За что аристотель в принципе критиковал философию платона
Аристотель. Критика платонизма
Аннотация: в статье в общих чертах рассматривается критика Аристотелем платоновской теории идей.
Ключевые слова: метафизика, идея, вещь, сущность, субстанция, онтология, чувственный и умопостигаемый миры, платонизм, этика.
Известно, что Аристотель многие годы был связан с Академией Платона, вплоть до смерти последнего. И критика Стагирита распространяется в большей степени на платонизм в целом, чем на учение самого Платона.
Критика классической теории идей Платона, представленной в «Федоне» и «Государстве», объясняется неспособностью теории идей, по мнению Аристотеля, обеспечить условия истинного познания и обосновать объективность и постижимость разного рода реальностей, особенно реальностей морального плана. Платон прибегнул к гипотезе о существовании идей, чтобы опровергнуть моральный релятивизм. Согласно авторитетному мнению Моники Канто-Спербер, современного французского антиковеда, Аристотель преследует ту же цель, но выбирает другое средство [2: с.380]. Он признает, что Сократ был прав, когда искал за бесконечным разнообразием явлений умопостигаемые формы, способные объединить множество вещей под одним общим именем. Но в отличие от Платона, Аристотель считает, что идеи находятся в самих вещах и не существуют независимо от вещей. Если идеи онтологически отделены от чувственных вещей, они не дают нам возможности познать то, идеями чего они являются.
Следовательно, отделение идей от чувственных реальностей – решение не подходящее для того, чтобы определить особый статус умопостигаемого начала, присутствующего в конкретных субстанциях; оно не объясняет, почему необходимо, во-первых, мыслить присутствие умопостигаемого в чувственной реальности и, во-вторых, отождествлять его с тем, что делает эту чувственную реальность познаваемой.
Итак, Аристотель считает, что платоновская гипотеза онтологически непоследовательна и лишена какой-либо эпистемологической значимости. Что касается первого, то Аристотель показывает, что платоновские идеи мыслятся, исходя из свойств конкретных чувственных реальностей («великость» большого предмета, «справедливость» справедливого поступка). Но именно поэтому трудно помыслить, чтобы идеи были онтологически отделены от конкретных вещей, берущих от них свое наименование. По Платону же, особый онтологический статус идей заключается в их «отдельности» и «обособленности». Аристотель связывает теорию идей с тезисом, что всякой вещи соответствует одноименная реальность, существующая отдельно от нее: «для каждого рода есть нечто одноименное, есть оно – помимо сущностей – и для всего другого, где имеется единое, относящееся ко многому: и в области здешних вещей, и в области вещей вечных» [1: А, 9, 990 b 6-8]. Платоновская гипотеза, согласно которой существует отношение «подобия» или «причастности», объясняющее наличие связи между идеей и чувственными вещами, по мнению Аристотеля, никак не позволяет решить вопрос, каким образом идея связана с чувственными вещами, получившими от нее свое наименование. Суть эпистемологической критики теории идей в том, что к теории идей применяется дилемма: либо идеи – объекты знания, и тогда они не субстанциальные реальности; либо они – субстанции вещей, и тогда они не могут быть объектами знания.
Критику общего плана Аристотель дополняет детальным опровержением аргументов, с помощью которых Платон обосновывает реальность идей. Особой критике подвергаются три аргумента в пользу идей. Самый известный из них – аргумент «от единого и многого»: если существует предикат, общий для множества единичных предметов, то предикат этот не тождествен ни одному из этих предметов, он должен быть предикатом, онтологически отличным от них и умопостигаемым, иначе говоря, идеей. Второй аргумент состоит в следующем: научное определение предполагает реальное существование определяемого объекта; так как поистине реальны одни только идеи, определения могут относиться лишь к идеям. Третий аргумент таков: поскольку объекты знания не могут обладать непостоянной реальностью, как чувственные вещи, эти объекты могут быть только умопостигаемыми реальностями. Критика трех аргументов Платона изложена в известном пассаже книги А Метафизики. «Далее, если взять те способы, которыми доказывается существование идей
Итак, Аристотель приходит к выводу, что идеи не решают физических и метафизических проблем, связанных с определением того, что реально и что познаваемо. Они не проясняют ни бытие чувственных вещей, ни соответствующий таким сущим тип познания. Если для Платона подлинное знание – это знание форм (приобретаемое посредством умозаключения и припоминания), тогда как конкретные вещи, объекты истинного мнения, могут лишь побудить нас к такому припоминанию, то Аристотель, напротив, убежден, что форму надо исследовать, начиная с единичных реальностей, которые известны нам лучше всего, и от них переходя к общему. Руководствуясь этим, Аристотель осуществляет научное исследование столь различных реальностей, как конкретные единичные вещи, виды в природе, типы правильного государственного устройства или справедливые поступки.
Также Аристотель вменяет Платону, что идеи ни в коей мере не позволяют осмыслить физическую проблему изменения. Платоновские идеи задуманы как начала объяснения чувственных вещей. Но поскольку идеи постоянны и неподвижны, они всегда являются причинами одинаковым образом и, следовательно, не объясняют становление чувственных вещей: «эйдосы для чувственно воспринимаемых вещей и единое для эйдосов они (платоники) не принимают ни за материю, ни за то, откуда начало движения (ведь они утверждают, что эйдосы – это скорее причина неподвижности и пребывания в покое)» [1: А, 7, 988 b 3-4]. Идеи не могут действовать как природа, имманентная чувственным вещам, поскольку они обособлены от вещей. Идеи – и не движущая причина, ведь никакая обособленная умопостигаемая реальность не способна произвести единичную вещь. Идеи, таким образом, нисколько не помогают определить и понять чувственно воспринимаемые сущие, «они для этих вещей не причина движения или какого-либо изменения» [1: А, 9, 991 а 8-11]. Человека, говорит Аристотель, порождает «не идея человека, а человек в действительном состоянии».
Таким образом, платоновский эйдос переосмысливается Аристотелем как форма, общая и имманентная множеству объектов, различающихся между собой только материей.
Критика Аристотелем теории идей Платона
Аристотель не во всем был согласен с философией Платона, у него оставалось много вопросов, относящихся к платоновской теории идей. Логику Платона Аристотель считал тупиковой. Платон сводит истинные начала и сущность вещей к их форме, к их идеальному умопостигаемому виду, или идее. Аристотель подвергает это учение самой резкой критике. По-видимому, он совершенно отрицал это учение.
· Аристотель не понимал, как идеи могут формировать вещи, если они идеальны, а вещи материальны.
· Идеи Платона не объясняют ни бытия, ни генезиса, или происхождения вещей, идеи не обусловливают собою бытия вещей, потому что они им внутренне не присущи. Вечные, неподвижные, они могли бы быть причинами скорее покоя и неподвижности, чем началом движения и генезиса. Без действия какой-либо живой силы единичные вещи, причастные идеям, не могли бы возникнуть.
· По убеждению Аристотеля, столь же мало платоновские идеи способствуют и познанию вещей. Они не могут быть их сущностью, раз они вне их, ибо сущность не может быть вне того, чего она есть сущность. Аристотель считал, что идеи должны существовать внутри чувственных вещей, чтобы иметь для них значение. Он предложил теорию синтеза материального и формального, он возвращает миру формы, как внутренне присущие вещам.
· По Платону вещи движутся и изменяются, а идеи — неизменны и недвижимы. Здесь не ясно, в чем тогда находится источник и причина движения. Аристотель считал, что Платон обособил отдельное, единичное от общего и противопоставил их друг другу
· Аристотелевская критика Платона сводится в основном к тому, что понятия не следует разделять от вещей: «единое во многом» не следует превращать в «единое отдельно от многого», как это делает Платон с идеями.
Билет 9
Учение Аристотеля о первопричинах
«Метафизика» основное произведение Аристотеля. В этом труде им было дано новое понятие сущности. Аристотель делит сущности на низшие и высшие. Низшие сущности состоят из материи и формы. Высшие сущности Аристотель называл «чистыми формами», наивысшей сущностью он считает чистую, лишенную материи форму.
В связи с этим он выделяет 4 первоначала:
1. Формальные, в которых форма проявляет себя (сущность или суть бытия вещи)
2. Материальные, то, из чего, состоят вещи (материя или субстрат)
4. Целевая или конечная причина (то, ради чего или благо)
Первые две причины суть образующие все сущее форма и материя. Причина, по Аристотелю, есть условие и основание. Для статического рассмотрения реальности материя и форма — достаточные условия ее объяснения. Конкретный человек есть материя — как плоть и душа — как форма. Рассматривая динамически, мы можем спросить: кто его родил, почему и как он растет и развивается? Значит, есть еще две причины — двигательная (родители) и финальная (цель, в направлении которой развивается данный человек)
Формальная причина
Выдающимся вкладом Аристотеля в онтологию является его учение о форме. Поскольку материя, как начало, не объясняет не только гармонии, но и разнообразия вещей и его происхождения. Форма для Аристотеля является сущностью в смысле первоначала и сутью бытия сущности как отдельной вещи.
Четыре характеристики формы по Аристотелю:
· форма есть первая сущность или первоначало (наряду с материей). У вещи нет собственной природы, если у нее «нет видовой формы»;
· форма есть внешний образ вещи;
· форма обеспечивает действительность вещи. Возникновение вещи из другой вещи есть наделение материи новой формой.
· форма есть суть бытия вещи: «суть бытия дана всякий раз в форме и действительности». Следовательно, форма не совпадает с вещью в ее полноте, а «обозначает такую-то качественность в вещи и не есть как такая эта вот определенная вещь».
Материальная причина
Материя не может быть сущностью.
Аристотелевская материя пассивна, безжизненна, неспособна сама по себе из себя ничего породить.
Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰).
Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим.
Критика Аристотелем идей Платона
Метод исследования Аристотеля включал подробнейшее изложение и анализ учений предшествующих мыслителей и выделение рациональных моментов их идей. Так же Аристотель рассматривает разные варианты ответов философов на вопросы о сущности бытия и источнике движения от Фалеса до Платона, и находит у всех «слабые места».
Возражения Аристотеля против теории идей Платона заключаются в следующем. По его мнению, гипотеза об отдельном существовании идей от вещей не дает познанию вещей ничего нового для объяснения их бытия, поскольку платоновские идеи — это просто как бы копии или двойники вещей. В содержании идей нет ничего, чем бы они отличались от чувственных вещей. По Платону общее находится в идеях, но общее есть и в чувственных вещах. И в идеях оно то же, что и в вещах, поэтому и нет ничего нового. Например, идея человека ничем не отличается от суммы общих признаков отдельных людей. Согласно Аристотелю, чтобы иметь значение для вещей, идеи как их непосредственные сущности, должны существовать внутри чувственных вещей.
Другое его возражение против платоновских идей как особого мира сущностей получило название «третий человек».
Третьим возражением можно считать вопрос о движении. По Платону, вещи движутся, постоянно изменяются, а их сущности (идеи) неизменны, недвижимы. Отсюда не ясно — в чем же находится источник и причина движения. Платон этого не указывает. В «Метафизике» Аристотель говорит о том, что эти трудности теории идей Платона вызваны тем, что он слишком обособил отдельное, единичное от общего и противопоставил их друг другу. Повод для этого дал Сократ, но он общее все же не отделял от единичного. Сократ, по мнению Аристотеля, был прав, не разделив общее и единичное, ведь, с одной стороны, без общего нельзя получить знания, а, с другой, разделив их, получим трудности теории идей, где сущности общие и единичные почти одной и той же природы (Метафизика, XIII, 10).
Основной закон бытия и мышления
Аристотель придерживался принципа тождества бытия и мышления. Парменид, глава Элейской школы, был первым, кто ввел этот принцип в философию. В решении вопроса о закономерностях бытия важен вопрос о противоположностях. Для Гераклита законом изменчивого бытия был закон движения бытия, который он называл «Логосом». В качестве источника этого движения он рассматривал принцип единства и борьбы противоположностей.
Аристотель негативно относился к этой позиции Гераклита, утверждавшего, что одно и то же есть живое и мертвое, т.е. одновременно одно и то же существует и не существует. Для Аристотеля противоположности сами по себе не существуют, они являются только односторонними качествами, которые должны иметь некоего носителя. Противоположности могут быть присущи или не присущи этому носителю (см. об этом: 7, 370—372).
Аристотель рассматривает формы мышления как формы бытия, что следует из принципа тождества мышления и бытия. Поэтому то, что является главной закономерностью в процессе упорядочивания мышления для Аристотеля можно назвать и главным законом бытия (7, 372—373). Сам Аристотель называл принцип непротиворечия началом всех других аксиом (Метафизика, IV, 3, 1005а25).
Основным законом бытия для Аристотеля является закон непротиворечия, так как действие этого закона, по Аристотелю, универсально. Аристотель не обосновывает закон непротиворечия. Он для него «самое достоверное из всех начал». Кратко он его формулирует следующим образом: «Вместе существовать и не существовать нельзя» (Метафизика, IV, 4, 1006а5). В другом месте формулировка закона имеет более полный вид, но смысл тот же: «невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении. » (Метафизика, IV, 3, 1005620).
Например, невозможно, чтобы красота была и не была присуща одному и тому же существу в одном и том же смысле в одно и то же время. Гераклит отождествлял противоположности потому, что брал их в разных смыслах, в разных отношениях. У него обезьяна и прекрасна и безобразна одновременно, но в разных отношениях. Обезьяна может быть самой прекрасной среди обезьян, но и самая прекрасная обезьяна безобразна по сравнению с самым безобразным человеком. Человек может быть и прекрасным и безобразным одновременно, но в разных смыслах: скажем, безобразным внешне, но нравственно прекрасным. Кстати, еще Платон обратил внимание на то, что противоположности могут быть присущи субстрату в разных смыслах.
Предмет метафизики — это сущее как таковое. Что же такое сущее или бытие? В своей непосредственности сущее или бытие — это совокупность единичных предметов, отдельных вещей, которые воспринимаются чувствами. Сущее или бытие неоднородно, оно имеет определенные уровни. Но сущее не сводится только к своей чувственной стороне, у него еще есть сверхчувственный уровень. Этот уровень постигается умом. «. Если ничего не существует помимо единичных вещей, — а таких вещей бесчисленное множество, — то как возможно достичь знания об этом бесчисленном множестве? Ведь мы познаем все веши постольку, поскольку у них имеется что-то единое и тождественное и поскольку им присуще нечто общее» (Метафизика, III, 4, 999а25). И далее: «Если помимо единичных вещей ничего не существует, то, надо полагать, нет ничего, что постигалось бы умом, а все воспринимаемо чувствами, и нет знания ни о чем, если только не подразумевать под знанием чувственное восприятие» (Метафизика, III, 4, 999Ь).
Всякое единичное бытие имеет свою суть, которая постигается умом, а не чувствами и является предметом науки (7, 375). Эта суть вечна и неизменна, неподвижна. На этом уровне сверхчувственного бытия больше, чем на уровне единичных вещей. Эти два уровня не являются внешними, сверхчувственное существует внутри чувственного. Это уровень сущностей явлений и вещей самой природы. Иными словами, бытие сложно по структуре, оно имеет разные уровни, разные смыслы. Единство тут обуславливается соотнесенностью бытия с субстанцией, что в логике и в грамматических формах языка выражается в самой связке «есть» («существует», «является» и др.). Бытие всегда есть либо сама субстанция; либо ее свойство, аффект; либо активность субстанции; либо нечто, имеющее отношение к субстанции (6, 141).
Аристотель отрицает существование небытия как такового, как того, что существует самостоятельно, независимо от бытия.
Аристотель стремится классифицировать бытие по определенным позициям. Основные значения сущего (бытия) по Аристотелю могут быть следующие: 1) это бытие случайных качеств вещи; 2) бытие или сущее в смысле истины и небытие в смысле лжи; 3) бытие разных видов категорий; 4) бытие в возможности и бытие в действительности (Метафизика, V, 7). То единое, к которому сводятся значения сущего — это сущность. Вопрос «что есть бытие или сущее?» для Аристотеля сводится к вопросу «что есть сущность?» (Метафизика, VI, 1). Сущность, таким образом, есть главная категория.
Категории — это высшие понятия или идеи. Они одновременно являются и высшими родами бытия, которые отражаются в языке, в его грамматических формах. По Аристотелю их десять. Это — субстанция или сущность, качество, количество, отношение, место, время, положение, обладание, действие, страдание. Они могут быть сведены к трем основным: сущность, свойство, отношение. Самая важная среди категорий — категория сущности, так как «ни одна из прочих категорий не существует в отдельности, кроме сущности; все они высказываются о подлежащем “сущность”. Но именно поэтому «субстанция» — самобытное, независимое единичное бытие вещи — только определяется посредством категорий, но сама по себе, по сути, не есть категория^- (Метафизика, VII, 1, 1028а 14—15).
Субстанция или сущность в качестве некоего субстрата — это носитель некоторых качеств. Сущность всегда есть субъект высказываний и никогда не является предикатом. В высказываниях это всегда подлежащее.
Все остальные категории служат для описания вещи, для прояснения ее сущности, и отвечают на вопросы «какой» (качество), «сколько» (количество), «где» (место), «когда» (время), «что делает» (действие), «в каком положении находится» (страдании, обладании) и т.д. Поэтому посредством категорий мы можем познавать вещи и выражать эти знания в словесной форме. Это возможно потому, что мир так устроен. Категории — это есть «точки совпадения» родов самого бытия, форм мышления и форм языка.
Вопрос о сущности рассматривается Аристотелем концентрированно в VII и VIII книгах «Метафизики» и в 5 главе «Категорий». Критериями сущности для Аристотеля выступают: 1) самостоятельность существования; 2) мыслимость; 3) способность быть носителем противоположностей.
О сущности говорят в четырех основных значениях: 1) «суть бытия» или «чтойность»; 2) общее; 3) род; 4) субстрат. По мнению Аристотеля, в наибольшей мере сущностью может считаться субстрат, который понимается во-первых, как материя (hyle — «гиде», от іреч. «лес как строительный материал»). Например, глина — «материя», «субстрат» чаши. Во-вторых, как форма-, и, в-третьих, как единство формы и материи (sinolos), то есть как единичная вещь, единичное бытие, то есть как субстанция. Материя не может претендовать на значение сущности, так как она не самостоятельна в своем бытии (вне формы она не существует) и не познаваема, так как у нее нет понятия. Соединение формы и материи лишено простоты и есть нечто вторичное и потому тоже вроде бы не является сущностью.
Аристотель в результате своего анализа выделяет две сущности. Первая сущность — это «индивидуум», отдельно существующий предмет, бытие единичной вещи («вот это»), то есть субстанция. Вторая сущность — это форма (Категории, V, 2а). Например, отдельный человек «заключается, как в виде, в человеке, а родом для этого вида является живое существо» (Там же). Такой порядок сущностей Аристотель вводит в трактате «Категории», а в «Метафизике» форма выступает «первой сущностью». «. Формой я называю суть бытия каждой вещи и ее первую сущность. ведь и противоположности имеют в некотором смысле одну и ту же форму, ибо сущность для лишенности — это проти- волежаїгая ей сущность, например: здоровье — сущность для болезни, ибо болезнь обнаруживается через отсутствие здоровья. » (Метафизика, VII, 7, 1032b). О «второй сущности» в «Метафизике» речь не идет. Почему же все-таки Аристотель допускает две сущности?
Аристотель допускает две сущности, проявляя непоследовательность, потому что, с одной стороны, хочет признать предельное бытие вот этого мира единичных вещей («первая сущность»), а, с другой стороны, если признать это, то мир окажется тогда непознаваемым, так как познаем мы посредством понятий, которые всегда есть общее, то есть единичное мы познаем посредством общего. Чтобы сделать возможным познание, науку, Аристотель и допускает «вторую сущность» — «форму» как «видовую идею», как общее. «Форма» («морфэ») Аристотеля отличается от «идеи» Платона как вид отличается от рода, но по существу они сходны, так как и то и другое есть идеальное и общее.
Аристотель вводит понятие субстанции, под которой он понимает самобытное бытие, существующее в себе, но не в чем- либо ином, ни от чего не зависящее. Субстанция не может выступать в суждении как предикат, а только как субъект. Первая сущность Аристотеля — это и есть субстанция.
За что аристотель в принципе критиковал философию платона
КРИТИКА УЧЕНИЯ ПЛАТОНА ОБ «ИДЕЯХ» У АРИСТОТЕЛЯ
В учении Платона об «идеях» ход мысли учеников и читателей Платона направлялся от «идей» («эйдосов») как первообразов бытия, с одной стороны, к явлениям чувственного мира, будто бы искажающим истинные формы или причины бытия, а с другой — к понятиям, схватывающим сущность явлений — их тождественную, общую и неизменную основу. Но если, согласно доктрине Платона, мысль должна идти от «идей» —
форм бытия — к идеям — понятиям о бытии, то ход мысли, приведший Платона к его доктрине, по-видимому, был обратный: Платон опирался на учение Сократа о значении, которое для познания бытия имеют понятия. Так как познание направлено на неизменную сущность вещей и так как основные свойства предметов — свойства, раскрывающиеся в понятиях о предметах, то Платон использовал это значение понятий для утверждения, будто понятия — не только наши мысли о бытии, но сами есть не что иное, как бытие, и притом бытие доподлинное. Понятия — не только гносеологические или логические образы, а прежде всего «бытийные» («онтологические») сущности. Как сущности они независимы от колеблющегося чувственного существования вещей. Они — понятия, существующие сами по себе, самобытно и безусловно.
нибудь предмет, то должны существовать другие реальности, [устойчиво] пребывающие за пределами чувственных: о вещах текучих — поясняет Аристотель, — знания не бывает» [Мет., XIII, 4, 1078 в 9 — 17]. Но Аристотель не только указывает генезис теории «идей». В своих произведениях, в том числе в 4-й и 5-й главах 13-й книги «Метафизики», Аристотель развивает критику учения Платона об идеях как о самобытных сущностях, отделенных от мира чувственных вещей, а в ряде других мест противопоставляет этому учению собственное учение об отношении чувственных вещей к понятиям.*
Возражения Аристотеля против платоновской теории «идей» могут быть в основном сведены к четырем.
Основа возражений Аристотеля состоит в том, что, вводя «идеи» как самостоятельное бытие, отдельное от существования чувственных вещей, Платон развивает теорию, в которой «идеи» оказываются бесполезными как для объяснения познания вещей, так и для объяснения их бытия. Согласно первому возражению Аристотеля, «идеи» бесполезны для объяснения знания, гипотеза о существовании идей не дает познанию вещей ничего нового: платоновские «идеи» — простые копии, или двойники, чувственных вещей; в содержании «идей» нет ничего, чем они отличались бы от соответственных им чувственных вещей. По Платону, общее имеется в «идеях». Но так как оно имеется и в отдельных чувственных вещах и так как в «идеях» оно то же, что и в отдельных вещах, то в «идеях» не может быть никакого нового содержания, которого не было бы в вещах. Например, «идея» человека, или, согласно Платону, человек сам по себе, в своей сущности ровно ничем не отличается от суммы общих признаков, принадлежащих каждому отдельному чувственному человеку.
Второе возражение Аристотеля — в том, что постулируемая Платоном область «идей» бесполезна не только для познания, но и для чувственного существования. Чтобы иметь значение для области чувственных вещей, царство «идей» должно существовать внутри области чувственных вещей. Но как раз у Платона область «идей» начисто обособлена от мира чувственных
* Разбор критических аргументов Аристотеля против платоновской теории «идей» дан проф. А. Ф. Лосевым в книге «Критика платонизма у Аристотеля» (М„ 1929, изд. автора, стр. 26 — 32).
вещей. Поэтому не может существовать никакого основания для какого бы тони было отношения между ними.
Платон понимает, что вопрос об отношении между обоими мирами должен возникнуть необходимо. Но Платон слишком легко обходит возникающую здесь трудность. Он отделывается от нее разъяснением, согласно которому вещи чувственного мира «участвуют» в «идеях». Объяснение это — очевидное повторение приема пифагорейцев, которые в ответ на вопрос об отношении вещей к числам говорили, будто чувственные вещи существуют «по подражанию» числам. Однако, по Аристотелю, и ответ пифагорейцев и ответ Платона — не настоящее объяснение, а пустая метафора. В частности, у Платона слово «участвуют» не дает строгого определения отношения между обоими мирами. Но такое определение, согласно Аристотелю, и невозможно, так как платоновские «идеи» — не непосредственные сущности чувственных вещей.
Так отклоняет Аристотель учение Платона об отношении чувственных вещей к «идеям» по бытию.
Третье возражение Аристотеля основывается на рассмотрении платоновского учения о логических отношениях «идей». Это, во-первых, логические отношения между самими «идеями» и, во-вторых, отношения между «идеями» и чувственными вещами.
Логическое отношение между «идеями» есть отношение общих идей к «идеям» частным. При этом, согласно учению Платона, общее — сущность частного. Но два этих положения — отношение общих идеи к частным и положение, согласно которому «идеи» субстанциальны, — по мнению Аристотеля, противоречат друг Другу. А именно: выходит, что одна и та же идея может быть одновременно и субстанцией и несубстанцией: субстанцией, так как, будучи по отношению к подчиненной ей частной идее более общей, она имеется налицо или отображается в этой частной идее как ее сущность; и в то же время она не будет субстанцией по отношению к более общей сравнительно с ней идеей, которая и есть для нее ее субстанция.
Но Платон, согласно Аристотелю, запутывается в противоречии также и в своем учении об отношении между областью чувственных вещей и областью «идей». Согласно убеждению Платона, отдельные вещи чувственного мира заключают в себе нечто общее для них.
Но общее — в качестве общего — не может быть простой составной частью отдельных вещей. Отсюда Платон выводит, будто общее образует вполне особый мир, отдельный от мира чувственных вещей и совершенно самобытный. Итак, отдельно существуют и вещь и ее «идея». Но так как мир вещей — отображение мира «идей», то между каждой отдельной вещью и ее идеей должно существовать нечто сходное между ними и общее для них обеих. И если по отношению к миру чувственных вещей необходимо допустить отдельный от него и самобытный мир «идей», то точно так же по отношению к тому общему, что имеется между миром вещей и миром «идей», должен быть допущен — в качестве вполне самобытного — новый мир «идей». Это будет уже второй мир «идей», возвышающийся одинаково и над первым миром «идей» и над миром отдельных чувственных вещей.
Но между этим новым, или вторым, миром «идей», с одной стороны, а также первым миром «идей» и миром чувственных вещей, с другой стороны, в свою очередь существует общее. И если в силу сходства мира «вещей» с первым миром «идей» оказалось необходимым предположить второй мир «идей», то на том же самом основании в силу сходства второго мира «идей» с первым, а также с миром чувственных вещей необходимо предположить существование особого общего для них, т. е. существование третьего, мира «идей», Последовательно развивая эту аргументацию, пришлось бы прийти к выводу, что над областью чувственных вещей высится не один-единственный самобытный мир «идей», а бесчисленное множество таких миров.
Это возражение Аристотеля против теории «идей» Платона получило впоследствии название «третий человек». Повод для такого названия состоял в том, что, согласно Платону, кроме чувственного человека и кроме «идеи» человека (или «второго» человека), приходится все-таки допустить существование еще одной возвышающейся над ними «идеи» человека. Эта «идея», охватывающая общее между первой «идеей» и чувственным человеком, и есть «третий человек».
Четвертое возражение Аристотеля против теории «идей» Платона состоит в указании, что теория эта не дает и не может дать объяснения важному свойству вещей чувственного мира. Свойство это — их движение
становление: возникновение и гибель. Так как идеи Образуют, согласно Платону, особый и совершенно отдельный, замкнутый мир сущностей, то Платон не способен указать причину для непрерывно происходящего в чувственном мире изменения и движения.
В одном месте «Метафизики» [см. Мет., XIII, 9, 1086а30 — 1086 в 13] Аристотель указывает, что основная причина трудностей, в которых запутался Платон со своей теорией «идей», состоит в абсолютном обособлении общего от единичного и в противопоставлении их друг другу. По Аристотелю, «повод к этому дал Сократ своими «определениями». Однако Сократ, во всяком случае, не отделил общее от единичного. И тем, что не отделил, «помыслил об этом правильно».* Аристотель соглашается с тем, что, с «одной стороны, без общего невозможно получить знание» [там же, с. 144]. Но с другой стороны, отделение общего от единичного «является причиной затруднений, происходящих с идеями» [там же].
В позднейший период своей деятельности Платон испытал влияние пифагорейцев и сам стал оказывать на них влияние. В космологических построениях «Тимея» близость Платона к пифагорейцам граничит, как отметил акад. А. Н. Гиляров, с полной нераздельностью [см. 20, с. 146]. Эта близость сказалась не только в космогонии, но и в понимании природы «идей», которые были в этот период отождествлены у Платона с числами.
Аристотель подверг критике в 13-й книге «Метафизики» также и этот позднейший вариант платоновского учения об «идеях».
В основе критики Аристотеля лежит взгляд на число как на абстракцию — при помощи понятия — некоторых сторон или свойств вещей. Такие абстракции существуют, но возможность их доказывает вовсе не то, что утверждают Платон и платоники: будто в идеальном мире существуют отдельные от чувственных вещей идеальные математические тела (в геометрии) и числа (в арифметике). Общие положения в математических науках, говорил Аристотель, относятся не к каким-либо обособленным предметам, существующим «помимо пространственных величин и чисел, но именно к ним. »
[Мет., XIII, 3,1077 в 17 — 19]. Например, поскольку вещи берутся — в абстракции — «только как движущиеся, о них возможно много рассуждении — независимо от того, что каждая из таких вещей собой представляет, а также от их привходящих свойств, — и из-за этого нет необходимости, чтобы существовало что-нибудь движущееся, отдельное от чувственных вещей, или чтобы в этих вещах имелась для движения какая-то особая сущность. » [там же, XIII, 3, 1077 в 22 — 27]. Конечно, в известном смысле математика — наука не о чувственных предметах, но эти ее нечувственные предметы — вовсе не «идеи» Платона, пребывающие в нечувственном мире, обособленном и отдельном от чувственных вещей. Правда, предметы, которые изучает математика и которые имеют привходящее свойство быть чувственными, математика изучает не поскольку они чувственны. В этом смысле математические науки не будут науками о чувственных вещах, однако они не будут и науками об «идеях», т. е. «о других существующих отдельно предметах за пределами этих вещей» [там же, XII, 3, 1078 а 2 — 5]. И Аристотель вполне одобряет прием исследователя арифметики или прием геометра, которые в своих абстракциях стремятся «поместить отдельно то, что в отдельности не дано» [там же, XIII, 3, 1078 а 21 — 22], но которые тем не менее «говорят о реальных вещах и утверждают, что их предметы — реальные вещи» [там же, XIII, 3, 1078 а 29 — 30].
Аристотелевская критика и отмежевание от Платона в вопросе о природе математических предметов были высоко оценены Лениным. Говоря о трудностях, которые выдвигала перед мыслью проблема математических абстракций, Ленин находил, что 13-я книга «Метафизики» [3-я глава] «разрешает эти трудности превосходно, отчетливо, ясно, материалистически (математика и другие науки абстрагируют одну из сторон тела, явления, жизни)» [3, т.29, с. 330].
Именно этот взгляд Аристотеля на природу математических абстракций сделал его противником не только раннего, но и позднего учения Платона об «идеях», которые в это время превратились у Платона в пифагорейские числа Но, согласно Аристотелю, никакие числа не могут быть «идеями» в платоновском смысле, а «идеи» не могут быть числами.
Если, например, принять, что «идея» человека или «человек в себе» — это тройка, то в таком случае любая тройка «не является нисколько не больше человеком, чем какая угодно другая» [Мет., XIII, 7, 1081 а 11 — 12]. А если «идеи» — не числа, то тогда они вообще существовать не могут [см. там же, XIII, 7, 1081 а 12 — 13], и поместить «идеи» невозможно ни раньше чисел, ни позже их.