,
И каждый видел сон о Родине туманной,
О детях, о жене, любви, — но всё скучней
Казался вид весла, всё большей тьмой объята
Казалась пена волн, впивающая свет,
И вот один сказал: «Нам больше нет возврата!»
И вдруг запели все: «Скитались мы когда-то.
Наш край родной далёк! Для нас возврата нет!»

1
Есть музыка, чей вздох нежнее упадает,
;Чем лепестки отцветших роз,
Нежнее, чем роса, когда она блистает,
;Роняя слёзы на утёс;
Нежней, чем падает на землю свет зарницы,
;Когда за морем спит гроза,
Нежней, чем падают усталые ресницы
;На утомлённые глаза;
Есть музыка, чей вздох как сладкая дремота,
;Что сходит с неба в тихий час,
Есть мшистая постель, где крепко спит забота
;И где никто не будит нас;
Там дышит гладь реки в согретом полумраке,
;Цветы баюкает волна,
И с выступов глядя, к земле склонились маки,
;В объятьях нежащего сна.

Зачем душа болит, чужда отдохновенья,
;Неразлучимая с тоской,
Меж тем как для всего нисходит миг забвенья,
;Всему даруется покой?
Зачем одни лишь мы в пучине горя тонем,
;Одни лишь мы, венец всего,
Из тьмы идя во тьму, зачем так скорбно стонем,
;В терзаньи сердца своего?
И вечно и всегда трепещут наши крылья,
;И нет скитаниям конца,
И дух целебных снов не сгонит тень усилья
;С печально-бледного лица?
И чужды нам слова чуть слышного завета: —
;«В одном покое торжество».
Зачем же только мы томимся без привета,
;Одни лишь мы, венец всего?

Вон там, в глуши лесной, на ветку ветер дышит,
;Из почки вышел нежный лист,
И ветер, проносясь, едва его колышет,
;И он прозрачен и душист.
Под солнцем он горит игрою позолоты,
;Росой мерцает под луной,
Желтеет, падает, не ведая заботы,
;И спит, объятый тишиной.
Вон там, согрет огнём любви, тепла и света,
;Растёт медовый сочный плод,
Созреет, и с концом зиждительного лета
;На землю мирно упадёт.
Всему есть мера дней; взлелеянный весною,
;Цветок не ведает труда,
Он вянет, он цветёт, с землёй своей родною
;Не разлучаясь никогда.

Глаза полузакрыв, как сладко слушать шёпот
;Едва звенящего ручья,
И в вечном полусне внимать невнятный ропот
;Изжитой сказки бытия.
И грезить, и дремать, и грезить в неге сонной,
;Как тот янтарный мягкий свет,
Что медлит в высоте над миррой благовонной
;Как будто много-много лет.
Отдавшись ласковой и сладостной печали,
;Вкушая Лотос день за днём,
Следить, как ластится волна в лазурной дали,
;Курчавясь пеной и огнём.
И видеть в памяти утраченные лица,
;Как сон, как образ неживой,
Навек поблёкшие, как стёртая гробница,
;Полузаросшая травой.

Нам память дорога о нашей брачной жизни,
;О нежной ласке наших жён;
Но всё меняется, и наш очаг в отчизне
;Холодным прахом занесён.
Там есть наследники; и наши взоры странны;
;Мы потревожили бы всех,
Как привидения, мы не были б желанны
;Среди пиров, где дышит смех.
Быть может, мы едва живём в мечте народа,
;И вся Троянская война,
Все громкие дела теперь лишь гимн рапсода,
;Времён ушедших старина.
Там смута, может быть; но, если безрассудно
;Забыл народ завет веков,
Пусть будет то, что есть: умилостивить трудно
;Всегда взыскательных богов.
Другая смута есть, что хуже смерти чёрной, —
;Тоска пред новою борьбой;
До старости седой — борьбу и труд упорный
;Везде встречать перед собой, —
Мучение для тех, в чьих помыслах туманно,
;Кто видел вечную беду,
Чей взор полуослеп, взирая неустанно
;На путеводную звезду.

Но здесь, где амарант и моли пышным цветом
;Везде раскинулись кругом,
Где дышат небеса лазурью и приветом
;И веют лёгким ветерком,
Где и;скристый поток напевом колыбельным
;Звенит, с пурпурных гор скользя,
Как сладко здесь вкушать в покое беспредельном
;Восторг, что выразить нельзя.
Как нежны голоса, зовущие оттуда,
;Где шлёт скала привет скале,
Как нежен цвет воды с окраской изумруда,
;Как мягко льнёт акант к земле,
Как сладко здесь дремать, покоясь под сосною,
;И видеть, как простор морей
Уходит без конца широкой пеленою,
;Играя светом янтарей.

Здесь Лотос чуть дрожит при каждом повороте,
;Здесь Лотос блещет меж камней,
И ветер целый день, в пленительной дремоте,
;Поет нежней и всё нежней.
И впадины пещер, и сонные долины
;Покрыты пылью золотой.
О, долго плыли мы, и волны-исполины
;Грозили каждый миг бедой, —
Мы ведали труды, опасности, измену,
;Когда средь стонущих громад
Чудовища морей выбрасывали пену,
;Как многошумный водопад.
Клянемтесь же, друзья, изгнав из душ тревоги,
;Пребыть в прозрачной полумгле,
Покоясь на холмах, бесстрастные, как боги,
;Без тёмной думы о земле.
Там где-то далеко под ними свищут стрелы,
;Пред ними нектар золотой,
Вкруг них везде горят лучистые пределы,
;И тучки рдеют чередой.
С высот они глядят и видят возмущенье,
;Толпу в мучительной борьбе,
Пожары городов, чуму, землетрясенье,
;И руки, сжатые в мольбе.
Но в песне горестной им слышен строй напева
;Иной, что горести лишён,
Как сказка, полная рыдания и гнева,
;Но только сказка, только сон.
Людьми воспетые, они с высот взирают,
;Как люди бьются на земле,
Как жатву скудную с полей они сбирают
;И после тонут в смертной мгле.
Иные, говорят, для горечи бессменной
;Нисходят в грозный чёрный ад,
Иные держат путь в Элизиум блаженный
;И там на златооках спят.
О, лучше, лучше спать, чем плыть во тьме безбрежной,
;И снова плыть для новых бед.
Покойтесь же, друзья, в отраде безмятежной,
;Пред нами странствий больше нет.

Источник

Альфред Теннисон — Вкушающие лотос: Стих

«Смелей! — воскликнул он. — Вон там, в туманной дали,
Причалим мы к земле». Чуть пенилась вода.
И в сумерки они к чужой стране пристали,
Где сумеречный час как будто был всегда.
В тревожно-чутких снах дышала гладь морская,
Вздымался круг луны над сумраком долин.
И точно бледный дым, поток, с высот сбегая,
Как будто замедлял свой путь, изнемогая,
И падал по скалам, и медлил меж; теснин.
О, тихий край ручьев! Как бледный дым, иные,
Скользили медленно по зелени лугов,
Иные падали сквозь тени кружевные,
Роняя дремлющий и пенистый покров.
Огнистая река струила волны в море
Из глубины страны; а между облаков
Три мертвые горы в серебряном уборе
Хранили след зари, и сосны на просторе
Виденьями росли среди немых снегов.
На Западе закат, навек завороженный,
Горя, не погасал; и сквозь провалы гор
Виднелась глубь страны, песками окаймленной,
Леса из пышных пальм сплеталися в узор,
Долины и луга в сверканьи бледной влаги,
Страна, где перемен как будто нет и нет.
И бледнолицые, как тени древней саги,
Толпой у корабля сошлися лотофаги, —
В их взорах трепетал вечерний скорбный свет.
Душистые плоды волшебного растенья
Они давали всем, как призраки глядя.
И каждый, кто вкушал, внимал во мгле забвенья,
Как ропот волн стихал, далеко уходя;
Сердца, в сознаньи всех, как струны трепетали,
И если кто из нас друг с другом говорил,
Невнятные слова для слуха пропадали,
Как будто чуть звеня во мгле безбрежной дали,
Как будто приходя из сумрака могил.
И каждый, хоть не спал, но был в дремоте странной,
Меж: солнцем и луной, на взморьи, у зыбей,
И каждый видел сон о родине туманной,
О детях, о жене, любви, — но всё скучней
Казался вид весла, всё больше тьмой объята
Казалась пена волн, впивающая свет,
И вот один сказал: «Нам больше нет возврата!»
И вдруг запели все: «Скитались мы когда-то.
Наш край родной далек! Для нас возврата нет!»

Есть музыка, чей вздох нежнее упадает,
Чем лепестки отцветших роз,
Нежнее, чем роса, когда она блистает,
Роняя слезы на утес;
Нежней, чем падает на землю свет зарницы,
Когда за морем спит гроза,
Нежней, чем падают усталые ресницы
На утомленные глаза;
Есть музыка, чей вздох — как сладкая дремота,
Что сходит с неба в тихий час,
Есть мшистая постель, где крепко спит забота
И где никто не будит нас;
Там дышит гладь реки в согретом полумраке,
Цветы баюкает волна,
И с выступов глядя, к земле склонились маки
В объятьях нежащего сна.

Зачем душа болит, чужда отдохновенья,
Неразлучимая с тоской,
Меж: тем как для всего нисходит миг забвенья,
Всему даруется покой?
Зачем одни лишь мы в пучине горя тонем,
Одни лишь мы — венец всего,
Из тьмы идя во тьму, зачем так скорбно стонем
В терзаньи сердца своего?
И вечно и всегда трепещут наши крылья,
И нет скитаниям конца,
И дух целебных снов не сгонит тень усилья
С печально-бледного лица?
И чужды нам слова чуть слышного завета:
«В одном покое — торжество».
Зачем же только мы томимся без привета,
Одни лишь мы — венец всего?

Вон там, в глуши лесной, на ветку ветер дышит,
Из почки вышел нежный лист,
И ветер, проносясь, едва его колышет,
И он прозрачен и душист.
Под солнцем он горит игрою позолоты,
Росой мерцает под луной,
Желтеет, падает, не ведая заботы,
И спит, объятый тишиной.
Вон там, согрет огнем любви, тепла и света,
Растет медовый сочный плод,
Созреет — и с концом зиждительного лета
На землю мирно упадет.
Всему есть мера дней: взлелеянный весною,
Цветок не ведает труда,
Он вянет, он цветет, с землей своей родною
Не разлучаясь никогда.

Глаза полузакрыв, как сладко слушать шепот
Едва звенящего ручья
И в вечном полусне внимать невнятный ропот
Изжитой сказки бытия.
И грезить, и дремать, и грезить в неге сонной,
Как тот янтарный мягкий свет,
Что медлит в высоте над миррой благовонной
Как будто много-много лет.
Отдавшись ласковой и сладостной печали,
Вкушая лотос день за днем,
Следить, как ластится волна в лазурной дали,
Курчавясь пеной и огнем.
И видеть в памяти утраченные лица,
Как сон, как образ неживой, —
Навек поблекшие, как стертая гробница,
Полузаросшая травой.

Нам память дорога о нашей брачной жизни,
О нежной ласке наших ясен;
Но всё меняется — и наш очаг в отчизне
Холодным прахом занесен.
Там есть наследники; и наши взоры странны;
Мы потревожили бы всех,
Как привидения, мы не были б желанны
Среди пиров, где дышит смех.
Быть может, мы едва живем в мечте народа,
И вся Троянская война,
Все громкие дела — теперь лишь гимн рапсода,
Времен ушедших старина.
Там смута может быть; но если безрассудно
Забыл народ завет веков,
Пусть будет то, что есть: умилостивить трудно
Всегда взыскательных богов.
Другая смута есть, что хуже смерти черной, —
Тоска пред новою борьбой,
До старости седой — борьбу и труд упорный
Везде встречать перед собой, —
Мучение для тех, в чьих помыслах туманно,
Кто видел вечную беду,
Чей взор полуослеп, взирая неустанно
На путеводную звезду.

Но здесь, где амарант и моли пышным цветом
Везде раскинулись кругом,
Где дышат небеса лазурью и приветом
И веют легким ветерком,
Где искристый поток напевом колыбельным
Звенит, с пурпурных гор скользя, —
Как сладко здесь вкушать в покое беспредельном
Восторг, что выразить нельзя.
Как нежны голоса, зовущие оттуда,
Где шлет скала привет скале,
Как нежен цвет воды с окраской изумруда,
Как мягко льнет акант к земле,
Как сладко здесь дремать, покоясь под сосною,
И видеть, как простор морей
Уходит без конца широкой пеленою,
Играя светом янтарей.

Здесь лотос чуть дрожит при каждом повороте,
Здесь лотос блещет меж; камней,
И ветер целый день в пленительной дремоте
Поет неясней и всё неясней.
И впадины пещер, и сонные долины
Покрыты пылью золотой.
О, долго плыли мы, и волны-исполины
Грозили каждый миг бедой, —
Мы ведали труды, опасности, измену,
Когда средь стонущих громад
Чудовища морей выбрасывали пену,
Как многошумный водопад.
Клянемтесь же, друзья, изгнав из душ тревоги,
Пребыть в прозрачной полумгле,
Покоясь на холмах, — бесстрастные, как боги, —
Без темной думы о земле.
Там где-то далеко под ними свищут стрелы,
Пред ними — нектар золотой,
Вкруг них везде горят лучистые пределы
И тучки рдеют чередой.
С высот они глядят и видят возмущенье,
Толпу в мучительной борьбе,
Пожары городов, чуму, землетрясенье
И руки, сжатые в мольбе.
Но в песне горестной им слышен строй напева —
Иной, что горести лишен,
Как сказка, полная рыдания и гнева,
Но только сказка, только сон.
Людьми воспетые, они с высот взирают,
Как люди бьются на земле,
Как жатву скудную с полей они сбирают
И после — тонут в смертной мгле.
Иные, говорят, для горечи бессменной
Нисходят в грозный черный ад,
Иные держат путь в Элизиум — блаженный —
И там на златооках спят.
О, лучше, лучше спать, чем плыть во тьме безбрежной,
И снова плыть для новых бед.
Покойтесь же, друзья, в отраде безмятежной —
Пред нами странствий больше нет.

Источник

Теннисон Альфред — ВКУШАЮЩИЕ ЛОТОС

Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Смотреть фото Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Смотреть картинку Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Картинка про Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки. Фото Есть музыка чей вздох нежнее упадает чем лепестки

Теннисон Альфред

ВКУШАЮЩИЕ ЛОТОС

«Смелей! — воскликнул он. — Вон там, в туманной дали,
Причалим мы к земле». Чуть пенилась вода.
И в сумерки они к чужой стране пристали,
Где сумеречный час как будто был всегда.
В тревожно-чутких снах дышала гладь морская,
Вздымался круг луны над сумраком долин.
И точно бледный дым, поток, с высот сбегая,
Как будто замедлял свой путь, изнемогая,
И падал по скалам, и медлил меж; теснин.

О, тихий край ручьев! Как бледный дым, иные,
Скользили медленно по зелени лугов,
Иные падали сквозь тени кружевные,
Роняя дремлющий и пенистый покров.
Огнистая река струила волны в море
Из глубины страны; а между облаков
Три мертвые горы в серебряном уборе
Хранили след зари, и сосны на просторе
Виденьями росли среди немых снегов.

На Западе закат, навек завороженный,
Горя, не погасал; и сквозь провалы гор
Виднелась глубь страны, песками окаймленной,
Леса из пышных пальм сплеталися в узор,
Долины и луга в сверканьи бледной влаги,
Страна, где перемен как будто нет и нет.
И бледнолицые, как тени древней саги,
Толпой у корабля сошлися лотофаги, —
В их взорах трепетал вечерний скорбный свет.

Душистые плоды волшебного растенья
Они давали всем, как призраки глядя.
И каждый, кто вкушал, внимал во мгле забвенья,
Как ропот волн стихал, далеко уходя;
Сердца, в сознаньи всех, как струны трепетали,
И если кто из нас друг с другом говорил,
Невнятные слова для слуха пропадали,
Как будто чуть звеня во мгле безбрежной дали,
Как будто приходя из сумрака могил.

И каждый, хоть не спал, но был в дремоте странной,
Меж: солнцем и луной, на взморьи, у зыбей,
И каждый видел сон о родине туманной,
О детях, о жене, любви, — но всё скучней
Казался вид весла, всё больше тьмой объята
Казалась пена волн, впивающая свет,
И вот один сказал: «Нам больше нет возврата!»
И вдруг запели все: «Скитались мы когда-то.
Наш край родной далек! Для нас возврата нет!»

Есть музыка, чей вздох нежнее упадает,
Чем лепестки отцветших роз,
Нежнее, чем роса, когда она блистает,
Роняя слезы на утес;
Нежней, чем падает на землю свет зарницы,
Когда за морем спит гроза,
Нежней, чем падают усталые ресницы
На утомленные глаза;
Есть музыка, чей вздох — как сладкая дремота,
Что сходит с неба в тихий час,
Есть мшистая постель, где крепко спит забота
И где никто не будит нас;
Там дышит гладь реки в согретом полумраке,
Цветы баюкает волна,
И с выступов глядя, к земле склонились маки
В объятьях нежащего сна.

Зачем душа болит, чужда отдохновенья,
Неразлучимая с тоской,
Меж: тем как для всего нисходит миг забвенья,
Всему даруется покой?
Зачем одни лишь мы в пучине горя тонем,
Одни лишь мы — венец всего,
Из тьмы идя во тьму, зачем так скорбно стонем
В терзаньи сердца своего?
И вечно и всегда трепещут наши крылья,
И нет скитаниям конца,
И дух целебных снов не сгонит тень усилья
С печально-бледного лица?
И чужды нам слова чуть слышного завета:
«В одном покое — торжество».
Зачем же только мы томимся без привета,
Одни лишь мы — венец всего?

Вон там, в глуши лесной, на ветку ветер дышит,
Из почки вышел нежный лист,
И ветер, проносясь, едва его колышет,
И он прозрачен и душист.
Под солнцем он горит игрою позолоты,
Росой мерцает под луной,
Желтеет, падает, не ведая заботы,
И спит, объятый тишиной.
Вон там, согрет огнем любви, тепла и света,
Растет медовый сочный плод,
Созреет — и с концом зиждительного лета
На землю мирно упадет.
Всему есть мера дней: взлелеянный весною,
Цветок не ведает труда,
Он вянет, он цветет, с землей своей родною
Не разлучаясь никогда.

Глаза полузакрыв, как сладко слушать шепот
Едва звенящего ручья
И в вечном полусне внимать невнятный ропот
Изжитой сказки бытия.
И грезить, и дремать, и грезить в неге сонной,
Как тот янтарный мягкий свет,
Что медлит в высоте над миррой благовонной
Как будто много-много лет.
Отдавшись ласковой и сладостной печали,
Вкушая лотос день за днем,
Следить, как ластится волна в лазурной дали,
Курчавясь пеной и огнем.
И видеть в памяти утраченные лица,
Как сон, как образ неживой, —
Навек поблекшие, как стертая гробница,
Полузаросшая травой.

Нам память дорога о нашей брачной жизни,
О нежной ласке наших ясен;
Но всё меняется — и наш очаг в отчизне
Холодным прахом занесен.
Там есть наследники; и наши взоры странны;
Мы потревожили бы всех,
Как привидения, мы не были б желанны
Среди пиров, где дышит смех.
Быть может, мы едва живем в мечте народа,
И вся Троянская война,
Все громкие дела — теперь лишь гимн рапсода,
Времен ушедших старина.
Там смута может быть; но если безрассудно
Забыл народ завет веков,
Пусть будет то, что есть: умилостивить трудно
Всегда взыскательных богов.
Другая смута есть, что хуже смерти черной, —
Тоска пред новою борьбой,
До старости седой — борьбу и труд упорный
Везде встречать перед собой, —
Мучение для тех, в чьих помыслах туманно,
Кто видел вечную беду,
Чей взор полуослеп, взирая неустанно
На путеводную звезду.

Но здесь, где амарант и моли пышным цветом
Везде раскинулись кругом,
Где дышат небеса лазурью и приветом
И веют легким ветерком,
Где искристый поток напевом колыбельным
Звенит, с пурпурных гор скользя, —
Как сладко здесь вкушать в покое беспредельном
Восторг, что выразить нельзя.
Как нежны голоса, зовущие оттуда,
Где шлет скала привет скале,
Как нежен цвет воды с окраской изумруда,
Как мягко льнет акант к земле,
Как сладко здесь дремать, покоясь под сосною,
И видеть, как простор морей
Уходит без конца широкой пеленою,
Играя светом янтарей.

Бальмонт К. Избранное: Стихотворения. Переводы. Статьи, М.: Правда, 1990.

Источник

Текст песни Альфред Теннисон — Вкушающие лотос

Оригинальный текст и слова песни Вкушающие лотос:

«Смелей! — воскликнул он. — Вон там, в туманной дали,
Причалим мы к земле». Чуть пенилась вода.
И в сумерки они к чужой стране пристали,
Где сумеречный час как будто был всегда.
В тревожно-чутких снах дышала гладь морская,
Вздымался круг луны над сумраком долин.
И точно бледный дым, поток, с высот сбегая,
Как будто замедлял свой путь, изнемогая,
И падал по скалам, и медлил меж; теснин.
О, тихий край ручьев! Как бледный дым, иные,
Скользили медленно по зелени лугов,
Иные падали сквозь тени кружевные,
Роняя дремлющий и пенистый покров.
Огнистая река струила волны в море
Из глубины страны; а между облаков
Три мертвые горы в серебряном уборе
Хранили след зари, и сосны на просторе
Виденьями росли среди немых снегов.
На Западе закат, навек завороженный,
Горя, не погасал; и сквозь провалы гор
Виднелась глубь страны, песками окаймленной,
Леса из пышных пальм сплеталися в узор,
Долины и луга в сверканьи бледной влаги,
Страна, где перемен как будто нет и нет.
И бледнолицые, как тени древней саги,
Толпой у корабля сошлися лотофаги, —
В их взорах трепетал вечерний скорбный свет.
Душистые плоды волшебного растенья
Они давали всем, как призраки глядя.
И каждый, кто вкушал, внимал во мгле забвенья,
Как ропот волн стихал, далеко уходя;
Сердца, в сознаньи всех, как струны трепетали,
И если кто из нас друг с другом говорил,
Невнятные слова для слуха пропадали,
Как будто чуть звеня во мгле безбрежной дали,
Как будто приходя из сумрака могил.
И каждый, хоть не спал, но был в дремоте странной,
Меж: солнцем и луной, на взморьи, у зыбей,
И каждый видел сон о родине туманной,
О детях, о жене, любви, — но всё скучней
Казался вид весла, всё больше тьмой объята
Казалась пена волн, впивающая свет,
И вот один сказал: «Нам больше нет возврата!»
И вдруг запели все: «Скитались мы когда-то.
Наш край родной далек! Для нас возврата нет!»

Есть музыка, чей вздох нежнее упадает,
Чем лепестки отцветших роз,
Нежнее, чем роса, когда она блистает,
Роняя слезы на утес;
Нежней, чем падает на землю свет зарницы,
Когда за морем спит гроза,
Нежней, чем падают усталые ресницы
На утомленные глаза;
Есть музыка, чей вздох — как сладкая дремота,
Что сходит с неба в тихий час,
Есть мшистая постель, где крепко спит забота
И где никто не будит нас;
Там дышит гладь реки в согретом полумраке,
Цветы баюкает волна,
И с выступов глядя, к земле склонились маки
В объятьях нежащего сна.

Зачем душа болит, чужда отдохновенья,
Неразлучимая с тоской,
Меж: тем как для всего нисходит миг забвенья,
Всему даруется покой?
Зачем одни лишь мы в пучине горя тонем,
Одни лишь мы — венец всего,
Из тьмы идя во тьму, зачем так скорбно стонем
В терзаньи сердца своего?
И вечно и всегда трепещут наши крылья,
И нет скитаниям конца,
И дух целебных снов не сгонит тень усилья
С печально-бледного лица?
И чужды нам слова чуть слышного завета:
«В одном покое — торжество».
Зачем же только мы томимся без привета,
Одни лишь мы — венец всего?

Вон там, в глуши лесной, на ветку ветер дышит,
Из почки вышел нежный лист,
И ветер, проносясь, едва его колышет,
И он прозрачен и душист.
Под солнцем он горит игрою позолоты,
Росой мерцает под луной,
Желтеет, падает, не ведая заботы,
И спит, объятый тишиной.
Вон там, согрет огнем любви, тепла и света,
Растет медовый сочный плод,
Созреет — и с концом зиждительного лета
На землю мирно упадет.
Всему есть мера дней: взлелеянный весною,
Цветок не ведает труда,
Он вянет, он цветет, с землей своей родною
Не разлучаясь никогда.

Перевод на русский или английский язык текста песни — Вкушающие лотос исполнителя Альфред Теннисон:

& Quot; Courage! — He exclaimed. — Over there in the misty distance,
We berths to the ground & quot ;. Slightly foaming water.
And at dusk, they stuck to a foreign country,
Where twilight hour like it was forever.
In disturbing dreams-sensitive surface of the sea to breathe,
Billowing circle of the moon over the valley dusk.
And just pale smoke stream running down from the heights,
Like slowed its way, exhausted,
And he fell on the rocks, and hesitated between; gorges.
On the quiet edge of the streams! How pale smoke, other
Slid slowly over the green meadows,
Some fell through the lacy shade,
Dropping dormant and foam cover.
Fiery river jets in the sea wave
From the depths of the country; and between the clouds
Three dead in mountains silver headdress
Keep the following dawn, and pine trees in the open
Vision grew among the silent snow.
In the West, the sunset, forever fascinated,
Grief is not extinguished; and dips through the mountains
I could see the interior of the country, bordered by sand,
The forests of the lush palm trees are woven into a pattern,
Valleys and meadows in the pale sheen of moisture,
Country where changes like no, no.
And the white man, as the shadow of the ancient saga
The crowd at the ship converged lotofagi —
In their eyes fluttered sad evening light.
Fragrant fruits magic plant
They gave everything, looking like ghosts.
And everyone who ate, listened in the darkness of oblivion,
As a murmuring waves subsided, leaving far;
Heart, in the minds of all the strings tremble,
And if one of us said to each other,
Vague word for hearing disappeared,
It’s like a little ringing in the darkness vast distances,
As if coming from the Twilight graves.
And each, though not asleep, but was strange slumber,
Between the sun and the moon, at the seaside, at zybey,
And each had a dream about his homeland misty,
About children, his wife, love — but still boring
It seemed kind of paddle, more darkness enveloped
It seemed the foam of waves, light bites,
And one said: & quot; We are no longer return! & Quot;
And suddenly all began to sing: & quot; we wandered once.
Our native land is far! For us there is no return! & Quot;

There is music, whose sighs upadana,
The petals of withered roses,
Softer than the dew, when it shines,
Shedding tears at the cliff;
Softer than the light falls on the ground lightning,
When the sea is asleep storm
Gently than tired eyelids fall
For tired eyes;
There is music, whose breath — like a sweet slumber,
What comes down from the sky in the quiet hour,
There are mossy bed, where fast asleep care
And where no one wakes us;
It breathes in the expanse of the river warmed by the dim light,
Flowers lulls wave
And looking projections, bent to the ground poppy
In the arms of sleep Nezha.

What the soul hurts, alien repose,
Nerazluchimaya longingly,
Inter: while all comes down to a moment of oblivion,
Everything has bestowed peace?
Why are we alone in the depths of sorrow drowning,
Mere we — the crown of all,
Out of the darkness going into darkness, so why moan mournfully
The agony of his heart?
And forever and always tremble our wings,
And there is no end of wandering,
And the spirit of healing again sleeves shadow effort
With the sad-pale face?
And alien to us the words of the covenant, almost inaudibly:
& Quot; In one alone — the triumph of & quot ;.
Why do we only tomimsya no hello,
Mere we — the crown of all?

Over there, in the depths of the forest, on a twig wind blows
From left kidney tender sheet
And the wind whiz, it hardly sways,
And it is transparent and fragrant.
Under the sun, he burns the play of gilding,
Dew shimmers in the moonlight,
Yellow, falling, not knowing neglect,
And sleep, silence enveloped.
Over there, warmed by the fire of love, warmth and light,
Growing honey juicy fruit,
Matures — and with the end of summer zizhditelnogo
On the ground peacefully fall.
Everything is a measure of days: cherished spring,
The flower does not know work,
It fades, it blooms from his native land
Not divided than ever.

Если нашли опечатку в тексте или переводе песни Вкушающие лотос, просим сообщить об этом в комментариях.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *